скачать книгу бесплатно
– Уже задохнулся, – отозвался тот.
– Не торопитесь: задохнуться всегда успеете! – прикрикнул на них Тернер. – Экие неженки, подумаешь! А еще называетесь трапперами.
– Да мы…
– Не болтать! Влезайте каждый в отдельности в брюхо любого из убитых нами бизонов, окунувшись раньше в ближайшее болотце, – командовал Тернер.
И люди исчезли в окровавленных тушах животных.
А кругом творилось что-то ужасное.
Огненное кольцо сжималось все теснее и теснее, оставляя нетронутым покуда ничтожное пространство прерии, на котором толпились не успевшие уйти от ужасной беспощадной стихии осужденные на гибель бизоны. Искры и раскаленный пепел падали дождем на животных, нанося мучительные раны, поджигая волнистые гривы. Дым, такой густой, что в нескольких шагах ничего не было видно, носился волнами. Весь воздух, казалось, горел.
Прошло некоторое время, и огненный ураган, пожравший все живое на этом несчастном месте, умчался дальше, оставляя за собою обгоревшие стволы степных растений да обугленные туши нескольких сот бизонов и четырех лошадей трапперов.
Воздух был еще наполнен зноем, и местами по почерневшей земле бежали огненные струйки, когда из-под одной туши вылезла покрытая копотью и кровью человеческая фигура. Это был Бэд Тернер.
– Джон, Гарри, Джордж! Живы вы или изжарились? – закричал он.
Послышались глухие голоса. Три ближайшие туши бизонов, словно ожив, зашевелились, и минуту спустя показались остальные охотники, измученные, задыхающиеся, но все же, словно чудом, спасшиеся от гибели.
Если бы кто заглянул сюда через полчаса, то нашел бы наших знакомцев за самым прозаическим мирным занятием: как ни ничтожно было количество воды в близкой луже, тем не менее трапперы, едва избавившись от гибели, немедленно выкупались и выстирали свою одежду, которая моментально высохла в знойном воздухе. Затем, осмотрев груды погибших в огне бизонов, они без труда нашли несколько таких, которые буквально изжарились заживо, и вырезали из туши наиболее сочные куски мяса, представлявшие уже готовое жаркое. Расположившись на кочках и бугорках болота, зелень которых была не совсем уничтожена пожаром, охотники мирно беседовали. Теперь времени было достаточно: раньше наступления ночи нечего было мечтать тронуться в путь, чтобы не попасться индейцам, а потому индейский агент воспользовался случаем и рассказывал шерифу из Гольд-Сити о своем прошлом и о событиях, с которыми было связано имя Миннегаги.
Не будем передавать подробно содержание его рассказа, в общих чертах совпадающего с тем, что узнал наш читатель из предшествующей нашей повести, озаглавленной «На Диком Западе».
Бэд Тернер с большим вниманием выслушал эту странную историю приключений и бедствий злополучного полковника Деванделля, который за ошибку молодости и брак со свирепой индейской девушкой Яллой поплатился разбитой жизнью. Деванделль имел несчастье расстрелять молодого индейца Птицу Ночи, не подозревая, что это его собственный сын. Впоследствии полковник, попав в руки Яллы, был скальпирован ею и лишь случайно спасен третьим полком добровольцев Колорадо 29 ноября 1864 года на берегах Занд-Крика, где под штыками разъяренных американцев полегли лучшие вожди пяти племен, участвовавших в великом восстании индейцев против белой расы.
– А какое же отношение имеет к делу Миннегага? – осведомился Бэд Тернер, выслушав печальную и трагическую повесть Джона. – Я что-то смутно припоминаю… Кажется, она была дочерью этой самой тигрицы в образе человека, Яллы. Неужели же Деванделль был и ее отцом?
– Нет, – ответил индейский агент. – Этот ядовитый змееныш рожден Яллою много лет спустя после того, как Деванделль покинул индианку. Ялла ведь вышла замуж за одного вождя племени «воронов». Это Красное Облако. Он, кажется, жив и сейчас.
– Конечно жив, проклятый пьяница! – с гневом отозвался Тернер. – Они с Миннегагою не разлучаются. Так вот, такая история. Я и не подозревал, что в это дело замешано столько личного. А история, признаюсь, презанимательная.
– Будь она проклята, эта история, со всею ее занимательностью! – выругался индейский агент. – Только нас трое, если не считать спасшейся семьи Деванделля и самого полковника, уцелело из всего того отряда, который тогда сопровождал полковника в злополучную экспедицию к Ущелью Могил. Было еще несколько человек, да всех их постигла странная судьба: то пропали без вести в степи странным манером, то убиты индейцами, даже в таких местах, где, казалось, им не грозила ни малейшая опасность. Думаю я, что гибель их – дело рук Миннегаги. Я-то хорошо знаю эту гремучую змею, достойную дочь свирепой Яллы! Еще будучи ребенком, она была кровожаднее и беспощаднее лютой пантеры, а теперь превратилась в настоящее чудовище. Несколько раз и нам с Гарри и Джорджем словно чудом удавалось выкарабкаться из неожиданно обрушившейся на наши головы беды, причем всегда были следы того, что какой-то неведомый враг подстраивал нам эти штуки.
– Миннегага? – спросил Тернер удивленно.
– Больше некому, – кивнул головою Джон.
– Да как же вы рискнули теперь-то забраться в эту область?
– А кто ж его знал, что восстание вспыхнет? – ответил сердито Джон. – Состояния у нас у троих никакого нету. Хоть Деванделль и предлагал нам поселиться в его поместье и дать землю, да какие же скваттеры вышли бы из нас? Мы прирожденные охотники, степные бродяги, и будем бродить по степям до самой смерти. Ну, а тут еще как на грех подвернулся этот полоумный англичанин, подговорил нас отправиться на охоту за бизонами. Конечно, если бы знать, что такая ерунда выйдет… Э! Да что толковать? Конечно, если попадем в руки нашей приятельницы Миннегаги, то пощады нам не будет. Ну да если и этот змееныш нам подвернется, тоже черти в аду порадуются. Я вот этими самыми руками сначала подстрелил мамашу Миннегаги, краснокожую красавицу Яллу, потом разбил ей череп прикладом моего карабина и, как водится, снял ее скальп. Много на своем веку скальпов пришлось мне снять, а никогда ни одну женщину, кроме Яллы, я не скальпировал. Но это была не женщина, а настоящий демон. Миннегага же еще свирепее и злобнее, так что и с нею, если удастся, не поцеремонюсь…
Наступило молчание.
Казалось, тени прошлого носились вокруг погруженных в задумчивость охотников. Внезапно Тернер, словно боровшийся с самим собою, заговорил взволнованным голосом:
– Ну ладно! Придется выкладывать начистоту. О Джордже Деванделле вы, Джон, не знаете? Слышали ли вы, что он сделался лейтенантом третьего полка разведчиков?
– Писал он мне об этом из Сан-Луи. А что?
– Часть этого полка входит в состав отряда Честера, и лейтенант Деванделль не так давно был здесь.
– Джордж? Ну, дальше! Говорите же, Бэд!
– Плохо, Джон. Молодой Деванделль с небольшим отрядом разведчиков отправился обследовать горные проходы цепи Ларами и…
– И что же? Да говорите же, не томите!
– И пропал без вести вместе со всеми своими солдатами.
– Господи Боже! – воскликнул, бледнея, индейский агент. – Уж не хотите ли вы сказать, что…
– Я ничего не знаю. Честер послал меня на разведку, узнать, что сталось с Деванделлем. Это еще не все, мой друг. По слухам, лейтенанта провожала какая-то молодая девушка, которая тоже исчезла. Боюсь, что это была его сестра.
Джон, индейский агент, сидел в позе безнадежного уныния, тупо глядя прямо перед собой полными скорби глазами. Казалось, неожиданная весть сломила его силы. Но минуту спустя он вскочил, как безумный, и закричал, потрясая огромными кулаками:
– Так! Сколько раз меня терзала мысль, правы ли мы, янки, истребляя краснокожих, точно это не люди, а звери, шакалы! Ну, и миссионеры много хороших слов наговорили. Люди – братья! Любите друг друга! Если кто-нибудь вам по правой щеке стукнет, вы ему ножа в ребра не суйте, а левую щеку подставьте. И так далее. И становилось мне тогда стыдно, что сам-то я не раз в индейской крови купался. А теперь, черт возьми, я глазом не моргну! Будь я проклят! Если мне скажут, что за одного краснокожего мне десять лет в огне гореть придется, не успокоюсь, покуда не задушу еще несколько красных змей. Знаю, чьих это рук дело! Помни же, Миннегага!
Он упал на дымящуюся еще землю, закрыв лицо руками. Все его могучее огромное тело сотрясалось от душивших его рыданий. Остальные сидели вокруг него в скорбном молчании.
Так прошла вся ночь. Под утро охотники покинули свое убежище и пешком тронулись к горам Ларами, намереваясь по лесам, покрывающим предгорья, добраться к Чегватеру, в воды которого впадает Орз.
В этом путешествии прошел целый день.
Под вечер, измученные, голодные и изнуренные жаждою, они добрались, наконец, до пленявших их взоры и манивших тенью и прохладою их усталые тела первых порослей, как вдруг Бэд Тернер испустил предупреждающий крик:
– Берегитесь! Индейцы!
Глава V
Лорд Вильмор
Странная, фантастичная, даже больше – кошмарная сцена происходила в степи: там, где беспомощно метались охваченные паникой бизоны, почти со всех сторон окруженные огненным кольцом степного пожара, там, где воздух был насыщен едкой гарью и по степи носились столбы дыма, два человека, один белый и один красный, выбрав небольшую площадку, разыгрывали по всем правилам искусства партию бокса, осыпая друг друга тяжкими ударами, то налетая друг на друга, то разбегаясь, то снова сходясь.
Мелькали в воздухе кулаки, глухо раздавались удары, по временам сопровождаемые невольно вырывающимися стонами дерущихся.
Да, это был лорд Вильмор, эксцентричный охотник за бизонами. Но кто же был его соперником?
Вернемся несколько назад.
Лорд Вильмор, заполучив обратно свое драгоценное оружие, занялся с усердием, достойным лучшей участи, истреблением бизонов, благо эти последние, охваченные паникой из-за приближения огненного потока, совершенно не обращали внимания на расстреливавшего их в упор.
В самый разгар охотничьих подвигов лорда Вильмора в непосредственной близости от него словно из-под земли вынырнул типичный индейский всадник, обнаженный до пояса, покрытый таинственными эмблемами. Индеец довольно долго наблюдал за англичанином, потом, по-видимому, поняв, с кем имеет дело, выждал момент, когда Вильмор разрядил свой карабин, и приблизился к нему со словами:
– Мой белый брат довольно натешился. Пусть он отдаст мне свое ружье и все, что у него есть в карманах.
Несколько удивленный, но ничуть не растерявшийся лорд Вильмор высокомерным тоном посоветовал своему «краснокожему брату» отправиться к дьяволу. Они стали друг перед другом, обмениваясь своеобразными любезностями, причем индеец говорил на чистом английском языке. Переругивание закончилось тем, что лорд Вильмор попытался смять противника натиском и ускакать от места встречи, но краснокожий держался настороже, его томагавк мелькнул в воздухе и ударил коня милорда в бок. Чистокровный конь взвился на дыбы, сбросил с себя всадника и умчался в степь. Лорд вскочил на ноги и бросился на индейца, со смехом глядевшего на эту сцену.
– Я покажу тебе, красный бандит, что такое лондонский бокс! – кричал, задыхаясь от гнева, Вильмор.
– Ладно! А я тебе покажу, как дерутся в Чикаго, – хладнокровно ответил индеец.
– Ты изучал бокс в Чикаго? – удивился лорд. – Но ведь ты индеец?
– Ну, не совсем. Видишь ли, мой добрый белый брат: янки называют меня Сэнди Гук, прибавляя титул «грабителя железных дорог». Но для краснокожих я – Красный Мокасин. Не без выгоды в наше время, оказывается, быть рожденным от белого тигра и красной обезьяны, каковою была моя почтеннейшая мамаша. Но вы, милорд, кажется, обещали дать мне урок бокса?
– В Англии благородные лорды не дерутся с такими, как ты! – возразил Вильмор высокомерно. – А в случае нападения зовут ближайшего полисмена.
– Ну, у нас нравы демократичней, – с явной насмешкой ответил индеец. – Полисменов здесь нет, а я давно-таки не испытывал удовольствия своротить кому-нибудь скулу хорошим ударом и не прочь поразмять кости. Впрочем, может быть, вы струсили, мой высокорожденный белый брат?
Насмешка подействовала: лорд Вильмор, заревев, как раненый бык, ринулся на своего противника, нанося ему удар за ударом. Но он встретил достойного себе врага: индеец, хотя и вынужденный попятиться под градом ударов костлявого кулака Вильмора, тем не менее с большим искусством парировал и, в свою очередь, наносил удары.
Вот ему удалось ударить Вильмора в щеку с такой силой, что лорд едва не опрокинулся навзничь. Щека моментально вздулась, и лорд выплюнул в траву два выбитых зуба.
– Признает ли себя побежденным мой благородный белый брат? – осведомился злорадно Сэнди Гук.
– Глупости! Двумя зубами меньше или больше – разница невелика!
Лорд сполоснул рот глотком виски и снова стал в позицию. Минуту спустя ему удалось нанести противнику страшный удар головою в живот. Индеец, как пораженный громом, покатился на траву, но раньше, чем истекли даваемые по правилам бокса для оправки пять минут, снова стоял на ногах, хотя и нетвердо.
– Гук! – сказал он. – У моего белого брата лоб крепче, чем у бизона.
– У всех Вильморов черепа крепки! – согласился милорд. – Будем продолжать?
– Разумеется! Только я попросил бы поделиться со мною вашей водкой, милорд.
Англичанин рыцарски протянул противнику свою фляжку. Тот одним духом почти осушил ее и отдал со словами:
– Спасибо! В сущности, вы добрый парень, хотя и чудак. Слушайте, какого черта вы здесь?
– Я охочусь на бизонов. Эмоции охотничьей жизни излечивают от сплина.
– Не знаю, что это за штука. Но дело-то в том, что степь горит, и вы здесь изжаритесь, как гусь на вертеле. Бросим эту канитель! Конечно, я не могу отпустить вас, не очистивши ваших карманов. Но я тоже добрый парень: ручаюсь, что я вас не подстрелю, а доставлю в лагерь индейцев целехоньким и невредимым. Вам не представится затруднительным отделаться от бедняков краснокожих небольшим выкупом, и вы будете свободны. Тогда можете опять начать охотиться за бизонами, но, разумеется, в других местах. По рукам, что ли?
– О! Никогда не вхожу ни в какие сделки с жуликами, будут ли они белыми, красными или красно-белыми. Вы, мистер красно-белый бандит, получив удар моей головой в живот, кажется, струсили и не хотите больше драться?
– Я струсил?! – заревел Сэнди Гук. – Плохо же вы знаете единственного сына моей матери. Драться так драться! Начинайте!
И опять замелькали кулаки, опять послышались тяжкие удары.
А степь все больше и больше окутывалась дымом, огненные потоки заливали все большее пространство…
Довольно долго оставалось неясно, кто же победит. Неожиданные соперники оказались равными по силе и искусству, и их страшные удары, ложившиеся неумолимо на тела дерущихся, казалось, могли длиться без конца. Но вот лорд Вильмор, зрение которого несколько ослабло от выедавшего глаза дыма, сделал неверный выпад, оставив открытой свою грудь. Сэнди Гук не преминул воспользоваться благоприятным случаем, его кулак со страшной силой обрушился на левый бок англичанина, который опрокинулся навзничь и лежал с закрытыми глазами. Сэнди Гук вынул из кармана часы, обождал, покуда прошло пять минут.
– Ну, победа моя! – сказал он по прошествии пяти минут. – Парень дерется, право, молодцом, и жаль, если я ухлопаю его.
С этими словами степной рыцарь склонился над поверженным в прах врагом и с поразительной ловкостью, свидетельствовавшей о многолетней практике, очистил карманы своей жертвы.
– Мой лорд, оказывается, жив, только в обмороке, – бормотал Сэнди Гук. – Попробую дотащить его в лагерь индейцев, моих краснокожих братьев. Может быть, этот чудак пригодится им на что-нибудь. Не оставлять же его жариться тут?..
С этими словами метис взвалил казавшееся безжизненным длинное тело англичанина на спину своего мустанга, потом сам вскочил в седло и дал шпоры лошади. И было пора: степь пылала; и только на юге еще оставался незалитый огненным потоком уголок, по направлению к которому и ринулся Сэнди Гук, увозя побежденного врага.
Когда злополучный незадачливый охотник за бизонами очнулся и раскрыл глаза, он с удивлением увидел себя в странной обстановке: кругом не было и следа степного пожара. Воздух был свеж и чист, земля покрыта яркой и сочной зеленью, кругом стояли в живописном беспорядке шатры и палатки типа индейских вигвамов. Возле лежавшего на земле Вильмора находился пожилой индеец с бронзовыми чертами лица и малиновым носом, явно свидетельствовавшим о пристрастии «краснокожего брата» к продукции водочных заводов белой расы. Тут же находился и Сэнди Гук. Бандит хлопотал о том, чтобы привести в чувство своего противника, и поэтому, раздобыв где-то фляжку тафии – водки, специально сбываемой белыми торговцами индейцам, вливал в рот Вильмору это огненное питье.
Машинально англичанин проглотил несколько глотков ядовитой жидкости, в состав которой входят, как известно, купорос и серная кислота, добавляемые «для крепости». Как ни привычен он был к спиртным напиткам, но и его нутро не выдержало испытания тафией: он поперхнулся, раскашлялся, расчихался.
– Дьяволы! Вы хотите меня отравить! – закричал он.
– Ничего подобного, мой дорогой белый брат, – злорадно ухмыляясь, отозвался Сэнди Гук. – Это, видите ли, в некотором роде ликер, изготовляемый янки для краснокожих. Правда, мухи, нализавшись этой штуки, дохнут. Но люди пьют и… и тоже дохнут, хотя не всегда. У вас удивительно крепкая натура, милорд, так что вам несколько глотков тафии отнюдь не повредят. Поднимайтесь.
– Где я, мистер бандит?
– У моих краснокожих братьев, милорд. Сейчас я познакомлю вас с одной милой женщиной, которую называют охотницей за скальпами. Приободритесь, оправьтесь. Очень может быть, что ваша оригинальная шевелюра понравится этой мисс.
В словах бандита явно звучала насмешка, но англичанин на это не обратил внимания. Он, казалось, о чем-то думал.
– Кажется, вы свалили меня с ног ударом в грудь, мистер красно-белый жулик? – осведомился он.
– Если быть точным, милорд, мой кулак попал вам ниже левой ключицы. А что?
– Удар был не совсем правильный. Во-первых, дым выедал мне глаза. Во-вторых…
– Что вы этим хотите сказать, милорд?
– А то, что я не признаю победу за вами!
– Вот как? – удивился Сэнди Гук.
– Разумеется. И если вы не струсили, то я не прочь доказать вам это. Мы можем начать хоть сейчас. Дайте только мне хлебнуть еще этого вашего ликера для истребления мух.
И оригинал, выпив несколько глотков ядовитой жидкости, приподнялся на ноги и стал оглядываться вокруг, выискивая удобное для нового боя местечко.
Но возобновить поединок на кулаках не пришлось. Из ближайшей большой палатки вышел какой-то молодой индеец и заявил Сэнди Гуку, что сахем Миннегага ожидает его и его пленника.
– Если любезная и кроткая Миннегага, – сказал Сэнди Гук, обращаясь к англичанину, – не прикажет, милорд, снять с вас шкуру и перерезать вам для краткости горло, – я не прочь доставить вам это удовольствие и показать, что в Чикаго умеют драться не хуже, чем в Лондоне. Но теперь не до того. С Миннегагой не шутят. Идемте к ней, да молите вашего Бога, чтобы мы застали эту мисс в добром расположении духа.
Англичанин, насколько мог, привел в порядок свой костюм, очистил от пыли пробковый шлем, обтянутый белым полотном, аккуратно расправил и перевязал заново голубую вуаль, пригладил длинные шелковистые баки и затем последовал за Сэнди Гуком, не высказывая ни малейшего признака смущения или робости, словно отправляясь выпить чашку чаю в приятной компании, устроившей где-то в поле пикник. В его душе жила непоколебимая уверенность, что ему не грозит никакая опасность. Разве он не был сыном Альбиона? Разве Англия не величайшая держава мира? И разве она не умеет защищать своих детей, в каком бы глухом углу земного шара они ни находились?
Лорд Вильмор вошел в палатку женщины-сахема, мстительной и кровожадной Миннегаги, твердыми шагами и с высоко поднятой головой, увидев же Миннегагу, одетую в живописный полумужской костюм воинов сиу, отвесил ей поклон, словно перед ним стояла не индианка, а фрейлина двора ее величества, королевы Англии, императрицы Индии, всемилостивейшей Виктории.
Странный вид чудака-англичанина заметно удивил Миннегагу, которой до этих пор не приходилось сталкиваться с людьми этого рода. Но в глазах девушки по-прежнему горел злой огонек, выдававший ее ненависть ко всей белой расе.
Наши читатели, расставшиеся с дочерью неукротимой Яллы на берегах Занд-Крика во время знаменитого «кровавого дня» 1864 года, едва ли бы узнали свою старую знакомую, спутницу индейского агента Джона и его товарищей, Гарри и Джорджа, в их путешествиях по прериям в дни первого великого восстания пяти индейских племен – маленькую Миннегагу: за истекшие годы Миннегага удивительно выросла и похорошела, превратившись в красавицу-женщину. Она была так стройна, что любой скульптор пожелал бы иметь ее своей моделью для изображения в мраморе или в бронзе символа молодости, силы, грации, здоровья и красоты. Только несколько красноватый оттенок кожи да что-то в чертах лица выдавало индейское происхождение сахема. Но живописный костюм из оленьей кожи, расшитый разноцветными нитками, удивительно шел девушке, подчеркивая красоту ее юного и стройного тела со стальными мускулами и бархатной кожей. И как-то не бросалось в глаза, что за поясом, обвивавшим мягкими складками стройный стан Миннегаги, красовался целый арсенал разнообразного оружия, а ее мокасины были украшены коллекцией скальпов, в числе которых были скальпы белых женщин и детей, безжалостно убитых этим вампиром в образе красавицы-девушки.
Рядом с Миннегагой, сидевшей около разложенного прямо на полу небольшого костра, наполнявшего шатер едким смолистым дымом, на таком же самом сиденье, то есть попросту на выбеленном лучами солнца прерии огромном черепе бизона, словно не живое существо, а странная фантастическая статуя, сидел теперь неподвижно тот самый краснолицый индеец с малиновым носом, которого мы уже видели, когда Сэнди Гук приводил в чувство лорда Вильмора. Это был родной отец неукротимой Миннегаги, наш старый знакомый, вождь «воронов», лжегамбузино, он же Красное Облако, муж свирепой Яллы, овдовевший в тот памятный день, когда цвет воинов пяти племен и все выдающиеся вожди их, включая и Яллу, легли под штыками американских солдат по берегам Занд-Крика. Истекшие годы не прошли бесследно для Красного Облака: правда, его стан был по-прежнему прям, а мускулы крепки, словно стальные канаты, но в черных, прямых и жестких, ложащихся плоскими прядями волосах уже просвечивали серебристые нити, глаза были мутны, а лицо с грубыми и резкими чертами изрезано сетью глубоких морщин.
Восседая рядом с дочерью, Красное Облако не выпускал изо рта длинного чубука своего неразлучного калюмета, наполняя свои легкие едким дымом «морики», табачного зелья, смоченного водкой. Ко всему окружающему Красное Облако относился с каким-то каменным равнодушием и, казалось, не обратил ни малейшего внимания на появление в палатке лорда Вильмора, фигура которого вызвала известное любопытство Миннегаги.
