banner banner banner
Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях
Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях

скачать книгу бесплатно

Вариант второй, комплементарный (то есть дополнительный) к первому и ко всем остальным: династия. Пример – любая династическая монархия, включая тех же египетских фараонов. Царь является прямым потомком другого царя, который уже отправился на тот свет и выполняет обязанности представителя народа и страны перед божеством; согласно учению культа предков, живущий потомок имеет самую прямую и непосредственную связь со своим усопшим родителем, поэтому он – лучший медиатор в коммуникации с загробным миром и божеством через своего предка; а в свой срок он и сам отправится к божеству с самой свежей и актуальной информацией о состоянии дел в государстве. Поистине, кто лучше правителя знает, как реально обстоят дела на местах?

Вариант третий: царь сам есть верховный жрец, приносящий жертвы (по правилам той же ритуально-симпатической магии жрец не отличен от жертвы). Пример – снова фараон, а также любая другая политическая структура, в которой верховный правитель одновременно является первосвященником, как понтифик, папа Римский.

Вариант четвёртый: ритуальная смерть. То есть полусмерть или смерть понарошку, обставленная как настоящая или повторяющая ритуал инициации, который всегда имеет своей основой символическую демонстрацию смерти и возрождения в новом статусе. Пример – каган Хазарии, которого при вступлении в должность душили шёлковой ниткой, но не до конца. Ещё пример – церемония инаугурации президента, инициатический обряд (принят в так называемых демократических культурах современности и сопровождается запретом для кандидата занимать свой пост более чем два раза подряд, или более чем два раза вообще, или даже более чем один раз, так как неоднократно «умерщвлённый» и снова «воскрешаемый» президент – это не добросовестный посланник к богам, а какой-то граф Дракула, вурдалак или зомби).

Вариант пятый: убийство двойника царя. Это способ «обмануть» божество, алкающее жертвы, подсунув копию, аналог или родственный объект вместо оригинала. У пятого варианта есть несколько подвариантов.

Подвариант первый: принесение в жертву брата-близнеца. Близнецы, в силу неразличимости, считались как бы одним человеком. Если рождались близнецы, то это толковалось как знак богов, требование приношения, и одного близнеца следовало принести в жертву; тогда второй становился одновременно живым и мёртвым и мог быть царём. Пример – Яма, царь мёртвых в индийском пантеоне (его имя, возможно, есть отголосок архаического ритуала, оно значит «близнец»).

Подвариант второй: братоубийство. Рождение близнецов – довольно редкое явление, но простые братья тоже считались в некотором смысле тождественными друг другу. Поэтому один брат мог принести в жертву (отправить посланником к божеству) другого брата вместо себя и на этом основании стать царём. Пример – Ромул и Рем, царь – основатель Рима. Ещё примеры – Каин и Авель, Чингисхан (убивший на заре карьеры своего названого брата), менее удачливый Святополк Окаянный (и более удачливый Ярослав Мудрый, который, есть такое мнение, и организовал убийство братьев) и множество других: царь-братоубийца – весьма распространённый в истории, мифологии и литературе сюжет.

Подвариант третий: убийство любого другого родственника царя как тождественного ему в силу кровных уз. Примеры многочисленны, читайте историческую литературу (монаршьи особы только и делали, что умерщвляли свою родню).

Подвариант четвёртый: принесение в жертву специально найденного и подготовленного двойника. Жертву могли выбирать по критерию внешнего сходства с царём или сделать двойником символически – обрядить в царские одежды, оказать почести, а потом умертвить вместо настоящего правителя. Примеров я сейчас не могу вспомнить, но наверняка они есть – история злодейств человечества столь разнообразна, что, о каком бы преступлении вы ни подумали, его уже наверняка совершали, и не раз, особенно цари. В данном случае убийство имело ритуальный характер.

Вариант шестой: любые другие субституты царя-жертвы, не связанные с ним ни тождеством, ни аналогией. Пример – Иисус Христос, Мессия, «царь иудейский», принёсший себя в жертву (и отправившийся к Господу Богу ходатайствовать за всех людей) за и вместо нас, а в частности и в особенности – за христианских царей, правящих на земле от его имени. Лучший и самый изученный пример – ашвамедха. Ритуал совершался царём для провозглашения и укрепления царской власти (подробно описан в ведийской литературе). Специалисты единодушны во мнении, что приносимый в жертву после долгого периода церемоний белый конь являлся жертвенным субститутом самого царя. Ашвамедха повторяет в основных чертах другой ритуал, ещё более архаичный – пурушамедха, то есть буквально: человеческое жертвоприношение. В ходе церемоний предполагалось убийство более чем сотни человеческих особей всех цветов (включая обязательно одного чернокожего – нишада) и сословий. Согласно литературе, на последнем этапе осуществлялась замена людей (кроме чернокожего?) на жертвенных животных. Специалисты не единодушны, но лично я убеждён, что в изначальном, архиархаическом варианте людей действительно убивали.

Ещё один, самый оригинальный способ – убийство своего врага как субститута самого себя, но не по принципу аналогии, а, напротив, как антипода. Примеров не счесть, возьмите любые войны или казни политических противников. Но я приведу недавнюю историю: ликвидация американским спецназом врага Америки номер один Усамы бен Ладена. По внутренней логике ритуала сначала производится возгонка персонажа, раздувание его значимости, враждебности и могущества, а затем он приносится в жертву. Магическое обоснование таково: убитого и не отомщённого своими соратниками врага принуждают стать рабом своего убийцы в загробном мире. Такие представления имели многие народы. Раба можно использовать и для того, чтобы отправить божеству послание. Единственным условием контроля над убитым врагом и рабского состояния его души является взятие с тела убитого того, что чеченцы знают как цъет (они и монголы для этого отрезали у мёртвого ухо), а индейцы и первые американские поселенцы – как скальп (эти использовали кусок кожи с волосами, срезанный с черепа). Я уверен, что у бен Ладена тоже что-нибудь такое отрезали (формально – для генетической экспертизы).

Вот, пожалуй, и всё, что мне известно о хитростях царей, стремящихся избежать ритуальной смерти. Но вполне возможно, что были, есть или ещё будут и другие варианты.

В завершение хочу отметить, что цареубийство в этом ракурсе есть не отрицание монархизма, а исполнение миссии монарха, сакрального предназначения царя в мире. Не нарушить пришёл я, но исполнить – так мог сказать о себе любой из народовольцев, готовивших покушение на царственную особу. И Ленин тоже не нарушил, но исполнил. Народ обращается к принудительному исполнению царской судьбы, когда видит, что все хитрости и уловки не работают: на страну обрушиваются беда за бедой и понятно, что божество не получает наших посланий. А это значит, что посланнику пора отправляться в дорогу.

Спасибо за внимание.

Лист VI

Дорога

После мероприятия Иван Борисович оделся в миниатюрном гардеробе дискуссионного клуба и вышел на улицу. У крыльца стоял Асланян и курил. С неба струился колкий и сверкающий снег. Ауслендер поднял воротник пальто. Асланян пожал ему руку и сказал:

– Поздравляю. Хороший доклад. Ничего нового, но подано свежо. И коротко. Вот что я люблю в твоих концептуальных выкладках – лаконичность. У другого не продерёшься через подступы, вставки, цитаты и просто галиматью. Страниц десять нужно осилить, пока поймёшь наконец, что брат свистулькин хотел сказать. И ведь, как правило, чушь. Но обязательно раздутая до объёма докторской диссертации. У тебя не так: раз, два, так, сяк, тыр-пыр, восемь дыр – и всё ясно. Такая концепция. Love it or leave it. Молодец. Ты как сейчас, куда?

– Домой. Виктория обещала забрать. Только я её что-то не вижу.

– А зачем? У меня Аня на колёсах, мы тебя довезём.

– Да ну, неудобно. Далеко ведь.

– Ничего не далеко. Бешеному профессору семь вёрст не крюк.

– Тогда ладно… спасибо. Сейчас я только Виктории позвоню.

Ауслендер долго рылся в портфеле, пытаясь коченеющими руками найти на ощупь мобильник. Вы, наверное, тоже замечали, что когда хочешь, не заглядывая в сумку или в портфель, найти что-то на ощупь, то попадается всё что угодно, только не искомый предмет. Попадаются ручки, визитки, тетрадки, ножницы (откуда у меня в портфеле ножницы?), ключи одни, ключи вторые, носовой платок, третьи ключи, мешочек с чем-то сыпучим и мягким (что это?), угловатый и твёрдый предмет (а это что, что это, ох, пистолет?.. уф-ф… нет); в общем, Иван Борисович перепальпировал всё содержимое портфеля, прежде чем вытащил телефон. Он позвонил Виктории. Виктория была далеко («Я не думала, что ты так быстро кончишь», – о чём это она?), сидела в кафе с подругой. На заднем плане скрипела музыка. Ауслендер сказал, что его забирать не надо, его подвезут («Ну хорошо!» – «Ты когда будешь дома?» – «Я пока не знаю, мы только встретились». – «Понятно». – «Целую!»).

На пухленькой жёлтой «мазде» подкатила Аня. Ауслендер с трудом протиснулся на заднее сиденье. Рюрик сел на переднее сиденье – со значением, как взошёл бы на капитанский мостик. «Трогай, – скомандовал он, словно это были сани, а Аня была ямщик, – завезём Ивана». Аня молча кивнула.

Ауслендер думал про автомобили и женщин. Про женщин с автомобилями. Женщин за рулём и тех, кто рядом с такими женщинами. Насколько знал Ауслендер, положение водителя даёт ему некоторое превосходство и тонкую власть. Так было всегда с его женщинами. Стоило им занять кресло шофёра, как появлялась вот эта усталая снисходительность, а Иван чувствовал себя как клиент перед патрицием: приниженным, обязанным и всегда недостаточно благодарным за оказываемую честь и милость. Но Асланяну подобные комплексы были, видимо, незнакомы. И Аня была с ним совсем другой, не такой, как Виктория с Ауслендером. Глупо так думать, конечно, размер не имеет значения, но всё же: Рюрик Иосифович был невысокий, худой, Аня была крупнее. А Иван Борисович по всем измерениям был раза в два больше Виктории. Но Аня слушалась Асланяна, а Виктория Ауслендера совсем не слушалась. Может, подумал Иван Борисович, жизнь была справедливее в те времена, когда габариты особи прямо, а не обратно коррелировали с её положением в стаде или в паре?

Про свой доклад Ауслендер не думал. Но профессор вернул его к теме выступления.

– Иван, вот я всё послушал, я говорю: ты молодец, очень интересно. Но чего вы хотите?

– А?

– Ну, вы, протестующие, чего вы на самом деле добиваетесь?

Ауслендер смутился, уже в который раз за последние несколько дней. Он ещё не привык к тому, что его причисляют к политически активной тусовке, да к тому же требуют пояснить задачи и цели протеста. Он всего-то разок выступил на митинге и сейчас вот лекцию прочитал, имеющую весьма опосредованное отношение к актуальной политике. И ещё одна мысль была, крамольная и неучтивая, она не посмела откровенно обозначиться в голове, но где-то на дне ментального процесса мелькнула кривляющейся тенью: а не ты ли, милый друг Рюрик Иосифович, меня во всё это втянул?

Асланян был действительно свободен от комплексов, в том числе и от комплекса вины. Поэтому он продолжил:

– Вы, если выражаться предельно просто, хотите только одного: чтобы Путин ушёл.

– А!.. В этом смысле. Ну, да.

– А зачем?

– М-м-м… чтобы была нормальная сменяемость власти.

– Кому она нужна?

– Ну как – кому? Всем. Народу.

– Чушь. Народу нужен царь. Ты же сам сказал: Россия – необжитое, катастрофическое пространство. Стихии. Царь.

– Россия плохо обустроена, поэтому ей нужен царь. А плохо обустроена она потому, что у неё всегда какой-нибудь царь, а не человеческое правительство. Это порочный круг.

– Допустим, ты это понимаешь. Ты и ещё некоторые. Немногие, прямо сказать. Ну ладно. Если верить твоей концепции, то массы обладают сознанием религиозного типа. Другого нет. И профпригодность царя они бессознательно определяют по набору иррациональных признаков, так?

– Так, но…

– Погоди. И вот по данному критерию Путин – хороший царь. Лучше не бывает.

– Но почему, есть же…

– Да нет же. Вы критикуете Путина за что? За то, что он неэффективный правитель. За то, что он как-то там неправильно управляет. А почему он вообще должен чем-то там управлять? Он же царь! У него другие задачи, ты сам говорил.

– А мы не хотим…

– Да и кто когда управлял этой страной? Этой страной невозможно управлять! Она неуправляема! Вернее, она всегда управляется сама, сама собой управляется. Слишком большая, пустая и разная! Заснеженная пустыня, по которой идёт лихой человек! Идёт и боится. Потому что другой лихой человек идёт по его следу, а за сугробом в засаде сидит третий, который ждёт их обоих, но – чу, звенят колокольцы, едет на санях с мигалкой четвёртый лихой человек, который схватит всех троих и отправит на каторгу, в землю ещё более заснеженную и пустую, а такая в России всегда есть. И каждый прячет за пазухой свою краюху хлеба и свой кисет с табаком, и за голенищем у каждого – нож. Так какой тут консенсус? Какое умеренное насилие? Тут одно только может быть: царь. Чтобы решал вопросы с метелью и вьюгой, регулировал высоту сугробов, вовремя включал и выключал солнце. А со всем остальным народ как-нибудь сам справится. Всегда справлялся и теперь справится сам.

– Эк ты нарисовал. По русской классике. Но где-то я уже встречал такой поворот.

– Да мало ли где ты его встречал, я же копирайта не ставлю. Ты помнишь госпожу Матвиенко?

– Помню.

– Из-за чего её с губернаторов убрали, помнишь?

– Есть разные мнения. Говорят, что…

– Да не надо разных мнений! Вот так, просто, наобум, что первое вспоминается?

– Ну… сосули.

– Именно что сосули! Иначе говоря, наледь. Эта самая наледь образуется от хаотической смены оттепелей и заморозков. А всё, что там говорят про крыши, коммунальщиков, отопление, – бред. Что она предложила, помнишь?

– Лазером сбивать.

– Да! Лазером. Бластером. Нанотехнологией. Что это такое? Это беспомощность! Профнепригодность! Какие лазеры? Ей надо было следить за климатом, чтобы не было такой фигни! Надо было договориться с зимой и весной, чтобы сменяли друг друга в положенный срок, по порядку, а не спорили и не дразнились! Надо было вызвать на ковёр двенадцать месяцев и отчитать, построить, или подкупить, или запугать – как угодно, но встроить во властную вертикаль! А она не смогла. Поэтому – до свидания, Валентина Ивановна! Странно, что мне приходится объяснять тебе, тебе самому, самые простые и прямые выводы из твоей же собственной концепции!

Ауслендер промолчал. Он чувствовал себя парадоксальным образом польщённым.

– И смотри. Теперь у нас другой губернатор, Полтавченко. Что мы видим в первую же зиму его губернаторства?

– Это же не от него завис…

– А от кого??? Ты не можешь объяснить как? Ты сам не веришь в свою теорию? Но какая разница, если она работает?! Была Матвиенко, и каждую зиму наваливало непроходимые сугробы, снегоуборочная техника не справлялась, люди, чертыхаясь, каждый вечер чистили места под парковки, а по утрам, матерясь и проклиная (кого?), откапывали свои автомобили из-под снега; несвоевременные оттепели сменялись морозами, из-за чего образовывалась наледь, которая падала с крыш и калечила, даже убивала прохожих. Как только пришёл Полтавченко – всё! Снега в эту зиму выпало чуточку только, для придания колорита, о наледях вообще ничего не слышно! Вывод: Полтавченко – правильный наместник, а тот, кто его поставил, – правильный царь. Никому не интересно, как он договорился с арктическим циклоном. Главное – договорился же!

– Ты, по-моему, как-то слишком буквально меня трактуешь.

– А ты как хотел? Теперь царь. То есть Путин. Вы говорите, что все достижения последних двенадцати лет, стабильность и относительное благополучие – это не его заслуга. Это просто потому, что растут цены на нефть. А почему они растут?

– Самое внятное объяснение, по-моему, – это решение Америки не допустить удешевления энергоресурсов для Китая, иначе американская экономика не сможет быть конкурентной.

– Да к чёрту Китай! Кому он нужен? Китай уже четыре тысячи лет как Китай, а нефть только сейчас стала стоить больше ста долларов за баррель! Что мы видим: до Путина нефть падала в цене и всё было плохо. Пришёл Путин, и нефть стала расти! Расти и расти! И растёт! Продолжает расти! И всё стало хорошо! Выходит, он с кем-то там договорился. И если на данный момент благополучие России зависит от цен на нефть, то Путин – именно тот царь, который нужен России. Он, может, и плохой управленец. Может, вообще никакой. Он, может, только и делает, что целует мальчиков и тигриц да ныряет за горшками. Но цены на нефть – растут! Это и есть те самые иррациональные причины, то самое умение устанавливать контакт со стихиями, та сверхчеловеческая функция царя, о которой ты сам нам рассказал.

– Или случайность.

– Случайность? А я думал, ты детерминист. Хорошо, оставим нефть. Возьмём другой пример, более подходящий к твоим языческим выкладкам: урожай. В последние десять лет Россия впервые за всю свою историю стала производить излишки зерна! Россия экспортирует зерно! Подумать только: Россия, аграрная страна с преобладающей долей крестьянского населения, никогда не могла произвести достаточно зерновых! Да, в царские времена экспортировали пшеницу, но только за счёт низкого внутреннего потребления. Крестьяне ели лебеду, а помещики продавали зерно за границу. И при советской власти что только не делали: и внедряли новейшие агротехнические методы, и селекцию производили, и поднимали целину, – а хлеб всё равно закупали в Канаде на деньги от продажи нефти, которая тогда стоила копейки! А теперь колхозы закрыли, сельское хозяйство развалили, посевные площади сократились в разы – поля стоят, заросшие бурьяном, – а зерна вырастает столько, что каждый год элеваторы не справляются и квоты на экспорт, если они ещё есть, разбираются влёт!

– Я думаю, это потому, что снизилось потребление зерновых в скотоводстве. Раньше Россия и СССР сами обеспечивали себя мясом и молоком, а на корм скоту идёт очень много зерна. Чтобы получить одну условную пищевую единицу мяса, нужно затратить от двух до четырёх условных единиц зерновых. Сейчас порядка семидесяти процентов потребляемого мяса импортируется. И сыры, и прочие молочные продукты.

– Может быть. Но мне недавно рассказывал наш далёкий родственник, он армянин из Новороссийска, не филолог – бизнесмен, занимается как раз сельским хозяйством, что в Советском Союзе средняя урожайность пшеницы была двенадцать центнеров на гектар. А сейчас не везде, конечно, но в Краснодарском крае – больше сорока центнеров! Это, по-твоему, что? И ещё: раньше что ни год, то засуха или смерч, а последние несколько лет – никаких засух и обильное выпадение осадков!

– Климатические зоны сместились. В южных районах климат стал более влажным, а на севере – теплее и суше.

– Да! Сместились климатические зоны! Это же надо так уметь договариваться! На высшем уровне! Так какого же хрена нам ещё надо?

– Но как?..

– Да какая разница. Если вспомнить опять же твою теорию, то с помощью жертвоприношений. Давай вспомним: вот Путин пришёл к власти. Что он сделал?

– Это страшно – то, что ты говоришь. И ненаучно. Даже с точки зрения брахман и араньяк. Потому что нигде не сказано, что можно просто… бомб накидать. Ритуал очень сложный, обязательно следовать ему в точности и мантры произносить. К тому же человеческие жертвоприношения в Ведах были отменены ещё в позапрошлую эпоху, а в наш век вообще все жертвоприношения отменены, так как никто не может совершать их правильно и принесение в жертву даже мелких животных превращается в простое убийство, в бойню, мясокомбинат.

– Да я не спорю. Я в этом деле не специалист. Я вообще во всё это, честно говоря, не верю. Жертвоприношения, обсидиановые ножи, заклинания, тайные ритуалы, сакральная власть… Чушь всё это. И твой доклад, не обижайся, он очень… хм… литературно талантлив. Но всё это – только мистика, наукообразная мистика, не более. Если рассматривать как чисто этнографическое исследование, тогда может быть… а так всё это – только в твоей голове. Люди смотрят на вещи проще.

– Зачем тогда ты…

– Я всего лишь развил твою теорию. Довёл до логического конца. Ad absurdum, если хочешь. Меня беспокоит, что вы сами воспринимаете всё это слишком серьёзно. Ты в частности. Я, кстати, ещё раз тебе советую: запишись к психоаналитику. У тебя же в голове чёрт знает что…

Всё это время Аня молчала и старательно вела автомобиль. Ни разу не попыталась вмешаться в диалог. «Как удивительно!» – подумал Ауслендер. И ещё подумал, что Виктория так бы не смогла, обязательно произнесла бы несколько реплик – не столько для того, чтобы поддержать разговор, сколько для того, чтобы переключить внимание на себя. Иван Борисович погрустнел.

А Рюрик Иосифович продолжил:

– И зачем, спрашивается, вы протестуете? Исходя из твоей же теории, смысла нет. Если только…

Асланян неожиданно помрачнел.

– Если только вы не решили предложить самих себя в качестве новой жертвы.

Сон I

Первый сон Ауслендера

Виктория вернулась не очень поздно. Было всего около двух часов ночи, когда в скважине железной двери заскрипел ключ и механический язычок с лязгом открылся. Иван не волновался, так как знал, что она вернётся сравнительно рано. Потому что она была за рулём, следовательно, не пила. А долго ли просидишь в кафе, если не пьёшь? Несколько часов от силы. Другое дело, когда Виктория отправлялась на встречу с подругами, друзьями, бывшими коллегами, однокурсниками или одноклассниками без машины. Тогда она могла заявиться под утро или даже фактически на следующий день, и в состоянии нечеловеческом. И каждый раз она не хотела просто лечь спать. Всё происходило по одному и тому же унылому сценарию: сначала эйфория, желание общаться, приставание. Потом обида. Некоторая пауза, не предвещающая ничего хорошего. И безумный громкий скандал, истерика, слёзы, крики, все мыслимые и немыслимые оскорбления. И только доведя себя и мужа до предельной точки отчаяния, когда Ауслендер хотел выброситься в окно с девятого этажа, Виктория затихала и спала до вечера. После чего супруги две недели не разговаривали, пока самые униженные извинения Ивана Борисовича не принимались женой, которая полагала, что с ней поступили в высшей степени несправедливо (правда, она не помнила и не смогла бы вразумительно объяснить, в чём именно это выражалось).

Ауслендер лежал в постели, но не спал, пока Виктория принимала душ, переодевалась и мазалась на ночь кремами, нервно стукая баночками по трюмо в притихшей ночной квартире. Через полчаса, которые длились как целых десять часов, она плюхнулась на кровать, замоталась в своё одеяло и сказала одно слово: «Спать!» Иван повернулся к стене и стал думать о чём-то приятном, постепенно погружаясь в сон.

Когда он был помоложе, чем-нибудь приятным всегда был секс. Иван думал о сексе, и это помогало ему заснуть. В сладкой и вязкой истоме эротической фантазии он уплывал к берегам сна, где всё знакомое становилось волшебным и необычным, а самое чудесное – простым и знакомым; где обитали чудовища и принцессы, взаимно превращающиеся друг в друга, неоново-яркие цветы и цвета, мягкие травы и животные с белой шерстью, а на опушке лилового леса брёл в молочном тумане единорог. С годами фантазия оскудела и сам секс больше не был чем-то приятным. Иван знал, что ему нужно подумать о чём-то чувственном, иначе не уснуть: если мыслить мыслями, а не ощущениями, то ум начинает так тарахтеть, какой уж тут сон! Но о чём думать, на что медитировать? Не на еду же. Хотя еда, безусловно, очень приятный чувственный опыт. В туалет сходить тоже бывает приятно, облегчиться, особенно если давно хотел, но это же не объект для медитации!

Иван пробовал думать о чём-то абстрактном. Абстрактно-приятном. Невыразимом, но ощущаемом. Иногда удавалось. Иногда Иван даже летал во сне – вернее, в том зыбком промежутке между явью и сном, когда звонок телефона может грубо вернуть вас обратно в материальный мир и снова заснуть будет трудно, и вы проклянёте всех, кто звонит в неурочное время. А летать было так легко, так приятно! В этот раз Ауслендер примыслил себя идущим по лугу, заросшему разнотравьем (вот она, подумалось, целина, которую поднимали комсомольцы, а теперь опустили, отпустили обратно, и она одичала, заросла, но это ничего, потому что оставшиеся посевные площади стали давать урожай в три и в четыре раза больше, чем раньше, когда хотели всю землю распахать и засеять, не оставив ничего для трав и цветов, для бабочек и жуков, для мышей и лягушек, для ауслендеров, которым непременно нужно идти босиком по сорной траве в сновидческом теле, чтобы выключить перегретый и переработавший за день мозг). Иван сначала шёл твёрдо, потом словно легчал, и вот уже меньше приминалась трава, а потом он неожиданно заметил, что стопы упираются в прозрачную твердь на высоте ладошки от верхушек травы; и тогда Иван лёг на крыло, выровнялся горизонтально, расправил руки и медленно полетел. «Как это легко – летать!» – думал Иван. Гораздо легче, чем ходить. На самом деле ходить очень сложно. Нужно попеременно напрягать и расслаблять десятки мышц, сгибать сочленения, координировать движения одно за другим. Надо правильно вынести вперёд одну ногу, утвердить её на земле, перенести центр тяжести тела и только тогда оторвать вторую ногу, чтобы занести её вперёд первой, и повторить процедуру. И если что-нибудь напутаешь, то споткнёшься и упадёшь. Это очень трудно – ходить! Поэтому дети не сразу могут ходить, они долго учатся. А летать – легко! Надо только ощутить в себе этот центр – центр лёгкости. И равномерно распределить. От земли идёт две волны: одна притягивает, другая выталкивает. Обычно мы встаём на тянущую волну и по ней идём, переставляя ступни. А если наоборот, то ничего переставлять не надо! Распластаться и ощутить это тёплое, лёгкое, поднимающееся, как нагретый воздух. Поймать течение, а трение так незначительно, что хватает легчайшего усилия, просто мысли о нём – и ты полетел. Так же и на воде: кто-то умеет плыть и держать себя на поверхности, а другой не умеет, и тянущая волна увлекает его ко дну, хотя потом, когда он уже утонул, его всё равно выталкивает на поверхность! Ауслендер подумал: странно, что земляных покойников земля не выталкивает наружу. А может, и выталкивает, просто мы не знаем или не видим. Выталкивает, поэтому мы кладём сверху тяжёлый камень. И ставим крест. Но думать о покойниках не надо, лучше думать о детях. Вот, дети, да! Почему мы учим детей ходить? Ведь это так сложно! Лучше сразу учить летать, тогда и переучивать не придётся…

В этой блаженной точке выключился внутренний свет и сознание Ауслендера (или уже ничьё) вошло в благоприятный, питательный и восстановительный режим сна без сновидений.

Лист VII

Оргкомитет (раскалывание)

Балканский не присутствовал на чтении доклада в дискуссионном клубе «Синяя лампа». Но на следующий день он позвонил и поздравил. Сказал, что ему рассказали: все были в восторге. Всем очень понравилось. Балканский так хвалил Ауслендера, что последнему стало неловко. В завершение разговора Балканский предложил Ивану Борисовичу принять участие в ближайшем заседании оргкомитета протестных акций. Ауслендер, чувствуя себя обязанным (хотя и не понимал, за что именно), поспешно согласился.

Через день, вечером, после окончания занятий в университете Иван Борисович сел на троллейбус и поехал на Невский проспект. Он вылез примерно в районе названного номера дома, у светофора перешёл на противоположную, чётную сторону. И стал искать по адресу, который сообщил ему Дмитрий Балканский, помещение, где собирался оргкомитет. Сначала он прошёл мимо, дошёл до угла, пересёк улочку и увидел, что номер следующего дома больше нужного, вернулся и определил: где-то здесь. В арке кучковались какие-то люди, слышались обрывки разговоров: про политику, про шествия, про партии и протест. Иван Борисович миновал арку и во внутреннем дворе по скоплению народа опознал нужную дверь. Без стеснения он обратился к мужчине, курившему около входа:

– Уже началось?

– Сейчас начнётся. Заходите.

Никто не спрашивал фамилий и пропусков. Люди просто заходили с улицы, все подряд. Это и был оргкомитет.

Помещение принадлежало микроскопической партии или политической организации (насколько знал Ауслендер, по действующему законодательству политические меньшинства были лишены прав партий и переквалифицировались во что-то другое, не запрещённое законом) умеренно-демократической ориентации с названием, воскрешавшим память о священной горе. Раньше священные горы имели большое значение в культуре человечества. Но почитание гор было распространено, естественно, только там, где эти самые горы были. «Гора Меру» – привычно подобрал Ауслендер индийский аналог расхожему образу греко-латинской мифологии. В помещении стояли и сидели люди, несколько десятков. Люди сидели на беспорядочно расставленных стульях, на продавленном и залитом всем, что только можно себе представить, диване, люди стояли, подпирая плечами стены, углы, косяки и просто так. У правой стены находился кулер с водой и был стол, на котором виднелись остатки тайной вечери, что состоялась ещё третьего дня, никак не позже. Неряшливо сдвинутые пластиковые тарелки с объедками, стаканы и кружки, не вымытые после чая и ещё чего-то нечайного. Пара бутылок с вином стояли початые. Иногда кто-нибудь пробирался к фуршетному краю и наливал себе воды или вина или брал печенюшку, но редко; большинство собравшихся этим не интересовались. Кто-то раздевался и скидывал верхнюю одежду на спинку дивана, на стулья, вешал на обнаруженный в стене гвоздь; прочие оставались одетыми, только расстёгивали куртки и разматывали шарфы. Собрание умеренно-возбуждённо гудело и переговаривалось.

По центру у дальней стены был расположен стол, очищенный от объедков: за ним примостились симпатичная женщина (Ольга Веснушкина, как скоро узнал Ауслендер), Балканский и ещё один молодой человек. Веснушкина быстро провела голосование по поводу своего назначения председателем собрания (никто не возражал – какая разница?) и начала перекличку присутствующих с занесением наименований организаций и фамилий представителей на вырванный из школьной тетрадки двойной листок. Ауслендер стоял, слушал и удивлялся. Своих представителей прислали организации самые разные, порою просто экзотические. Были «системщики» (КПРФ), «полусистемщики» («Яблоко»), недопартии вроде «Горы», «Иной России» и прочих, а также союз автомобилистов, несколько славянских союзов, два всеславянских союза и один панславистский союз, русское национальное движение, национальное движение «Русь» и объединённый русско-славянский фронт (каждая вселенская славянская или русская организация была представлена сразу двумя или тремя вождями; похоже было, что они же и составляют весь списочный состав таковой). Ауслендеру в этом национальном собрании не хватало представителей арья самадж («арийское общество»; звучит пугающе, но на самом деле это мирная культурная организация индусов-ритуалистов). Был комиссар от «Ингерманландии», сепаратистской организации, призывающей к отделению Северо-Запада от прочей России (Иван Борисович вспомнил, что на историческом факультете у телефона-автомата ещё в раннепостсоветские времена кто-то написал чёрным маркером то ли в шутку, то ли всерьёз: «Русские, вон из Ингерманландии!»), но никто из патриотов, имперцев и националистов с ним в пререкания не вступал. Вообще никто никого не хотел съесть: это было похоже на Ноев ковчег, где львы бродили по палубе бок о бок с ланями, но сдерживали свой хищнический инстинкт (вот спадёт потоп, расселимся по равнинам, расплодимся, и тогда держитесь!). Три или четыре общества гражданских активистов имели своей целью спасение каких-то конкретных лесов, парков и рощ от застроек и прокладок трасс. В последнее время спасать деревья и рощи стало популярным трендом в народной политике. Иван Борисович понимал: это зов предков. Кельты и славяне всегда имели рядом с местами проживания священные рощи, которые заменяли им культовые сооружения и были естественными храмами под открытым небом. Современные горожане объясняют необходимость сохранения лесопарковых зон тем, что им нужно где-то выгуливать своих детей и собак. Но похоже, что и детей и собак они заводят только для того, чтобы можно было легитимно бродить час или два между деревьев, нарезая круги по священной роще или проходя её вдоль. Большинство из них считают себя по вероисповеданию христианами (или атеистами), но в церкви (или в планетарии) бывают хорошо если раз в год, а культовые рощи посещают каждую неделю, а то и ежедневно. Ничего не меняется: мы всё те же язычники, что и раньше, только в карманах айфоны.

Размышления Ауслендера прервал голос Балканского, который объявил его как представителя научной общественности. Иван Борисович подумал, что это как-то неудобно – его ведь никто не уполномочил, – но не стал возражать. Почему бы и нет? Если любые два-три молодых (а иногда и не очень молодых) человека берут на себя смелость заявлять, что уполномочены представлять интересы всей русской нации, а то и всей братской семьи славянских народов, то почему он, Ауслендер, кандидат филологических наук, не может считаться некоторым образом посланником от всей научной общественности по крайней мере одного города – Санкт-Петербурга?

Основные дебаты разгорелись вокруг списка выступающих. Каждая организация обязательно имела в виду выставить своего оратора, а то и двух. Но в таком случае список получился бы слишком раздутым. Веснушкина устала раз за разом объяснять, что нужно не разделение, а консолидация на общей платформе: требование честных выборов. Поэтому узкопартийные выступления неприемлемы. Балканский снова предложил кандидатуру Ауслендера как равноудалённого от всех партий, и предложение было на удивление быстро принято всеми присутствующими. После чего спор относительно своих ораторов продолжился.

Собрание завершилось составлением уведомления городских властей о проведении шествия и митинга, под которым заявители ставили свои подписи. Ауслендер сам не понял, как он попал в число заявителей, но послушно расписался. И пошёл домой.