скачать книгу бесплатно
– Что из оружия имеешь?
– Саблю, два кинжала, два пистоля и фузею.
– Где и с кем в походах был?
– По юности крымских байгушей-конокрадов гонял. Потом на Тереке в Червленской станице жил, с кумыками резался, а последние пару лет на Дону и в Третьей армии атамана Беловода. Был рядовым бойцом, десятником и полусотником, а до сотника не поднялся, война окончилась.
– Лошадь имеется?
– Да.
– Готов мои приказы слушать, как слово батьки своего?
– Если долю в добыче дашь, и с припасом да одеждой не обидишь, я с тобой.
– Перекрестись, – Рубцов размашисто перекрестился, и я кивнул за спину. – Становись в строй.
Казак встал рядом с ватажниками, и передо мной появляется следующий боец. Мощный дядька лет под сорок в алом «запорожском» кунтуше и высокой шапке из черных смушек, из-под которой выглядывает длинный русый оселедец. Как завершающий штрих в его облике при нем очень дорогое оружие и парчовый кушак как у знатного старшины. Оказалось, что это бывший писарь Кощевского куреня Сидор Лучко, который по какой-то причине ушел с Сечи на Дон и теперь желает встать под мое начало. Такие вот дела, и по-хорошему, ему надо бы отказать, писарь должность в курене хорошая, а тут рядовым рубакой идет, странно это. Однако причин для отказа нет, воин Лучко знатный и опытный, и мой отряд получает второго бойца. За ним появился третий, четвертый и так далее до пятидесяти человек. И когда ватага уже была набрана, в очереди стояло еще три десятка человек, так что, уже не обращая внимания на предполагаемую вместимость расшивы, которая ждет меня в Царицыне, я взял еще семь казаков.
Так все и меняется. Проходит двадцать минут, и надо мной уже никто не смеется, ибо каждый, у кого на плечах голова, а не тыква, понимает, что ко мне настоящие казаки пришли, а не какие-то нищие неумелые оборванцы из беглых. Ватага строится и под командованием Сергея Рубцова покидает майдан, а я, в сопровождении Ивана Черкаса, перехожу на другую сторону площади.
Под одобрительный говор людей, раскланиваясь с донскими старшинами, которые дали мне денег на ватагу, я иду в войсковую избу. Отряд должен быть записан в войсковых бумагах и мое появление здесь не вызывает ни у кого вопросов или каких-то подозрений. Однако за мной увязывается хвост из нескольких любопытствующих старшин, и я должен быть сдержанным, но в то же самое время и немного хамоватым, как и полагается командиру вольных ватажников-отважников.
Я в войсковой избе и по случаю схода гулебщиков здесь некоторая перестановка. На входе в большой и просторной горнице стоит широкий стол, а за ним полковник Лоскут и пара писарей. Отец тоже здесь, расположился немного в стороне, рука на атаманской булаве, слева и справа верные казаки из конвоя. Подхожу к столу и, немного выставив вперед правую ногу, приветствую всех присутствующих:
– Здравы будьте, атаманы.
– И тебе здравия, – отвечает отец. – С чем пришел?
– Вольную ватагу собрал и хочу с ней на море Хвалынское пойти.
– Сколько у тебя людей?
– Шесть десятков и еще два.
– Имеешь ли все потребное для нелегкого похода?
– Всего хватает.
– Ну, ступай с Богом!
Голос отца совершенно нейтрален, старшины это видят и пускай. Поворачиваюсь к Лоскуту, отвечаю теперь уже на его вопросы о ватаге, писари быстро записывают мои слова на бумагу, и мы с Черкасом покидаем центр власти Войска Донского.
Вот и все, теперь я уже сам по себе и никто, кроме моих казаков, мне не указ. Как говорится, все в твоих руках, действуй, Лют.
Мы с Иваном огибаем майдан, на котором слышен голос очередного атамана, набиравшего себе воинов, кажется, это был Сидор Белый, восточными воротами выходим из города и вливаемся в очередную гомонящую и вооруженную человеческую массу, которая расположилась сразу за стенами Черкасска. Быстро находим свой отряд, казаки сидят полукругом, и я, без промедления, выхожу в середину.
– Ну что, никто не передумал со мной в поход идти?
Этот вопрос я обязан задать и ответ на него совершенно стандартный:
– Нет!
– Решено, мы с тобой!
– Слово сказано, и назад его не вернешь.
Нормально, так и должно быть, хотя я по-прежнему удивлен тем, что взрослые мужики (пардон, мужчины, за мужиков здесь кровью взять могут, как за тяжкое оскорбление) принимают мое верховенство над ними. Совершенно понятно, что человек пять казаков – это булавинцы, а остальных-то какой волной притянуло? Не ясно, но чего только в жизни не случается, тем более в таком вольном сообществе как наше.
– Значит, так, – я снова обращаюсь к казакам, – чтобы не было лишних вопросов, поясню сразу. Все делаем по дедовским обычаям. Одна доля от добычи рядовому рубаке, две доли десятнику, двум моим помощникам, кого сам назначу, по пять, мне десять. Расходы на провиант и прочие отрядные нужды из общего котла. Пока на все трачусь я, а как дуван будет, затраты свои возмещу. Устраивает?
– Да.
За всех ответил Сергей Рубцов, который, наверняка, и станет моим первым замом, а вторым, конечно же, будет Василий Борисов. Славные помощники должны быть, не без своего мнения, само собой, но сильно меня давить не станут.
– Вопросы ко мне имеются?
– Найдутся, – отозвался Сидор Лучко. – Как в Персию доберемся?
– На расшиве.
– А где же ее взять? До Царицына верхами дойдем, а надо, так и до Астрахани, лошади у всех имеются. А дальше что? По всей Волге сейчас ни одного свободного суденышка.
– Для нас такое суденышко найдется, не переживай, Сидор. Ты правильно сказал, что верхами к Волге пойдем. Затем лошадей оставим под присмотр Царицынского городского начальства, а по возвращении их заберем. Обмана быть не должно, все договорено, расшива имеется, припасы закуплены и дело только за нами.
– А где припасы-то?
– Утром подвезут. Будет хлеб, соль, пшено, сало, мясо вяленое и рыба сушеная.
– Когда навыки воинские и оружие проверять станешь?
Следующий вопрос задал молодой рыжеволосый казак, которого, кажется, звали Юрко Карташ.
– В дороге на вечерних привалах. Там же и на десятки поделимся.
– А проставляться на удачный поход будешь?
– Само собой, как обычай велит. До вечера вы должны разбить отдельный лагерь, привести в него своих лошадей и подготовить походные сумки. Как первые костры зажгутся, из города приедут лавочники, еду и питье привезут. С меня бочонок горилки и закуска. Старшим вместо меня остается Рубцов. – Дальше молчание, вопросов нет и, указав на открытое пространство в полукилометре от ворот, я скомандовал: – На три часа все свободны. Сбор на том месте, слева от кургана.
Казаки разошлись, а у меня с товарищами забота. Мы прошли к месту, где я наметил поставить свой временный лагерь, и раскидали вешки. После этого Кобылин и Смага Воейков остались встречать людей, а мы с Черкасом направились в город за нашими лошадьми и вещами. Но сразу попасть домой не получилось, так как по дороге нас перенял атаман Харько Нечос.
– Эй, Никифор, – окликнул он меня.
– Привет, Харько, – я остановился, обернулся к запорожцу и взмахнул рукой.
Он подошел вплотную, смерил меня оценивающим взглядом, улыбнулся и, дабы завязать разговор, спросил:
– Значит, набрал себе ватагу?
– Набрал.
– Говорят, у тебя расшива имеется?
– Да.
– И у меня две.
– Ну, раз такое дело, может быть, до Астрахани вместе пойдем? – Поняв, к чему ведет Нечос, спросил я.
– А может быть и дальше?
– Пока до Астрахани, а там видно будет. Надо узнать, куда наши основные силы двинутся и куда астраханцы с Кумшацким свой удар направят.
– Это так, но если наши цели совпадут, то вместе басурман бить легче.
– Понятно, что легче.
– Тогда предлагаю встретиться вечером у костра и за чаркой вина все подробней обсудить.
– Я не против. Мой лагерь слева от кургана.
– До вечера, Никифор. Моя стоянка рядом будет.
– До вечера, Харько.
В доме Лоскута мы оказались только через час. Иван стал седлать наших лошадей и закидывать на них ковровые сумки и баулы, а я в это время разговаривал с отцом, который после того как люди с майдана разошлись, сразу пришел к полковнику.
Батя крепко обнял меня и сказал:
– Горжусь тобой, сын. Все правильно сделал, придраться не к чему.
– Благодарю, отец, но без твоей помощи у меня ничего не получилось бы.
– Чепуха. Дурню ничто не поможет, а ты у меня молодец, – на миг он прервался, посмотрел в мои глаза, затем присел на широкую лавку у окна и добавил: – Честно говоря, не хотел я, чтобы ты химородником становился, но видно, что все во благо нашего народа по воле божьей вершится, и тут Лоскут прав.
– А чего так?
– Некоторые люди, становясь ведунами, случалось, так менялись, что их и не узнать было. Появлялась непонятная заносчивость, и они считали себя выше всех людей, кто вокруг них находился. Слава Богу, что ты не таков. Изменения имеются, но все в лучшую сторону. Значит, мне это зачтется, хорошо тебя воспитал.
– Это получается, что ты меня опасался, и потому со мной общаться не желал?
– Да. Надо было к тебе присмотреться.
– Родному сыну не доверился.
В моем голосе, сама по себе, проскочила легкая обида, а Кондрат, слегка поморщившись, сказал:
– Когда с химородником дело имеешь, даже с таким молодым как ты, осторожность необходима всегда. Тем более что ты моя родная кровь и наследник, и это могло сильно отвести глаза.
– Кстати, насчет наследника. Лоскут говорил, что ты меня своим преемником видишь. Это правда?
– Правда. Наше общество не имеет царей и это благо. Но чтобы выжить, казакам нужна крепкая власть. Последние великие атаманы Черкашенин и Татаринов оставили после себя большую славу, но не достойного наследника и продолжателя своих дел и, в конце концов, нас под себя Москва подмяла. Я этого допустить не могу, и потому на тебя надеюсь.
– Ты прав, отец, и я постараюсь выдержать все испытания, вернуться в Черкасск и снова встать с тобой рядом.
Под окном всхрапнули лошади. Ваня готов, а значит и мне пора. Кондрат это тоже понял, встал с лавки, снова меня обнял и прошептал:
– Удачи тебе, Никифор, и разумения. Помни, персы и горцы коварны, и потому никому не верь. Ступай.
Напутствие отца я запомнил крепко. Развернулся, покинул дом Лоскута и с крыльца запрыгнул на жеребца. Повод одной из лошадей намотал на луку седла и, взмахнув рукой, выкрикнул:
– Гайда!
Мы выметнулись со двора и по опустевшим улочкам донской столицы помчались на выезд. Десять минут и снова мы в чистом поле.
Вечереет, и из ворот выезжают возы и телеги. Это торговцы, которые везут провиант и выпивку для гулебщиков. Я увидел знакомого лавочника, который тоже решил подзаработать, пожилого покалеченного в боях казака Епифана Сурова, и придержал своего коня.
– Здрав будь, дядька Епифан, – окликнул я Сурова.
– А-а-а, Никифор, – он тоже узнал меня и подстегнул запряженную в телегу гнедую кобылку. – В поход собрался?
– Собрался. А ты, смотрю, поторговать решил?
– Ага, – согласился он.
– Чего везешь?
– Горилку и вино, два бочонка по сорок литров, окорока копченые, рыбу, хлеб и овощи.
– Сколько за все получить хочешь?
Казачина почесал затылок, хитро прищурил правый глаз, произвел подсчет и выдал итог:
– Четыре рубля.
– Плачу два с полтиной и забираю все сразу.
– Идет!
– Иван, – повернулся я к односуму, – проводи дядьку Епифана к нашей стоянке.
– Сделаю.
Товарищ согласно мотнул головой, а я, ударив Будина стременами по бокам, гикнул, и помчал в степь. Все! Я вырвался на волю, и впереди настоящая жизнь. Походы, оружие, боевое братство, добыча и война с теми, кого наше общество считает врагами.
7
Астрабадский залив. 01-02.09.1709.