скачать книгу бесплатно
– «Сьёгулегар скийрингар». «Исторические записки». – Толстый том вернулся на место, но лишь на время. – Тебя-то мне и надо.
Я опустилась на корточки. Поколебавшись, вытянула с нижней полки шкафа небольшую плетёную корзину с крышкой – и, открыв её, обнаружила мраморную шахматную доску и набор каменных фигур. В этом мире есть шахматы? Да нет, скорее всего, кто-то из нашего мира рассказал о них Лоду…
Я взяла в ладонь коня. Провела пальцем по острым ушам.
…в моей жизни было три величайших любви: математика, Сашка – и шахматы. В последние я влюбилась, как только лет в шесть обнаружила в шкафу дедушкину доску из потрёпанного дерева. Правда, потом я преимущественно играла в шахматы на компе: лет с десяти не могла найти в своём окружении никого, кто играл бы со мной на одном уровне, а доказывать в шахматных кружках, что я достойна соревноваться со взрослыми, было лень. Зачем, когда за кубками и медальками я не гналась, а в интернете никто не знает, что ты кот – и что ты ребёнок, тоже.
– Эрт фу стэлль фра хёдрум хейми? – мелодично поинтересовались за моей спиной.
Это была девушка-дроу. И, вопреки моим ожиданиям, испорченным сотней игр, она не носила ни платьев со сногсшибательными разрезами, ни бронированного белья: всего лишь чёрную рубашку, шёлковый корсет под грудь, отливающий синей сталью, бархатные штаны и кожаные ботфорты. Образ вышел боевой, но вполне приличный – и более чем женственный. Глаза кошачьи, цвета шафрана, сощуренные и любопытные. Точёное лицо со странными искажёнными пропорциями – завораживавшее неправильной, нечеловеческой красотой, как прекрасный и опасный танец огня. Снежные волосы собраны на макушке в высокий хвост. На лбу поблескивает серебряный венец, такой же, как у короля, – заставивший меня на всякий случай вскочить и склонить голову: ошейник традиционно – символ рабства, а рабам положено кланяться, и особенно – перед венценосными особами.
Я довольно быстро сообразила, что вопрос переводится как «это ты девочка из другого мира?». Но лучше не давать моим тюремщикам знать, что я стремительно продвигаюсь в изучении их языка. Косить под дурачка всегда легче.
А ещё быстрее я сообразила: наверняка это та самая Морти, которая понадобилась колдуну.
– Не понимаю, – пробормотала я, для пущей убедительности разведя руками.
Головы я не поднимала, но всё равно увидела, как девушка нахмурилась и поправила длинный кожаный ремень, перекинутый через плечо. К нему крепился объёмный ларец чёрного дерева с изящной серебряной ручкой.
– Фу талар экки тунмалив и Риджия?
Я убито молчала, хотя только что меня спросили, не говорю ли я на риджийском.
Дроу вздохнула. Улыбнувшись мне (подумать только), неопределённо махнула рукой и прошествовала к лестнице в кабинет Лода.
Дождавшись, пока она удалится, я подтащила корзину с шахматами к столу, извлекла оттуда тяжёлую доску и кое-как водрузила её на лакированное дерево.
…брать книгу сейчас я не рискну. Наверняка заметят – и зададутся вопросом, зачем мне чтиво на языке, которого я не знаю. Зато можно сделать вид, что Кристе захотелось почитать, – только вот для этого придётся ждать, пока она проснётся.
Но в ожидании пробуждения сокамерницы надо чем-то себя занять. И раз уж мне разрешили остаться в гостиной, под предлогом игры я воспользуюсь ей как наблюдательным пунктом.
Я разыгрывала уже четвёртую партию против самой себя, честно стараясь не симпатизировать ни белым, ни чёрным – пусть даже эта игра складывалась подозрительно похожей на знаменитую «Бессмертную партию» [16 - Шахматная партия, разыгранная в Лондоне в 1851 году между Адольфом Андерсеном и Лионелем Кизерицким.], – когда на лестнице послышались голоса. Спустя какое-то время в гостиную спустилась дроу, а следом за ней – Лод; и если дроу выглядела вполне прилично, разве что подозрительно сияющей и немного растрёпанной, то выправленная рубашка взлохмаченного колдуна ясно свидетельствовала о том, что они наверху как раз отнюдь не в шахматы играли.
Заметив меня, на всякий случай снова опустившую голову и вжавшуюся поглубже в кресло, парочка осеклась и замолчала. Хотя предполагалось, что я всё равно не пойму, о чём они говорят.
– Йаэя, Лод, – бросила дроу, – ех айтла ас фара.
Кажется, она сказала, что собралась уходить…
– Комду квёльд. – Лод ласково коснулся её щеки.
…а колдун пригласил её прийти вечером…
– Ёхвитах, мун ех кома. – Дроу поцеловала колдуна в губы – коротким поцелуем давно и надёжно законной девушки – и была такова.
…и дроу была очень даже не против.
Наличие у колдуна любовницы меня немного удивило. Злые колдуны обычно не могли похвастаться красотками-возлюбленными (что наверняка отчасти и объясняло их злобность). Но, в конце концов, у нас тут неправильная сказка, а Лод – взрослый мужчина со своими потребностями; и странно было бы предположить, что при дворе дроу, в фэнтези традиционно не славившихся аскетизмом, он не найдёт способа эти потребности удовлетворять.
Посмотрев на фигуры, Лод добродушно вскинул бровь, – и я внезапно осознала, что в его присутствии испытываю куда меньше тревоги, чем раньше. Даже не вскочила с места и, как только дроу ушла, перестала вжиматься в спинку, стараясь сделаться как можно менее заметной.
– Играешь в шахматы? – спросил колдун.
– Уже заканчиваю. – Я торопливо смела фигуры с доски обратно в корзину. – Откуда они у вас?
– Девушка, которая пришла до тебя, рассказала. – Так я и думала. – В Риджии есть похожая игра, называется «скаук», но ваш вариант мне больше нравится. Другие фигуры, другие правила. – Лод следил, как я поднимаюсь из-за стола. – Сыграем как-нибудь?
– Как-нибудь, – согласилась я, проскользнув мимо него по направлению к нашим покоям. Одно важное сведение мой дозор принёс, можно пока и спрятаться обратно в относительно безопасную клетку.
– Снезжана…
Я обернулась. Колдун смотрел на меня, и взгляд его светился лукавством.
– Можешь есть без опаски. И пить лекарства, которые мы для тебя нашли, – сказал он почти ласково. – Ты видела, что может с вами сделать ошейник. Думаешь, после этого нам нужно прибегать к отраве?
Я моргнула. Не сумев быстро сообразить, какой ответ будет правильным, безмолвно склонила голову и, отвернувшись, шмыгнула в комнату.
Мне казалось, что пристальный взгляд колдуна преследует меня, даже когда нас разделила закрытая дверь. Так он знает про еду?.. И почему мне кажется, что он подозревает…
– Явилась! – нервно воскликнула Криста, лежавшая в кровати, но благополучно очнувшаяся. – Я вся извелась!
– Могла выглянуть в гостиную и не изводиться, – сказала я, вглядываясь в лицо сокамерницы. Вид у неё был вполне здоровый, да и недовольство выказывать сил хватало, что о чём-то говорило. Конечно, опыты Лода портили результаты эксперимента… но на покорную жертву под запрещёнными веществами Криста точно не походила.
Что ж, видимо, следующую уготовленную мне тарелку я всё же не оставлю нетронутой. В конце концов, доводы колдуна звучали вполне здраво, а такими темпами я скоро дойду до голодной трясучки, что отрицательно повлияет на мою продуктивность.
– Я вообще больше из этой комнаты не выйду! – Криста злобно покосилась в сторону двери. – Грёбаный колдун! Почему он не остановил меня, хотя видел, что мне плохо?
– Он честно тебя предупредил. И думал, наверное, что ты большая девочка, не страдающая склонностью к мазохизму.
Хотя я знала, почему Лод её не пощадил – помимо того, что его вообще не должно особо волновать наше самочувствие. Именно так и надо воспитывать непослушных детей: не твердить о том, что нельзя касаться раскалённой плиты, а дать разок ткнуть пальцем во включённую конфорку.
– Он сказал, завтра ты отдыхаешь, – добавила я. – И, боюсь, выходить всё-таки придётся, иначе заставят. Но вроде действительно обошлось без серьёзных последствий?
– Это из-за лекарства, – буркнула Криста. – Сначала калечат, потом лечат…
– Какого лекарства?
Девушка выпростала руку из-под одеяла и указала на стол. Кто-то заботливо оставил там наш обед – одна тарелка уже опустела – и две бутылочки тёмного стекла. К горлышкам последних прикрепили пергаментные ярлычки, где аккуратно написали наши имена: на риджийском, естественно.
– Они были там, когда я проснулась, – сказала Криста. – Думаю, в моей что-то, восстанавливающее силы. А в твоей наверняка средство от простуды.
Я вытащила пробку из бутылки с лекарством, и в нос ударил пряный запах полыни. Сделала глоток, ожидая сводящую челюсть горечь, но жидкость оказалась сладкой и тягучей, как сироп шиповника.
Кажется, я догадываюсь, что несла любовница колдуна в чёрном ларце…
Я посмотрела на еду – на этот раз подали белые стручки, похожие на фасоль, под соусом, похожим на грибной. После недолгого колебания села за стол и подвинула тарелку к себе.
На вкус стручки тоже вполне походили на фасоль, а соус – на грибной. И, как выяснилось, кулинары из дроу (или иллюранди, не знаю уж, кто хлопочет на здешней кухне) были действительно недурные.
– Чем ты там занималась? – Криста следила, как я ем, со странным умилением: видимо, волновалась, что я оголодаю вконец. Это даже трогало.
– Рассказывала колдуну про мобильники. А потом в шахматы играла.
– С кем?
– С собой.
Криста воззрилась на меня как на чучело диковинной зверюшки, вымершей в доисторические времена.
– У дроу есть шахматы? – после недолгой паузы спросила она.
– Наши предшественники про них рассказывали. А колдун, похоже, воспроизвёл. Сыграем попозже?
– Я плохо играю…
– Ничего, может, я тебя научу, – с сомнением проговорила я. Сложила вилку и нож по обе стороны тарелки: съеденного хватит, чтобы унять рези в желудке, а я всё ещё не доверяла здешней еде настолько, чтобы умять полную порцию. – Слушай, а с чего вообще дроу и эльфы враждуют между собой?
Криста вздохнула и с готовностью завела пространный рассказ.
…когда-то эльфы, дроу и люди жили в мире, дружили и тесно сотрудничали (лепреконы всегда были расой обособленной). Но триста лет назад Тэйрант из рода Бллойвуг, Повелитель дроу, вдруг понял, что в сравнении с эльфами и дроу люди стоят на низшей ступени развития, да и вообще когда-то прибыли в Риджию из-за моря. Следовательно, они не имеют права на равенство с её коренными обитателями.
Посему Тэйрант решил, что люди должны исчезнуть. Все, за исключением магов, которых боги отметили колдовским даром.
Идею не оценили ни эльфы, ни тем более сами люди. В итоге Тэйрант объявил светлых братьев изменниками, пошедшими против изначального замысла богов. Себя же он считал десницей провидения, призванной очистить Риджию от людской скверны. Всё это привело к ужасной кровопролитной войне, названной Войною Пяти Народов, разделившей жителей Риджии на «светлых» и «тёмных». К первым с той поры относили эльфов, людей и лепреконов, ко вторым – дроу и иллюранди.
Тёмные побеждали. Им помогал Ильхт из рода Миркрихэйр, самый могущественный и ужасный маг, когда-либо рождавшийся среди людей; он перешёл на сторону дроу вместе со своими последователями-колдунами, коих нашлось немало. Тэйрант сделал Ильхта своей правой рукой, и вдвоём они погубили больше светлых, чем всё их войско… но от гибели людей и эльфов спасли лепреконы. Маленький народец долго отсиживался в своих предгорных лесах, однако в решающий момент всё же присоединился к битве на стороне света.
Тэйрант и Ильхт были убиты. Лишившись командиров, дроу бежали и укрылись под сводами гор. Их не преследовали: важнее было засеять выжженные поля, отстроить заново города, обратившиеся в пепелища, и справиться с иллюранди, которые не спешили отступать следом за своими хозяевами.
Триста лет дроу давали о себе знать лишь периодическими вылазками в предгорные города – на свои бывшие земли, где они крали всё, что можно было украсть, и убивали всех, кого можно было убить. Пять раз светлые собирали войско и отправлялись в горы, чтобы раз и навсегда покончить с порождениями тьмы, и пять раз возвращались ни с чем: в подгорных лабиринтах, усеянных смертоносными ловушками дроу, они были бессильны. В конце концов на тёмных махнули рукой, и люди и эльфы просто перестали селиться рядом с горами, а вглубь страны дроу соваться не осмеливались. Тэйрант и Ильхт превратились в персонажей страшных сказок, которыми на ночь пугают детей. Тэйрант Кровавый и Ильхт Злобный, так их прозвали. Повелитель дроу и его ручной колдун, едва не уничтожившие привычный мир.
Но восемнадцать лет назад дроу снова напомнили о себе.
Вначале явился их посланник. Иллюранди – им под силу проникнуть всюду, если только место не защищено весьма специфическими чарами. Посланец дроу вынырнул из теней прямо перед Повелителем людей; прежде чем стража успела среагировать, учтиво поклонился и сообщил, что тёмные хотят перечеркнуть старую вражду и заключить мир. Все трое светлых владык отнеслись к этому настороженно, но, посовещавшись, всё же согласились на встречу.
Тогда явились сами дроу. В условленный день они во главе со своим Повелителем прибыли на место переговоров, замок Матхниз на Долгом озере, что раскинулось на границе королевств людей и эльфов. Они расточали улыбки. Они говорили, что дети не в ответе за грехи отцов. Они казались полными раскаяния.
Казались.
А на пиру, который затеяли в честь воссоединения риджийских народов, устроили резню.
Владыки людей и лепреконов погибли. Повелитель эльфов, отец Дэна, чудом уцелел, но потерял жену. Невероятными усилиями он и его верные воины смогли одолеть и убить дроу, однако победа далась дорогой ценой, и с того дня отношения обострились до предела. Светлые поняли, что тёмные никогда не исчерпают своей ненависти к ним, и тогда Повелитель эльфов начал готовиться к войне. Новой войне, которая раз и навсегда завершила бы старую.
Один за другим светлые разведчики жертвовали собой, пытаясь вызнать расположение городов дроу и нарисовать карту подгорных лабиринтов. Дроу тоже не сидели на месте – их лазутчиков периодически ловили то в городах рядом с горами, а то и в самих столицах. Впрочем, особых неприятностей дроу не доставляли, а эльфы – народ неторопливый, ведь у них в запасе срок куда больше людского. Потому-то подготовка к войне и тянулась вот уже восемнадцать лет.
Когда Криста прибыла в Риджию, о тёмных немного подзабыли: при эльфийском дворе хватало своих интриг. Но когда с её помощью всех интриганов вывели на чистую воду – вспомнили снова.
– Ты поэтому отправилась к горам дроу? – хмуро поинтересовалась я, осознав, что помимо магических способностей меня забыли одарить ещё и редкостной удачей: только ею можно объяснить, что человек с интеллектом Кристы смог раскрыть хоть какую-то интригу. – Решила продолжить карьеру спасительницы эльфов, в одиночку разобравшись со всеми тёмными?
– Я же говорила! Я решила попробовать, как это – странствовать по стране и помогать людям. Остановилась в городке неподалеку от столицы. Там встретила девушку… её хотели насильно выдать замуж, и она попросила меня съездить в Тьядри, город рядом с горами. Передать письмо её возлюбленному. Я и поехала.
– А как тебя к самим горам занесло?
– У возлюбленного этой девушки была маленькая сестра, она заболела, и для лекарства нужны были кое-какие травы…
– …которые растут только в горах дроу, – закончила я. – А поскольку никто не торопился на тот свет, кроме тебя, съездить за ними оказалось некому.
Криста уныло кивнула.
Милосердие, как и любовь, – опасная штука. И вот всегда твердила Сашке, что нужно быть осторожнее с побочными квестами…
– Весёлые ребята эти дроу, – помолчав, подытожила я.
– У тебя уже есть план побега? – с надеждой спросила Криста.
Я покачала головой.
– Маловато информации. Так что после еды продолжим изучение риджийского. Но сначала мне нужно, чтобы ты достала из шкафа в гостиной одну книгу…
За минувшую ночь все четыре листа, исписанных накануне, неведомым образом очистились от чернил. Меня это насторожило, но и порадовало: отпала нужда просить у колдуна новые. «Исторические записки» Криста взяла без проблем, так что дальше изучение риджийского двинулось несколько в другом направлении. Я читала, тыкая пальцем в незнакомые слова, а Криста выписывала их на пергамент с переводом.
И да, моё вольное истолкование изречений иллюранди оказалось верным.
После чтения я заставила сокамерницу говорить со мной на риджийском, не только на бытовые, но и на литературные темы. Как оказалось, Криста поразительно мало читала, потребляя в основном так называемый «янг эдалт» вроде «Сумерек» и «Голодных игр», так что я решила пересказать ей «Джейн Эйр» и «Грозовой перевал». Просто пересказать, довольно подробно; при желании можно было вытащить обе книги с ментальной полочки и поведать слово в слово, но на это ушло бы слишком много времени.
К слову, с любимыми Мари произведениями про попаданок Криста тоже знакома не была, – и мне стало ясно, почему сокамернице неизвестны законы жанра, правящие бал в том театре шаблонного абсурда, куда мы угодили.
Конечно, я предпочла бы одно из сочинений Камю или Гегеля. Только вот урок обратился бы мучением и для Кристы, и для меня: ей – из-за сложности восприятия, мне – из-за трудностей перевода. А вот эти романы, как я и думала, пришлись сокамернице по вкусу. Слушала она, затаив дыхание, а на сюжетные повороты реагировала с очаровательной непосредственностью.
Если в процессе пересказа я понимала, что не знаю перевода какого-то слова, оно тоже записывалось на пергамент. Работа предстояла титаническая – я запоминала убогую письменную транскрипцию кириллицей, но она зачастую не способна была передать всех тонкостей произношения. Большинство согласных, как и гласных, требовалось сглаживать и смягчать, но некоторые – нет: та же «р» выговаривалась вполне себе твёрдо. А со слуховой памятью у меня дела обстояли далеко не так хорошо, как со зрительной, – приходилось порой по нескольку раз повторять то или иное слово, прежде чем я выговаривала его правильно.
В конце концов Криста взмолилась о передышке, и мы всё же сыграли в шахматы. Сокамерница действительно играла отвратительно, в первой же партии попавшись в элементарную дебютную ловушку и проиграв на восьмом ходу. Другие две игры прошли не лучше, и, сдавшись, я позволила Кристе просто валяться на кровати, плача от тоски по своему принцу. М-да… кажется, ждать от её истории феминистических тенденций «спаси-себя-сама» не стоило.
Периодически сокамерница прерывалась; тогда меня удостаивали рассказами о том, как лихо она разоблачила заговорщиков при эльфийском дворе, и восторженными описаниями её прекрасного Дэна.
– Его все любят, все! – разглагольствовала Криста, промокая слёзы уголком подушки. – Он истинный принц, достойный наследник престола!
– Угу, – рассеянно согласилась я, изучая переведённые «Записки» и разбираясь в законах риджийского словообразования. Повезло, что риджийский ещё проще английского: падеж у существительных всегда один, даже притяжательного нет, а связь с другими словами достигается с помощью различных предлогов. У личных местоимений куча разных склонений, но их выучить несложно. Некоторые слова казались мне знакомыми, да и общий колорит напоминал языки из скандинавской группы… Даже жаль, что я никогда не задавалась целью стать полиглотом. Для моих нужд мне вполне хватало свободного владения английским, китайским и японским.
Неужели у риджийского действительно есть общие корни с каким-то из наших языков? Откуда?..
– Он и у отца своего любимчик! У Дэна есть младший брат, Фаник, он очень старается Дэну подражать, но слишком… мягкий, что ли? Мечом толком владеть не умеет, и вообще… Мне было так смешно, когда он решил за мной приударить, но и обижать не хотелось, ведь он милый…
…а, вот и любовный треугольник, который я угадала в первый день. Впрочем, два эльфийских принца – это скучно. По законам жанра скорее король дроу должен воспылать к Кристе запретной страстью, чтобы ей ещё пару книжек пришлось метаться, выбирая между милым заботливым светлым и опасным харизматичным тёмным.
Но у нас тут неправильная сказка, не забываем, – и я легче поверю в тайный роман между королём и колдуном, нежели в то, что этот король испытает к Кристе чувства теплее, чем к дворцовым крысам, если они тут есть.
– …и Повелитель не особо его любит, – сочувственно вздохнула Криста. – Зато Дэна обожает! – Это что же, у нас тут ещё и местные Боромир с Фарамиром имеются? Если кто-то и правда придумывал историю Кристы, умудрившись собрать столько клише, мне его жаль. – Он мне сказал как-то… да, Повелитель ко мне замечательно относится, и он одобряет, что я невеста Дэна! Пусть я простой человек, и не принцесса, и не из Риджии…
