«Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма

скачать книгу бесплатно


Только наивный может сделать из этого вывод, что Сталин воспитывался Жуковым. Сегодня мы знаем весь путь Жукова – от военного до интимного – и можем совершенно однозначно сказать, насколько Сталин иронически относился к Жукову как военачальнику и человеку. Но у Симонова этого скепсиса другой стороны нет, – так зачем нам такая сталиниана? И признать, что Сталин использовал Жукова строго в «топорных» миссиях, Симонов тоже не сможет. Наоборот – в словах Жукова о Сталине Сталин предстает таким стратегом, как и он, Жуков, но только Жуков «кое-что» понимал и в тактике.

Цитата: «Личные эмоции уживаются в этих записях с несомненным стремлением к той справедливости в оценках, которая, как мне кажется, вообще присуща Жукову, несмотря на всю резкость, а порой и непримиримость его характера».

<Жуков>: «В стратегических вопросах Сталин разбирался с самого начала войны. Стратегия была близка к его привычной сфере – политике, и чем в более прямое воздействие с политическими вопросами вступали вопросы стратегии, тем увереннее он чувствовал себя в них.

В вопросах оперативного искусства в начале войны он разбирался плохо. Ощущение, что он владеет оперативными вопросами, у меня лично начало складываться в последний период Сталинградской битвы, а ко времени Курской дуги уже можно было без преувеличения сказать, что он и в этих вопросах чувствует себя вполне уверенным.

Что касается вопросов тактики, строго говоря, он не разбирался в них до самого конца. Да, собственно говоря, ему как Верховному главнокомандующему и не было прямой необходимости разбираться в вопросах тактики»[8 - См.: Симонов, К.М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. – М.: АПН, 1989.].

При этом Жуков не сшивает два плюс два, противореча себе в следующем фрагменте.

Цитата: <Жуков>: «Куда важнее, что его ум и талант позволили ему в ходе войны овладеть оперативным искусством настолько, что, вызывая к себе командующих фронтами и разговаривая с ними на темы, связанные с проведением операций, он проявлял себя как человек, разбирающийся в этом не хуже, а порой и лучше своих подчиненных. При этом в ряде случаев он находил и подсказывал интересные оперативные решения.

К этому надо добавить, что у него был свой метод овладения конкретным материалом предстоящей операции, метод, который я, вообще говоря, считаю правильным. Перед началом подготовки той или иной операции, перед вызовом командующих фронтами, он заранее встречался с офицерами Генерального штаба – майорами, подполковниками, наблюдавшими за соответствующими оперативными направлениями. Он вызывал их одного за другим на доклад, работал с ними по полтора, по два часа, уточнял с каждым обстановку, разбирался в ней и ко времени своей встречи с командующими фронтами, ко времени постановки им новых задач оказывался настолько хорошо подготовленным, что порой удивлял их своей осведомленностью»[9 - См.: Симонов, К.М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. – М.: АПН, 1989.].

Так владел Сталин всё-таки оперативным мастерством или нет? Принимал тактические решения или нет? Что мы можем почерпнуть из двух противоположных заявлений Жукова? Вроде да, но вроде бы и нет?

Амбивалентность сталинианы крайне вредная штука, как показано на этом примере, где не появляется человек, который свершил то, что свершил. Именно поэтому нам не интересны ни слепые крайности обвинительной сталинианы, ни слепые крайности оправдательной, ни амбивалентной сталинианы.

Мы хотели бы основать новую сталиниану, которая бы стала заниматься Субъектом истории, а не Отражением чьих-то ангажементов. И самый очевидный способ – вникнуть в убеждения Субъекта Истории, в идеологемы, которые имели генеративный характер. Это дает нам возможность не скользить по поверхности, не понимая, почему Сталин говорил одно, а делал другое, а понимать глубину замысла и его реализации. В конце концов, нам, потомкам, это и важно понять: Сталин это наше национальное достояние или историческое недоразумение или что-то ещё? Чему учить наших детей – продолжать дело Сталина или разбазарить его на ярмарке убогих амбиций?

Прежняя сталиниана на этот вопрос ответа не дает.

А для чего нам нужно понимать, что такое настоящий сталинизм? Эпоха Сталина и сталинизма была одним из высших достижений российской истории, а наша Великая Победа действительно производит впечатление самой главной победы в русской истории. Да, был мощнейший взлет везде и во всём, что только ни возьми. И практики, которые были связаны с хозяйствованием, и гигантский научный взлет, и культурный мощнейший расцвет. Было восстановление религиозной жизни, развитие искусства, техники, которая уже потом, после смерти Сталина, выведет нас в космос, даст нам мирный атом. Также было сделано огромное количество и других заделов, например, в биологии с её огромными планами по преобразованию природы. Куда ни глянь – везде всё бурлило, всё делалось правильно и все планы были правильными, как показал позже опыт. Просто поразительно, что практически все решения, которые Сталин принимал в совершенно разных областях, оказываются эффективными и дальновидными.

Поэтому мы должны эти практики Сталина освободить от трескотни и шелухи, от того, за чем они спрятаны, собственно, от этой лексики социализма, марксизма, ленинизма, должны начать это всё реально изучать и обращать внимание не на те слова, которые там говорятся, а на то, что реально делалось, не на то, как это всё оформлялось потом в документах или решениях сьездов, а на определенные механизмы принятия решений, которые там, несомненно, применялись.

Ведь не может Сталин быть специалистом во всех абсолютно вопросах: и в архитектуре, и в музыке, атоме и экологии. Но во всех отраслях, а государство всегда работает как гигантский механизм, оно работает эффективно. Где-то когда-то какая-то идея появлялась. Как получалось, что она появляется? Как получается, что её кто-то схватывает? Какой путь она проходит до того момента, когда она утверждена и потом воплощается в жизнь? Эти все моменты, эти все практики нужно просто превратить в алгоритмы. В конце концов, так же в алгоритм превратить способы обсуждения и принятия решений в военной области. Как это делалось, как происходило планирование военных операций на фронтах? Всем известно, что были какие-то зеленые столы, что по ночам они сидели над картами, Сталин трубку курил, но как конкретно принимались решения, и что было критерием оценки качества предложений. Экономия средств? Неожиданность для врага? Может быть, какой-то комплекс критериев? Есть куча мемуаров разных полководцев. Конечно, много лжи и самопиара в этих мемуарах, поэтому нужно тоже внимательно смотреть, сопоставлять, вычленять одно, второе, третье. Такого рода исследования есть, но их мало, и ещё предстоит основную работу проделать. Если мы хотим постичь высший этап нашей истории и её высшего руководителя, мы должны эту работу проделать, для того чтобы воспользоваться этим ценнейшим опытом.

Сталин и карьера

Надо с оппонентом говорить на его языке. Так советуют нам эти самые оппоненты. Мы – за. Но начнем с переадресовки вопроса: почему либеральные авторы не оценивают Сталина в либеральном же духе – с точки зрения его личной успешности, например?

Либеральные мыслители любят слово «карьера».

И ненавидят имя Сталина. Это странно. Мы как-то спросили, а как вы оцениваете Сталина с точки зрения как раз либеральной – с точки зрения личной карьеры, его личного успеха?

И вот тут происходит зависание.

Действительно, если взять сталинскую карьеру – она не имеет аналогов по крутизне. Его восхождение из низа до мирового верха покоряет тем самым «социальным динамизмом», о котором толкуют «успешники».

Невзрачный внешне осетин (то есть даже для грузин, среди которых он жил, человек «второго сорта», что уж говорить о русских) с вечным акцентом, с лицом, изуродованным оспой, руками одна короче другой… По некоторым источникам, мать в молодости была гулящей женщиной и, как многие такого рода женщины, в зрелости и старости ударилась в религию, чтоб замолить грехи; отец – сапожник, неопределенных занятий, бил жену и сына, потом был убит в пьяной драке или пропал без вести, как бродяга. Юный Сталин проводил время среди хулиганов.

Многократно ссыльный, поднадзорный, не особо здоровый сделал карьеру самого знаменитого человека в мире на XX век, может быть, самого значимого человека этого века, а может быть, и в истории (!), признанного даже «Таймом» дважды человеком года, с невиданной доселе властью – это как с карьерной точки зрения? Миллионы публикаций, тысячи книг не иссякают до сих пор. Эта книга не исключение.

А мы добавим, что в придачу к своей карьере он вытащил из полного аута не фирму, а целую страну, которая на 1920 год была в полном кровавом социальной тупике, раздираемая гражданской войной, – до победы в 1945-м над объединенной Европой?

Почему нет такого подхода? Ведь «аналоги» закончили – проиграв все. Наполеон разорил Францию, ополовинил её (тогда как рождаемость даже в войну при Сталине только росла!), проиграл конечные битвы – и он в почете не только во Франции, но и в мире! Его чудесное восхождение, которое просто устлано трупами, до сих пор чуть ни пример для подражания. При этом давно уже не секрет, что Наполеону очень сильно помогали тайные друзья, к примеру, с Тулоном, с которого началось его политическое восхождение. То есть, говоря языком успеха, у Сталина был крайне низкий старт, тогда как у Наполеона как дворянина, пусть и периферийного, достаточно высокий. Но почему Сталин не становится эталоном личной карьеры у либералов? Почему он не в пропагандистском эталоне у карьеристов? Где бизнес-тренинги, которые учат секретам жизненной стратегии Сталина? Почему с утра до вечера его биографию не изучают коучи?

Далее, сколько у него карьер было по профилю? Либеральные люди в качестве эталона любят говорить о карьере финансиста и выдвигать в качестве критерия финансиста – выживание в финансовых кризисах. Сталин создал финансовую систему, которая выжила в войну. У нас нет продвинутых работ по финансовой стороне дела в войну по понятной причине – она идеологически была «не очень». Но сегодня другие времена и можно открыть вопрос о гигантской сложнейшей финансовой системе войны. Мы, к примеру, поражаемся, как деликатные финансовые конфликты, которых было много, не стали препятствием для Победы. А ведь это как раз тот самый кризисный критерий, который так любят либеральные «успешники».

Помимо финансовой, Сталин сделал десятки разноотраслевых карьер! Как учёный-идеолог, которого штудировали миллиарды (!), как публицист, которого читал весь мир и вдохновлялся на подвиги, как организатор миллиардов человек, как дипломат, даже как оратор (!), которого слушали залы, не шелохнувшись, как законодатель, как проектный специалист, как успешный кадровик, в конце концов!

Наконец, как военачальник.

В этом вопросе есть экспертная проблема. Даже генералы, воевавшие с ним бок 6 бок, давали разные оценки. Есть и проблема начала войны. Но если взять кристально объективных военачальников, вроде Рокоссовского и подавляющей массы воевавших генералов, оценка Сталина как военачальника была наивысшей. Есть и живые рядовые свидетели. Один из соавторов этой книги помнит спор дедушки и бабушки о Сталине, когда дедушка четко формулировал: «если бы не Сталин, мы бы проиграли и нас бы уже не было». Дедушка соавтора прошел все четыре года войны – от первого до последнего дня – то есть знал и позор отступления, и эйфорию победы. И эта фраза была твердо озвучена в 60-е годы, после 20 лет осмысления, когда многие под давлением власти шестидесятников изменили позицию. Он – нет.

Кто же посоревнуется с карьерой Сталина?

На языке либерального карьериста карьера Сталина вообще не имеет аналогов. Особенно с учетом того, что у него не было никакой стартовой поддержки – продвигать своего помогают все, а он генерировал себя, свою команду на ходу, с нуля, и полностью самостоятельно. То есть он многое взял своими мозгами и талантами. Классический либеральный «селф-майд-мэн» – человек, сделавший себя.

Более того. Понятие личности – почетнейшее в лексиконе либерального сознания. И выражение Культ Личности можно вполне вписать в религиозное сознание либералов. Так была же личность! – это же очевидно. Почему это упорно не замечается? Почему он не пример для подражания у либеральной массы? Почему же либеральные оппоненты не обращают внимания на этот аспект Сталинской фигуры и его судьбы?

Мы удивляемся тому, что коучи и бизнес-тренеры не проводят семинаров по методикам Сталина, хотя он круче любого Стивена Джобса и Илона Маска. То есть к Сталину нет чисто рационального отношения.

Мы удивляемся так же, почему к Сталину массово нет и чисто иррационального религиозного отношения. Известно, что не глупый человек Гегель всерьёз, глядя на Наполеона, скачущего по улицам Иены, называл последнего – воплощенным Богом. В самом деле, человек из таких низов – на такие верхи – без помощи Бога взлететь не способен. Но и у Сталина и старт был невыгоднее и конец успешнее, Сталин вообще не имеет аналогов в истории по везучести. Казалось бы – вот предмет для поколения действительно воплощенного Мирового Духа, предмет для изучения каждого шага, каждой фразы, причём, трепетного изучения, как священного… Но ничего такого нет и близко!

А значит – мы ещё очень далеко от Сталина, мы ещё слишком малы для него, мы хотим его мерить мерками обычного человека. Пишем биографии… Хотя тут даже агиографии вряд ли будут подходящим жанром.

Большевизм Сталина против Огюста Бланки

Когда мы вычленяем идеологемы для формулирования сталинизма как идеологии, то часто впадаем в теоретическую предвзятость – то есть в крайние оценки с позиции теории, не отдавая себе отчёт с позиции практики. Это касается понятия большевизма, несомненно, для нас негативной категории, который строит систему на непрофессиональной массовке, что не может не привести к массовому обману масс – причём по определению, кто большевизм бы ни проводил в жизнь – хоть Сталин, хоть Рузвельт – не меньший большевик, чем Сталин.

Но что мы будем делать, если массовка есть, и она работает только как организованное большинство? Да, всегда непрофессионально, да, всегда на свою голову, но как организованное большинство, которое организуется только фантомами и обманом.

Сталин был реалист и просто ничего не стал сочинять – взял большевизм предыдущей религиозно-организационной системы монархического царизма. Но тем не менее Сталин был большевиком в очень важной теоретико-практической части, которая не касалась царизма, а сейчас подзабыта и на неё мало кто обращает внимания. Но по тем временам педалирование на понятии «большевик» имело огромное значение и не совсем то, что мы сейчас предполагаем (управление большинством). Речь шла о большинстве не только как субъектно-правовой категории в решениях и подчинении меньшинства, а движущей силе истории.

Дело в том, что в борьбе с Троцким понятие «большевик» было у Сталина системообразующим и вот почему. Троцкий, хотя марксист, был несомненным последователем Огюста Бланки. Если писать о троцкизме как идеологии, то бланкизм, несомненно, составляет его часть. Именно против неё боролся Сталин.

Это крайне важное разделение. В чём же его суть?

Огюст Бланки – французский социалист. Социализм для него цель. Не ново. Но вот технологии были другими.

Первая позиция бланкизма: к социализму ведет только террор. Террор нужен для двух вещей: расшатать систему, вызвать негативную реакцию верхов, которые обрушатся на низы, тем самым вызывая революционную бурю. Как видим, логично – и вся дореволюционная практика в России работала именно как бланкизм. Как видим, для этой технологии даже не обязательно быть левым. Либерал Навальный требовал «шатать Россию», чтобы власть обрушила репрессии на низы, а именно из «пострадавших от власти» выйдут наиболее злые оппозиционеры. Поэтому хорошо, что «менты винтят на митингах», чем больше «винтят» – тем больше сторонников…

Вторая и самая главная: организовать террор и прийти к власти, взять власть, может только организованное, яростное (не рыхлое и не сомневающееся) меньшинство. Потому что создать небольшую террористическую организацию реально, а большой фронт (партию) нет. Самые мощные технологии – вязать кровью. Нечаевская организация, которая потом была изображена в романе «Бесы» Достоевским, была именно бланкистской. Именно те времена были разгаром бланкизма. И если кто-то полагает, что в России это направление было маргинальным, ошибается: писатель-бланкист П. Ткачёв был несомненный лидер молодежного сознания в те времена. Да и сам размах террора (тысячи (!) убитых чиновников и служащих от Царя, министров, губернаторов до мелких околоточных) говорит сам за себя.

Третье. По понятным причинам террористическая группа меньшинства может быть только тайной и нелегальной. Это значит, что не только организация, но и способы управления её могут быть только тайными, а значит произвольными, грубо говоря, незаконными.

Четвёртое: в социализм людей можно загнать только страхом и силой и держать социализм можно только страхом и силой в рамках персональной, а значит личной военной диктатуры (называй её хоть диктатурой пролетариата), у которой совершенно развязаны руки.

Как видим, даже небольшой абрис бланкизма делает Сталина чуть не святым. Как говорится, многое познается в сравнении. Но проблема в том, что бланкизм, по сути, именно та технология, которая и привела к революции:

1) террор;

2) дестабилизация страны;

3) антагонизация верхов и низов;

4) заговор верхов;

5) развал государства;

6) гражданская война и интервенция;

7) жестокая диктатура.

Тогда гораздо меньше были интересны аморфные коммунизм и социализм как цели, гораздо важнее методы и движущие силы. Такой маразм: цель отошла в сторону и была битва только вокруг средств.

Поэтому возникла не очень хорошая ситуация: Сталин категорически отрицал заговорщическую версию революции – но она состоялась благодаря бланкизму и его фигурантам – Троцкому и Свердлову. Последний символ бланкизма был и остается до сих пор мало исследованный – Яков Свердлов, классический террорист, заговорщик и диктатор. Сталин возненавидел Свердлова ещё в ссылке, которую они совместно отбывали.

Поэтому акцентирование на идеологеме большевизма у Сталина было сверхпринципиальным – оно означало отказ от экстремизма, терроризма, заговоров, военной диктатуры, но обращение к массовому сознанию и «творчеству» масс. Сейчас эти выражения смешны, но по тем временам имели категорическое значение серьёзного идейного поворота – от диктатуры армейского начальника к идеократии – власти идеологии и идеологам, жрецам, кем, собственно, Сталин и был.

Косвенно жёсткий отказ от террористического меньшевизма был началом отказа от перманентной революции. Поэтому Сталин свой большевизм выставлял как главную идейную доминанту.

Это выводит нас на реквалификацию двух исторических событий.

1. II съезд РСДРЦ где было разделение на большинство и меньшинство по анекдотическому признаку – результатам голосования. Есть очень основательное подозрение, что это было разделение именно в отношении бланкизма. Именно поэтому термин прижился. Ведь спустя пару лет тот же Ленин попал в меньшинство, но это не «переименовало» партию. Ленинцы остались «большевиками» потому что отрицали силовую диктатуру меньшинства и выступали за идеологическую индоктринацию большинства.

Почему институты марксизма-ленинизма не любили тему бланкизма тоже понятно – все (!) меньшевики-бланкисты… стали после революции членами ВКП (б) и… заложили новый заговор.

2. Заговор Троцкого в тридцатых имел несомненный бланкистский оттенок – во всех деталях. Тогда нужно чётко определять его как бланкиста. И тогда многое встанет на свои места.

Если дополнить бланкизм решением финансового вопроса, то ясно, что те же банкиры дадут небольшие деньги скорее на заговор, от которого можно получить хотя бы шантажный эффект, чем огромные – на воспитание массового большинства. Это говорит о том, что бланкизм был и остается мощнейшим идейно-технологическим течением в современном мире – все «цветные» революции шли строго по формату Бланки.

А значит борьба за «просветлённое большинство» Сталина тогда имело форму многостороннего вызова.

Это не меняет нашего отношения и к большевизму, но понимание его фатальности после разрушения и демонтажа систем приходит.

Почему нужно противопоставить сталинизм марксизму

И не потому, что нет ничего общего, несмотря на цитатные маневры, а потому что сталинизм есть идеологическая реальность, воплощённая в исторические формы и результаты, а марксизм остался просто суммой идейных провокаций. Важно то, что нет никакой генетической связи одного и другого, несмотря на клятвы и памятники. У Сталинизма совершенно иная генетика, нежели у Маркса.

Но зачем на этом настаивать сегодня? Время прошло. Но странность в том, что именно эти две фигуры вышли в актуалитет, далеко задвинув и Ленина, и Троцкого. Чем это объяснить? Объяснить можно только одним: и то, и другое актуально не только как проблема, но и как проекты, которые живут до сих пор. Во-вторых, дело не в лицах, а идеологемах, которые как раз начинают жить, когда авторы уже за чертой жизни. А проблема упирается в идейное банкротство «гения» и идейную результативность «тирана». Именно поэтому нам и сегодня надо определяться, по какому пути мы идем.

Так как сталинизм трактовался как искажение марксизма с обвинительным креном, есть смысл вообще отделить одно от другого и заявить, что Сталинизм никакого отношения не имеет к Марксизму. В этом случае Марксизм не станет обеляться тем, что его кто-то зачернил, и тем самым требовать возврата для чистоты эксперимента: мол, раз не получилось, должно получиться в другой раз в хороших руках. В конце концов, ясно, что у Сталина получилась не то, что заявлял Маркс. Это очевидно. Это значит нужно просто отринуть Маркса как фантомата, тогда то, что получилось, будет связано с тем, кто создавал свою основу. Доказывая полную ничтожность, плагиатность, вторичность и мошенническую природу марксизма, мы просто его выбраковываем как факт идейной истории: это была ложь, обман, на которую повелись массы, так как ведется человек на призраки. Конечно, Маркс, осознавая призрачность проекта, не обманывал, называя всё своими именами («призрак бродит по Европе»), но факт есть факт: массы самообманулись.

Основной вывод такой: Сталин не мог испортить Маркса, потому что последний и так был сплошная порча. Сталинизм – оригинальное учение, в большой части основанное на русской имперской традиции, а Маркс – производитель идейных соблазнов и провокаций.

Если отделить Сталинизм от Марксизма, и сталинизм перестанет быть искажением, а значит неудачей марксизма, то он займет своё место как имперская практика Советского периода, идейная легитимность которого будет чёткой и внятной. Не будет нужды оправдываться в том, что искажение марксизма было в таких-то интересах, временным, а значит изначально нелегитимным. Напротив, мы чётко говорим: сталинский период – это поступательный Сталинизм с вытеснением марксизма (причём и в версии и Троцкого) целиком и полностью, а поздний СССР – вытеснение сталинизма. И тогда история сталинского СССР – это не история дисквалификации и делегитимации того, что принято за основу, а формирование новой основы, которая и состоялась в новой форме легитимации.

Почему необходимо именно противопоставление? Чтобы подчеркнуть отсутствие генетических связей, которые всегда будут ставить последующее в зависимость от предыдущего. Если этого не будет, то возникнет другая генетическая связь – с той же имперской традицией, которая практически полностью была взята Сталиным на вооружение. Его заслуга состояла в переводе имперской традиции на другой язык – сначала чтобы никто ничего не понял, а потом чтобы никто ничего не изменил. По сути, сталинизм состоял в собирании и транскрибировании имперской традиции при небольших идейных и процедурных вставках.

Возьмем такой центральный для марксизма вопрос, как вопрос о собственности. Кстати, уже то, что он центральный, и по нему определяется, какая сейчас общественно-экономическая формация, это уже выдает буржуазность мышления Маркса, его идеологию вайшья[10 - Третья по значимости варна (каста) древнеиндийского общества, состоявшая из торговцев, землевладельцев и ростовщиков. – Прим. ред.]. Собственность во главу угла ставят только буржуа, кшатрии ставят – власть, брахманы – истину. Так вот, Маркс нигде метафизически и онтологически не обосновывает, на чём вообще держится право собственности. Неважно пока какой: частной или общественной.

У Гегеля всё было понятно. В его мире, в мире абсолютного идеализма, дух властвует над материей, материя и природа определены как «бытие-для-другого», то есть для духа. Грубо говоря, коровы созданы, чтоб людям, венцам творения, молоко давать. Именно потому, что дух выше материи, он может ей владеть.