скачать книгу бесплатно
Вустер ударил хвостом по земле. Коротко и требовательно. Как будто бы отдал приказ. Этот приказ был немедленно расшифрован и с удивительной быстротой выполнен. Полянка с сочными растениями через несколько мгновений была пуста. Вустер ждал чужака, встав почти задом к месту его предполагаемого появления, повернув голову назад и припав, готовый к активной обороне.
# # #
Я топал по расщелине, веселый и живой. Был почти полдень, и солнце жарило прямо в спину, поэтому прохлады ущелья не чувствовалось. До конца расщелины оставалось около сорока метров. Я прошел еще метров тридцать, и та часть сознания, которая еще принадлежала милому стегозаврику, начала беспокоиться. Я был связан с нею неразрывно, и поэтому начал беспокоиться тоже.
Я остановился. Прислушался. Никаких звуков, которые говорили о надвигающейся опасности, не было. Час или полтора назад я слышал приглушенные скальной грядой звуки, похожие на звуки, которые издают два огромных животных, пытающихся танцевать польку-бабочку
Я остановился за двадцать метров до выхода из расщелины и задумался. Тревожное состояние не проходило. Что могло породить его, я не знал. Возможно, запах. Я втянул воздух. Да, именно он. Терпкий запах самца и… запах крови. Возможно, он ранен, или ранен кто-то другой. Но запах животного был очень похож на запах моего собственного тела, и поэтому я решил двигаться дальше.
Не спеша пройдя оставшиеся двадцать метров, я высунул голову за срез скальной гряды. Осмотрелся. Ничего подозрительного. Сделал шаг. Потом еще.
Я вышел на небольшой лужок, похожий на тот, с которого я ушел в поисках приключений сутки назад. «Травка ничего себе»,– удовлетворенно отметил я про себя, осматривая стройные ряды древовидных папоротников. Таких я еще не видел. Они были не столь высоки, но имели гораздо больше листьев, и, соответственно, удельный вес питательного у них был больше. Так, чем поживиться здесь все-таки есть. Пожалуй, следует остановиться на денек-другой. Осмотреть окрестности. Выяснить, в конце концов, кто здесь так пахнет.
Мне не удалось закончить мысль. Из-за большого гранитного валуна, пятясь и в угрожающем жесте приподняв страшный шипастый хвост, вышел стегозавр. «О-о-о-о-о… Братишка!»– почти обрадовался я.– «Но ни капли гостеприимства у тебя, дружок».
Я прокашлялся и издал горлом низкий клокочущий звук, который, по моему мнению, выражал крайнюю степень миролюбия. Может, все-таки хвостом повернуться?А то ведь этот родственничек отсечет мою буйную головушку, и достанется мое благородное тело трупоедам. Но я сдержался и не стал принимать боевую стойку. Просто присел, почти касаясь животом крупного скального гравия. «А он ничего. Молодец. Наверное,баальшой начальник. Стоит познакомиться»,– подумалось мне.
Я развернулся чуть бочком на всякий случай. Вдруг моему новому товарищу захочется все-таки огреть меня своей булавой. Так безопаснее. Как краб, с трудом, но все же не поворачиваясь полностью головой в сторону огромного самца, я начал приближаться. Шаг, два, три – ничего.
Стегозавр замер, приподняв в воздух хвост и покачивая четырехметровыми, сияющими на солнце бивнями. С одного бивня, выпачканного свернувшейся, почти черной кровью, свисали клочья чьей-то грубой шкуры. «Да-а-а-а… Силен, бродяга.. У меня поменьше будет», – невольно подумалось мне. Я рыкнул еще пару раз и остановился в десяти метрах от собрата, готовый со всех ног дать стрекача.
Драться не хотелось совершенно. Родственничек поигрался своей сабелькой еще несколько минут и, не наблюдая с моей стороны никакой агрессии, опустил ее на землю. Ну да– я, наверное, даже улыбнулся – такой хвостик игрушка не из легких, тонн на шесть тянет, и даже такой силач, как этот, не сможет удерживать его в угрожающей позе довольно долго.
Стегозавр опустил хвост. Немного помедлил и начал поворачиваться боком. Он повернулся ровно настолько, чтобы не только чувствовать мой запах и слышать по колебаниям почвы мои движения, но и увидеть собственными глазами того, кто приперся с дипломатической миссией и как самый заправский полномочный посол ждал аудиенции. Похоже, он удивлен. Я рассматривал его неожиданно умную физиономию и ждал продолжения.
Стегозавр постоял в такой позе еще несколько минут, потом тяжело вздохнул и развернулся ко мне мордой. Сделал шаг навстречу. Вытянул шею, вдыхая мой запах и стараясь, видимо, запомнить его. Нервозности в его поведении не чувствовалось.
«Старый вояка», – с уважением подумал я. – «Вон как его». На спине стегозавра не хватало четырех пластин, и его некогда сплошной костяной гребень был похож на огромную челюсть, по которой хорошо прошлись несколько раз тяжеленным кулаком.
Я не двигался. Стегозавр подошел совсем близко и коснулся носом моей шеи. Я начинал волноваться, но все-таки сдерживал свои порывы и ждал, что же этот великий воин сделает в следующую секунду. Он старательно обнюхал меня. Повертел из стороны в сторону треугольной головой. Заглянул в мои полуприкрытые веками глаза и, сделав навстречу еще шаг, положил мне на голову незащищенное даже утолщениями кожи горло.
«Э-э-э-э, братец, вот теперь мы подружимся»,– подставлять даже под небольшие шипы на голове свое самое уязвимое место может только тот, кто абсолютно доверяет тебе. Похоже, я правильно расценил его жест. Аккуратно вытащив свою голову из-под его треугольной башки, я сделал тоже самое. Положил свое голое горлышко ему на голову. Стоит ему меня боднуть, и я отправлюсь к праотцам – это было рискованно, но стоило того, чтобы попробовать.
Замерев на несколько секунд, этот огромный, битый в боях самец осторожно высвободился из-под меня и не спеша затопал к рощице, изредка оглядываясь и как будто бы приглашая следовать за собой. Так, это, надо полагать, званый ужин. Ну что же. Все как в высших домах. Знакомство, обмен верительными грамотами, а теперь фуршет– мне стало смешно – а девочки будут? Я решил принять приглашение и резво пополз за хозяином этого великолепного луга. Он прошел метров сто и свернул за скальный уступ. Я следовал за ним.
То, что я увидел, умилило меня до глубины души. За уступом на каменной, прогретой солнечными лучами осыпи, спрятав за своими могучими спинами четырех малышей, возлежали три прекрасные дамы. Мне захотелось прокашляться и, понизив голос до бархатного баритона, задать самой симпатичной из них вопрос, который повторяется в миллионах вариаций на миллионах самых разных планет:«Мадам, что вы делаете сегодня вечером?»Но из этого ничего не получилось. Как оказалось, мое горло не способно было понизить рык до бархатного баритона. То, что вырвалось из глотки, скорее походило на кашель, немножко нервный и смущенный.
Я остановился. Хозяин не встал между мною и своим семейством, видимо, совсем не опасаясь за то, что я предприму какие-либо агрессивные действия. Ну что же, это было совсем неплохо. Можно было констатировать, что требования ООН по незапрещению посещений дипломатами секретных объектов были выполнены полностью. «А он соображулистый малый»,– подумалось мне. – «Как же мне его назвать?»
– Зови меня Вустер – раздалось в ответ.
Если бы я в этот момент завтракал, то, наверное, погиб бы преждевременной смертью, поперхнувшись каким-нибудь листом папоротника. Моему изумлению не было предела.
– У тебя не должно быть имени… – Это был даже не вопрос. Скорее утверждение. – У Фантомов не бывает имен. Они не могут назвать себя сами.
– У меня есть имя, но я Фантом. Меня нет в реальном мире. Зови меня Вустер.
Вустер прикрыл глаза. Устало вздохнул. Казалось, этот короткий диалог уже утомил его. Наверное, Вустер нечасто говорит на языке людей, и у него не осталось сил на то, чтобы его продолжить. Он опустил голову на гальку и, казалось, уснул. Я терпеливо ждал, когда он отдохнет и сможет продолжить беседу. Минуту или две спустя Вустер очнулся, приподнял голову и посмотрел мне в глаза.
– Я знаю, что ты ищешь и, наверное, я смогу помочь тебе.
Если бы мои глаза могли стать еще больше, то глазные яблоки выпали бы из орбит.
– Ты ищешь Безымянное Зеркало. Я слышал о нем, и я смогу указать тебе дорогу.
Такой удачи просто не могло быть. Сердце заколотилось вдвое быстрее.
– Вустер, дорогой, веди!!!
Вустер посмотрел на меня долгим странным глубоким взглядом. Мне почему-то стало нехорошо. Возникло ощущение, что я уже труп. Неужели за всю историю Сети не было ни одного положительного исхода?
– Хорошо. Я покажу тебе Путь.
Вустер смотрел пристально, колюче, холодно прямо в душу.
– Когда-то я тоже пытался пройти этой дорогой и не смог. Может быть, тебе повезет больше.
Самочки заволновались. Если бы мы смогли посмотреть на себя со стороны, то, наверное, волновались бы не меньше их. Два огромных самца-стегозавра уперлись друг в друга взглядами и замерли как каменные изваяния, почти не дыша.
Салли подошла чуть ближе остальных и ласково промурлыкала что-то. У меня бы так не получилось, это точно. Вустер повернулся к ней и издал низкий ободряющий рык. Салли опустила головку, развернулась и отошла на прежнее расстояние. Она легла на каменистую осыпь и не спускала глаз со своего любимого.
Насколько все-таки абсолютны образы Фантомов в Сети. Я восторгался Салли. Такая преданность. Столь яркая и красивая любовь. Наверное, поэтому Вустер не захотел пройти путь до конца. Здесь был мир, о котором он мечтал, который был ему понятен. Хотя, может быть, я и ошибался. Не знаю.
– Пошли.
Это Вустер. Он спешил увести меня от своего маленького гарема. Через пару дней должен был начаться период гона, и тогда самочек было бы невозможно контролировать. Вустер знал это и постарался сделать так, чтобы у него было со мной как можно меньше проблем. Вустер неторопливой иноходью пошел вдоль скальной гряды, сквозь которую я пролез через тот самый разлом. Мне ничего не оставалось делать, как следовать за ним. Мы шли недолго. Может быть, час. Может быть, два. Вустер подвел меня к небольшой пещере, и отошел в сторону.
– Дальше ты пойдешь один.
Он развернулся и, более не сказав ни слова, пошел прочь. Я остался стоять на маленькой песчаной площадке перед черным, как омут лесного озера, зевом пещеры. Выбор был сделан еще там, в том мире. Нужно было идти, и я затаив дыхание шагнул внутрь. Ничего страшного не произошло. Я прошел метров сорок и остановился. Кромешная темнота окутывала меня плотно, как старое ватное одеяло. Не видно было ни искорки, ни лучика. Я боялся налететь на какой-нибудь сталактит или свалиться в колодец. Нужно было подождать, пока глаза привыкнут к темноте, и я смогу хоть что-нибудь различать.
Прошло несколько минут. Тьма вокруг из черной стала серой. Потолка не было видно, но свисающие с него сталактиты я видел вполне отчетливо. Пещеру можно считать молодой. Ей не было и миллиона лет. Сталактиты еще не сомкнулись с наростами на полу в сплошные колонны. Песчаная дорожка, по которой я шел, была хорошо различима,и я решился двигаться дальше. Поворот, еще один, еще. Становилось светлее. Стены приобрели голубоватый оттенок. «Похоже на лазурь»,– подумалось мне.
Я двигался неспеша. Твердо и уверенно. Страха не было. Он остался там, у входа в пещеру. Наверное, так шествуют на гильотину приговоренные к смерти. Ничего не происходило, и мне начало казаться, что я смогу таким образом пройти гряду насквозь. Я пошел быстрее. Еще быстрее. Спустя еще десять минут я почти бежал. Зло. Потом я стал рычать. Эхо копировало мой рык десятикратно, и он яростно метался между потолком и стенами. Вустер просто обманул меня. Завел в эту проклятую пещеру и оставил подыхать без воды и пищи. Какая же он все-таки гадина. Я бы мог уйти, просто уйти. Уйти дальше, не причинив ему никакого вреда.
Я остановился, тяжело дыша. Эмоции – слишком расточительная трата душевных сил. Нельзя поддаваться панике. Нужно просто остановиться, просто немного подумать, принять решение и следовать ему до конца. Следовать. Я усмехнулся. Как непросто двигаться к намеченной цели. Почему-то дорога к ней никогда не бывает прямой. Я не сказал легкой. Я не искал легкой дороги и прекрасно понимал, что мне не суждено прожить жизнь, как это удается избранным. Запланированная от горшка до пышных похорон, размеренная и достойная жизнь. Возможно, я завидовал тем, кому удавалось выстроить события таким образом, чтобы они привели к этому результату. Но я не они и, наверное, моя зависть – это всего лишь шаг назад. Крохотный шаг назад на заранее подготовленные оборонительные рубежи. Траншея, пулеметное гнездо, в котором чувствуешь себя в относительной, но все же безопасности. Здесь можно передохнуть, съесть паек, выкурить сигарету, но через несколько минут три зеленые ракеты поднимут тебя в атаку, и ты снова побежишь по рваному минами полю, моля всех богов, которых знаешь, о том, чтобы та сволочь, которая целится тебе в грудь, промахнулась.
Так было и на этот раз. Я был в большой обиде на Вустера. Какие-то крохи морали оставались, и мне казалось, что он поступил несправедливо. Не заслужил я такого к себе отношения. Хотя. Я, наверное, смогу найти дорогу назад. Мой запах остался на всем пути следования. Но что же я буду делать дальше? Я снова найду Вустера и задам ему те же вопросы? И что он ответит мне? Приведет опять к зеву пещеры и скажет: «То, что ты ищешь – там…» Может быть, я плохо ищу? Может быть, я недостаточно долго блуждаю в этих лабиринтах? Может быть, недостаточно измотан и слаб? Может быть, Вустер соврал мне? Он вовсе не хотел показать мне дорогу к Безымянному Зеркалу, а просто избавился от соперника? Я гораздо моложе его, и если встанет вопрос о том, кто останется главой гарема, то мои шансы все-таки несколько выше. Хммм… Забавная теория. Но вот хочу ли я этого? Остаться здесь, пусть даже и в образе весьма уважаемом и достойном. Это не какой-то там червь или болотная змея. Я все-таки достаточно силен для того, чтобы жить здесь безбедно. Говорят, что древние ящеры практически не старели и жили долго, очень долго. Может быть, действительно стоит попробовать? Прикончить Вустера, а затем… Затем жрать каждый день папоротники?! Нет! Пардон! Это может нравится день, два, год, но всю жизнь – увольте!
Я поднялся на ноги и уже неторопливо, без паники и злобы, стал протискиваться сквозь сталактиты дальше. Куда-то должна была привести узкая полоска песка под ногами.
Света становилось все больше. Он исходил с потолка и стен. Оплывшие, словно прогоревшие свечи, наросты тоже светились, словно в состав породы входили радиоактивные вещества. Хотя, может быть, было именно так? Кто его знает? Я осторожно пробирался дальше и вскоре замер на краю бездонного круглого, словно выкопанного профессиональными буровиками, колодца. Дорожка кончилась.
Я осторожно заглянул вниз. Стены поблескивали полированным стеклянным глянцем, уходили вертикально на немыслимую глубину. Вода, доходившая почти до среза породы, была настолько прозрачна, что ее присутствие я заметил не сразу. Лишь по столь же прозрачной кальциевой наледи, которая немного преломляла призрачный свет стенок. Этот колодец вполне мог претендовать на роль Безымянного Зеркала, которое я разыскивал, но я не привык верить в простые решения, и поэтому обошел по приступку сие сооружение, протиснулся между двумя обломками, наверное, свалившимися с потолка. За ними я обнаружил некое подобие тропы, ухоженное значительно меньше, чем песчаная дорожка, по которой я сюда пришел, но все же пригодное для передвижения. Теперь осторожнее я стал пробираться дальше, по-видимому, все глубже внутрь горы.
Свечение постепенно сходило на нет. Тьма обступала со всех сторон, и после очередного поворота я понял, что не вижу уже ничего, однако некоторое свободное пространство впереди угадывалось. Я двинулся вперед наощупь. Уткнувшись носом в какую-либо преграду, я поворачивал в ту сторону, в которую мог двигаться. Если ход разветвлялся, то выбирал левую сторону. Почему? Статистика говорит, что девяносто процентов посетителей незнакомых помещений поворачивают вправо и начинают двигаться вдоль стены. Я тешил себя исключительностью принадлежности к оставшимся оригиналам, хотя куда здесь двигаться было, по-моему, все равно. Преимуществ ни одной из сторон я не разглядел, равно как и недостатков, хотя, то ли глаза стали привыкать к темноте, то ли я снова набрел на породу, содержащую светящиеся элементы, но кое-что мне уже удавалось различать. Вон горох пещерного жемчуга в нише, заросшей прозрачными кристаллами кальция. Вон розовый наплыв, похожий на голову спрятавшегося в камне монстра. Снова появились сосульки сталагмитов, кое-где сросшиеся со своими братьями на полу. Розовое свечение постепенно сменялось на лазурь, и, свернув за очередную стену из сросшихся колонн, я опять вышел к колодцу. Шумно вздохнув, я присел на зад.
Вряд ли это могло быть простым совпадением. Жизнь учила меня не искать легких путей, но есть такая штука как предопределенность, общий поток времени. События в рамках этого потока могут быть самыми разными, но привести они должны к единому или все-таки похожему результату. Я был уверен на двести процентов, что если я найду третью дорожку и пройду по ней до конца, она снова закончится на краю этой ямы. И к тому же, если это должно быть здесь, то никак иначе, чем этот долбаный колодец, оно выглядеть не может. Это единственное, что может вызывать некоторые ассоциации с тем, что я ищу.
Я приподнялся, пошевелил во рту языком и смачно плюнул остатками травы в свободное от кальциевой пленки окно. Плотный шарик жвачки канул, словно провалился в пустоту.
Таааак. Вечер перестает быть томным. Я приподнялся и щелкнул хвостом по округлому окатышу на краю колодца. Стрелок из меня на самом деле получился бы неплохой. Камнем я попал в тоже отверстие в кальциевой пленке, и он точно также провалился вниз, не издав ни шороха, ни звука. Похоже, что вода, стоявшая здесь не одну сотню тысяч лет, по каким-то причинам вдруг ушла, оставив на прежнем уровне пленку кристаллического кальция.
Ну и что? Я тупо смотрел в колодец и не очень понимал, что мне делать дальше.Звать Золотую Рыбку? Читать заклинания? Сплясать танец призыва души из преисподней? Так я побрякушек учения Вуду с собой не захватил.
Я потоптался на краю, затем, свесив голову вниз, осторожно пошел по периметру, силясь что-либо разглядеть в его глубине. Ни-че-го. Только бесконечно нежное голубое свечение, затухающее где-то на глубине полутора сотен метров.
«А если просто прыгнуть?»– Мысль показалась совершенно глупой. Разбиться насмерть и заново начинать Перевоплощения только ради того, чтобы проверить, есть ли у этого колодца дно? Колодцев без дна не бывает, и я, бесспорно, превращусь в равномерно перемешанный коктейль из костей и мышц, как только его достигну.
Я снова свесил голову вниз и гулко рыкнул. Эхо свалилось в глубину и осталось там, не вернув назад ни шороха.
– Да что б тебя! – Рявкнул я, и, к собственному изумлению, бросился всем телом на мертвенно мерцающую кальциевую пленку. Она приняла удар, побежала сеткой трещин и рассыпалась в белое крошево, лишив меня опоры. Стыдно пискнув, я полетел вниз. Внутренности подперло к горлу, и они все норовили вытолкнуть наружу то, чем я позавтракал утром, но я стоически этому противился. Отчаянно и совершенно безрезультатно я размахивал лапами в надежде уцепиться за гладкие, как стекло, стенки колодца. Пытался даже, растопырив все лапы, зафиксироваться, но колодец оказался всего на несколько сантиметров шире, и эти попытки оказались тщетны. Наконец, когда, как мне показалось, что уже прошли все реальные сроки, отмеряющие глубину любых возможных сооружений, в живот ударила со всего размаху практически невидимая водная гладь.
Вы когда-нибудь пробовали прыгать хотя бы с семиметровой вышки для прыжков в воду? Нет? И не советую. От искр, которые летят из глаз, можно прикуривать, а я, похоже, свалился с высоты,на порядок превышающей самую высокую вышку для прыжков.
Всепожирающее бледно-желтое пламя, в красных прожилках, медленно, словно в кино, затопило сознание, ввинтилось в мозг острой нестерпимой болью, расползлось в стороны, рассыпалось на алые сгустки и потекло кругами, неторопливо сворачиваясь в спираль, делясь, расслаиваясь, натыкаясь друг на друга, раздуваясь от середины и, в конце концов, обозначая уже привычное – огромных размеров сферу. Лютая стужа серебра и синих красок. Ледяные иглы, преломляющие случайные блики света. Тихий шорох осыпающихся снежинок.
Саурон! Чтоб ему было пусто! Я его узнал. Он не мог быть Безымянным Зеркалом. Я бывал в нем сотни раз. Я жил в нем. Я принимал на нем личины. Вустер либо не понял моего вопроса, либо решил избавиться от меня более гуманным способом. Но Бог ему судья. Сейчас я смотрел на Саурон. Он плыл вокруг, не замечая меня – песчинку, снесенную ветром со скального уступа, неотъемлемую часть этих миров, и столь же незначительную.
Аристотель врал! Двигая камни, может быть, и можно перемещать звезды, но он не сказал главного – звездам наплевать, что кто-то пытается это сделать! Они звезды!
Я таращился на Саурон и люто его ненавидел. За его безразличие, за его степенность и неторопливость. Он машина. Виртуальный механизм, который призван лишь исполнять желания тех, кто его создал. Нельзя проникаться неуважением и ненавистью к творениям человеческих рук.
А как же быть с атомной бомбой? Ее тоже создавали чьи-то добрые натруженные руки. А наркотики? Они спасают от страшной боли. Но они же убивают своей сладостью. Вопрос дозировки? Как же тогда дозировать тебя, Саурон? Кто ты? Милость или казнь?
Он, словно услышав призыв, уже потянулся ко мне, вспух одной из стенок, выплюнул длинный змеистый отросток и легко, словно сомневаясь, делать это или нет, коснулся меня. Потянул в нить, сплетая, скручивая, связывая в узел с теми, кто уже был обращен.
Короткий сполох перед глазами, и мозг затопили звуки.
– А я кока-колу люблю…
– Ха! Пойло для лохов! Вот текила – это да! Я ее каждый день пью.
– А как ее пьют, ты знаешь?
Воткнуло мое сознание фразу, даже не позаботившись спросить у меня на то разрешения.
– Ха! Как пьют?! Ну не из горла же… Из стакана, блин…
Бред. Не хочу отвечать. Не могу. Не буду. У каждого свои миры. Пусть в них они пьют текилу стаканами. Большими, гранеными. Пусть закусывают блинами с икрой. Пусть «шаторез» называют бормотухой, если им так нравится. Пусть. У меня свой Путь.
– Бамм… – Сфера завершила круг, и серебро и синь меняются на бесконечно свежее небо, которое постепенно наливается ярким белым светом. Теплым светом, солнечным. Жарким. Нестерпимо жарким светом. В ноги ткнулись обглоданные колесами повозок камни. Я проморгался и прищурившись посмотрел вдаль.
Дорога казалось бесконечной. Вымощенная сто или более лет тому назад, с выбитыми за долгие годы колеями, она тянулась из ниоткуда в никуда. Виляла по склонам, выныривала из осыпей и снова уходила в ущелья.
Солнце палило неимоверно. Во рту сразу стало сухо. Я утерся рваным рукавом хламиды, которую трудно было даже назвать одеждой, и нашарил на поясе кожаную флягу с водой. Тряхнул ее. Литр, не больше. Всего на день пути. Я бережно вытащил пробку, сделал глоток и столь же осторожно вернул флягу на место. Поправил в потрепанных заплечных ножнах привычный самурайский меч. В дороге без оружия нельзя. Либо когти и зубы, либо… либо АКМ, черт побери! Но когда ни того, ни другого, сгодится и хороший клинок, если уметь им пользоваться, разумеется.
Куда идти, было, в общем, все равно. Наверное, вперед. Я встряхнулся и зашагал походным шагом, чуть сворачивая ступни внутрь. Так нагрузка распределяется на стопу равномерно, и поэтому ноги устают меньше. Если еще немного разворачивать корпус при выбросе ноги вперед, то длина шага увеличивается почти на десять сантиметров. Таким образом можно пройти за день до шестидесяти километров, если, конечно, хватит сил… И воды. Вот с водой у меня напряженка. Серпантины, по которым я иду, выше долины, но до точки образования льда еще не меньше двух тысяч метров. Вон она вода. Белыми шапками укутавшая пики. Но попробуй до нее доберись. Пока только то, что есть во фляге. Я коснулся бедра, рефлекторно проверяя ее наличие. Успокоенно кивнул – на месте. Зашагал, приободренный, дальше.
Так прошел день. К вечеру стало прохладно. С вершин потянуло промозглой ледяной сыростью. Столь сильные перепады температур обычны для этого климата. Я не сумел разыскать ни топлива, ни воды, ни пищи. Мне не встретилось ни одного живого существа по дороге, за исключением пары грифов, которые накручивали круги где-то в невероятной выси, выслеживая свою добычу.
Продрогший насквозь, я забился в щель между скальным массивом и огромным валуном, чтобы спрятаться от ветра, и попытался заснуть.
Что такое сон в горах, когда на тебе из одежды дырявый мешок на плечах и короткие штаны до колен из редкой, грубой работы ткани, нужно рассказывать отдельно, обстоятельно и с глазу на глаз. Мышцы потеряли пластичность настолько, что утром я выковыривал себя из этой щели, словно устрицу из раковины. Ободрав локти и щеку о шершавую поверхность камня, я все-таки вывалился кулем на тропу – ноги не держали – и позволил восходящему солнцу прогреть мои телеса до тех пор, пока они себя не осознают и не позволят совершать более целенаправленные движения. Остатки снов, обрывки образов и звуков путались в голове, не давая полностью очнуться. Я вспомнил, что мне приснились грифы. Те, которых я видел в небе. Они ходили по тропе, цокая когтями о камни, и, как мне показалось, что-то искали. Странно. Их добычей я пока себя не ощущал.
Солнце наконец вывалилось из-за скал и затопило мощеную проплешину, на которой я лежал благодатным теплом. Кровь постепенно приобрела способность протискиваться сквозь сосуды.
Я попытался шевельнуть ногами. На удивление, они слушались. Пошатываясь, встал и сделал несколько медленных приседаний. Рои мурашек носились от пяток до горла, вызывая неутолимое желание расцарапать кожу до крови. Сцепив зубы, я ждал, когда тело придет в норму. Наконец я справился с оцепенением и, стремясь застать больше прохладного времени, бодро двинулся вперед.
Мы играли в перегонки с солнцем и, похоже, я проигрывал. Оно поднялось почти в зенит. Зной снова окутал каменную пустыню. Воздух струился, словно живой, над гранитными валунами. Стал густым, тяжелым.
Волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. На одежде, на спине и груди выступила соль. Я не удержался, открыл флягу и сделал два глотка. Вода была противно теплой. Шершавый, распухший во рту язык даже ее не почувствовал. Но больше пить было нельзя. Колодцы попадались не слишком часто.
Решив немного передохнуть, я спрятался в тень большого камня. Опытные путешественники останавливаться в таких случаях не рекомендуют. Потом подняться будет еще труднее, но зной становился совершенно невыносимым.
Я посмотрел в небо. В раскаленном голубом мареве сияла начищенная до жуткого блеска круглая сковородка солнца. Я прикрыл глаза ладонью и попытался разглядеть в вышине своих попутчиков. Грифы. Вчера их было всего двое. Теперь…
– Раз, два, три… пять,– на душе стало гадко. Похоже, они чувствуют мое состояние и позвали дружков на предполагаемую пирушку.
Я сложил из пальцев срамную комбинацию и ткнул ею в небо.
– Хрен вам… Буду идти, пока смогу. А упаду – оставлю каплю сил на то, чтобы кого-нибудь из вас придушить. Обязательно!
Посидев в тени еще минуту, я все-таки встал и пошел дальше, вразвалочку, подволакивая ноги словно раненый.
Полдень. Солнце стало бесконечно жарким, и даже грифы, похоже, устали парить в безоблачном небе. Они уселись где-то далеко на скалах, наверняка предполагая, что добыча от них не уйдет. Рано или поздно она брякнется лбом об эту проклятую брусчатку, и у нее не хватит сил, чтобы отмахнуться от ударов клювов.
Я уже почти ничего не соображал. Пить хотелось неимоверно. Я не знал, что может существовать такая жажда. Губы обветрились, покрылись коричневыми корками. Сквозь их изломы проступали бисеринки густой алой крови. Они моментально высыхали и превращались в новые чешуйки – наросты, которые ломались от малейшего движения губ, и в трещинах снова проступала кровь. Язык распух до колоссальных размеров. Внутри рта он уже не помещался, и его кончик вываливался наружу. Слюны не было, и я старательно отгонял мучительные позывы сглотнуть плотный комок в горле.
Перед глазами поплыли миражи. То ли галлюцинации, то ли действительно какие-то странные явления природы, происходящие в столь горячем воздухе.
Отслоившись от горной гряды в небесах, повис белоснежный город, утопающий в зелени. Мне показалось, что я слышу шум, который заполняет его улицы. Слышу крики глашатаев на высоких башнях. Бряцание оружия и скрип повозок.
Кто-то говорил, что мираж (мираж – та же галлюцинация) от галлюцинации отличить просто – нужно нажать на глазное яблоко, для того чтобы сместился оптический фокус восприятия. Если изображение двоится, то сомнений в его реальности быть не должно. Если нет, то все что ты видишь – плод твоего воображения. Я остановился, посмотрел прямо на струящееся, колыхающееся изображение города, висящего в небе, и с силой надавил на левый глаз. Скалы помутнели, раскололись на два неясных контура, прихватив с собой и веселую картинку в небе. Значит, мираж настоящий. А что мне с того? Можно предположить, что в расслоенном разницей температур воздухе образовался зеркальный слой, в котором отражается реальное поселение. Так бывает, когда едешь в авто по раскаленному асфальту. Лужи в жаркий день – тоже мираж. Но даже если он существует на самом деле, то до него мне все равно не добраться. Он может быть в сотнях километров отсюда. Я двигаюсь сейчас со скоростью раненой улитки.
Я остановился. Вытащил из-за пояса флягу и трясущимися от изнеможения пальцами вытащил пробку. Воду придется выпить всю. Иначе я просто упаду в обморок и до следующего дня просто недоживу. Вода скользнула в пищевод, омыла сухой как наждак язык, немного утолив боль, вернула каплю бодрости и сил. Я встряхнулся и зашагал дальше. Слишком горячий воздух приходилось цедить сквозь зубы, для того чтобы не пропустить его в легкие слишком быстро, иначе он обжигал гортань, и я заходился тяжелым кашлем, который отнимал последнюю влагу.
Полтора часа бодрого пешего марша на подпитке из двух глотков пропахшей кожей воды я все-таки выдержал. Дальше дела пошли хуже. Движения стали замедленными, словно во сне. Сердце бухало в висках, выбивая в глазах красные бисеринки – признак малокровия. Да и откуда ей быть в избытке, если я давно уже ощущал себя лежалым черносливом, потерявшим от своего былого великолепия добрую половину массы.
Какой же все-таки гад всунул меня в этот мир? Неужели нельзя было придумать речушку, скажем, вон там на осыпи? Лужу, на худой конец! Ах, у вас здесь суглинков нет, почвы водопроницаемы! А мне что прикажете делать? Подыхать?
Я двигался, похожий на зомби, в полшаге от выбитой в каменной брусчатке колеи, матерился тихо, изощренно, отчаянно и тешил себя надеждой, что прольется дождь, что я найду ручей, колодец, что вдруг из-за поворота наконец выкатит какая-нибудь колымага, и возница не даст мне подохнуть на этой дороге.
# # #
– Как мне это надоело! – Гремлин повернулся в седле, пошарил под попоной и вытащил из-под нее плоскую стеклянную бутыль темного стекла. Опрокинул ее донышком вверх над губами, вытянутыми в трубочку. На язык упала тяжела жгучая капля. Одна. Вторая. Грем тряхнул бутылку раз, другой– тщетно.
– Дьявол! – Ругнулся Грем и сразмаху швырнул бутылку о скалы.
