скачать книгу бесплатно
– Ты чокнутая, – признала я с искренним восхищением. – Ты просто чокнутая!
Яринка потупила глаза с видом скромной победительницы:
– Ладно уж! Надо идти в дортуар, а то вдруг вернётся Агафья…
Мы вылезли из кустов и направились в корпус. Поднимаясь по лестнице, я прислушивалась к непривычной тишине. Не бубнили телевизоры в комнатах воспитателей, не звучали шаги по коридорам, не доносились голоса девчонок из-за дверей. Придавленные этой тишиной, и я, и Яринка, не сговариваясь, пошли на цыпочках.
В нашем дортуаре, на одной кровати, почти прижавшись друг к другу, сидели Зина и Настуся. Настуся прятала заплаканное лицо в ладонях, а Зина вскинула на нас сердитые чёрные глаза.
– Вы где были? Сказано же – не выходить! Из-за вас и нам достанется.
– Уже и в туалет сходить нельзя?! – огрызнулась Яринка и бросила на меня многозначительный взгляд.
Поняв, что не имею подходящей легенды о том, где пропадала весь вечер, я забормотала:
– А я так… гуляла. У прудика.
– Вы знаете, что случилось? – всхлипнула Настуся.
– Н-нет. А вы?
Вместо ответа Настуся снова захныкала, и Зина пояснила вместо неё:
– Здесь дьявол появился.
Я чуть не села мимо стула, а Яринка торопливо закашлялась.
– Чего-о?
– Мы гуляли, вдруг Агафья прибежала, закричала, чтобы все шли по дортуарам и не выходили. Сама вся красная, лохматая. Мы в окно смотрели, там собрались все взрослые у корпуса мальчиков…
– Батюшка Афанасий кричал! – пискнула из ладоней Настуся.
Мы с Яринкой переглянулись.
– Ну? А дьявол здесь при чём?
– А кто ещё? – удивлённо спросила Зина. – Если бы что-то другое случилось, вызвали бы охрану, а не батюшку.
– А охрану не вызвали? – быстро спросила Яринка.
– Мы не видели. – Зина пожала плечами. – Да и что охрана сделает дьяволу? Тут батюшка нужен, его и позвали.
Чтобы девочки не увидели мою дурацкую ухмылку, которая так и просилась на лицо, я полезла к себе на второй ярус кровати. Там легла, отвернувшись к стенке. Дьявол, значит? Ну правильно, кого ещё бояться, если ничего не понятно? Хотя скучновато, конечно, вот у нас в Маслятах детский репертуар страшилок был куда шире. Лешие, кикиморы, волки-оборотни, водяные, домовые, банницы! Тут же на все случаи жизни – один унылый дьявол.
Жаль только, что взрослые вряд ли спишут на дьявола Яринкину выходку. Они будут искать настоящего виновника. Потому что сделанное сегодня моей подругой – не просто хулиганство, а намного, намного хуже. Святотатство? Кощунство? Богохульство? Наверно, всё это сразу. Каким же должно быть наказание?
Приступ веселья и чувство безнаказанности постепенно сменялись страхом. Сейчас будут трясти всех мальчишек, а если кто-то что-то видел? Малейшее подозрение на Яринку, и ей припомнят всё! Плевки в церкви, отказ ходить на службы, безобразное поведение и грубость. Колония? Через три года. Нет, уже почти через два – Яринка на семь месяцев старше меня, осенью ей исполнится двенадцать лет.
При мысли о том, что подруга может исчезнуть из моей жизни, тряхнул озноб. Тогда во всём мире у меня не останется никого. Разве что Дэн… Но сегодня он хочет дружить со мной, а завтра вдруг передумает? Будет ли ему всегда интересно с девчонкой на четыре года младше его? Наверное, надо как-то срочно взрослеть…
В этот вечер ужинать мы пошли на два часа позже, чем обычно. После того как все прочитали молитву и расселись за столами, в столовой воцарилась непривычная тишина. Никто не шушукался, не обсуждал произошедшее, только стучали ложки. И старшие, и младшие ужинали молча, лишь бросая друг на друга подозрительные взгляды. Я тоже косилась по сторонам, пытаясь заметить, не смотрит ли кто-нибудь слишком пристально на Яринку? Вроде не смотрели.
Воспитатели в этот раз не удалились в свою трапезную, как обычно, а присутствовали здесь же, молча сидели за свободным столом, глядя поверх голов. Это усиливало напряжение, и все буквально давились ужином, стараясь покончить с ним поскорее, чтобы покинуть, наконец, столовую. И в свободное перед сном время никто не стал сидеть в гостиной перед телевизором или гулять на улице. Все как один разошлись по дортуарам, где и затихли.
Зина и Настуся сразу стали укладываться спать. Мы с Яринкой, перемигнувшись, последовали их примеру. Расстелили постели, улеглись. Свет погас. Минут через десять, уже начиная дремать, я почувствовала лёгкий толчок снизу. Свесила с кровати руку и поболтала ею в воздухе. Это был наш с Яринкой условный сигнал. Она на своём нижнем ярусе поднимала ногу и пихала пружины моей постели, приглашая спуститься. Я, если была такая возможность, спускалась. Но сейчас Зина и Настуся ещё не спали, поэтому и понадобился жест рукой, означающий «подожди».
Яринка подождала. Я чутко прислушивалась, а когда под нашими соседками перестали поскрипывать пружины, и вместо этого донеслось ровное сопение, осторожно спустилась вниз. Яринка приподняла край одеяла, пустила меня под него и накрыла нас обеих с головой. Лёжа рядом, почти соприкасаясь лбами, мы заговорили еле слышным шёпотом:
– Вы с Дэном сделали рогатку?
– Да. Хорошо получилось.
– Ещё увидитесь?
– Через неделю.
– Что делать будете?
– Разговаривать. Про родителей… и вообще.
– А мы с тобой когда в лес пойдём? Давай завтра?
– Ой, Ярин, наверно, надо подождать немного после того, что сегодня… Видела, какая Агафья злая? Сейчас как собака за всеми ходить будет.
– А когда тогда?
– Не знаю. Может, в четверг? Перед пятничными контрольными всем не до нас будет.
– У меня в пятницу продлёнка по рукоделию. Если домашку не сделаю…
– Это юбку?
– Ну. Не могу я! Все пальцы уже исколола, а получается коряво.
– Попроси Лильку Кушникову помочь. А ты ей за это будешь десерт с обеда отдавать. Мне она так фартук сшила.
– И долго отдавать?
– Как договоритесь. Я две недели отдавала.
– Ладно, спрошу. Всё равно не сошью сама.
– А на обеды мой десерт есть будем, пополам.
– Тогда в пятницу?
– Ага. Ладно, я к себе, спать.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Как ни странно, но так крепко и сладко, как сегодня, я не спала ни разу с тех пор, как покинула родную деревню.
Глава 3
Звездопад
В последующие дни всё постепенно улеглось. Про случай в корпусе мальчишек продолжали говорить и строить догадки о том, кто же мог оказаться виновником происшествия. В проделки дьявола, конечно, верили только самые младшие. Учителя и воспитатели расспрашивали детей, кого-то больше, кого-то меньше, кого-то вообще не трогали. И не было среди опрашиваемых ни одной девочки, что очень успокаивало нас с Яринкой. Никому, как мы и думали, не пришло в голову, что такое могла учинить девчонка. Мозаику с Иисусом отмыли, батюшка Афанасий провёл службу, где все дружно замаливали грех святотатства, воспитатели прочли своим группам нудные лекции об уважении к символам веры. Поскольку виновный так и не был найден, в среду перед занятиями директор приюта Пётр Николаевич, с трудом втащив свой внушительный живот на сцену в актовом зале, сообщил, что вручает наказание грешников в руки Божьи. И на этом дело закрыли, к нашему великому облегчению.
Несколько раз за эти дни я видела Дэна в школьном коридоре и на спортивной площадке. Однажды, когда мы встретились глазами, даже несмело подняла руку, собираясь помахать, но тут же торопливо опустила, обругав себя за неосторожность.
А в среду вечером Яринка, дождавшись, когда мы останемся в дортуаре вдвоём, и, забравшись ко мне на второй ярус кровати, спросила заговорщическим шепотом:
– Завтра?
Я не стала уточнять, о чём речь. У самой из головы не выходила предстоящая вылазка.
– Да. После полдника лучше всего. Я обычно в это время уходила.
Яринка закусила губу.
– Блин… Я не смогу после полдника. Мне надо юбку дурацкую шить, в пятницу сдавать.
– Ты что, не договорилась с Кушниковой?!
– Да говорила я с ней! Она не может, у неё самой какие-то там дополнительные занятия.
Я испытала досаду, к которой, однако, примешивалась немалая доля облегчения. Как ни любила я свои вылазки в лес, они никогда не обходились без страха быть пойманной. А идти вдвоём – двойной риск. Но как выяснилось, обрадовалась я рано. Потому что Яринка таким тоном, словно речь шла о чём-то самом обыденном, предложила:
– Давай тогда ночью?
Я уставилась на неё, пытаясь понять, не шутка ли это? Выходить из корпусов после десяти вечера строжайше воспрещалось даже парням старшегруппникам, не говоря уже о младших. Не говоря уже о девочках.
– Спятила?
Яринка пренебрежительно фыркнула:
– А что такого?!. Агафья будет спать, ты же знаешь, что ночью она нас не сторожит.
Я знала. Комнаты воспитателей располагались на каждом этаже в начале коридора, напротив туалета и душевой. И когда ночью приходилось выходить по нужде, я всегда слышала из-за двери громкий храп Агафьи.
– А охрана? А камеры?
Яринка посмотрела на меня с грустным упрёком:
– Дайка, что ты дурочку из себя корчишь? Как будто не знаешь ничего.
Я знала. Как и все воспитанники приюта, прекрасно знала о том, что камеры, висящие над входами в корпуса и вдоль дорожек, захватывают не всё. Всем нам приходилось опаздывать на уроки, выбегать гулять в неположенное время, по той или иной причине стараться избежать встречи с воспитателями, и из уст в уста передавалась информация о слепых зонах, местах, не просматриваемых через камеры.
Яринка ждала моего ответа, и я вдруг разозлилась на себя. А правда, что меня так пугает? Кому надо следить за нами? И опять же, как в случае с Иисусом, кто подумает, что одиннадцатилетние девочки не побоятся отправиться в ночной лес? И потом, это должно быть здорово! Когда я в последний раз гуляла ночью? В Маслятах, целую жизнь назад!
– Давай, – сказала я, и Яринка неуверенно заулыбалась.
Дальше мы принялись было обсуждать детали предстоящей вылазки, но в комнату вернулись Зина и Настуся. Яринка скорчила недовольную физиономию и соскользнула к себе на нижний ярус.
Девочки принялись расплетать косы и расчёсывать волосы, готовясь ко сну. Я невольно залюбовалась иссиня-чёрной гривой Зины, укутавшей её до пояса. Она, словно почувствовав мой взгляд, обернулась, зыркнула необычными своими, по-кошачьи раскосыми глазами и вдруг спросила:
– Даша, а как ты стала певчей в церкви?
От неожиданного вопроса я растерялась и ответила не сразу.
– Ну как… батюшка Афанасий предложил Агафье, а она уже мне.
– А откуда батюшка Афанасий узнал, что ты умеешь петь?
– Да не умею я петь! Никогда не училась. Просто пела. А батюшка Афанасий услышал.
– Где услышал?
И чего она пристала? Но тут я заметила, что моего ответа с интересом ждут уже и Яринка с Настусей. Хотя о чём там рассказывать?
Когда я только попала в приют, выяснилось, что мне абсолютно не знакомы Библия, Закон Божий и вообще всё, без чего не должна мыслить своей жизни православная девочка. Когда батюшка Афанасий беседовал со мной в первый раз и спросил, что я знаю о Спасителе, я вспомнила мамины рассказы про море и ответила, что это тот, кто вытаскивает людей из воды, когда они тонут. Батюшка Афанасий размашисто перекрестился и, положив руку мне на макушку, молвил: «Ступай, дитя». А потом, как я узнала позже, отправился к Агафье и заявил, что нельзя допускать до школьной программы ребёнка, который путает Спасителя со спасателем. Таким образом полтора месяца я вместо школы ходила в церковь, где слушала о Боге и читала Библию.
Добрый батюшка Афанасий очень старался пробудить в моей душе искру веры, он воодушевлённо, иногда со слезами на глазах рассказывал об Иисусе, отдавшем свою жизнь во искупление человеческих грехов. Но я, воспитанная людьми мыслящими исключительно рационально и практично, не понимала этого. Как может один человек отвечать за всех? И зачем? И разве не эти люди сами убили Иисуса? И почему Бог отправил своего сына умирать, вместо того чтобы просто взять и всем простить грехи, раз это было так нужно?
Я задавала эти вопросы батюшке Афанасию, и он принимался взволнованно говорить о самопожертвовании и Божьем Промысле, чем запутывал меня ещё больше. В итоге я поняла только, что лучше всего просто слушать библейские истории, как странную, местами нудную сказку, время от времени кивать, а в особо грустных местах делать большие глаза. Тогда батюшка Афанасий оставался доволен и отпускал меня пораньше.
Но кроме чтения Библии и разговоров с батюшкой, в церкви я слушала хор. Печальные тётушки в платках, называвшиеся почему-то сёстрами, протяжно пели под звуки нежной музыки, несущейся из невидимых колонок. Звуки поднимались вверх, плыли под купол церкви и возвращались оттуда звонким эхом. Это было красиво, и трогало мою душу куда больше, чем рассказы батюшки Афанасия о Божьих чудесах. Правда, слова в этих песнях звучали странно, некоторые я понимала, другие нет, третьи были вроде знакомы, но тётушки произносили их неправильно. Однако слова меня мало волновали, гораздо больше завораживало то, как здесь звучали голоса.
До этого мне никогда не доводилось бывать в помещении, подобном церкви. В Маслятах все строения были маленькие, с низкими потолками, что, разумеется, не способствовало хорошей акустике. А вот петь там любили. Моя мама всегда пела, занимаясь домашними делами, пели девушки, собираясь вечером на улице, пели парни, аккомпанируя себе на стареньких гитарах, невесть как и когда попавших в нашу затерянную среди северных лесов деревушку. Пели и мы – дети. В основном когда отправлялись в тайгу за грибами или ягодами. Пение развлекало, помогало скоротать дорогу и оповещало диких зверей о приближении человека, что помогало избежать нежелательных встреч. Но никогда раньше я не слышала, чтобы человеческий голос лился так звонко и летел так высоко, как здесь, в церкви коррекционного приюта.
И однажды, когда батюшка Афанасий во время наших занятий зачем-то вышел, а больше никого рядом не было, я попробовала спеть сама. Взбежала на клирос и, подняв голову к куполу церкви, запела «Лето придёт во сне», или, как мы ещё называли эту песню, – медвежья колыбельная. Она была очень грустной, в ней рассказывалось про мишку, проснувшегося посреди зимы, про то, как ему одиноко и холодно и как он не может понять, что случилось с миром.
Песню эту мама пела мне – ещё совсем маленькой – перед сном, и часто я даже отказывалась засыпать, пока не услышу медвежью колыбельную. А позже и сама полюбила мурлыкать её вполголоса.
Но под куполом церкви голос мой полился чисто и звучно, зазвенел, полетел вверх, вернулся оттуда прозрачным эхом! Это привело меня в такой восторг, что я спела колыбельную два раза подряд и начала петь в третий, когда заметила, что в дверях стоит батюшка Афанасий и слушает меня, прикрыв глаза. Замолчав на полуслове, я втянула голову в плечи, спрыгнула с клироса и пристыжённо затрусила к своему месту возле раскрытой Библии.
Батюшка подошёл, погладил меня по голове и непонятно вздохнул. В тот раз он ничего не сказал и никак не прокомментировал мои певческие способности. Но полгода спустя, когда наша группа разучивала воскресную службу, Агафья предложила мне стать одной из певчих, и я не увидела на то какой-то другой причины, кроме протекции батюшки Афанасия.
Всё это я рассказала девочкам и вопросительно посмотрела на Зину – довольна? Та пожала плечами:
– Странно как-то. Ты хорошо поёшь, но никак это не используешь.
– А как она может это использовать? – спросила со своей кровати Яринка.
– Ну, попроситься в церковный хор, петь не только на воскресную службу, а всегда.
