скачать книгу бесплатно
Билет в первый вагон
Игорь Рыжков
Фантастическая история о любви в разрушающемся, полном испытаний, неожиданностей, загадок и странностей мире, который когда-то был самым обыкновенным. Любовь со счастливым концом. Наверное.Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.
Игорь Рыжков
Билет в первый вагон
Дождь шел четвертый год подряд или пятый, Элрой уже не помнил. Не помнил ничего кроме промокшего дождевика и сырого зонта над головой, резиновых сапог и бегущих по тротуарам редких прохожих. Хлипкого чавканья под ногами и влажной постели.
– Черт! – Как я не вижу эти простыни – Пробормотал Элрой и нырнул в наполовину залитый водой подъезд.
Его квартира была на четвертом этаже и вода пока не слишком его беспокоила.
Разве, что печурка, которую приходилось растапливать сырыми обломками досок украденной мебели или поломанных заборов не слишком хотела разгораться.
Промокло все. Спички тоже. Ему удалось достать немного керосина, и он был почти счастлив.
Он открыл пузатую бутылку и плеснул немного желтой жидкости на колотую щепу. Чиркнул кресалом по стертой грани древнего напильника, кем-то забытого в квартире и в печурке, вначале слабо, потом все быстрее и более жадно запылал огонь.
Элрой присел на шаткий стул и бросил перед собой четыре папки с бумагами.
– Какая глупость искать сумасшедших в этом городе? Какая глупость… – Пробормотал полицейский. Ему уже давно казалось, что сошли с ума все кроме него самого. Даже за себя он иногда опасался.
Обходил собак, котов, старался не ходить под карнизами зданий.
Не приближался даже к стоящим и разваленным остовам автомобилей.
– Мало ли, что? – В них часто ночевали бездомные, и сейчас в условиях «каждый сам за себя» они были особенно агрессивны.
Движущиеся по дорогам и переулкам, автомобили стали слишком редкими и давно перестали быть частными.
Рассекая бамперами глубокие лужи, по улицам носились в основном фургоны полиции и медицинских служб.
– Да и те – Буркнул Элрой, придвигая первую папку ближе, и зажигая свечу. Электричество он экономил. Его и без того давали только на пару сумеречных часов перед сном. Хотя, ему казалось, что сумерки были вечными.
– Уже давно перестали принадлежать этим департаментам.
– Департамент у нас один – Снова пробормотал Элрой, с трудом стащил портупею с револьвером и бросил на стол.
– Департамент Спасения. – Он часто задавал себе вопрос – от чего спасал, или пытался спасти этот самый департамент, в, котором он работал, и никак не мог найти хотя бы чего-то похожего на ответ.
Вот и теперь он смотрел на папки «Спасителей» на своем столе, которые, по всей видимости, были очередными или идиотами, или теми, кто пытался своим необычным поведением заработать на кусок хлеба и пачку аспирина, чтобы не слечь в обочину с пневмонией.
– Мда. – На первом фото, приколотой ржавой скрепкой к папке было лицо обычного бездомного, с грязной бородой, который читал по углам проповеди на латыни, и тряс алюминиевой кружкой для подаяния.
– Спаситесь. – Элрой задумался. – Какой дурак будет читать проповеди на латыни? Кто понимает – эту латынь? Тем более – сейчас? Сейчас понимают только это. – Он коснулся вороненой стали своего револьвера. – Да, и то не всегда. – Он пристально всмотрелся в глаза бородача.
– Нет. – Этот бы не понял. – Ему уже все равно. – Он открыл папку, и бегло просмотрел личное дело «Спасителя».
Оно не отличалось от десятков других, которых он уже пересмотрел.
– Родился, учился, женился. Поступил, сдал, работал. – Элрой захлопнул папку и потер лоб. Смысл своей работы, он перестал понимать уже несколько месяцев назад.
Единственное, что удерживало от того, чтобы с нее сбежать – это то, что бежать было некуда и в «Спасении» он получал хоть какие-то ресурсы для выживания.
Он взял оружие и высыпал желтые цилиндрики на стол.
Их было пять. Должно было быть шесть. Один он потратил для того, чтобы отстрелить голову бродячему дикому псу, который бросился на него, как раз из остова продавленного автомобиля, стоявшего на углу кирпичного здания, которое дожди уже вколотили в землю почти по крышу.
– Придется писать объяснительную. – Пробормотал Элрой. Патроны тоже были наперечет.
Он притянул к себе лист бумаги. Да. Серый влажный лист бумаги и стал на нем писать «объяснительную» обычным химическим карандашом.
Пару лет назад – он отправил бы письмо по электронной почте, или оставил бы свою объяснительную на сайте департамента, но Дождь.
Именно так. С большой буквы. Никто уже не писал просто «дождь». Все писали Дождь. Дождь с большой буквы и, если бы кто-то захотел это сделать, то букву «Д» сделал бы первой в алфавите.
Не работало нигде и ничего. Только старая проводная связь и совсем примитивные устройства. Где то и что-то работало у русских, кажется, хотя Элрою было уже давно плевать – где и у кого что работало. Дождь.
Элрой дописал строку о том, что на него бросился огромный пес, с явными признаками болезни бешенства и у него не было выбора, кроме как выстрелить ему в голову. Он замер над словом «выстрелить».
Где то глубоко, на самом дне его подсознательной сути крутилось слово – дважды.
Он выстрелил всего один раз, и голова огромного голодного сенбернара с пеной на кровавых клыках разлетелась на куски.
Он спас свою жизнь, потому, что собака была размером почти с него самого, но. «Дважды».
Элрой пересчитал патроны, лежавшие на столе, и отодвинул один в сторону. Зачем – пока ему было непонятно. Но…
Он решительно дописал в «объяснительную» – «дважды», и спрятал освободившийся патрон глубоко в карман.
Почему то стало легче. Почему – он не понимал, но легче.
Он запихал в барабан тупорылого «смит-энд-вессона» оставшиеся четыре патрона и упокоенно откинулся на спинку стула.
Зазвонил телефон, старый телефон с диском. Кнопочных в углу валялось уже пять штук. Они не работали в сыром воздухе.
Элрой протянул руку и поднял трубку.
– Как я рада, что ты дома! – Раздался женский голос, Элрой, молча, посмотрел на полки буфета.
Оставалось еще четыре банки соевых бобов в томате, и печь нагрела его комнатку до приемлемой температуры.
Тем более – вдвоем спать будет теплее.
– Приходи, Эльза. Да. Я дома. – Он положил трубку на рычаг.
– Она придет через час. – Подсчитал Элрой, и на всякий случай повесил портупею за дверь шкафа.
Он слишком многое за последний год стал делать на «всякий случай».
Он пожал плечами. Это «на всякий случай» уже не раз спасало ему жизнь. Даже предохранитель на своем пистолете он всегда держал снятым «на всякий случай».
Половина секунды на снятие с предохранителя – не слишком много времени, но, если бы он не был снят – тот самый пес, которого он убил, уже обгладывал бы Элрою голень, где ни-будь в укромном уголке за ржавым сараем.
Элрой встал и постучал по циферблату старых механических часов. Они еще могли показывать время. Эльза придет через час.
Да. У него был целый час. Еще целый час. Почему даже в Дождь женщины так долго прихорашивались, ему было непонятно, но у него этот час был.
Он подошел к небольшому шкафчику и достал с полки, завернутую в холстину старую толстую книгу.
Он никогда и никому ее не показывал. Никогда и никому. Даже в Департаменте по Спасению, не смотря на чрезмерное внимание к сотрудникам, не знали о его пристрастии к старым летописям.
Он аккуратно положил книгу на стол и развернул на странице, заложенной обычной ученической линейкой. Взял большую толстую лупу.
В комнате было темно и полустертые буквы аккадского языка, которые во всем мире знали, может быть, всего человек двести разобрать было трудно.
– Он будет прост и наивен – С трудом переводил фразы Элрой.
– Он будет смотреть вам в глаза и улыбаться. Он не будет просить ни хлеба, ни милости, он просто будет смотреть, смотреть как вы живете – Элрой заложил страницу линейкой и закрыл книгу.
– Черт бы их всех! – Ругнулся про себя Элрой – Не смогли написать имя и фамилию. Дату рождения, адрес. Номер страхового полиса, наконец. – Он поежился.
– Хотя, какие сейчас полисы? Карточки социального обеспечения, на которые ты мог получить раз в неделю булку хлеба, и то, если повезет.
Эльза вошла без стука.
– Как я рада тебе! Милый! – Элрой поставил второй стул спиной к печурке. Быстро снял с молодой женщины промокший плащ и усадил спиной к огню.
Забрался под стол и достал половину бутылки закрытой притертой деревянной пробкой. Когда то это был виски. Когда это был виски, и был ли это виски – он уже не помнил.
Просто, если Эльзе не дать пол стакана спиртного, не согреть ее и не накормить – завтра он будет закапывать ее труп в саду.
После того как начался Дождь уже никто не считал ни болезни, которые он принес, ни трупы, которые валялись по окраинам дорог.
Департамент Спасения выделял, какие-то ресурсы на то, чтобы убрать их хотя бы в общие могилы, для того, чтобы не началась эпидемия еще более тяжелых болезней, но, всем, разумеется, мешал Дождь. Он же мешал и тяжелым болезням.
Болели все. Болели Дождем, или как и чем это можно было назвать, не знал ни один врач на планете.
Это было похоже на обычную простуду. Элрой считал, что это похоже на обычную человеческую глупость.
Если не есть, ходить в насквозь промокшей одежде, под пронизывающим ветром, пить из луж и жить в коробке с водой – ты непременно умрешь.
Он поставил два давно не мытых стакана на стол. Вытащил зубами пробку из бутылки и понюхал содержимое. Оно действительно пахло спиртным. Он налил пол стакана себе и Эльзе.
Двинул стакан ближе к ней и один взял в руку. Хотел сделать глоток, но его остановил взгляд его подруги.
Да. Он упирался на верхнюю полку буфета, на котором стояли банки с бобами. Элрой качнул головой. Если она выпьет виски сейчас, то свалится со стула.
Он забрал у Эльзы стакан, достал банку с едой, натужно выдрал жестяную крышку и, воткнув алюминиевую ложку в содержимое, поставил перед ней.
– По одной ложке в минуту. – Пробурчал он. – И сразу не глотай. Жуй не реже десяти раз.
Эльза горячо кивнула и ухватила ложку руками, словно она была лопатой для поиска золотых слитков в карьере.
– Черт! – Ругнулся Элрой и отобрал у нее ложку. Посмотрел девушке в глаза. Спрашивать – сколько она не ела было глупо. Это было понятно и без вопросов. Натянутая кожа лица. Провалившиеся глаза. Черные мешки под ними. Утонченные запястья.
– Вторую неделю – пробормотал Элрой. – Пару уколов глюкозы не помешало бы. – Он взял банку с бобами и поднес к носу. Бобы были в порядке. Но.
Он взял глубокую тарелку с буфета, и вывалил в нее содержимое банки. Выбрал бобы обратно и размешал в тарелке соус.
– Иди сюда. – Девушка безропотно двинулась на стуле ближе, так и не оторвав взгляда от еды. – Как и добралась? – Удивился Элрой. Разглядывая ее бледное лицо со слишком яркими румянами, которые она все-таки нанесла и подкрашенные ресницы.
Покачал головой.
– Не понять мне вас. Не понять. – Он набрал ложку соуса и поднес содержимое к губам подруги, придерживая ее за грудь. Нужно, чтобы она «всосала» содержимое, а не проглотила в один присест. Пустой желудок мог и не принять пищу.
Через несколько процедур Эльза смогла улыбнуться и нормально взять ложку.
Желудок мгновенно усвоил легкий томатный сок, и наполнил кровь питательными веществами.
Элрой двинул к ней бобы и внимательно смотрел за тем, чтобы она не торопилась.
Когда тарелка опустела – он поставил перед ней стакан со спиртным.
Эльза не стала пить сразу. Она пришла в себя взгляд ее став осмысленным, уставился на книгу, которая лежала на столе.
Да. Подруга Элроя не знала аккадского, но знала кого или, что он ищет в древних тысячу раз переписанных записях, которым так много лет.
– Я видела его, Элрой. – Она сделала глоток «виски». Поперхнулась и долго кашляла.
Элрой не реагировал.
– Что могла ему рассказать о «Спасителе» больная девушка?
– У него был старый фотоаппарат. Да. – Эльза откашлялась щеки ее стали уже румяными естественно. Она сделала второй глоток. Взяла оставшийся крохотный кусочек хлеба и до блеска вытерла тарелку.
Посмотрела на оставшиеся банки на буфете.
Элрой покачал головой.
– Нельзя пока, Эльза – умрешь. Завтра, послезавтра. Понемногу – ладно?
Девушка смиренно кивнула, допила спиртное и стала пальцем вычищать банку.
Элрой отобрал жестянку у Эльзы и выбросил в ящик для мусора. В сырую погоду даже царапина может стать проблемой, не говоря об открытой ране. Эльза легко могла порезать пальцы об острые края банки.
– Где ты его видела? Как он выглядел? – Элрой сделал глоток из своего стакана. Спиртное показалось ему не слишком неприятным, но…
