скачать книгу бесплатно
– Что, этот бездельник испугался своих соотечественников? Пусть только вынырнет, я дам по нему заряд из аркебузы.
– Он плывет с моего разрешения. Хватит о нем. Как там галера?
– Да разбери ее холера! Чтоб она в преисподнюю провалилась! Чтоб лопнул от злости этот пес шелудивый, Магомет! – рявкнул старый моряк, который, похоже, вышел из себя. – Можно подумать, что у этого корабля запас ветра в трюме!
– Догоняет? – спросил Л’Юссьер.
– Да, господин виконт. Насколько я вижу, ветер там сильнее, чем здесь.
– Это турок! Турок! – раздался голос с верхушки грот-мачты.
– Да хранит нас святой Марк и его лев! – сказал папаша Стаке, швырнув в сторону свой берет. – Я с самого начала был в этом уверен.
– Что думаете предпринять, господин помощник капитана? – спросил виконт.
– Прижмемся к берегу и постараемся добраться до бухты Суда.
– Это единственное, что мы можем попытаться сделать, – раздался голос Николы Страдиота, который подошел к ним. – Но я сомневаюсь, что галера даст нам время на это.
– Она идет намного быстрее нас, и минут через десять мы окажемся под огнем.
– Потравить шкоты, готовься к развороту! Меняй кливера! – скомандовал грекам папаша Стаке.
Галиот, который шел на запад, повернул на восток.
К несчастью, у берега ветер был совсем слабый и неблагоприятный. Галера же, которая шла в открытом море при попутном ветре, быстро приближалась.
Минут через десять она почти поравнялась с галиотом и дала первый холостой залп, требуя, чтобы галиот остановился и поднял флаг.
– Вот мы и влипли! – крикнул папаша Стаке, готовый рвать на себе волосы. – При этом проклятом штиле мы дойдем до берега не раньше чем через три четверти часа. Господин виконт, вы, синьора, и все остальные, готовимся отразить нападение.
– Элеонора и Перпиньяно, на батарею! – скомандовал Гастон. – Там легче укрыться, чем здесь.
– А вы? – с тревогой посмотрела на него герцогиня.
– Мое место на палубе с Николой, Эль-Кадуром и папашей Стаке. Пока турки не пошли на абордаж, в вашей доблестной шпаге нет необходимости. Быстрее, Элеонора, они собираются дать по нам бортовой залп. Доверимся Богу и нашей храбрости.
Увидев, что она колеблется, он мягко, но властно взял ее за руку и увел на батарею, где Перпиньяно с семью греками уже готовил кулеврины к бою.
– Берегите себя, Гастон, – сказала герцогиня, обвив руками его шею. – Помните, я люблю вас.
– Я не подставлюсь под турецкие пули, – с улыбкой отвечал виконт. – Мы с ними старые знакомые, и как они не достали меня в Никозии, так и здесь облетят стороной. Не бойтесь, Элеонора.
– Но у меня нехорошее предчувствие.
– Оно у всех бывает перед боем, даже у самых храбрых. Вы это знаете, наверное, лучше меня, Элеонора, ведь вы были при штурме Фамагусты.
Его прервал второй пушечный выстрел, последовавший за холостым, и громкое ругательство Николы.
– Мое место на палубе, – сказал виконт, отстраняясь от герцогини. – Я должен быть там.
– Ступайте, храбрый мой.
Гастон Л’Юссьер обнажил шпагу и быстро взбежал по лесенке, а Перпиньяно уже кричал грекам:
– Готовьтесь к бортовому огню!
Когда Гастон Л’Юссьер выскочил на палубу, галера была не более чем в восьмистах шагах и шла параллельно берегу, пытаясь перерезать дорогу галиоту.
Мачты у нее были гораздо выше, и фор-брамсели набирали достаточно ветра, чтобы двигать корабль, обходя маленькие мысы и подъемы, а бедному галиоту доставались лишь редкие дуновения.
Первый боевой выстрел мусульман был сделан без промаха. Ядро, пущенное с хорошим прицелом, снесло верхушку флагштока латинского паруса с фок-рея. Падая, она чуть не ранила одного из греков.
Отправив первое железное послание, галера развернулась поперек ветра и показала все десять люков левого борта, из которых торчали черные жерла кулеврин.
Мусульманское судно было солидное: очень высокий ют и шканцы, широкие латинские паруса под марсом и прямой парус сверху. Тоннажем оно превосходило галиот по крайней мере раз в шесть.
На обеих палубах толпилось множество солдат в кирасах и шлемах, с пиками и саблями. Они выжидали момент, чтобы пойти на абордаж.
– Как думаете, – сказал виконт, подойдя к папаше Стаке, стоявшему у штурвала, – успеем мы дойти до берега раньше, чем турецкие пушки отправят нас на дно?
– Об этом надо спросить Магомета, господин виконт, – ответил моряк. – Но вполне вероятно, что именно в данный момент этот паршивый пес окажется немым и глухим. Чтоб его дьявол утопил в чане с расплавленной серой!
Тут с галеры прогремел еще один выстрел, и на палубу с грохотом свалилась бизань-брам-стеньга, срезанная чуть выше салинга.
И в тот же миг с батареи донесся голос лейтенанта Перпиньяно:
– Огонь!
Четыре кулеврины, все поставленные на правый борт, выстрелили почти одновременно, продырявив паруса галеры и подняв на воздух часть носового фальшборта, да еще разорвав в клочки немалое число аркебузиров.
– Черт побери! Вот залп, который стоит бутылки кипрского, нет, целого бочонка! – крикнул папаша Стаке. – Попейте кровушки своих солдат, собаки!
Мусульмане не замедлили ответить залпом из всех орудий с левого борта. Один за другим с нарастающим грохотом прогремели десять выстрелов, и на бедный галиот посыпались каменные и железные ядра, а он, из-за отсутствия ветра, не мог даже сманеврировать.
Левый фальшборт снесло напрочь почти целиком, вместе с двумя греками, убитыми наповал каменными осколками. С кормовой рубки сорвало крышу, и рубку сильно попортило, а ядра застряли во флорах и в корпусе, насквозь прошив трюм.
– Это называется «ураганный огонь», – сказал папаша Стаке, чудом увернувшись от летящих ядер. – Еще один такой залп – и нас всех разнесет.
Виконт бросился к люку, ведущему на батарею, и крикнул вниз:
– Раненых нет?
– Нет, – отозвался Перпиньяно. – Огонь, ребята!
Последние слова потонули в грохоте четырех кулеврин.
Галера, которая снова подошла ближе, получила сильнейший залп в бок и завалилась на правый борт, а одно из ядер полетело на шканцы, где было полно солдат, оставляя за собой кровавый след. Мусульмане подняли ужасный крик, а в них тем временем принялись стрелять аркебузы.
Л’Юссьер, Эль-Кадур и все, кто был на верхней палубе, вооружились ружьями и залегли за баррикадой, наскоро сооруженной между фок-мачтой и грот-мачтой из ящиков, бочонков и бухт канатов. Это они открыли огонь по юту и шканцам галеры.
Папаша Стаке и Никола пытались подвести галиот к берегу, но очень быстро убедились, что это бесполезно, поскольку с каждым отвоеванным кабельтовым ветер все больше слабел: его не пропускали высокие береговые мысы.
Галера подходила все ближе и ближе, собираясь взять галиот на абордаж. Ее экипаж в шесть-семь раз превосходил численностью экипаж галиота, и справиться с горсткой моряков для них не составило бы труда.
Тем временем пушечные залпы и выстрелы из аркебуз следовали друг за другом с возрастающим грохотом. Артиллеристы галиота под командованием Перпиньяно, непревзойденного наводчика, совершали чудеса, хотя им и не удавалось подорвать кулеврины мусульман.
Спустя четверть часа фок-мачта галиота, срубленная как раз под марсом, с грохотом рухнула на палубу, накрыв парусами и канатами всю баррикаду.
Виконт с трудом выбрался наружу и закричал:
– Все на палубу! Они идут на абордаж!
Но тут пуля, выпущенная из аркебузы, ударила ему прямо в грудь, и он упал, успев только крикнуть:
– О моя Элеонора!
Эль-Кадур и Никола, которые видели, как он упал, бросились к нему, а папаша Стаке вне себя завопил:
– Они ранили виконта!
Крик услышали на батарее. Перпиньяно и герцогиня, в тревоге, бледные как смерть, бросились вверх по лесенке, а солдаты, поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, прекратили огонь.
Герцогиня кинулась к виконту.
– Гастон! – кричала она, заливаясь слезами.
Л’Юссьер, которого поддерживали Эль-Кадур и Никола, улыбнулся:
– Пустяковая рана… Не пугайтесь, Элеонора… Пуля прошла грудь навылет… может быть…
Больше говорить он не мог. По телу прошла судорога, он смертельно побледнел, широко открытыми глазами посмотрел на герцогиню и упал на руки Эль-Кадура и Николы.
Элеонора пронзительно вскрикнула, потом выпрямилась и погрозила галере кулаком:
– Гнусные подлецы! Вы его убили!
Она подняла шпагу, которую выронил виконт, и с отчаянным криком рассвирепевшего зверя бросилась на шканцы:
– За мной, мои храбрецы! Перебьем этих презренных гадов и сами погибнем!
Эль-Кадур, поручив Л’Юссьера Николе, одним прыжком поравнялся с герцогиней.
– Госпожа, – сказал он, – что ты делаешь? Синьор виконт всего лишь ранен. Зачем тебе искать смерти, если он может поправиться?
– Отойди, дай мне умереть!
– Нет. Мне велено тебя оберегать, госпожа. Тебя доверил мне твой отец. Смотри, турки тоже прекратили огонь, и Метюб делает нам знаки, чтобы мы сдавались.
– Метюб! – воскликнула герцогиня. – Капитан Хараджи! Мы пропали!
Силы вдруг покинули ее, она упала на бухту каната, закрыв руками лицо, и глухо зарыдала.
Тем временем галера вплотную подошла к галиоту с кормы, и мусульмане принялись бросать толстые кранцы, чтобы смягчить удар при абордаже, и закидывать абордажные дреки между вантами и линями грот-мачты.
Первым на шканцы галиота прыгнул Метюб в сверкающей кирасе и тяжелом бронзовом шлеме с поднятым забралом, а за ним человек двенадцать турок, все, как и он, в железных доспехах, вооруженные длинными пистолетами с дымящимся запалом и кривыми саблями с широким клинком.
– Счастлив увидеть тебя снова, синьора, – с насмешкой сказал он, обращаясь к герцогине. – Ты восхитительная женщина, и в этом платье нравишься мне гораздо больше, чем в том, что ты носила в замке. Так, значит, ты дочь паши Медины, а вовсе не сын. К несчастью для Хараджи.
Услышав эти издевательские слова, герцогиня вскочила, как львица, схватив шпагу, которую только что уронила.
– Ты, ничтожество! – крикнула она. – Однажды я тебя ранила перед племянницей Али-паши, а теперь я тебя убью! Защищайся, женщина тебя вызывает! Ты ведь хвастал, что ты лучший клинок мусульманского войска! Выходи, если не трусишь!
– Струсил! Хочешь убить меня пулей! Покажи, какой ты рыцарь, турок! Я женщина, но ты-то мужчина!
Турок отскочил назад и быстро выхватил из рук солдата пистолет.
– Струсил! Хочешь убить меня пулей! – кричала герцогиня в запредельном возбуждении. – А я ведь тебя атакую шпагой! Покажи, какой ты рыцарь, турок! Я женщина, но ты-то мужчина!
По толпе окруживших их моряков прокатился ропот. И этот ропот явно не одобрял поведение капитана Хараджи.
Красота и мужество герцогини поразили даже самых свирепых приверженцев пророка.
Один из офицеров схватил Метюба за руку и не дал ему выстрелить в храбрую женщину.
– Эта христианка принадлежит Харадже, и ты не можешь ее убить.
Капитан не сопротивлялся и дал себя разоружить.
– Рассчитаемся в Хусифе, синьора, – сказал он, и румянец залил его щеки. – Сейчас не время обмениваться ударами шпаги или сабли.
– Рассчитаешься с той, что победила Дамасского Льва и тебя! – крикнула герцогиня.
– Женщина!.. – раздались удивленные голоса.
– Да, я женщина, но я справилась с обоими!
Потом, отшвырнув шпагу, презрительно бросила:
– А теперь делай со мной что хочешь.
Турок стоял в нерешительности, колеблясь между глубоким восхищением, которое вызывала эта женщина, и ненавистью: ведь он-то сам перед всем экипажем выглядел рядом с ней ничтожным и жалким.
– Я вас арестую, – заявил он. – Я обязан доставить вас в замок Хусиф.
– Тогда свяжи меня, – с иронией отвечала герцогиня.
– Такого приказа я не получал. На моей галере имеются каюты.