banner banner banner
Сама по себе. Поток сознания
Сама по себе. Поток сознания
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сама по себе. Поток сознания

скачать книгу бесплатно


Ну вот, всё к «банкету» нашему приготовила, так что есть время навестить Компа и выбрать еще что-либо из переписки с Алининой.

«Я – на её стихотворение «Жизнь»:

«Вы молодчина! Пишете стихи, а я… Когда-то, в юности, тоже пробовала, но потом решилось так: лучше своих любимых поэтов (Тютчева[22 - Фёдор Тютчев (1803—1873) – великий русский лирик, поэт-мыслитель.], Блока[23 - Александр Блок (1880—1921) – русский поэт, писатель.], Ходасевича[24 - Владислав Ходасевич (1886—1939) – русский поэт, критик, мемуарист, историк литературы.], Набокова) не напишу, да и тратить душевные силы на поиски рифмы, пытаясь за хвост „поймать прекрасную птицу поэзии“, не хочу, поэтому попробую-ка писать с поэзией в прозе, и с тех самых пор всё пробую, пробую… Желаю удачи и Вам!»

«Дорогая, нашли о чём горевать, – стихи не пишутся. Да Ваши дневниковые записи гораздо интереснее стихов! Человек я увлекающийся, многих хочется прочесть, но к Вам возвращаюсь неизменно».

«Спасибо за поддержку, дорогой мой человек! Берегите себя!»

А теперь немного почитаю. Но кого?.. А, пожалуй, Григория Булыкина, о котором Алинина писала, что я, мол… что он, мол, меня… И с чего начнём?.. А хотя бы вот с этого его стихотворения:

Нет в мире больше тайн.
Лишь хлопоты да страхи.
Да надоевший снег,
Да холод скудных слов.
И лишь – мечты детей,
Как угольки во прахе
Кремированных душ
Еще живых отцов.
А, впрочем, как с женой,
И с этим сжиться можно.
И просто ждать Суда
У Божьего крыльца,
Не силясь разглядеть
В тоске своей острожной
Ни истины людской,
Ни замысла Творца.
А ничего!.. Но гру-устный поэт. Интересно, сколько ему лет?
Нет в мире больше тайн.
Лишь хлопоты да страхи.
Да надоевший снег,
Да холод скудных слов…

Да-а, отличное стихотворение. А это?.. И это. Почитать что-либо Тёме? Нет, не буду, а то начнёт придираться к словам и развеет очарование. Написать автору? Нет, сегодня не буду. Как-нибудь еще почитаю, а уж потом… может быть.

Глава 5

Наверное, еще восьми нет… Пролёт. Уже двадцать девятого. А серость за окном, как в моём сне. Приснится же такое! Длинные низкие коридоры, маленькие пустые комнаты, тёмные переходы со стенами, только что выкрашенными масляной охристой краской, и я бреду, ищу выход… Но вдруг кто-то хватает меня за руку. Скелет! Его когтистая рука! И уже тянет, тянет меня вниз, на пол. Пытаюсь вырваться, но он еще крепче сживает руку, и я слышу, как гремят его кости. Нет, не уйти! И никого – рядом. Еще попытка, еще! Наконец-то!.. И вбегаю в соседнюю комнату, может из неё – выход? Но где же ключи? Ведь если найду выход, то прежде чем уйти… знаю это!.. должна закрыть ту самую комнату, в которой скелет. Но нет ключей. Потеряла. Что же делать? Искать? Но долго бродила по коридорам, да и под ногами уже солома, в ней не найти! И хотя страшно, но возвращаюсь туда, где скелет, а его уже нет… И снова иду по длинному коридору, заглядываю в квадратные комнаты и ищу, ищу выход… Неприятный, липкий сон… И как же надоело по утрам вставать, по вечерам ложиться, вставать-ложиться-вставать… Суета-сует и ерунда какая-то получается, катились бы дни беспрерывно с работами-заботами… Плохо… плохо, что рядом – «работами-заботами». А-а, лень с утра что-то придумывать, мозг еще не разбежался. Впрочем, катилась бы себе жизнь без сна и не надо было ложиться спать-просыпаться-спать-про… вставать. Ладно, еще минут пять поваляюсь и встану… но прежде, глядя в потолок, определю приоритеты грядущего дня. А красивый потолок у меня получился, как изморозь узорчатая. Сама технологию придумала! Дно баночки – в густой меловой раствор и аккуратненько – к потолку, в раствор – к потолку, в раствор… Хватило ж терпения! И сколько лет назад как хватило? А лет двенадцать, внучке тогда годика четыре было. Теперь такой узорчатой красоты не сотворила б, не-ет… И где сейчас детки мои, в гостинице ль ночевали, что б ночью не ехать?.. Что-то отвлеклась я от приоритетов… Итак… во, надо наконец-то в туалете светлые обои на дверцы кладовки наклеить, а то входишь и сразу – словно в забор коричневый упираешься, а когда наклею, то войду, а предо мной вдруг… вроде как светлая перспектива. Конечно, ощущение секундное, но и то дай сюда… при нашем-то дефиците радости. А еще коврик с египетскими древними рисунками под ноги брошу, включишь воображение и, хоть ненадолго, но окажешься на солнечных берегах плодородного Нила, вглядишься в иероглифы, в профили дев египетских. Лепота буи-ить!.. Всё. Встаю. Раз-два-раз-два. Массаж моей ноге бедненькой, массаж моим ушам… А ушки у меня не бедненькие, а маленькие, аккуратненькие и к голове прижаты… вот-вот, прижаты, поэтому и слышу не очень-то, вон, у Вильки какие большие были, как эхолокаторы, поэтому от новогодних салютов и сходил с ума. И куда пропал, мой любимый Вилька? В последние-то дни томился, тосковал, подвывал, – как чувствовал что-то! – и пропал. Уж три года как… Ну, ладно, с утра положительные эмоции надо в себя закачивать. Эй, положительные, где вы, я здеся-я! Ой, только не все сразу, не все, вот с этой, пожалуй, и начну. Ах, как же вчера «Диалоги» от барокко до наших дней играли Бутман[25 - Игорь Бутман (1961) – саксофонист, продюсер.] с Алексеем Уткиным[26 - Алексей Уткин (1962) – российский габоист.]! Саксофон и английский рожок. О-бал-деть! Ну, где б такое услышала, если б ни канал «Культура»? Слава, слава каналу «Культура»!

Вот иду в ванну, умываюсь, причёсываюсь… вот – на кухню… подвязываю фартук, включаю рубильник, то бишь, поднимаю ключ, которым на ночь перекрываю газ, зажигаю горелки, ставлю ковшики для чая, – Тёме для черного, себе для зеленого и-и пошло-поехало! Сегодня у нас на завтрак будет овсянка, плюс ложка риса, плюс две – гречки… а пшена не будет. Нету пшена. Тёма вчера забыл купить. Всё забывает, забывает, забы… Ладно, не буду о грустном, надо положительные…

– Тём, хочешь почти анекдот? Вчера сюжет с Вологодчины видела о стариках в деревнях… Да послушай, смешно было… Ну да, о стариках, но смешно… Хорошо, валяю. В дальней деревне живут старики, к которым только раз в неделю добирается по бездорожью будка с продуктами… Ну да, конечно, ничего смешного нет, но слушай дальше… Нет, ты всё ж дослушай. И вот на завалинке сидит бабка и рассказывает журналисту: «Значить так… Как только будка-то приедить, бярём мы тады по восемь буханок хлеба, оставлям его в чулане, он там замерзам, мы его потом разрубам, отогревам и съедам». Смея-ялась весь вечер!.. А что, разве не смешно? «Замерзам, разрубам, отогревам, съедам»… Да жалко, жалко старушек, но чего ж плакать-то?.. Вот и не плачь, бабки теперь пенсии получают, не то, что мама в советские времена, хватает им не только на хлеб и маслице при своих-то курочках да поросятках… Хатки, конечно, у них ветхие, но ведь они так с ними срослись, что отрежь от них… то бишь, пересели в чистенькую и светлую квартирку, так, поди, помрут от тоски… Конечно, конечно, ты и дня бы в них… Вот и иди, иди пока в свою чистенькую и светлую, читай там.

Нет, блин, не получилось с мужем положительных эмоций, придется еще… с кем-либо.

Малышеву пора слушать. Давай-ка, вещай, моя пузатенькая магнитола: и о чём весёлые доктора гутарить собираются? Это я знаю… это уже проходила… секс – до фени… как подарки заворачивать… завернём, было б за что купить, так что кину-ка лучше в тебя, мой старенький «Филипс», вот этот диск… Тома Барабаса[27 - Том Барабас (1969) – американский пианист-клавишник и композитор венгерского происхождения.], музыка у него очень даже не навязчивая и тихая.

– Что ты, Тём?.. Эсэмэска? И что в ней?.. Ну что ж ты никак не научишься их читать вот уже два года! Давай сюда. «Выезжаем из Польши. Всё нормально». Ну, слава Богу, значит, нашли деталь и выезжают. Иди, Тём, и молись перед своей иконой, что б доехали без приключений… Да шучу я, шучу, но всё ж…

Эта овсянка просто сумасшедшая! Как только закипает, так сразу и норовит из кастрюли выскочить, теперь поддон вытирать надо. А, впрочем, Тёма вытрет, похоже, что ему это даже нравится… ну да, какое-никакое, а развлечение при его-то незанятой жизни в ожидании дачного сезона. А ведь еще три месяца будет от безделья маяться, у меня-то всегда дела, а у него… Мобик распевается.

– Тем, неси его сюда!

– Слушаю, слушаю, Ви… Да ты что? И чего ж это Кей выл?.. Ну да, ты ж его с цепи не спускаешь, вот и… и я б завыла, если б меня… Да всё у нас нормально, дети нашли деталь, так что выезжают в Россию… Ага, наверное, завтра приедут… Да нормально моё здоровье… И у Темы в принципе, вот только руки дрожат и забывать стал больше… Не, травы ему уже не помогут… Не, Ви, не помогут, а чаем зелёным пою. А твои ноги как?.. Но ты же сам сказал, что если в нашем возрасте ничего не болит, то значит померли… Держишь хвост пистолетом? Вот и держи… И у меня – пистолетом. Пока-пока.

– Ваша светлость, граф, пожалте к столу… (Новости он досмотрит! Значит, опять войдет с изюминкой, что, мол, где-то там, какая-то там восьмерых родила. Ну да, вчера сообщили, что семерых, а сегодня… Нет, молчит. Не было, видать, нынче изюминки… зато у меня – в каше.) Тёма, а кашка-то наша сегодня с изюминками и на дорогом сливочном стародубском маслице. (Усмехнулся чему-то?) Что, вспомнил, как Агнешка смеялась над этим стародубским?.. Ну да, в Польше-то дуб – жопа, и для неё смешно получается. (А вот что руки у него дрожат, не смешно.) Слушай, давай я тебе тарелку на кастрюлю взгромощу… взгромоздю… поставлю, расстояние до рта сократится, вот и… Ну, почему не надо? Давай, попробуем… Во, видишь, сразу дело на лад и пошло. А чай будешь? Да нет, заварка не третичная, а вторичная. Ладно, засыпаю первичной, шикнём сегодня, ибо однова живём! Будешь вафельку в шоколаде, да еще и с орешками?.. Конечно, дорогие, но зато вку-усные!.. Ну да, родители таких не ели… Ну да, да, у них и хлеб был в сладость. Ну да, да, да… (Каждый раз!.. как только что-либо вкусное дашь, так сразу – о родителях. Хотя б пореже что ль!) Да помню я, помню и пишу о них почти каждый день, но зачем же – с утра-то?!

А за окном-то капели кап да кап, как да кап и небо, как в марте… весё-ёленькое! И облачка лыбятся во весь рот, наверное, не будет зимы этой зимой… А, может, у неё тоже склероз, как у моего? Склероз у зимы, вот и забыла, что январь, сразу в апрель попёрлась… Посуду Тёма уже моет. А ведь знает, что не люблю, когда от колонки жаром несёт. И до чего ж медленно моет! Тарелку трёт, трёт, трёт… до дыр что ль хочет? И ложку, и нож… а вода льется, льётся, а колонка горит, горит… Ох, и медлительный! И всю-то жистЬ. Ужасть!

– Ну да, Тем, теперь иди пройдись. (Заказать купить что-либо, что б – не порожним рейсом ходил?) Купи-ка в белорусском саечку и сметаны, самая вкусная она у них из всех сметан. Купишь?.. Ну и ладно.

Ой, одной-то как хорошо! И ка-ак же Тёмы для тебя много! Нет, если б на работу ходил, а то всё – дома, дома, дома! Да-а, мечтала выйти замуж за моряка дальнего плавания, а угораздило за домоседа. Интересно, а я ему не надоела? Похоже, что нет.

Итак, до стряпанья обеда минут сорок, а посему… Может, к Компу подсесть? Ага, успею выбрать что-либо из переписки с Александром Курчановым, но вначале… А, впрочем, из переписки станет ясно, что за «вначале».

Он – на «В Перестройке. 91-й год»

«Жить недолго молодым, скоро срок догонит…» Эх, замечательно пишете!.. Да только годы те такие поганые были, что и вспоминать не хочется. «Господи! Ну, почему именно России суждено попробовать осуществить эту „изнурительную мечту“? Да, в ту пору так и думалось, но то, к чему пришли сейчас… Нет, лучше андроповский социализм, чем нынешний „алчный позор“ пред всем белым светом. Или вы так не считаете?»

«Александр, может, Вам и огорчителен будет мой ответ, но я так не считаю. Ведь большинство „носителей“ этого „позора“ с их лагерным законом: „Умри ты сегодня, а я – завтра“, вышли из социализма. Так чего же Вы хотите? Чтобы нравственность появилась вдруг, сразу, за пару десятилетий? Нет, два-три поколения сменится (а то и больше!), прежде чем… А что касается андроповского социализма… Нет, не хочу туда! Сейчас я пишу и говорю то, что думаю, и уверена, что не „загремлю“ за это на тот свет или в Сибирь. Да и простым людям развязали руки, можно и десять коров держать, а, значит, и мы будем сыты.»

«Уважаемая Галина! Неужели вы верите в повышение нравственности в стране, где уничтожается промышленность, экономика, армия, образование, здравоохранение? Если вы этого не видите – о чём тогда мы говорим?»

«Александр, когда иду на свой дачный участок, то каждый раз удивляюсь: как же быстро „от народа территория“ не очищается, а весьма быстро застраивается крепкими домиками! И меня радует: если это – „феодализм“ (как Вы утверждаете), то пусть будет лучше он, а не тот чудовищный социализм.»

«Тут без вопросов. Каждому своё…»

Я – на его «Пока еще живы…»:

«Стиль у Вас ясный, да и интонация, чувство композиции, и даже – свечение тонкого юмора. Явно, у Вас есть какое-то потаённое «око», которое видит глубоко, ясно, своеобразно: «Он был не частью её лица, а какой-то приставной машинкой, хлопотно трудившейся помимо бабкиной воли». Есть и талант не только прочувствовать увиденное, но и сформулировать отлично: «… эта экранная шлюшка была как сверчок на палочке и гораздо мертвее той бабульки, что сидела рядом на кровати и рассказывала о себе. У неё всё было правдой пережитой, претерплённой, выстраданной.» И – о Ваших миниатюрах: когда Вы подчиняетесь рассудку, получается хуже, а когда тому, о чем писала, – отлично! Желаю Вам чаще отмахиваться от этого самого рассудка и доверяться «оку».

«Спасибо, Галина, за высокую оценку и анализ моего скромного труда. По поводу „Ока“. Здесь я ориентировался скорее на память, ведь многое из прошлого забывается, но что-то остается на года, десятилетия, вот вокруг этого сохранившегося и начинаешь крутиться мыслью и чувствами – почему оно так дорого? Не знаю правильный ли это „фильтр“, но уж так получается. Ещё раз благодарю, заходите, буду рад.»

«Да правильный, правильный это „фильтр“, Александр! Вот я и кручусь в этом самом „фильтре“, и думаю, что „он“ – наш долг. Что может быть правдивее образа бабули, который Вы так тонко соткали? Так что, за „станок“ и – вперед, ввысь!»

Переписка с Курчановым довольно большая и позже из неё что-либо еще выберу, а пока…

– Тёма, ты? (Быстро возвратился.) Погодка-то хорошая, но скользко, да?.. А ты б осторожненько, возле дома туда-сюда, сюда-туда… Так и ходил? Ну, тогда завари чаёк, еще раз попьём с медком… Эсэмэска? Ну и что там?.. Не можешь прочитать, так давай сюда. «Подъезжаем к Белорусской границе». Ну вот, значит, завтра приедут. (Господи, пожалуйста, охрани их в пути! Ведь дети малые в машине!) Тёма, может, после чая с мёдом в «Линию» съездишь?.. Да нам-то ничего не надо, если только опять вафелек вкусных, а вот для Виктора печенки куриной купить надо… Да она ж не на килограммы продается, а на подложке, грамм по восемьсот. (Сколько раз покупал, а всё переспрашивает, переспрашивает.) А еще пряников медовых парочку… Ну как зачем парочку? Витька их любит, да если с молочком, так сразу – два, так что и третий лишним не покажется. Еще и бройлера купи, да покрупнее выбирай… ага, как всегда сделаю ему котлеты из него. Кстати, у Наташки подруга померла, хоронить собирается, так что не знаю, поедет ли к Виктору послезавтра?.. Можешь отвезти? Не хочется тебя грузить… Ну, и молодец, тогда Наташке позвоню, что ты, мол…

Ну, а теперь – щи варить, а посему надо тебя, Компуш, в «спящий режим» окейнуть… а, впрочем, нет, после щей подсесть к тебе не получится, надо будет сходить к Глебу последний раз кота покормить и прибрать, так что придется выключить.

Нет, как же здорово хотя бы на немного отрезаться от дома! Всё у сына другое, – непривычное, уютное, со вкусом, с выдумкой… Ну, пошла выдумывать! Скажи проще, без разных там эпитетов… Да я уже, Ядва, и сказала: как же здорово отрубить себя на какое-то время от привычного!.. Отрубилась, вот и радуйся… Я и радуюсь. Радуюсь и в окно глядючи, и этой тающей дымке облаков закатного неба, и заснеженной панораме за оврагом под названием Нижний Судок вместо нашей привычной серой пятиэтажки напротив… Кажись, достала она тебя… Конечно, достала, да еще как! Но не мешай мне, пожалуйста, отрубаться и радоваться… И отдалённому подмигиванию вспыхивающих фонарей за Судком, и вот этой прелестной ёлке, что притаилась меж диваном, окном, и этой плетёной корзиночке с кружками засушенного лимона… А коту, который несется к тебе?.. Ага, и этому аглицкому коту с маленькими смешными ушками… который уже пытается ухватить меня острыми зубками за руку. Фу! Фу, аглицкая морда, так нельзя играть! Ах, ты не слышишь? Так улетай в коридор, паршивец… Ну, ладно, не обижайся, иди сюда, только лежи тихо и мурлычь… или мырлыкай?.. мурлыка ты эдакий… Ой, как же благостно тебе вот так уйти от привычно-рутинного, да?.. Да, конечно, моя золотая Ядвочка, только жаль, что ненадолго. Вот отдохну чуток, накормлю кота, приберу и-и опять – в рутину.

Ну вот, Компуша, мы снова вместе. И чем порадуешь? О, Алинина откликнулась. «Галочка, дорогая, хочу – о Вашем замечании, что не очень отделываю свои тексты. Если бы я собиралась публиковать их, то подработала бы, но они дальше этого сайта не пойдут, так зачем стараться? Пишите мне, пожалуйста, я очень выделяю Ваше имя!»

И что, Ядва, ответим Галине?.. Не знаешь. Ну, конечно, зачем тебе – об этом? Зачем тебе… ну, ладно, это я просто так бурчу, смекая параллельно: что б такое ей… а-а, давай вот что напишем:

«Тёзка, только что по „Культуре“ посмотрела документальный фильм „Планета людей“ и подумалось: какие же мы, европейцы, заж… заевшиеся свиньи! Как трудно добывают люди там, в пустынях или Гималаях свой насущный кусок хлеба и чашку воды, а у нас… Сегодня в троллейбусе уселась напротив меня тётечка – одна, на всё сиденье! – и забубнила: плохо, мол, живём! Так и хотелось крикнуть: не жили после войны, когда кусочек хлеба – в сладость великую! Но отвлеклась я… Галина, если бы Вы не „выделяли мое имя“, то у меня и списка рецензий не было б!))) Похоже, что пишу в пустоту, – так, иногда, кое-кто, ненароком… а принимать участие в дискуссиях, чтобы привлечь читателей, мне не позволительно, голова устаёт и от того, что хочется написать. Но всё же читаю, читаю авторов, и сейчас, перед сном, непрошенно загляну в гости к Григорию Булыкиу, которого Вы так любите, да и мне стихи его понравились».

Глава 6

На балконе-то как хорошо и воздух!.. А снег опять тает, тает и обнажает всё свинство человеческое. Сколько ж хреновни за зиму набросали!.. а теперь повылезла, и смотреть во двор противно. Теплая зима в этом году, наверное, и весна будет ранняя, как… И в каком году это было? Ну да, в семьдесят четвёртом, когда дочке пять лет стукнуло. Помню, как несла к ней в садик огромный торт, одета была уже по-летнему и всё равно жарко было, а сейчас… А сейчас небо хмурое и тучами затянуто… но когда облака перетекают из тёмных оттенков в светлые, то столько ж полутонов получается! Да еще и контуры необычные можно высмотреть среди этих подвижных линий… как сейчас. Во-он, над крышей девятиэтажки, какая ж забавная сороконожка проползает и лапки-то у неё какие смешные! Правда, одна почти отвалилась, того и гляди насекомое захромает… Но нет, не захромало, а стало перетекать в собаку.

– Тёма, тебе щи со сметанкой?.. Ну, почему без? Сметана не для жирности, а для вкуса… Нет, о купеческих застольях Гиляровского мало читала, а вот Лескова[28 - Николай Лесков (1831- 1895) – прозаик, самый народный писатель России,]… Ну да, верю, что Гиляй интересный писатель, но всё ж Лесков… Да ты просто мало его читал… Конечно, мало, я уже два раза все четыре тома перечитала, а ты… Какой же Николай Семенович остроумный и мудрый! Мудрее Толстого, хоть того и превозносят… Ну как и Лескову «отдают должное»? Не-е, он оттерт на третий план, о нём мало слышно… Да нет, Тём, мало. Слушай, давай не будем о «много-мало»… а второе себе сам в микроволновке разогрей… Нет, а я пока не… Ну я ж тебе миллион раз говорила, что в обед ем только первое. (Забывать стал! А дальше что будет?) Ага, а второе я – на ужин… Ага, а сейчас пойду к «своему компьютеру» и что?.. Ну, раз «ничего», то пошла.

И сколько, дружок, набежало на мои творения читателей в Прозе? Ни-фи-га-себе! Шестьдесят четыре просмотра! Но в основном номер шестьдесят четвёртый просматривал, просматривал… А, впрочем, может, он просто сидел и щелкал по названиям? Так, так, так… Нет, похоже, что читал. Ну, вот же, в 20:46 начал читать «И началась война», а через три минуты… а эта главка на столько и тянет, открыл «Как тот ночной цветок», который минут на десять… так и есть, через девять минут – «Подари себе чудо». Да-а, если так дело пойдет и дальше, то однажды знаменитостью проснусь. Да шучу я, Комп, шучу… И всё же, ведь уже несколько раз по целому списку читают! Слушай, а, может, и скачивают? Во блин, и не с кем этой падостью… ой, радостью поделиться, дочке скажешь, а она: это, мол, модераторы тебе читателей подбрасывают… хотя зачем им подбрасывать? А Тёме скажешь, так ему… Сдается, что ему и модераторы, и творения мои – до лампочки, и как что: «Не читают теперь». Но вот же, читают! Каждый день только в Прозе мечется до пятидесяти тысяч пишущих и читающих… друг друга. Ну и что, что «друг друга»? Друг други – тоже читатели. Ой, звонок дверной… и протрещал три раза. Это Надежда Борисовна так звонит, наверное, деньги идёт занимать. Ну да, до пенсии две недели осталось, значит…

– Тём, пообщайся-ка ты с ней на этот раз, а то я только-только с Комп… за компьютер села… Конечно, жалкий она человек, и разговаривать с ней скучно, ведь – об одном и том же, об одном и том же! О дочке, которая пьет, о сыне, который выпивает. Ну надо ж, оба еще относительно молодые, а ждут-не-дождутся её пенсии, чтобы тут же расхватать. Ох, не дай бог – вот так…

А комментарии на мои творения есть? Ага, от некой Адамовой Валентины на «Тропки к дочке»: «Неторопливое раздумье матери в хорошей семье, и очень ожидаемая судьба подруги, с которой Вы не помешали дочке дружить… Как же хорошо пишете! И форма дневника кажется очень достоверной.» Вот те на… ей «кажется очень достоверной»! Значит, читательница моя думает, что пишу «под дневники»? Не-е, надо её ласково подтолкнуть к истине. «Валентина, только что прочитала в Вашем комментарии: «Форма дневника кажется очень достоверной». Поверьте, ей богу это и есть дневники. Сама удивляюсь, и как находила время их вести?»… Хватит, или еще что-либо прокаркаешь?.. Ядвочка, ты? Что-то давно не навещала… Посиди-ка на балконе и подумай… Спасибо за совет, так и сделаю… Не забудь своего Компа выключить… Зачем же выключать? Пока в «Сон» окейну.

Ни неба, ни облаков… Сплошная серость вверху, сплошная серость внизу… И галки твои любимые не галдят, и голуби не гулят, и даже собаки не тявкают. А меж тем дети твои всё едут, едут… Да-а, а ведь скользко на дорогах, того и гляди… Да не накачивай ты себя, живи настоящим мгновением… Хорошо советовать, а вот как зацепиться за это мгновение?.. «Как» не подскажу, а вот слова из песни напомню: «Есть только миг…» «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». Да знаю я эти слова, знаю и стараюсь так жить, стараюсь, ста… Вот и молодец, что ста… А воздух-то какой свежий, что и без ста… старания в грудь закачивается.

– Что ты сказал, Тём?.. Иди, иди, пройдись, хоть и серо, но воздух!.. Да! Купи-ка масла подсолнечного, а то чуть-чуть осталось… Да нет, бутылку с собой брать не надо, в готовых продают. (Покупает постоянно, а запомнить, что оно уже в бутылках…) И еще пол батончика «Дорожного», ряженки. Да не поскользнись. И через дорогу переходи осторожно, помнишь, как когда-то над капотом взлетел? (Помнит ли?.. Ага, вроде бы.) Ну вот то-то ж.

Уже семнадцать сорок через десять минут?.. Ну да, время твоих «Культурных» концертов… Ой, скорей – кофе заварить и-и… И кого будешь слушать-смотреть?.. Сонату Бетховена[29 - Людвиг ван Бетховен (1770- 1827) – выдающийся немецкий композитор и пианист.] слушать, а смотреть на Плетнева[30 - Михаи?л Плетнёв (1957) – российский пианист, композитор и дирижёр.].

– Тём! Ты молодец, что как раз – к Бетховену… И тебе – кофейку?

Господи, какая музыка! Какие великие люди композиторы! Да и исполнители. Ведь это ж чудо настоящее – симфонические оркестры, да еще с такими дирижерами, как Плетнев, Федосеев, Темирканов, Гергиев, Мета, Караян…

– Тём, и как тебе Бетховен?.. А-а, то-то ж… Да не громкий он, а могучий… Да нет, у него есть и «тихая» музыка, концерт для скрипки, сонаты. «Лунную» помнишь?.. Ладно, как-нибудь поставлю, у меня на дисках их несколько… Перед сном? Ну да, ты же любишь засыпать под музыку… Нет, Тём, еще не хочу ужинать… Ты опять? Ну, поищи в холодильнике чего-нибудь!.. Ну, как «что»? Паштет печеночный там, скумбрию вчера не доели, яйца, салат из капусты, крекеры на столе в баночке от печений. Хватит?.. Ну, и слава тебе…

Ведь договаривались же, что ужин будет сам соображать, ан нет! обязательно подойдет и спросит: «А что на ужин?» Никак не поймёт, что на-до-еда-ет человеку каждый день всё кормить и кормить кого-то! Вот судьба у женщин! Мужики-то отвоевали себе право не заниматься едой! Конечно, они сильные, умные, вот и покорили нас, слабых, беззащитных, вот и… Да ладно тебе! Расколыхалась аж до широких обобщений… Ага, расколыхалась. Ага, не надо бы… Вот и успокойся, попробуй сузиться… Ага, уже успокаиваюсь, уже суживаюсь… или сужаюсь? Короче, сузилась. Итак, что еще сегодня по «Культуре»? Это, это, это… нет, всё «это» можно и не смотреть, так что подсяду-ка к Компу, ведь не всё же с ним писать, можно и читать… И опять будешь – кого-либо из Прозы?.. Ну да, тем более, что «Авторы анонсируют», анонсируют… но этого всё равно не буду, этого и этого тоже, да и этого… И чем же тебе «эти» не угодили?.. А тем, что под псевдонимами. Ну что это? Невменяемая Читательница, Флавия Австралия, Великий Магистраторофф и ха-ха!.. даже Добрый Лесенок и Удивительно-Удивительно. Выпендриваются же графоманы! А посему почитаю-ка уже знакомого Володю Борейшо, он – с настоящей фамилией и…

– Что ты сказал, Тём, эсэмэска пришла? Давай сюда… По Белоруссии наши детки едут, а там, наверное, тоже снег идёт и скользко на дорогах, того и гляди… Часа в три ночи, может быть, приедут… не будешь дожидаться их приезда?.. Я тоже лягу… Ага, волнение наше им едва ли поможет… а, может, и?..

Странное название у Борейшо: «Удар милосердия»:

«А ведь жили. Хоть и простенько, без изысков: хата, сад, огород, во дворе колодец. Но жили! И любить умудрялись, и верить. Даже надежда теплилась, пусть и свечным огарком под тёмным образом». Надо сказать, густые краски у Володи… «Жизнь вращалась пластинкой вокруг бабки, тогда еще крепкой, как совхозный амбар, и радости было целое море, когда свадьбу отплясывали: „Дочка замуж выходит! Эй, слышите! Дочка…“ И замерло время, как вода в омуте. Застыло. Купались молодые в месяцах счастья, разбрызгивая дни да недели. Не печалясь, без жалости. Чего жалеть – сколько ни есть, все наше. Коли срок подойдет, то ничем не…»

– Спокойной ночи, Тём, до завтра… Нет, я немного почитаю… Да не скажи, если интересно, то можно и от сна отколупнуть кусочек, интересное прибавляет жизненных сил… Конечно, и я о детях волнуюсь, но…

«Коли срок подойдет, то ничем не отсрочишь, как не молись. Бабка качала головой укоризненно, но молчала – сами поймут, не объяснишь.»

Густо замешивает Володя и словами словно молоточком по голове выстукивает…

А тебе весёленького хочется?.. Ага, Ядва, хотя бы перед сном… А рецку писать ему будешь?.. А нужна ли она ему? Молчишь. Вот и я помолчу.

Пойти зажечь свечу перед иконкой «Божья матерь Афонская»? Молодец я, что всё же купила ее… середина девятнадцатого и лик Одигитрии такой прекрасный! А вот здесь, в уголке, кто-то пытался краски проявить, а зря, ведь такая, темноликая, она еще и таинственней. И свеча Марии к лицу, и подсвечник индийский… Мария святая, пожалуйста! сохрани и охрани моих детей и внуков в дороге опасной!

Нет, всё же напишу Борейшо несколько строк: «Владимир, трудно найти тему. Сложно – и слова скупые, ёмкие. Да и ритм… а уж интонацию!.. Но Вам удалось»… Скупо та как-то. Может, еще что-либо мыкнешь?.. Нет, Ядва, пожалуй, хватит, хотя и коротко написала, но ёмко. В его стиле. И сколько до сна осталось не реализованных минут?.. Почти тридцать. Успеешь еще кого-либо почитать… Ага, но повеселей бы… перед сном-то, а лучше – и веселого, и талантливого. Во! Сбегаю-ка в гости к Булыкину, хотя он тоже гру-устный… но зато талантливый!

Капри. Слякоть. Гости. Дача.
Шелест слов в тиши.
Как аквариум прозрачен
Мир твоей души.
Персик. Кофе. Сигарета.
Рюмка коньяку.
Жёлтое пятно рассвета
Тянется к виску.
Хорошо, что не пистолет.
В стране любви теперь сплошные зимы,
Гриппозные простуженные дни;
Лишь светлячок, Господь его храни,
Все плавится в груди неутомимо…

И ещё. И ещё, ещё… Ну вот и «закусила» наиприятнейшими строчками прошедший день. Спасибо, Григорий Булыкин. Спокойной ночи и тебе!

Глава 7

Дети приехали, а не звонят… Так ведь отсыпаются, вот и не… Ой, опять на улице плюсовая температура! Достала зима в этом году!.. а, вернее, не зима, а не пойми-разбери что, все месяцы по крыше балкона кап да кап, кап да кап!.. Что, хромушка, уже прилетел? Ну, раз прилетел, кормить буду. И чем тебя угостить?.. Не знаешь, что твой хромуша булки любит?.. Ага, сейчас я ему… Да побольше кроши, не жалей своего «Дорожного» батончика… Давай-давай, хромуша, клюй побыстрей, а то сейчас рыжий нахал свалится с неба и столкнёт тебя с подоконника. Хромуш, а помнишь, как два года назад прилетел ты на окно и лапы твои были спутаны леской? Не помнишь. Ну да, у вас, птиц, память короткая. А ведь если бы не поймала тогда, не распутала бы, то да-авно уже не прилетал бы… Три раза подряд «бы»?.. Ладно, Ядва-придира, напишем так: А ведь если б не поймала тебя тогда, не распутала лапки, то да-авно уже не прилетал… бы. А два сойдёт?.. Сойдёт для сельской местности… Ой, кажется, снежок запорхал! Радость-то какая! Если бы… Опять «бы-ы»?.. Отстань! А если б еще и морозец ударил!.. а то растает, поди, до земли не долетев… И «поди» не туда влепила… Ну хорошо, хорошо! А то, поди, растает, до земли не долетев, и опять – кап, кап, кап-кап…

– Тёма, Агнешка звонит? Первая проснулась.

– Агнеш, привет! Как же я рада тебя слышать!.. Да с нами всё нормально, а как ты, Глеб, Оливча?.. Уже играет? Конечно, ну что ей Европа, свои игрушки интересней, соскучилась поди… Да ладно тебе с уборкой, вначале отоспись с дороги-то… Ну, слава богу, что понравилась поездка. Трава уже в Европе?.. А у нас всё слякоть, слякоть… И снег в горах? Хорошо, что покатались… А вот это плохо, плохо. Но да ладно, чего не бывает меж своими! Помиритесь с дочкой, ты же у нас умница, всё понимаешь… Хорошо, что позвонила, ждали… А дочка ещё не звонила, спит, наверное… Пока-пока!

– Тём Димыч, а снежинки-то сегодня не хотят на землю падать… Как, куда денутся? Зацепятся за веточку и проживут еще день-два, не погибнут под твоими ногами… Ну, не под твоими, так под чужими… Да ну тебя с новостями, ты мне лучше вот что скажи: ехали дети в Европу отдыхать, а переругались, с чего бы это?.. Да, да, конечно, бывает… но ведь можно и без «бывает», зачем настроение себе и другим портить?.. Да, может быть… может быть уже и забыли… может, и не расскажут… ага, посмотрим, но всё ж если дочка начнёт о том, как они в Европе цапались… ну, ругались значит… Да это Машкино словечко, а не моё. Кстати, а что? Словечко весьма цепкое. Так вот, если дочка начнёт о цапанье, то постарайся в сторону разговор перевести… Как в какую? Ну, хотя бы на памятники там, на архитектуру там… Вот и попробуй. Вафлю будешь?.. Ну, и харе… Ну да, это тоже Машкино… Ага, это картошку вафлей закусить хочется, а после каши… Ой, телефон звонит.

– Галь, проснулась?.. Ну, конечно, разве Тошка даст поспать? Ладно, днём вместе с ним соснёшь… Рада, что понравилось. Когда придёшь рассказывать?.. Да не нужны нам подарки, всё у нас с батей есть для полного счастья… И вино не нужно… Ну и что, что прям из Братиславы? Еще от прошлой вашей поездки бутылка коньяка у него где-то завалялась… Ага, чтоб «выдержанное в подвалах» получилось… Завтра заедешь?.. Да, расскажешь… да, покажешь, а пока отдыхай после отдыха. Привет Артёму теплый, Машке, Тошке. До встречи.

И сколько сейчас? Ой, уже почти одиннадцать. Обед варить буду позже, а сейчас пойду Компа навещу, соскучился поди.

Привет, мой Комп! Чем займёмсИ-И сегоднИ-И? «Сама думай.» Грубиян! Ладно, уже придумала. Давай-ка вначале вбросим в Самолит очередную главку из «Ведьмы», ведь обещала читателям, что продолжение будет по вторникам и субботам, а сегодня уже среда, так что поди ждут-не дождутся… Ой, домофон завякал.

– Тём, кто там?.. Манька. Вот тебе и «Ведьма» для Самолита.

– Привет Мань, привет, моя золотая! Что ж ты опять без шапки? Простудишь корни волос, и станет причёска, как у деда… Ну да, доктор Малышева говорит… Да нет… да брось ты, она не одна говорит, ей и другие врачи вторят… Ни ха-ха, а серьезно. Ну как, понравилась Европа?.. И только-то? И весь твой восторг?.. Ну ладно, не хочешь сейчас рассказывать, так как-нибудь потом… Хорошо, можно и завтра, подожду, лишь бы впечатления твои не слиняли. Есть хочешь?.. Ну и хорошо, что дома поела, а то у меня только яйца да сыра ошмёток. Что, сразу в свой мобик внедрилась?.. Ладно, не буду мешать, тем более что мне надо тут с Комп… с компьютером разобраться.

Итак, глава одиннадцатая. «А потом у Писарёнковых всё под откос пошло». Не длинно ли для названия? Пожалуй. Тогда «у Писарёнковых» выброшу… да и «а потом»… Осталось: «Всё под откос пошло». Не, зловеще получилось, прямо апокалипсис какой-то… а, впрочем, так оно и было после революции «великой социалистической», будь она неладна… А можно так: «А потом всё под откос пошло». Во, как раз и интрига для читателя появится: а что-о там – под откос? «Мои документы» – «Ведьма из Карачева[31 - Карачев – районный город Брянской области.]» – «А потом всё под откос пошло» – «Копировать» – Проза. Ру. – «Ваша страница» – «Добавить новое произведение» – добавляем… Лети, моё добавленное! Вот жиСТЬ пошла у пишущей братии! «Нажал на кнопку, чик-чирик…» и: «Ваше произведение успешно сохранено». Правда, было бы радостней, если бы прочитала: «Ваше произведение успешно издано», но… Но, Ядва, что еще написать?.. Ты же обещалась переписку с Курчановым продолжить… А, да! Благодарю за подсказку, моя родная.

Он – на мою миниатюру «Сны… но молю о других»:

«Да-а, сны – забавная и тревожная штука, порой волнующая до ужаса. Как-то видел: еду на автомобиле к знакомому дому и к знакомым людям… и было так, – дом, который ожидал, люди… а потом наяву долго маялся, пытаясь вспомнить: где и когда всё это видел? Но так и не вспомнил. Да и сегодня: на каком-то стареньком, деревянном причале колол огромные чурки и разговаривал с кем-то знакомым… Но с кем? Колку дров запомнил, а людей…»

«Александр, у Вас не отзыв получился, а законченная миниатюра и язык такой живой!»

Я – на его «Поехали с орехами»:

«Прочитала половину Вашей повести. С добрым прищуром всматриваетесь в явления жизни, в людей и материал, из которого „лепите“ образы, ярок, – герои не мелькают, а врезаются в память. Да и не только они, с природой – то же: „Первая зелень травы-муравы шустро потянулась вверх, заманивая на полянки и поженки молодой и мягкой свежестью. А потом и черёмуха полыхнула цветом и острым пряным духом, березы выкинули крохотные, смолистые флажки листков, звонко затрещали дятлы, прогоняя из леса зимнюю, дремотную тишину, душно и радостно запахло лесной прелью…“ Ведь отлично! Но позже, когда пишете о романтиках, то сразу пахнуло публицистикой, – мы, мол, были такими, а теперь… Александр, да не все и тогда были романтиками, и теперь… так зачем же?..»

«Cпасибо, Галина, за прекрасный отзыв! Действительно, мне тот кусок о „красном червонце“ тоже – не очень, но со временем как-то замылился, примелькался, так что уберу непременно.»

«Дочитала Вашу повесть. И читать было легко, ибо по мироощущению Вы – язычник. Ведь с явной приятностью купались в той реке, которая подхватывала Вас, зачастую с усладой общались с теми, с кем приходилось плыть, но жаль, что мгновения, подобные этому: „Скрипка пела так завораживающе нежно и печально, так легки и мелодичны были её переливы, звучащие в унисон с догорающим вечером, с молчаливо притихшим лесом и гаснущим небом, что я невольно забыл про всё на свете. И вдали от суетного мира, в беспредельной, космической тишине, творила эта неожиданная мелодия с моей душой вещи странные, осмыслению не поддающиеся“. Так вот, жаль, что подобные мгновения, в которые Вы отрываетесь от суетного мира и, „приподнимая завесу“, заглядываете в ту, неведомую нам „космическую тишину“, у Вас редки. Да и с финалом повести не согласна: „Канут в безвестность большие реки и малые ручьи – наши жизни и судьбы, уцеленные когда-то в ясные, светлые дали, – выходом же оттуда будет вялый поток пресной и тухлой воды, которую смиренно примет Вечный Океан“ Да нет же, Александр, нет! „Бродит душа по белу свету, ищет в туманных грёзах солнечное счастье, и гнездится в ней, в неприкаянной, что-то неясное, безнадежно-зыбкое.“ (Из Вашей повести). Вот и мы должны надеяться обрести это „зыбкое“, ибо оно – единственное утешение наше, и тогда „там, куда ведёт меня тропа, и будет по-настоящему МОЙ дом, где меня любят и ждут“ (Опять же – Ваше). А иначе?..»

«Спасибо, Галина, за новый взгляд на скромную „виршу“ мою, я понял, куда вы клоните – к высокому, божественному осмыслению природы и нашего присутствия в НЕЙ. Но надо помнить, что написанное мною было в далёкие атеистические годы, когда преобладающее большинство очень мало задумывались о высоких материях души и духа, и теперь, задним числом придавать тем своим чувствам и мыслям совсем не присущую им окраску, было бы не просто не справедливо, но и неправильно. Душа для Бога зреет исподволь, приходит к Нему путями разными, часто неисповедимыми.»

«Задним числом придавать своим чувствам и мыслям окраску» просто необходимо, ведь и реки, Вами воспетые, текут по-разному, – то тихо и мирно, то журча по ухабам, то разливаясь озерами или пробиваясь в ущельях. Вот и человек меняется всю жизнь, переосмысливая прожитое, а пишущий просто обязан это делать! Но, конечно, не извращая факты, а додумывая, наполняя их теперешними смыслами. Здоровья Вам и успехов в творчестве!»