Теория Йозефа

скачать книгу бесплатно

Теория Йозефа
Юрий Саенков

Главный герой рассказа погряз в житейских неурядицах. Всё плохо. И в перспективе лучше не станет. И даже встреча с другом детства Йозефом, кажется, не сулит ничего, кроме приятных воспоминаний о давно минувших днях. Пока Йозеф не раскрывает нашему герою одну невероятную тайну, поверить в которую было бы совершенно невозможно, если бы к этой тайне не прилагалась целая коробка доказательств – чудеса бывают…

Юрий Саенков

Теория Йозефа

Лотерея – организованная игра на счастье,

при которой распределение выгод и убытков

зависит от случайного извлечения того

или иного билета или номера (жребия, lot).

(Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона)

**

Вам никогда не приходило в голову, почему новичкам так неестественно, так чертовски везёт в азартных играх? Ведь это не вымысел, а самый что ни на есть непреложный факт. Везёт.

Вот она – новая жертва Большой Игры! Растерянным взглядом обводит шикарный в своем золотом блеске игорный зал казино. Зажав в потной ладони несколько мелких фишек, нерешительно подходит к одному из многочисленных столов с рулеткой. Мнется несколько игр подряд, не решаясь сделать ставку, стараясь быть незамеченной.

Но её уже заметили, будьте уверены! Ни одна пара глаз уже давно выжидающе наблюдает за ней. Исподлобья, украдкой, сквозь сигарный дым, вполоборота, как бы невзначай. Следят.

Бывалые игроки ведут охоту за чужой удачей. Вампиры азарта, расчётливые и несуетливые, они уже выиграли за этим сукном не одно состояние и проиграли много-много раз больше. А сейчас степенно прохаживаются между столами, играют по маленькой – чёт-нечет, красное-чёрное – в ожидании большой удачи. Чужой удачи.

И вот наш новичок решился.

– Делайте ваши ставки, – бесцветным голосом вещает крупье.

Куда!? Как!? Всё так ново, пугающе необычно. Куда же? 28? А почему именно сюда? Быстрей, быстрей! 9? Нет!

Рука почти безвольно опускает одинокую фишку на поле с цифрой 17. И тут же! Несколько ставок на 17! Рядом с одинокой кругляшкой в 5 долларов вырастает целый городок из башенок приличного номинала.

– Ставки сделаны. Ставок больше нет.

Мерное жужжание шарика дразнит нерв. И вот ровный дробный звук начинает захлёбываться, обрывается.

– Сыграло 17 чёрное. Поздравляю.

Ничего непонимающего новичка со всех сторон хлопают по плечам, дымят в обалдевшее лицо сигарами, протягивают бокалы с шампанским, ослепительно улыбаются женщины.

– Да ты везунчик!

Вампиры довольны – они сорвали свой куш. Теперь они сделают всё, чтобы новичок играл дальше. Играл, до тех пор, пока Удача не отвернётся от него. Навсегда.

**

Было зябко. Я бесцельно бродил по осенней набережной в ожидании, когда закончится очередной тягостный день. Газету, в которой я восемь лет проработал корреспондентом, закрыли две недели назад муниципальные власти. Что-то их не устраивало в политике издания. Что именно – мне никто не объяснял. Выдали немного денег и указали на дверь. Так я стал безработным.

Каждый день, прихватив с собой лучшие, на мой взгляд, статьи за весь период работы репортёром, я обходил несколько редакций. Но всё было тщетно. Моя причастность к опальной газете перекрывала мне все возможности устроиться по профессии.

В тот день мне также не посчастливилось найти работу. Я возвращался в свою комнатушку в угнетённом состоянии и, проходя мимо реки, решил задержаться. Близость воды успокаивала.

И тут меня окликнули.

– Иржи?

Я обернулся. На нижней ступеньке каменной лестницы, спускающейся от улицы к набережной, стоял крупный добротно одетый мужчина средних лет и, широко улыбаясь, махал мне рукой. Я растерянно всматривался в его массивную фигуру, пытаясь понять, кто передо мной, и откуда он меня знает.

– Иржи, дружище, это же я! – мужчина широко шагнул со ступеньки на брусчатку и двинулся в мою сторону, тяжело ступая под собственным весом.

Что-то в его открытой дружелюбной улыбке показалось мне невероятно знакомым. Так бывает, например, когда разглядываешь старые фотографии, и вдруг замечаешь на одной из пожелтевших карточек, где-то на заднем плане, прислонённый к стене дома велосипед, на котором ты катался всё детство. И воспоминания о тех временах обрушиваются на тебя невероятным калейдоскопом подробностей. Притягивая всё новые и новые кусочки беззаботного прошлого.

Я узнал его. И улыбка сама родилась на моём осунувшемся за последнее время лице. Йозеф, друг детства! Мы выросли на одной улице. Мы неразлучно проводили всё наше свободное время, и верили, что так будет всегда.

Не случилось.

Сразу после окончания школы родители увезли Йозика в столицу – учиться на юриста. А я остался в нашем городе, устроился курьером в одну из местных газет с мечтой, когда-нибудь стать репортёром. И несколько лет спустя держал в руках первый номер, в котором под статьей о бездомных собаках стояла моя фамилия. Увы, мне не с кем было поделиться своим первым успехом – мои родители погибли за три месяца до этого. А больше у меня никого не было.

О Йозефе я с тех пор ничего не слышал.

И вот теперь он, улыбаясь, шёл ко мне по набережной нашего городка. Шёл, широко раскинув руки, излучая столько открытого дружелюбия, словно и не было между нами этих долгих лет разлуки.

Мы обнялись, и какое-то время так и стояли молча, едва покачиваясь из стороны в сторону под убаюкивающий плеск речной воды, будто в медленном танце.

Какой же он стал огромный. Он всегда был самым крупным парнем в нашем квартале – добряк-здоровяк Йозик. А теперь он стал ещё больше, ещё выше, раздался в плечах и отрастил небольшой живот. Прижатый к его широкой груди, я ощущал запах дорогого парфюма и чистого накрахмаленного белья. И неожиданно мне стало легко и спокойно, как будто это я вернулся домой после долгих странствий.

Где же ты столько времени пропадал, Йози? Как ты жил все эти годы? Чем занимался? В моей голове крутилась масса вопросов, но я не спешил. Я понимал, что у нас будет ещё время наговориться. Чувствовал, что мой старинный друг вернулся надолго.

Потом мы пошли вдоль реки в сторону центра. Мимо пустых холодных скамеек. Мимо чёрных влажных стволов деревьев, всё ещё пытающихся удержать в цепких пальцах своих озябших ветвей остатки листвы. Шагали молча, изредка весело переглядываясь. Привыкали друг к другу.

У старой городской аптеки мы спустились под низкие своды бара. Разместились за небольшим выщербленным столиком. Заказали по кружке тминного эля. Молча чокнулись. Разом отпили по доброму глотку, утоляя внутренний жар переживаний.

Снова вместе.

**

– Ну, как ты тут, рассказывай? – Йозеф аккуратно поставил кружку на стол, обхватил свою большую рыжую голову руками и изучающее посмотрел на меня. – Выглядишь неважно.

Я сделал ещё несколько быстрых глотков и начал свой рассказ.

Я поведал ему про родителей. О том, как нелепо они погибли, катаясь на теплоходе по реке, отмечая очередную годовщину их свадьбы. Когда, зазевавшийся новичок-рулевой, направил речной кораблик не в тот пролёт моста. И рубку, а за ней и всю верхнюю палубу будто срезало гигантским ножом. Был бархатный летний вечер и на палубе начинались танцы. И возможно мой отец в ту минуту галантно приглашал маму на вальс. А она немного смущённо, как всегда, смеялась, подавая ему руку. Может так, а может – и нет. Но они оба были наверху, когда слишком низкий пролёт моста загородил собой небо и под страшный скрежет раздираемого металла начала крошиться палуба.

Рассказал о своей недолгой связи с Иванкой, что жила напротив булочной вниз по улице и сводила с ума всех местных парней своими длинными загорелыми ногами, короткой французской стрижкой и большими озорными глазами цвета охры. Как она, через полгода нашей совместной жизни, неожиданно ушла от меня, оставив на зеркале в ванной короткое послание, издевательски выведенное губной помадой каллиграфическим почерком: «Прощай, неудачник!!!».

Я рассказывал другу, как работал в газете «Утро Города» курьером, разнося кипы бумаг по различным адресам. Как завидовал деловым и уверенным в себе репортёрам, которые были в курсе всех событий, и которых все уважали. Как целенаправленно изучал газетные материалы, будь то очерк об очередной знаменитости, заехавшей в наш город, или сводка происшествий за неделю. Изучал, чтобы самому научиться писать.

И про то, как совсем недавно закрыли газету. Как я остался без работы, и чтобы хоть как-то сводить концы с концами, сдал нашу квартирку на Сиреневой улице молодой приезжей паре, а сам перебрался в крохотную комнатку у вокзала.

За всё время моего невесёлого рассказа Йозеф не проронил ни слова. И даже не притронулся к элю. Он с грустью смотрел на меня, всё также обхватив голову руками и чему-то едва заметно улыбался.

Эта улыбка, не сходившая с его лица, казалось никогда, вовсе не ранила меня. Я видел, что он всё прекрасно понимает и переживает не меньше моего. Просто такой он человек, этот Йозик. Он улыбается всегда, если только не смеётся во весь голос. Улыбается даже, когда ему совсем невесело.

В задумчивом молчании допивали мы наш эль. Потом Йозеф расплатился, и мы вышли на воздух.

Город уже нарядился вечерними огнями, а лёгкий ветерок приятно обдувал лицо.

– Пойдем ко мне, Иржи? – ласково улыбнулся Йозеф. – Я только приехал и в нашей старой квартире бардак. Но нам ведь не привыкать к бардаку? К тому же у меня для тебя подарок.

На моих глазах навернулись слёзы. Ещё несколько часов назад жизнь казалась серой холодной простыней, на которой я, свернувшись калачиком, засыпал каждый вечер под гудки уходящих с вокзала поездов – неутомимых странников, стучащих своими стальными башмаками по тропинкам рельс. И каждый следующий день не сулил ничего хорошего в своей безрадостной перспективе. Но теперь всё изменится.

Мой друг вернулся.

**

По пути на Сиреневую улицу, Йозеф неожиданно свернул к городскому парку. Парк находился в стороне от нашего маршрута, но я не стал задавать никаких вопросов. Мало ли, зачем он решил навестить это место – ведь он так давно тут не был. В конце концов, мы просто гуляли по нашему городу. И я шёл рядом, прислушиваясь к тому, как тает, как рассыпается во мне закостенелое чувство одиночества. А куда мы шли – не имело никакого значения.

У входа в парк ярко горели уличные фонари, между которыми нарядно светились гирлянды маленьких лампочек. Было празднично, слышались музыка, смех и отрывистые радостные возгласы гуляющих.