П.А. Столыпин: реформатор на фоне аграрной реформы. Том 1. Путь к политическому олимпу

скачать книгу бесплатно

Учебные заведения гимназического типа в России существовали давно. Славяно-греко-латинская академия ведет свою историю с 1685 г., когда братья Лихуды открыли школу в Благовещенском монастыре. Преподавание там велось на латинском и греческом языках. Сословного ограничения при приеме в академию не было. История собственно гимназий началась с немецкой школы, открытой в 1701 г. в Немецкой слободе. Она занимала просторные палаты боярина В. Нарышкина и получила официальное название гимназии, где учили «языкам и философии мудрости». Программа включала, помимо древних и новых языков, философию, политику, риторику, арифметику и географию. Начало перелома в деле гимназического образования в России было положено в XVIII в. В 1726 г. при Академии наук была открыта гимназия, получившая название академической. Основной задачей гимназии считалась подготовка к военной и гражданской службе. Главными предметами гимназии являлись латинский, греческий, немецкий и французский языки, риторика, логика, история, арифметика. С 1747 г. преподавание стало вестись на русском языке, учащиеся были освобождены от наказаний плетью. В начале XIX в. в России были введены учебные округа и гимназии стали открываться повсеместно. В 1803 г. Александр I приказал в каждом губернском городе открыть гимназию. В 1804 г. был принят первый гимназический устав, по которому целью провозглашалась подготовка к поступлению в университеты. В 1811 г. по указанию министра народного просвещения графа С.С. Уварова была проведена следующая реформа. В ходе ее были сделаны изменения в учебном плане: введен Закон Божий, отечественный язык (русский), логика; исключены политэкономия, мифология, коммерческие науки, эстетика, философия. В 1819 г. для всех гимназий России был введен единый учебный план, который практически свел на нет реформу 1804 г. Были установлены сословный прием и возращены телесные наказания, значительная роль стала отводиться религии. Обучение длилось семь лет.

Следующий этап развития гимназии связан с царствованием Николая I. Направление новых реформ объявил новый министр просвещения А.С. Шишков. «Обучать грамоте весь народ или несоразмерное число оного количеству людей, принесло бы более вреда, чем пользы». Уже в 1825 г. с высочайшего утверждения было приказано: науки политические исключить; число уроков, назначаемых для изучения риторики и поэзии, уменьшить; выбор тем для сочинений не предоставлять выбору учителей; списки учащихся в гимназии предоставить в полицию; все предметы преподавать на русском языке. В результате этого 8 декабря 1828 г. «Комитет устройства учебных заведений», организованный в 1826 г., составил новый устав, согласно которому гимназии должны были в своем обучении преследовать такие цели, как подготовка к поступлению в университеты и уклон на общее воспитание и образование[88 - Устав гимназий и училищ уездных и приходских, состоящих в ведомстве университетов: Санкт-Петербургского, Московского, Казанского и Харьковского (8 декабря 1828 г.) // Полное собрание законов Российской империи. Собр. II. Т. III. СПб.: Тип. II Отделения Собственной его императорского величества канцелярии, 1830. С. 1111.]. При Николае I была введена форма для гимназистов: «Сюртук синий однобортный с белыми медными пуговицами, воротник малиновый, с погончиками на плечах, панталоны синие поверх сапог, фуражка синяя солдатская с малиновым околышем» – для разночинцев. Для благородных гимназистов полагался «университетский мундир с треугольной шляпой, но без шпаги»[89 - Рождественский С.В. Исторический обзор деятельности министерства народного просвещения. 1802–1902. СПб.: Издание Министерства народного просвещения, 1902. С. 453.].

Постепенно в обществе складывалось мнение о необходимости приближения гимназического образования к реальной жизни, и 21 марта 1849 г. в России была проведена следующая гимназическая реформа. Курс стал делиться на общее и специальное обучение. Начиная с четвертого класса, все учащиеся разделялись на юридическое и латинское отделения. Первое готовило для чиновной службы, второе – для поступления в университет. Под влиянием общественности с 1861 г. стала смягчаться система гимназического образования, специальные комиссии начали работу по составлению нового устава, отражающего потребности жизни и общества. В 1864 г. был введен новый Устав, и гимназии стали делиться на классические и реальные; первые, в свою очередь, подразделялись на обучение с одним древним языком и с двумя древними языками. Окончившие классическую гимназию принимались в университет без экзаменов, а окончившие реальную гимназию могли поступать в высшие специальные учебные заведения и на физико-математический факультет университета. Была провозглашена безусловная всесословность гимназии. Телесные наказания были категорически отменены. В 1866 г. министр просвещения Д.А. Толстой назначил комиссию по разработке нового устава, целью которого оставалось возрождение классицизма в образовании. 30 июля 1871 г. новый устав гимназий и прогимназий был утвержден. Обучение длилось восемь лет (седьмой класс был двухгодичным). Согласно новому уставу основное значение придавалось изучению древних языков; исключалась естественная история; космография заменялась математической географией; шло уменьшение числа часов на чистописание, рисование, черчение, историю и Закон Божий. Вновь вводилась логика. Была введена система классных наставников; на преподавателей были возложены воспитательные функции; одному преподавателю разрешалось вести разные предметы; директор и инспектор должны были вести предметные уроки в классах[90 - Горбунов П. Программы и устав городских училищ министерства народного просвещения (по Положению 31 мая 1872 г.). М.: Тип. А.Г. Кольчугина, 1891. С. 5–6.].

В 1874 г. в 12 лет П.А. Столыпин был определен во второй класс Виленской гимназии. Данный округ очень сильно отличался от учебных округов, располагавшихся в русских губерниях. В Литве и Белоруссии, которые когда-то входили в Речь Посполитую, было очень сильно польское влияние. Виленский учебный округ был учрежден через 8 лет после третьего раздела Польши в 1803 г. Первоначально в его состав входили Виленская, Гродненская, Минская, Могилевская, Витебская, Киевская, Подольская и Волынская губернии. Первым попечителем округа стал князь А. Чарторыйский, большое влияние на сферу управления образованием оказывал ректор Виленского университета И. Стройновский[91 - Сергеенкова В.В., Ершова О.И., Гулюк М.А., Шараева Е.И. Виленский учебный округ: политика российского правительства в области образования (вторая половина XIX в. – начало ХХ в.) // Российские и славянские исследования: научн. сб. Вып. III. Минск: БГУ, 2008. С. 57–75.]. Основу системы народного образования в Виленском учебном округе составили учебные заведения, существовавшие еще в XVIII в. К ним относились католические и униатские училища[92 - Гурецкий А. А. Политика царизма в области образования в Белоруссии в конце XVIII в. – первой четверти XIX в. (1772–1825 гг.): автореф. дисс. … канд. ист. наук. Минск: БГПУ им. М. Танка. 1998. С. 12.]. Опираясь на поддержку императора Александра I, А. Чарторыйскому удалось укрепить позиции польской культуры в области образования. Было переведено на польский язык преподавание во всех учебных заведениях округа, существовавших изначально как русскоязычные[93 - Там же. С. 6.]. Уровень среднего образования в Виленском учебном округе в дореформенный период был значительно выше, чем в губерниях Европейской России[94 - Евдокимова Е.Л. Гимназическое образование в Беларуси: Исторический опыт и тенденции развития (XIX в. – нач. XX в.). Минск, 1998. С. 36.]. По количеству гимназий Северо-Западный край превосходил Московский и Санкт-Петербургский учебные округа. В 1864 г. в четырех губерниях Виленского учебного округа было 13 гимназий и 3 прогимназии[95 - Сергеенкова В.В., Ершова О.И., Гулюк М.А., Шараева Е.И. Виленский учебный округ: политика российского правительства в области образования (вторая половина XIX – начало ХХ в.)… С. 57–75.].

Работа гимназий Виленского учебного округа осуществлялась в соответствии с российским учебным законодательством. В основных чертах организация гимназического образования была такой, как и в других регионах империи. Вместе с тем в политике правительства здесь прослеживалось стремление использовать учебные заведения для решения политических проблем. Польское восстание 1863–1864 гг. стало поворотным событием в политике правительства в северо-западных губерниях. В нем участвовали учителя и ученики средних учебных заведений Виленского учебного округа. Трудно определить точное количество учащихся, выступавших против властей. Можно говорить о том, что гимназии и прогимназии округа значительно опустели. Так, в отчете по управлению Виленского учебного округа за 1863 г. отмечалось: «Шавельская, Поневежская, Гродненская, Новогрудская и Слуцкая гимназии потеряли около половины или даже более своих учеников; Минская и Виленская также потеряли каждая около трети части учащихся»[96 - Извлечение из отчета управления Виленского учебного округа за 1863 г. // Журнал Министерства народного просвещения. 1864. № 7. С. 498.]. Этот факт местные власти не могли игнорировать. Генерал-губернатор Северо-Западного края М.Н. Муравьев считал, что именно гимназии Виленского учебного округа воспитали в своих недрах врагов правительства и самодержавия. Он предлагал сократить число средних учебных заведений в крае. Однако И.П. Корнилов считал, что средние учебные заведения – это сильное орудие русского общества для культурной борьбы с местным польским влиянием. По его мнению, нужно было позаботиться не о закрытии средних учебных заведений, а о том, чтобы «сделать их не только безвредными, но и полезными для государства и для русского образовательного и культурного дела»[97 - Корнилов И.П. Русское дело в Северо-Западном крае: Материалы для истории Виленского учебного округа преимущественно в Муравьевскую эпоху. СПб., 1901. С. 10.]. Такие разные точки зрения в дальнейшем определили два основных направления в политике правительства в области среднего образования в Виленском учебном округе: сокращение числа гимназий и прогимназий и усиление русской культуры и проправительственных настроений среди учащихся и преподавателей[98 - О закрытии одних и преобразовании других средне-учебных заведений в Северо-Западном крае с обращением части их сумм на устройство там женского образования // Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 4. СПб., 1871. Т. 4. С. 927.].

Также из средних учебных заведений полностью был вытеснен польский язык. Учителей обязали следить за тем, чтобы воспитанники в гимназиях и прогимназиях и вне их во время игр и занятий разговаривали между собой только по-русски. Более того, правительство пошло на радикальную меру: ввело преподавание Закона Божьего римско-католического исповедания на русском языке. При этом на русский язык было переведено только несколько учебников и катехизисов, прошедших строгую цензуру. В рамках политики русификации правительство приняло меры по увеличению в гимназиях и прогимназиях числа православных учащихся, облегчив им доступ в учебные заведения.

Система подготовки педагогических кадров для Виленского учебного округа сложилась в середине 60-х – первой половине 70-х гг. XIX в. и практически в неизменном виде просуществовала до революции 1905–1907 гг. Отдельные попытки готовить учителей предпринимались и в дореформенную эпоху. Но только после восстания 1863–1864 гг. правительство разработало и стало проводить в белорусско-литовских губерниях особую образовательную политику, реализация которой потребовала целого комплекса мероприятий по подготовке педагогов. Помимо образовательного, эта политика имела важный внутриполитический аспект: заменить польское культурное влияние в крае русским. В условиях бурного развития пореформенной России, сопровождавшегося поисками самоидентификации населения национальных регионов, от успеха борьбы с полонизмом зависело будущее российского правления в северо-западных губерниях. Поэтому подготовка педагогических кадров заняла важное место в образовательной политике правительства. Готовить не просто лояльных учителей, а активных проводников «русского начала» в образовании – таким был замысел А.П. Ширинского-Шихматова и И.П. Корнилова, стоявших у истоков системы подготовки педагогических кадров для Виленского учебного округа[99 - Гулюк М.А. Подготовка преподавателей для Виленского учебного округа в российских университетах во второй половине XIX в.: правительственная политика // Вытокi гiстарычнай навукi БДУ. Минск, 2005. С. 201–204; Белецкий А. Краткий исторический обзор деятельности управления Виленского учебного округа в XIX столетии // Виленский календарь на 1904 г. Вильна, 1903. С. 262.].

Восстание 1863–1864 гг. показало, что многие преподаватели-католики не были лояльны к российскому правительству. В течение 1864 г. И.П. Корнилов уволил практически всех учителей-поляков, выплатив им жалованье за год вперед. Был закрыт и Виленский дворянский институт, готовивший преподавателей польского языка. Русским же преподавателям и немцам-остзейцам, прибывшим в округ, в феврале 1864 г. правительство предоставило ряд серьезных льгот. Так, они получали 50 % надбавки к окладу, двойные прогоны, подъемные, ускоренную выслугу. В результате введения этих льгот на 80 вакансий в гимназиях и уездных училищах к осени 1864 г. было подано 360 прошений. Кроме того, М.Н. Муравьев предложил создать в округе «русский» университет, где все преподаватели и подавляющее большинство студентов были бы православными. Однако Министерство народного просвещения предложило иной план по русификации средних учебных заведений округа. В 1863–1864 гг. в университетах страны было создано 60 новых педагогических стипендий для Виленского учебного округа. Воспользоваться ими могли только православные уроженцы края и русские либо немцы-остзейцы. За пользование стипендией (300 руб. в год) полагалось отработать шесть лет в гимназиях округа. Именно этот вариант был одобрен Александром II, и стипендиаты Виленского учебного округа стали до начала ХХ в. основным источником кадров для средних заведений округа. К 80-м гг. XIX в. Виленский учебный округ занял третье место в России по числу работавших в средних учебных заведениях выпускников столичных университетов[100 - Сергеенкова В.В., Ершова О.И., Гулюк М.А., Шараева Е.И. Виленский учебный округ: политика российского правительства в области образования (вторая половина XIX – начало ХХ в.)… С. 57–75.].

Виленскую гимназию не раз посещали высокопоставленные лица. Так, в августе 1838 г. ее посетил министр народного просвещения, граф С.С. Уваров. Это событие было записано в протоколах заседания Совета «для всегдашнего воспоминания». 20 августа 1838 г. «назначен был общий смотр ученикам и представление чиновников гимназии», которые были собраны на гимназическом дворе. После представления преподавателей С.С. Уваров вместе с князем Долгоруковым «обошел ряды воспитанников и любовался их красивою наружностью». В рисовальном зале министра приветствовали речами на русском, латинском и немецком языках. 21 августа было испытание учеников всех классов. Испытание производилось «в русском языке пo чтению, декламации и правописанию, по русской истории и хронологии (по методу Язвинского) и по латинскому языку». «Я многого ожидал, – заметил министр, – но то, что здесь нашел, превзошло все мои ожидания»[101 - Юницкий Н. Виленская первая гимназия // Сборник сведений о средних учебных заведениях Виленского учебного округа. Вильна: Тип. М.Р. Ромма, 1873. С. 20.].

С 1845 г. при Виленской гимназии начал действовать «конвикт для бедных учащихся в Виленских средне-учебных заведениях» (на углу Михайловского переулка, около костела св. Михаила), который в 1870 г. был переименован в «общую ученическую квартиру». Впоследствии при ней было открыто общежитие, куда принимались пансионеры с платой в 300 руб. в год и полупансионеры – в 240 руб. Плата за обучение в гимназии вносилась особо. При поступлении в общежитие единовременно уплачивалось 30 руб. на «первоначальное обзаведение». Пансионеры получали все необходимое, а полупансионеры – только стол, учебники, пособия, письменные принадлежности и стирку белья.

6 сентября 1858 г. Виленскую гимназию посетил император Александр II. Вначале он осмотрел музей, потом – учебные классы на втором и третьем этажах. После этого царь вышел на гимназический двор, где были собраны все преподаватели и гимназисты. Увидев большое количество людей, он спросил: «Сколько учащихся?» Директор ответил, что в гимназии с тремя параллельными классами учится 575 человек. «Много, очень переполнено», – сказал на это Александр II. Попечитель Виленского учебного округа заметил, что такая картина почти везде и для того, чтобы снять данную проблему, нужно открывать новые гимназии. После этого царь осмотрел конквикт, больницу при нем на 4 кровати, столовую и кухню. Общаясь с обитателями конквинкта, Александр II спросил: «Не далеко ли детям ходить из конвикта в классы?» В кухне он приказал налить себе из общего котла супа, приготовленного к обеду и начал есть его с хлебом. Пообедав, император сказал: «Но и детям Вашим пора обедать! Они ведь обедают в 3, а теперь 4 часа». Выходя после осмотра, Александр II сказал попечителю: «Хорошо! Все чисто, опрятно. Все, что я видел сегодня, чрезвычайно радует и утешает меня. Благодарю Вас за Ваше попечение и вполне надеюсь, что оно увенчается совершенным успехом. Благодарю!» Визит этот имел благоприятные последствия. Так, 17 апреля 1859 г. по высочайшему указу были усилены штаты гимназий. В Виленской гимназии годовое жалованье старших учителей было увеличено до 650 руб., младших – до 550[102 - Юницкий Н. Виленская первая гимназия… С. 35–36.].

Окончивший гимназию в Вильно в 1895 г. сын артиллерийского офицера, живописец, график, художник театра, ведущий участник творческого объединения «Мир искусства» М.В. Добужинский (1875–1957) оставил очень интересные воспоминания о ней: «Гимназия, куда я поступил, находилась на узенькой, очень оживленной Замковой улице, в самом центре города, и занимала длинный флигель упраздненного университета. Дом, наверно, был XVIII в., может быть и старше, стены и пол были неровные, а окна наших классов громадной высоты и почти до полу. Громадной величины были и кафельные печи, которые жарко натапливал маленький старичок, наш гимназический сторож». Стены были «необыкновенной толщины… широкий коридор поднимался в верхний этаж пандусом вместо лестницы, – там помещалась домашняя православная церковь… Старый университет представлял из себя довольно сложный конгломерат зданий с внутренними двориками и переходами. От прежних времен сохранилась и небольшая башня давно упраздненной обсерватории с красивым фризом из знаков Зодиака. Все эти здания окружали большой двор… засаженный деревьями; ко двору примыкал стройный фасад белого костела св. Яна, а рядом с костелом стояла четырехугольная колокольня с барочным верхом, возвышавшаяся над всеми крышами Вильны. В Вильне старина как бы обнимала меня (даже в гимназии), и я жил среди разных преданий, связанных с городом». По словам М.В. Добужинского, в Вильно «было множество мест, о которых рассказывали таинственные истории, говорили, что под городом протекает подземная река, что из Замковой горы ведут какие-то древние подземные ходы и коридоры чуть ли не к Трокскому замку…У подножья горы, среди площади, в стороне от других зданий, стояла высокая колокольня кафедрального костела св. Казимира, и ее неуклюжая странной формы база тоже говорила о седой древности: по преданию, которому хотелось верить, этот массивный каменный блок и был тот самый языческий алтарь Знич, где горел неугасимый огонь вайделотов. В то время Вильна была исследована мало, мы постоянно натыкались на неожиданные открытия: так, в одном упраздненном католическом монастыре нашли в подвалах огромное количество черепов – все отмеченные на лбу красным знаком креста, что изумило своей загадочностью. Живым преданием был в Вильне почитаемый всеми чудотворный образ Остробрамской Божьей Матери: в часовне, над городскими воротами с гербом Литвы – скачущим витязем с обнаженным мечом, сиял среди свечей и лампад кроткий лик этой Мадонны в обрамлении тяжелой золотой ризы, украшенной короной и нимбом… А внизу узенькая улица, проходящая под воротами, всегда была полна коленопреклоненной толпы. Драгоценным делало город и то, что в величавом кафедральном костеле почивали в гробницах великие князья и княгини литовские, и, по преданию, сам воинственный Витовт; все в Вильне казалось полным таинственности, геройства и святости»[103 - Добужинский М.В. Воспоминания. М.: Наука, 1987. С. 92–96.].

«Город с его необыкновенно оживленной уличной жизнью еще больше оживлялся в большие праздники, на Рождество и Пасху. На рождественские каникулы наезжало множество студентов из Варшавы, Петербурга и Москвы, и еще более праздничными делались улицы, всегда полные веселого звона бубенчиков – непременной принадлежности извозчичьих санок (зима всегда была снежная, с крепким морозом). В Сочельник ходили по домам "славильщики", эти певчие распевали неуклюжие вирши, а иногда это сопровождалось пантомимой. Помню одни такие "стихи": "Ах, вы глупые литвины, ведь Христос не ест ботвиньи, принесите кашку с молочком или меду с сочком". На Крещенье по домам ходили – тоже по старому обычаю – "три короля!" – Каспар, Мельхиор и Балтазар и обязательно в компании с безымянной королевой. На головах у них всех были картонные золотые короны, а у королевы еще и белая вуаль до пят, которая в оттепель жалко обмокала и грязнилась. Балтазар был арап ("мужин" – по-польски), и лицо его было густо замазано сажей. В Великом посту, 4 марта, – день св. Казимира – был еще один народный праздник – Кермаш (Kermess), который оживлял тоже весь город. Большая пустая площадь перед Кафедрой (позже там был разведен сад) заполнялась огромным базаром. Из окружных деревень и местечек наезжали телеги, нагруженные всяким товаром – самодельной глиняной посудой, домоткаными материями, коврами, дорожками и, главное, бубликами и баранками с тмином, маком, "чернушкой" и без всего, которых были целые горы. Наиболее лакомые были аппетитно поджаренные сморгонские бублики – круглые шарики с дырочкой, нанизанные на бечевку, как бусы. Их на базаре покупатели надевали, как бусы, и разгуливали, шлепая по весенним лужам. Такой же базар и гулянье – праздник, но поменьше, был и летом в день св. Петра и Павла около красивейшего собора этих святых на Антоколе, в предместье Вильны, где почему-то особенно много продавалось пряников. Были пряники белые, мятные, и вроде "вяземских", медового цвета и вкуса, а также какие-то розовые, в виде подбоченившихся человечков и скачущих лошадок. На Пасху город снова радостно оживал, и тогда уже пахло весной. В каждом доме накрывался пасхальный стол со всевозможными яствами, который стоял целую неделю. Кроме традиционной творожной пасхи, кулича с бумажной розой и окорока, изготовлялись разные торты и "мазурки", из которых помню необыкновенно вкусную миндальную "легуминку" – специальность виленской Пасхи. Стол украшали и расписными яйцами, "писанками", часто очень затейливого рисунка, их привозили из литовских деревень – произведения настоящего народного литовского творчества. Таял снег, и ручьи бежали с веселым журчаньем вдоль всех тротуаров (по "ринштокам", как называли глубокие уличные канавки в Вильне), и веяло какими-то незнакомыми мне и волнующими весенними запахами. Когда мы жили на окраине города, то даже зловоние "полей орошения", которые лежали между нашей "усадьбой" и "Закретом" – заповедным лесом, как-то странно-приятно соединились с весенними воспоминаниями»[104 - Добужинский М.В. Воспоминания. М.: Наука, 1987. С. 92–96.].

Совершенно другое восприятие от Виленской гимназии осталось у Юзефа Пилсудского, будущего главы Польши и известного русофоба: «Я стал учеником… Виленской гимназии, – писал он в 1903 г. в статье "Как стать социалистом", – находящейся в стенах старинного Виленского университета, бывшей альма-матер Мицкевича и Словацкого. Выглядело все здесь иначе, чем в их времена. Хозяйствовали здесь, учили и воспитывали молодежь царские педагоги, которые приносили в школу всякие политические страсти, считая в порядке вещей попирание самостоятельности и личного достоинства своих воспитанников. Для меня гимназическая эпоха была своего рода каторгой… Не хватило бы воловьей кожи на описание неустанных, унижающих придирок со стороны учителей, их действий, позорящих все, что ты привык уважать и любить… В таких условиях моя ненависть к царским учреждениям, к московскому притеснению возрастала с каждым днем»[105 - Цит. по: Наленч Д. и Т. Юзеф Пилсудский (Легенды и факты). М.: Изд-во полит. лит-ры, 1990. С. 11.].

Однако Юзеф Пилсудский благополучно закончил эту «школу угнетателей», в отличие от председателя ВЧК Ф.Э. Дзержинского, также бывшего в свое время учеником Виленской гимназии и отчисленного из последнего восьмого класса. Гуляя в 1909 г. со своей будущей женой в окрестностях Кракова, Ф.Э. Дзержинский эти годы вспоминал неохотно. «Скупо, но с ненавистью вспоминал Феликс гимназический режим, русификаторство, шпионаж за учениками, принудительное посещение в табельные дни молебнов, дрессировку на квартире учителя гимназии в Вильно, где он жил вместе с братьями», – писала С.С. Дзержинская[106 - Дзержинская С.С. В годы великих боев. М., 1975. С. 123.]. Много лет спустя, в 1914 г., Ф.Э. Дзержинский утверждал практически то же: «Когда я вспоминаю гимназические годы, которые не обогатили моей души, а сделали ее более убогой, я начинаю ненавидеть эту дрессировку, которая ставит себе задачей производство так называемых интеллигентов. И светлые воспоминания мои возвращаются к дням детства и перепрыгивают через школьные годы к более поздним годам, когда было так много страданий, но когда душа приобрела столько много богатств»[107 - Феликс Дзержинский. Дневник и письма. М., 1956. С. 158.].

Русский язык в тот период был больной темой для Ф.Э. Дзержинского. Виленская гимназия считались цитаделью русского образования и культуры, и все преподавание строилось вокруг этого. Несмотря на предпринятые меры по его адаптации к учебе, в первом классе он остался на второй год, так как плохо знал русский язык, на котором велось обучение в гимназии. Между тем в семье Ф.Э. Дзержинских всегда говорили по-польски, и обучение русскому языку молодого Феликса началось при помощи старшей сестры Альдоны только в 7 лет. Однако помощь сестры ограничивалась каникулярным периодом. Домашнего обучения было явно недостаточно, как учитывая указанное обстоятельство, так и то, что у самой Альдоны на шестом году обучения была переэкзаменовка по русскому языку. Впрочем, как и оставление Феликса на второй год, так и переэкзаменовку Альдоны можно рассматривать не только как оценку их знаний, но и как результат целенаправленной политики русификации, характерной для виленских гимназий того времени. Так, Альдона была оставлена на переэкзаменовку по русскому языку только потому, что не смогла объяснить значение всего лишь одного русского выражения «студеная вода». На вопрос учителя она ответила, что это вода из студня (по-польски «колодец»). На недоуменный вопрос педагога одноклассница сестры Дзержинского объяснила, что по-польски колодец называется студней. Узнав, что Альдона дома говорит по-польски, преподаватель заявил: «Я научу вас говорить по-русски. Получите переэкзаменовку!»[108 - Дзержинская-Кояллович А.Э. Воспоминания сестры // О Феликсе Дзержинском. Воспоминания, очерки, статьи современников. 2-е изд., доп. М., 1987. С. 17; Ратьковский И.С. «Гимназистки влюблялись в него по уши»: Виленская гимназия в жизни «железного Феликса». 1887–1896 гг. // Новейшая история России. 2014. № 2 (10). С. 197–217.]

Формальным поводом для исключения Ф.Э. Дзержинского из Виленской гимназии был его конфликт с преподавателем русской словесности И.Г. Раком. Сущность данного инцидента состояла в том, что Ф.Э. Дзержинский, проходя по коридору, заметил объявление, которое вывесил Рак. В нем содержалось следующее предписание: «Настоящим доводится до сведения господ гимназистов, что разговаривать в классах, коридорах и иных помещениях вверенной мне гимназии разрешается только на русском языке. Виновные в нарушении сего предписания будут строго наказываться». Гимназист Ф.Э. Дзержинский сорвал это объявление и побежал в учительскую. Там вокруг большого овального стола сидело несколько преподавателей: пили чай, разговаривали, просматривали тетради. Ф.Э. Дзержинский швырнул на стол перед И.Г. Раком сорванное объявление и сказал: «Вот ваше предписание, вы сами готовите борцов за свободу! Неужели вы не понимаете, что национальное угнетение ведет к тому, что из ваших учеников вырастут революционеры?![109 - Неизвестный Дзержинский (Факты и вымыслы). Минск, 1994. С. 18.]

Вместе с тем следует отметить, что, в отличие от Юзефа Пилсудского, Ф.Э. Дзержинский все-таки стал продуктом русификации и даже В.И. Ленин, намекая на него, говорил, что обрусевший инородец является еще более русским, чем сами русские.

Не очень хорошо отзывался о Виленской гимназии и другой ее знаменитый ученик, известный в будущем актер В.И. Качалов, тогда еще не взявший свой псевдоним и носивший фамилию Шверубович. В разговоре с профессором В.Н. Сперанским, также выпускником гимназии и своим однокашником, он говорил, что, «несмотря на принадлежность свою тогда к господствующей национальности и к привилегированному православию, он вспоминает гимназические годы с одной только грустью, даже жутью»[110 - В.Н. Сперанский о Дзержинском-гимназисте // Русская жизнь. 2009. 29 января.].

Для поступления в Виленскую гимназию требовались следующие документы: 1) метрическое свидетельство (для христиан) или заменявшее его удостоверение (для нехристиан); 2) свидетельство о звании или послужной список отца; 3) удостоверение о привитии оспы; 4) фотографическая карточка. Плата за обучение взималась в размере 40 руб. в год в «нормальных и приготовительных» классах и 60 руб. в год – в параллельных. Кроме того, лица иудейского вероисповедания вносили по 8 руб. в год за «слушание закона божьего еврейской веры». Также еще по 4 руб. платили те ученики IV–VIII классов, которые занимались рисованием[111 - Виноградов А.А. Путеводитель по городу Вильне и его окрестностям. Вильна: Тип. Штаба Виленского военного округа, 1904. С. 241.]. «Наибольшим многолюдством отличались младшие классы гимназии, до IV включительно… Среднее число учащихся в каждом отделении названных классов – 51 человек, больше установленной нормы на 11 человек. В старших классах число учащихся постепенно понижалось… Среднее число учеников в каждом из них 30 человек. Многолюдству гимназии… не соответствовало назначенное для нее помещение, в котором, при тесноте большей части классных комнат, а также при неудобстве некоторых из них по недостатку света и воздуха, ощущался и недостаток нужного количества комнат: в гимназии не было рекреационного зала, так что ученики принуждены в холодное время года и в ненастную погоду наполнять во время перемен коридоры»[112 - Серебряков С.В. Исторический очерк столетнего существования Первой гимназии. 1803–1903 гг. Ч. 1. Вильна. 1903. С. 57–93; Ратьковский И.С. Из Вильно в Петербург: выпускники Первой Виленской гимназии в Санкт-Петербургском университете // Клио. 2013. № 10. С. 99–101.].

Главная задача Виленской гимназии состояла в том, чтобы «дать образованию юношества направление, согласное с общим духом народного просвещения в России… сблизить его с русскими понятиями о долге гражданина и человека». Это было особенно трудно после Польского восстания 1863 г., так как «страсти, пробужденные тогда беспорядками», на тот момент еще не утихли, «волнение умов продолжалось». На гимназистов оказывало влияние не только образование, но и родители, многие из которых принимали деятельное участие в мятеже. Поэтому необходимо было побороть среди учащейся молодежи «возбужденное раздражение, пересоздавая в то же время коренные основы воспитания и заменяя польские начала русскими»[113 - Юницкий Н. Виленская первая гимназия… С. 37.].

Большая часть учеников, почти 80 %, жили у своих родителей или ближайших родственников. «Для возможно более успешного достижения благоприятных результатов своей воспитательной деятельности гимназия постоянно имела в виду привлечь к участию в делах умственного и нравственного воспитания детей их родителей. С этой целью между классными наставниками и родителями и воспитателями учеников были установлены постоянные сношения». Следя за ходом учебных занятий в их классах и за всей классной жизнью учеников, классные наставники принимали все меры к тому, чтобы родителям учеников или лицам, «заступавшим их место», постоянно и своевременно сообщались сведения обо всем, что касается учеников. Для этого требовалось, чтобы ученики с точностью записывали в свои классные журналы каждый заданный им урок и еженедельно проверяли эти записи, внося в то же время в них свои замечания и замечания других преподавателей, а также выставляя полученные за учебу баллы. Журналы свои ученики должны были каждый раз предъявлять дома родителям для просмотра и засвидетельствования своей подписью. Кроме того, для личных свиданий классных наставников с родителями учеников назначались в течение всего учебного года и объявлялись «во всеобщее сведение особые часы» (не менее двух раз в неделю), а в некоторых случаях родители приглашались в гимназию. Меры взыскания, применявшиеся для предупреждения или пресечения проступков со стороны учеников, были следующими: а) одиночное сидение в классе; б) выговор классного наставника перед классом; в) оставление в гимназии на 1 час после уроков с оповещением об этом родителей; г) назначение особых занятий на дом в праздничные и воскресные дни, «для пополнения упущенного»; д) задержание в гимназии на время до 3 часов; е) выговор инспектора перед классом с внесением в штрафной журнал; ж) заключение в карцер на время от 1 до 4 часов; з) выговор директора перед классом, с понижением балла за поведение; и) заключение в карцер на время от 4 до 8 часов; к) заключение в карцер на время от 8 часов до одних суток; л) выговор от имени педагогического совета.

Форма учеников в гимназий и прогимназий по Уставу гимназий и прогимназий Министерства народного просвещения 1864 г. включала: а) однобортный полукафтан темно-зеленого цвета с черными пуговицами, с отложным воротником и с петличками на нем из синего сукна; б) жилет темно-зеленого сукна, однобортный, с черными пуговицами; в) галстук черный, суконный или шелковый; г) пальто темно-зеленое, суконное по существовавшим образцам, с суконными петлицами синего цвета и с черными пуговицами; д) фуражка темно-зеленого сукна, с суконным околышем синего цвета. Попечители учебного округа имели право разрешать отступление от этой формы сообразно местным условиям и времени года[114 - Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. СПб., 1865. Т. III. Столб. 1301–1311.]. Форма данного образца весьма напоминала обмундирование русской армии – был возвращен стоячий «гвардейский» воротник, введены французские кепи. С военными гимназистов роднило и серое двубортное пальто «офицерского образца», а также песочного цвета башлык из верблюжьего сукна, надев который воспитанники в полной мере ощущали себя «господами военными». Иногда их действительно с ними путали. М.В. Добужинский приводил такой случай: «Один хлыщеватый драгунский вольноопределяющийся в потемках около того же самого катка принял меня за офицера: я был высокого роста, и мое форменное светло-серое пальто было совсем офицерского покроя. Он вытянулся и взял «под козырек», я же нашелся и вежливо сказал: "Пожалуйста, не беспокойтесь, проходите" (как говорил мой папа юнкерам и кадетам в таких случаях), тут же расхохотался»[115 - Добужинский М.В. Воспоминания… С. 102.]