скачать книгу бесплатно
Картинки из прошлого
– Если это правда, то нужно немедленно известить государя, – сказал унтер взволнованно.
– Какого государя? Нынешнего? Нет, ему ни в коем случае нельзя давать эти сведения.
– Да ты в своем уме?
– Я да. А ты, похоже, плохо слушал, о чем я тебе рассказывал. Вас предали.
– Ты что мелешь? На кого посмел…
– Я посмел?! – Раздражение, копившееся во мне, вырвалось наружу. – Нет, это ты не хочешь посмотреть правде в глаза. Вспоминай Польшу, как ждали до последнего, как запрещали стрелять. А сейчас что творится? Вам нельзя стрелять в ответ, надо после задержания на вы с этой мразью. Или я не прав?
– Это приказы царских министров, – сказал Семеныч, набычившись.
– Да слушали эту сказку. Хороший царь и плохие бояре. Да только подрывают они власть царскую. И заметь, никого из них не казнили.
– За что казнить-то.
– В моем времени это называли измена Родине. И расстреливали за нее, невзирая на лица.
– Ты мне пока байки рассказываешь. Вот ежели завтра или дней через пять случится то, о чем ты мне говорил…
– В семьдесят восьмом Вера Засулич будет стрелять в генерала Трепова, градоначальника Санкт-Петербурга. Был суд, который ее оправдал. И в зале суда находился канцлер, который аплодировал этому решению. Царь оставил этот приговор без изменений, хотя обязан был вздернуть всех присутствующих, исключая конвой. Что тебе еще надо, какие доказательства приводить? Этот позор будет, увы…
Не верит мне Семеныч, в голове это у него не укладывается. Хотя в 91-м у меня тоже не укладывалось, как такое возможно. Ладно, отставить самокопание, вас, жандарм Дроздов, ждет ваша винтовка. Почистили? Тогда спать, завтра опять поездка.
Не знаю, кто руку приложил, только нам с Семенычем досталась довольно интересная служба. Сопровождение ценных грузов, а проще – инкассация. Когда нас ознакомили с задачами, я запутался – чего там только не было! Понял только то, что теперь кататься нам по железке до пенсии. Работа не пыльная, а опасности… я вас умоляю, вы слышали об ограблении поездов в эти годы? Нет? И я нет. Груз стандартный, ящик с золотыми монетами, вес десять килограммов. Охрана семь человек. Любой шайке по ушам настучим запросто. Так мы уже месяц ездим, и в Питере был два раза. Ага, на перроне, ящик отдали, ящик забрали, пожалте в вагон. Не знаю, как сложилась бы моя судьба в дальнейшем, но на пути нам повстречалась маленькая станция.
– Господин губернский секретарь, подъезжаем, разрешите, мы харчей подкупим? – обратился Семеныч к сидевшему за столом чиновнику.
– Хорошо, Василий Семенович, сам проследи.
– Не извольте беспокоиться.
Пока Семеныч с двумя бойцами отправился за продуктами, я был поставлен в караул. Остальные в полной готовности сидели в вагоне, рефлекс. Мы наиболее уязвимы именно на станциях, во время стоянки. Поэтому визит станового пристава вышел таким скомканным.
– Внимание, к нам гости.
Спешащую к нашему вагону «делегацию» нельзя не заметить. В десяти шагах торможу эту процессию.
– Стой, стрелять буду!
– Начальство позови, – рычит пристав. Но дальше не идет, молодец, понимает службу.
Народ, толпившийся на перроне, быстро рассосался. И немного его, обычно больше было.
– Старшего ко мне, – тихо командует секретарь.
Подобравшийся, он сейчас совершенно неузнаваем. Волкодав. И неожиданно я поежился. Теперь понятно, почему дядька так его уважает.
– Старший ко мне, остальным стоять. При неподчинении стреляю, – рявкаю команду. Спиной чувствую, как их взяли на прицел ушедшие Семеныч с ребятами.
Дела… Бунт. Самое хреновое то, чего я так боялся. Придется стрелять, стрелять, чтобы не убили меня, и все свои эмоции задушить. Да, помещики козлы и ублюдки, да, чиновников, что довели людей до такого, нужно вешать. Есть одно но. Меня мужики будут убивать всерьез. Объяснять им что-либо сейчас бесполезно. Добро пожаловать в каратели, Сергей.
Становой пристав совершенно прав. Бунт надо давить сейчас, жестоко, чтобы не разросся. Пока пара сел колобродит, но уже одна банда имеется.
– Унтер, если сейчас их не задавим, потом хуже будет. – Красные от недосыпания глаза пристава смотрят на Семеныча. – Шайку надо выловить. Крестьян надо усмирить. Ты же в Польше был.
А вот это удар ниже пояса. Нервы у дядьки не стальные, и при слове Польша он натурально звереет.
– Михаил Иваныч, выручай, у меня пятнадцать городовых, с твоими орлами нас двадцать четыре, и все, нету больше. Когда еще солдаты придут… Помоги, Христом Богом прошу.
– Пойдем, Василь Семеныч, – устало сказал Кондратьев и, покопавшись в чемодане, достал «вессон».
Если честно, то приставу повезло. Обратно из Твери мы ехали пустые, хотя по инструкции мы не должны были покидать вагон. Первые признаки анархии мы заметили издалека. Усадьба, похоже, горела. Добежав, я понял, что мы опоздали. Когда-то небольшой, но аккуратный дом уже сгорел, от него шел жар, в воздухе пахло гарью и, похоже, чем-то жареным. Перехватив взгляд дядьки, я все понял. Хозяев искать не надо, они в доме, вернее, в этих угольях. Поняли это все. Крестьян мы перехватили в двух верстах. Человек семьдесят неторопливо двигались по дороге. Многие были пьяные, у семерых были ружья.
– Стоять! – Рев пристава мог поспорить с паровозом.
Все это для меня происходило как какой-то сон.
– Товсь, – услышал команду Семеныча. – Пли.
Плотный мужик с винтовкой дергается и падает, затвор кверху, гильзу вон, патрон, затвор вниз, взвожу курок. Выстрел. Опять затвор… Выстрел… Выстрел…
– Вперед! Стой! Пли!
В общем, бунт был подавлен. Утоплен в крови. Тогда я убил четверых, практически безоружных. Раскаиваюсь ли я? Нет, если бы они устроили нападение на поезд, возможно, мог погибнуть я. Нам просто повезло. Выяснялось, что главарь шайки пронюхал о нашем вагоне, но крестьяне решили сначала пустить барину «красного петуха». Вот так.
Настоящее
Через два дня после рейда нас подняли по тревоге и придали в качестве группы захвата офицерам из охранного отделения. Погрузившись в старый ломовой фургон, не спеша поехали. Кучер, которого все звали Лукич, был наш, проверенный кадр. Всех революционеров ненавидел люто, его единственный сын погиб в теракте, устроенным Нечаевым.[4 - В реальной истории Сергей Геннадиевич Нечаев (20 сентября 1847 г., с. Иваново, ныне г. Иваново – 21 ноября 1882 г., Санкт-Петербург). В данной истории не был выдан в 1872 г. швейцарским правительством.] Если честно, то он просто попал не в то место и не в то время. Парочка восторженных юнцов ехала с грузом нитроглицерина взрывать очередного сатрапа. Но бомба сдетонировала в пролетке, от кучера и пассажиров мало что осталось плюс еще семерых прохожих хорошо контузило.
Сотрудничал он за идею и денег за свои услуги не просил. Но капитан Мезенцев провел Лукича как секретного сотрудника, и пришлось тому получать жалованье. Именно он и предложил нам воспользоваться таким необычным способом доставки нас до нужного места. Комфорта в ломовике не было никакого, но зато маскировка была идеальная. Ну, кто мог подумать, что в этом старье может скрываться группа осназа.
Прибыв на место, сразу попадаем «в дружеские руки» офицеров из охранного отделения. Их было двое: штабс-капитан Зотов и поручик Залеский. Вместе с ними было трое нижних чинов.
Наша цель – дом, находящийся в конце улицы. Информации о нем нет никакой: ни плана, ни сколько там находится человек – ничего не известно. Похоже, еще недостаточно погибших, чтобы учитывать каждую мелочь. Хотя, с другой стороны, возможно, элементарно не хватило времени все выяснить.
Разбиваемся на группы, вернее, нас разбивают, причем нашим мнением не интересуются. Хреново, самое плохое, что могло случиться, произошло. Мы попали под командование людей, которые никогда нас не видели и не знали наших возможностей. К великому сожалению, «качать права» бесполезно, нас просто обвинят в неисполнении приказов со всеми вытекающими из этого последствиями. Скрипя зубами, подчиняемся.
В первую группу входят штабс, Михайлов, Овцын и Семеныч. У них самая сложная задача: тихо проникнуть в дом и повязать голубчиков. Командует захватом (ага, не дай бог живыми не взять, так головы снимут) наш поручик. Помню инструктаж штабс-капитана:
– Поручик, вы и ваши подчиненные должны брать подозреваемых живыми. – Осмотрев нас, продолжил: – Мне не нужны трупы. Хватит тех, что вы по лесам оставляете.
«Доказательств у вас нет, – подумал я, – а те, что последний раз положили, вошли в статистику дивизиона. В этом отношении все нормально».
– Вы не на войне.
«Ошибаешься. Мы на войне, только не понимаем еще этого».
– И запрещаю вести допросы арестованных, как вы привыкли.
«А вот это ты зря, экстренное потрошение вещь жестокая, но крайне эффективная».
– Вопросы есть?
– Есть. Кого будем задерживать? И есть ли у них оружие? – спросил Михайлов.
– Арестовывать будем политических. Оружия у них быть не должно.
«Скажи, что не знаю. Будем считать, что оно у них есть».
Нашу группу возглавил поручик Залеский, и этот приказ, увы, не обсуждается. К поручику я потихоньку приглядывался, впрочем, и так было видно, что заносчив он чересчур, живет по принципу «я всегда прав». Намучившись с ним, наверное, решили в поле с опытным «дядькой» поднатаскать. Наша задача проста: расположившись на заднем дворе, тихо повязать тех, кто попробует сбежать, кому удастся ускользнуть от первой группы. Вот только сил для этого мало. Наша попытка указать на это была оборвана приказом заткнуться и не лезть не в свое дело.
Места для «лежек» выбрали сами, поручик не дал никаких указаний, как нам действовать. Переглянувшись с Юрьевым, мы поняли, что толку от такого начальника не будет. Похоже, действовать придется вдвоем, благо на занятиях мы это отрабатывали. И… стоп, гости. Трое тихо выскользнули со двора.
– Стой, ни с места, – крикнул Залеский.
В ответ гремит выстрел, и я понимаю, что прежний расклад улетел к черту. Первый, убитый Юрьевым, валится на землю, остальные, шустро упав, начинают стрелять. Черт, поручик стоит, идиот, во весь рост и не торопясь выцеливает из «вессона» «боевиков». Стреляю в левого, похоже – задел. Вокруг выстрелы и мат Семеныча. Они успели спеленать своих и пришли к нам на помощь. Поручик тихо валится на землю. Некогда смотреть, что с ним, Овцын и Юрьев добивают моего подранка. Третий, самый шустрый, успевает юркнуть в пристройку. Похоже, в осаду сел, скотина, а это недопустимо, и так нашумели. Откладываю в сторону драгунку, достаю из кобуры «вессон» и, держась «мертвой» зоны, перебегаю к углу двора. Через минуту позади меня оказываются Семеныч и Овцын. А теперь штурм. Достаю «зарю» и, чиркнув запалом о терку, кидаю внутрь. Взрыв. Мгновенный бросок – и последний «боевик» скручен.
Бежим к Залескому и видим, что он убит: пуля попала прямо в голову. Вставать нехрен, пижон, теперь точно мозгов нет.
– Господин унтер-офицер, – говорит Семенычу Михайлов, – выставить посты.
– Есть.
– Дроздов, обыскать убитых. Собрать оружие и документы.
– Есть.
Приступим. Револьверы «гассер» армейские, сделанные в Австро-Венгрии. Две штуки. Их происхождение ни о чем не говорит. Откладываем их в сторону. Что у нас в карманах? Патроны в количестве двадцати семи штук. Денег ассигнациями тринадцать рублей. Паспорта… Так, у убитого, словившего своей башкой пулю, что делает невозможным его опознание, обнаруживаю два паспорта. А вот это интересно: один из паспортов австрийский.
– Вашбродь, – окликаю я проходящего мимо штабс-капитана. – Посмотрите…
– Мм-ать. Вот это вляпались.
– Вашбродь, гляньте на револьверы.
– Так. Давай этого покойничка повнимательнее осмотрим.
Вспомнив Таманцева в аналогичной ситуации, начинаю стягивать с убитого сапоги. Сапоги как сапоги, вроде ничего особенного. Тщательно ощупываю каждый сантиметр. Ничего. Проверим каблуки. Удача улыбнулась при осмотре левого сапога. Кончики пальцев нащупали маленькую впадинку.
– Похоже, что-то есть. Отрывать каблук, вашбродь?
– Давай.
– Похоже, забивали его в мастерской.
– Или сам забил.
– Есть. Смотрите, вашбродь, коробочка какая-то.
– Дай-ка сюда. Похоже на опий.
– Бритты?
– Разговорчив ты, я смотрю.
– Вашбродь, вы не подумайте, просто мне один моряк знакомый рассказывал, что англичане опий выращивают и продают.
– Выращивают и продают, – передразнил меня штабс. – Много ты знаешь!
«Эх, штабс, знаю я много, только ты мне не поверишь. Скажешь, брехня. Не видел ты нариков, которые не то что опий, ацетон с соломкой варили. Их глаза, лица. Они уже не были людьми. Так, вампиры, за дозу убьют и не поморщатся».
– А может тех…
– А не может тех. Нет у них ничего.
– Понял, вашбродь.
– Ну а если понял, продолжай дальше.
Со вторым справился быстрее. Похоже, что это был обыкновенный стрелок.
Мы случайно зацепили весьма разношерстную компанию. И головная боль у офицеров охранного отделения обеспечена на ближайшую неделю.
– Этих срочно в участок.
Во дворе уже ждали три подводы.
– Мертвяков складывай в последнюю телегу, поручика в первую, она получше, и сена туда побольше положи.
– Дроздов, давай езжай с поручиком, и быстрее.
Это мне. Ну, удружил.
Задержанных у нас забрали сразу по приезде в участок. Меня это только обрадовало, услышанное оптимизма не добавляло. Если вкратце, то получается, что снова зашевелились революционеры: двое из пятерых точно политические, остальные какие-то мутные. Ну а что, занимались уголовщиной, так это только настораживало. Черт, ну не помню я, когда образовались народовольцы. «Землю и волю», как я помню, разогнали в 1864-м, сейчас 1876-й, и скоро начнется война 77-го, и где-то рядом, примерно в эти года, раскручивается маховик террора. Хотя он уже начался, и, по-моему, немного раньше, чем в моей реальности. И ниточки ведут за границу. Деньги, похоже, оттуда идут, слишком дорогое удовольствие – заниматься террором.
Опиум. Вот это очень серьезно. И за опиумом стоят бритты, причем без вариантов. И это очень плохо, слишком много как англофилов, так и настоящих британских агентов. И палки в колеса совать будут, и попробуют авторитетом надавить. Но скорее всего, очень скоро коробочка с опием исчезнет, и расследование в этом направлении заглохнет. И через тридцать лет наркотики будут распространены на Дальнем Востоке. Надо будет запомнить всех, кто заинтересуется данным делом. Меня в расчет брать не будут, я для них «серая скотинка». Что прекрасно, постараюсь устроить им хороший сюрприз.
Вернувшись в казарму, начинаем сразу по свежим следам писать отчет. Причем коллегиальность была запрещена. Каждый пишет сам, что видел, слышал, делал. Конечно, эта возня с бумагами никого не радовала, но все понимали ее важность. Потратив час на написание своего отчета и сдав его в секретную часть, отправляюсь спать.
Утро добрым не бывает, как правильно заметил ослик Иа. После пробежки в три версты мне надо было идти к моему инструктору по минному делу штабс-капитану Ершову. Личность в узких кругах знаменитая. Начинал, как и все, в Польше, командиром саперной роты. И почти за год войны потерял всего семерых убитыми и пятнадцать ранеными. Если бы не дурная паненка, всадившая ему пулю в спину, то его карьера, без сомнений, пошла бы в гору. Фактически он создал прообраз штурмовых групп.
В нем соединились две страсти. Охота и увлечение взрывными работами. Прибыв к месту службы, он, естественно, отправился на охоту. И благополучно унес с нее ноги. Трудности, как известно, укрепляют характер и волю. Поэтому молодой еще тогда Ершов решил взять с собой солдат. На свое счастье, он решил проверить, как они стреляют. Некоторые попали в мишень. Глядя на эту картину, он понял, что, пока солдаты не научатся стрелять, охота для него закрыта. К несчастью для него, выяснялось, что солдаты вдобавок не умеют вести взрывные работы. Этого он перенести не смог.
Два месяца он как проклятый натаскивал свою роту. Каких нервов и труда это ему стоило, осталось тайной. Но когда полыхнуло, его рота уцелела только благодаря этим тренировкам. Ксёндз, тварь, чтоб ему черти сковороду погорячее калили, повел крестьян резать схизматиков, только не учел характера молодого ротного, вместо рефлексий тот скомандовал «залп». Остатки воинства побежали, но золотого моста им давать не собирались. Ринувшиеся за ними саперы перестреляли всех до единого человека. А сволочного ксёндза Ершов приказал вздернуть. Вырезав своих мятежников, поручик сразу направился в ближайший монастырь, где его уже считали покойником. Обидевшись за такое к себе отношение, Ершов взял его штурмом, а братию по уже складывающейся традиции вздернул. Воплей было до небес, но, что удивительно, нападение на части почти прекратились, и подстрекать народ духовенство боялось. Кстати, та дура, вообразившая себя героиней, плохо кончила. Саперы, выжившие благодаря молодому поручику, подняли ее на штыки.
