скачать книгу бесплатно
И, поклон опустив,
Так Варнава рассказ свой короткий повёл:
– Мы бельё полоскали… увидели вдруг:
Быстрый сокол стрелой над водой пролетел,
А потом в ясном небе – раскат громовой…
– Гром я слышал, – игумен Пафнутий сказал.
– А потом в вышине, между двух облаков,
Среди ясного неба увидели мы:
Человеческий облик едва проступил;
А потом всё ясней и яснее… и вот,
Среди двух облаков плыл в лазури небес
Дивный старец седой и, подняв два перста,
Словно мир под собой он хотел окрестить…
Но потом вновь раздался раскат громовой
И виденье исчезло среди облаков…
– Дивный старец седой?.. Не узнали его?
– Не узнали, отец настоятель. Не дал
Разумения Бог. На иконах святых
Облик этот не видели ранее мы… –
Сдвинул брови игумен Пафнутий, умолк
И задумался, глядя в резное окно.
– Мог бы я, если будет позволено мне,
Написать облик старца, – тут Тихон сказал. –
Я запомнил его…
– Хорошо. Напиши…
– А ещё, – вновь Варнава монах продолжал, –
По дороге в обитель, у поля овса,
Повстречался нам старец марийский один.
Он видение видел, и он подтвердит.
Он сказал, что дерзанья оно нам несёт.
А какие? Сказал: ночь нам всё разъяснит;
Что б готовы мы были… Вот только к чему?..
– Что же это за старец? – Пафнутий спросил.
– Шёл он к вам. Скоро будет. И низкий поклон
Вам велел передать. Видно, знает он вас.
В шапке волчьей. На посохе крепком его
Сокол вырезан сверху, поймавший змею…
– Знаю, знаю!.. – игумен лицом просветлел,
Улыбнулся монахам. – Встречались мы с ним.
Вещий Дед. Так мы звали когда-то его.
Это было давно… – На минуту одну
Настоятель умолк, вспоминая своё. –
Это было давно… Монастырь наш тогда
Возле Белого моря стоял, у Двины.
Но однажды… я помню тот день, как сейчас…
Войско мурманов, лёгкой добычи ища,
Монастырь наш Корельский пришло разорить.
И тела мы и души лишь Богу давно
Посвятили, и в руки оружие брать
Не могли. Как ягнят, они резали тех,
Кто пытался их словом своим усмирить.
Впрочем, эту историю знаете вы,
Я её вам рассказывал раньше не раз…
Нас осталось не много, что тайно смогли
Взять святыни и к лодкам спуститься, к реке.
Долго, долго, горюя, мы шли по Двине,
Поднимаясь к истоку, о братьях скорбя…
В скорби долго постились. А время всё шло.
Стали рыбой, грибами питаться в пути.
Только мяса не ели уж месяца два.
Как-то вечером, видим вдруг: на берегу
Преогромный медведь издыхает, лежит.
Уже стонет едва, и хрипит, но и тот
Хрип предсмертный его страшен был и суров.
«Что ж, – мы думаем, – видно сам Бог дал нам знак,
Что закончился пост». Время шло к холодам.
Только к берегу мы не решались подплыть:
Слишком страшен был зверь и велик, и силён.
Как гора он лежал на песчаной косе;
Кровь сочилась из ран, уходила в песок.
Мы же ждали на лодках у кромки воды.
Рык последний свой вскоре медведь испустил
И утих. Но в ушах ещё долго стоял
Этот рык великана. Ещё подождав,
Мы осмелились на берег выйти гурьбой,
Весла, колья, багры наготове держа.
Но медведь был уж мёртв… Только тут, подойдя,
Мы увидели все, что под ним – человек!
Лишь с огромным трудом мы его извлекли.
Был изранен он весь, без сознанья, но жив.
Нам тогда он казался седым стариком.
И дивились мы: как он сумел завалить
Великана лесного одним лишь ножом.
Мы его тут же к лодкам скорей отнесли.
Раны страшные чистой водою омыв
И лечебным отваром из трав пропитав,
Чистой тканью покрыли; затем, обвязав,
Так оставили, чтобы набрался он сил.
А медведя разделали, шкуру содрав;
Жир лечебный и мясо добыли в запас.
И больному медведь своим жиром помог:
Быстро он на поправку в дороге пошёл.
Он тогда сам себе, чтобы легче ходить,
Посох сделал дубовый. На посохе том
Сверху сокола вырезал ловкой рукой.
А у птицы в когтях извивалась змея,
Обвивавшая посох до самой руки.
Ниже он на марийском свои письмена
Написал и украсил орнаментом их.
А в конце – гладкий ствол в пыль дорог уходил…
