скачать книгу бесплатно
Эти мысли были мне невероятно близки. Я захлопнула ноутбук и легла спать. Той ночью мне снился странный сон, в котором я оказалась в поместье незнакомца. Он не желал меня отпускать. Вокруг не было ни души. Вопреки здравому смыслу я была счастлива. Утром нехотя проснулась, продолжая ловить ускользающую негу. В очередной раз порадовалась тому, что учеба на нашем факультете начинается во второй половине дня. Времени разлеживаться не было: теперь мне предстояло писать о миграционном центре.
«Сначала бомжи. Теперь мигранты. Что же Сергей придумает дальше?» – с этими мыслями я выдвинулась в центр города.
Бог и кот
Слушать лекции о теории журналистики было невыносимо скучно. Я жаждала практики и недоумевала, почему ее так мало в университете. Стрелки часов, как назло, слишком медленно клонились к шести вечера. Краем глаза я наблюдала, как подруга рисовала в тетради героев аниме. Краем уха слушала разговоры юнцов, доносившиеся с задней парты.
Скоро нам с подругой, тоже писавшей для «Аргументов недели», предстояло ехать в гости к редактору. Так уж вышло, что из всей нашей редакционной компании мы добрались до него первыми. У Сергея, часами проводившего время за редактурой и версткой, в тот день болела спина.
– Она отлично делает массаж, – очень «тонко» намекнула я, кивнув в сторону подруги.
Так я впервые увидела Сергея без майки. А он – меня: порция крепкого массажа от подруги досталась обоим.
«Это случилось немного не так, как я себе представляла», – с иронией оценила я наш обнаженный «романтический» момент.
Пока не собралась наша тусовка, я улучила момент и начала изучать книги редактора, стоявшие на скромной полке. В глаза сразу бросилась потрепанная Библия. О том, что у Сергея особые отношения с религией, я поняла, еще когда прошерстила его «ЖЖ».
– Позаимствовал, как говорил Гекльберри Фин, – виновато проронил Серёжа. – Возможности вернуть в библиотеку так и не представилось. А теперь там уже другое государство.
Я хмыкнула, вспомнив одну из его записей:
«Совсем забыл третью мысль. Она о том, почему бог продекларировал, что нас любит, а на деле всё нет да нет.
Проиллюстрирую это на примере кота. Вообще, к котам я испытываю приязнь, даже симпатию. Можно сказать, что в этом ксеносмысле я их люблю. Я готов их бесплатно просто так иногда кормить, гладить и греть. Недавно на территории, где я обитаю, завёлся юный кот. Как водится, я отнёсся к нему априори дружелюбно. Кот наверняка уверился, что я его люблю.
Но однажды утром я обнаружил, что кот нагадил мне на туфли. Хотя стоит же песок. Ну чего ж ты гад в моей среде обитания срёшь, я ж тебе в миску этого не делаю!
Наказывать его бессмысленно, ибо наказание, отделённое от проступка значительным промежутком времени, для его примитивного сознания будет восприниматься как несправедливое и обидное. В своей кошачьей молитве он воззовёт ко мне: доколе, господи, будешь неизвестно за что гнать и поносить меня…
Однако с тех пор мерзок стал этот кот для души моей, и не изливаю я на него свои обильные благословения. Пинаю, когда лезет ластиться и кормлю через силу.
Аналогия понятна? Вот так и Бог с нами. Мы ведь ему не то, что в туфли. В самую его божественную душу, причем непрерывно самозабвенно и радостно. Прошлый выводок он за это уже утопил… Что же будет с нашим?»
Пока я вспоминала этот отрывок, в квартиру пожаловал новый гость – один из самых взрослых журналистов нашей редакции. Началось моё любимое: интеллектуальная дискуссия между двумя, видавшими жизнь, мужчинами. У них были разные взгляды на политику, но их мудрость не позволяла перерастать спору в так называемый «срач».
В разговоре всплыл еще один, ранее неизвестный для меня, факт о Сергее. У него не было российского гражданства. Часть своей жизни он прожил на Донбассе.
Итак. Человек, с которым я хотела быть, оказался гораздо старше меня; верил в Бога, но как-то необычно; превосходно разбирался в истории и политике; был писателем и в завершение ко всему – гражданином другого государства.
Если бы я была стеснительной
Я соврала, что мы собираемся компанией друзей. А сама после пар поехала к Сергею. Нет, это было не свидание. Кажется, я просто сказала ему, что мне не хочется ехать в родительский дом. Тогда он предложил встретиться.
Темнело всё позже. Когда я зашла в квартиру редактора, уже спустились сумерки. Я наспех сбросила с себя черное драповое пальто, клетчатый берет, в который я любила прятать волосы, становясь похожей на худощавого юношу.
Как обычно, замерзла. Он закрыл окно, заварил для меня мятный чай и включил «Мельницу» – одну из моих немногих любимых музыкальных групп. Пелось что-то о тысячелистнике, живой и мертвой воде, голубой траве, которая крушит железо и сталь. В квартире будто запахло высохшей степью, прелыми листьями и чем-то еще, совершенно неуловимым.
Он сидел на диване, я стояла возле, очень близко к нему и потирала холодные ладони. Сергей взял мои руки в свои: принялся греть закоченевшую кожу, посмеиваясь, что я как хладнокровная змея.
Чувство дежавю. Змейкой мой дед в молодости называл свою жену – мою бабушку. Правда, за ярко-зеленые глаза и по мотивам сказок Бажова. Мой предок любил их, и сам был родом с Урала.
– Ссс, – шутливо прошипела в ответ я, наблюдая, как Сергей дышит на мои руки.
– Змеи – очень древние существа, – редактор внимательно посмотрел на меня и продолжил. – Тот стих. Знаешь, ты с большим чувством читаешь. Чувствуется внутреннее напряжение, которому…нет адекватного выхода. Надеюсь, ты овладеешь собой и будешь меньше стесняться, – напомнил Сергей про вечер, когда я, напившись, рассказала «Исповедь Вора».
– Если бы я была стеснительной, я бы не была сейчас здесь, – вспыхнула я.
И наклонилась, прикоснувшись своими губами к его. Обычные поцелуи всегда казались мне…скучными. Я проследовала к его щекам, шее, чтобы вдыхать запах кожи. Тот самый неуловимый аромат, который я почувствовала в комнате, принадлежал ему.
– Ты пахнешь свежеиспеченным хлебом. И чем-то сладким, хмельным, – выпалила я, чувствуя, как краснеют мои уши.
Он заливисто рассмеялся, словно мальчишка.
– Правда? Ну, я не пил, честное слово. Кстати, твой запах всё еще на моей подушке. С того раза, когда ты пришла вздремнуть ко мне.
Мы стояли в темноте, обнявшись. Я уткнулась носом в его грудь и случайно коснулась губами креста. В тот день я впервые испытала странное, неведомое мне ранее чувство, для которого я до сих пор не нахожу слов. Может, их и нет в нашем русском языке, а может, и в других.
Телефон пронзительно заиграл. К тому, что мои родственники не умели звонить вовремя, я уже привыкла. Впрочем, кому я вру? К этому невозможно привыкнуть. Выслушав недовольную речь о том, где меня носят черти, я побежала собираться. Сергей подал мне пальто и поспешил со мной к автобусной остановке. Мне снова показалось, что я не была здесь раньше, среди барачных построек, стареньких лавочек и поросших бурьяном детских площадок.
«Ладно бы я была пьяна. Но что в прошлый раз, что в этот, я трезва. Отчего же тогда я не понимаю, где нахожусь, когда иду обратной дорогой?»
– Раз уж ты пахнешь хмелём, может, от тебя можно опьянеть? – игриво спросила я, не сказав Сергею о своих пространственных ощущениях, решив, что он посчитает меня чокнутой.
Репрессии «Аргументов недели»
Отношения отношениями, а работа в редакции «Аргументов недели Юг» продолжала кипеть. Перед каждым номером газеты Сергей создавал группу в соцсетях. И вот, в ноябре, надо было приступать к следующему выпуску. Тогда мой «суровый» редактор открыл чат «№ 46 и репрессии». Он обратился ко всем сочувствующим…то есть работающим со следующей речью:
– Господа! Товарищи! джентльмены и джентледи! В эту суровую для редакции годину мы не можем далее терпеть то, что терпим. А именно, нарушение сроков сдачи материалов, несоблюдение требований к их оформлению, увядающую дисциплину и крепнущую безответственность!
Поэтому суд-тройка постановляет:
1. Кто не желает далее участвовать в работе редакции, и намерен появляться только эпизодически, тот может честно заявить об этом, и мы не будем более тревожить его покой, пусть занимается более важными делами, раз они у него есть. Мы не будем испытывать в его адрес ничего плохого, просто сэкономим время и нервы ему и себе.
2. Кто выбирает сопричастность коза ностра, тот должен облачиться в хламиду кроткого и самоотверженного служения, ибо ежели не готов он к службе на Стене в преддверии зимы, то характеристики и практики подписаны ему не будут.
К сему добавлю, что здесь нет ничего личного, и это, в общем-то, нормальная практика в изданиях, просто цена за открытость и демократичность начинает становиться лично для меня непосильной.
Имеющий уши да слышит.
Я, мирно попивающая какао дома, едва не поперхнулась, почитав обращение Сергея. Он обожал древние античные тексты и любил изъясняться на древнегреческий лад.
Иногда, когда молодое поколение совсем отбивались от рук, Сергей переходил к более серьёзным угрозам.
– Так просто возьмёшь и уедешь, не написав ни одного текста? Какой пример ты подаёшь подрастающему поколению? А ну как прокляну? Отрекусь? Можешь оставаться в Европе. Ага-ага…
– Серееежа, я сплю.
– «Я всё сказал» (с).
– Немецкий братвурст растопит твое сердце).
– Серьёзно. Я тебя буду запинывать в самолёт назад, когда прибудешь.
– Хахаха. Я скажу австрийцам, что на родине мне пригрозили расправой!
– Можешь просить убежище.
В действительности, если отбросить шутки, газета придерживалась довольно либеральных взглядов, что не так часто встречается в журналистике. Список предложенных редактором тем был в духе «Русскую идею увезли в Майами» или «За кого будет графа против всех».
– Что думаете про поджоги машин? У кого есть в полиции знакомые, которые могут инфу слить? – вытягивал из нас признаки жизни Сергей.
– Давайте я с поджогами разберусь. Какая-то мутная история: с двойным, если не с тройным дном, – отвечал самый старший (после Сергея, конечно же) журналист в нашей команде.
– Поджоги, ложные заминирования, суета. Всё это напоминает создание тумана перед тем, как реально где-то жахнут… – развивал тему мой редактор.
И параллельно консультировал меня в личных сообщениях по моим темам. В том далёком ноябре, когда я захотела написать серьёзную аналитику о некачественных детских товарах в регионе, Сергей взялся тщательно разбирать мою задумку.
– Надо проанализировать социальные причины этого явления. Можно использовать советский опыт: почему тогда некачественной продукции было трудно прорваться на прилавки? Почему теперь производители идут на это, что их толкает? Почему тут не помогут запретительные меры и контроль?
В такие моменты я понимала, насколько пока узко мыслю, не умею докапываться до сути. И заодно осознавала, что под таким руководством уж точно однажды научусь.
Он, она и масоны
Первые прогулки с моим редактором проходили в основном на Чкаловском, втайне от родителей. Я всё ещё не могла поверить, что в моём городе есть район, где настолько много зелени. Здесь располагались как минимум четыре рощи, плавно перетекающие друг в друга. Каждая из них была волшебна по-своему. Лесной массив, прилегающий к дому Сергея, граничил со школой. Мы наблюдали, как мальчишки и девчонки сбегались сюда поделиться своими секретами, скурить одну-две сигаретки, поворковать между собой.
Держась за руки, мы шли по аллее, скрывающей учебный корпус; обсуждали книги, которые я читала на тогдашнем втором курсе, а Сергей, давным-давно выпустившийся из университета, – лет эдак восемь назад.
– Пытаюсь понять вторую часть «Фауста». Гёте – чёртов гений.
– Всего лишь талантливый масон.
– Не веришь в гениальность?
– Да эти ребята варились в собственном соку в ложах и обменивались идеями. Это считай коллективное творчество.
– Но тогда, получается, всё есть коллективное творчество. Так как всё человек создает под влиянием беспрерывного обмена идеями, мыслями, чувствами.
– Всё да не всё. В эпоху Возрождения и Новое время можно прям проследить творческие гнёзда, буквально пропихивавшие с помощью литературы и искусства некоторые идеи в общественное сознание.
Мои познания в масонстве оказались скудны и я, ловко перебравшись через взявшийся из ниоткуда овраг, сменила тему.
– В «Фаусте» есть момент, где Бог говорит, что люди созданы рабами божьими. Во время обсуждения книги наш преподаватель спросила, как мы считаем. В аудитории воцарилась тишина…
– А ты как думаешь?
– Я бы сказала, что не раб, а посланник. Если Бог есть, то я думаю, что это скорее некий свет, существующий в каждом человеке. Может, человек послан или создан приумножать его?
В ответ Сергей, взирая на верхушки серебристых сосен, рассказал вавилонский миф об Атрахасисе. Он начинался с описания незапамятных времен, когда ануннаки поделили мир между собой, а игиги вынуждены были копать реки и каналы, строить дворцы и обиталища. Так продолжалось много лет, пока однажды «трудяги» не возмутились. Они начали восстание, по факту которого верховный бог созвал совет. На нём было решено сотворить людей, чтобы на них возложить бремя тяжкого труда. Из крови убитого бога Ве-Ила, глины подземных вод и слюны игигов были созданы семь мужчин и ровно столько же женщин. Так боги стали свободны от тяжелых работ.
– Хитро-хитро. Вот лентяи. Я бы на их месте поступила также, – прокомментировала я, вертя в руках причудливый цветок физалиса. – А я вот думаю, что наша жизнь похожа на сраную шахматную партию неких могущественных там наверху…Уж не знаю, богов ли. И, мне кажется, что один из «играющих» за наш мир, отлучился…в сортир. По меркам могущественных существ это всего ничего, но у нас время течёт по-другому, для нашей Планеты прошло уже много лет. А, может, и столетий. Возможно, за время отсутствия этого игрока, фигуры даже подтасовали. И вот теперь наш мир в ****** заднице.
Как только я завершила свою речь, в беззвучной роще протяжно скрипнуло дерево, то ли соглашаясь со мной, то ли намекая, что у природы есть уши. Сергей рассмеялся:
– Вот ты выражаешься иногда! Как матрос в портовом кабаке.
Шутка про то, что я веду себя как «морячок», пошла не только от моих бесцеремонных фраз, но и из-за стиля походки «вразвалочку», а также способности икнуть в какой-нибудь романтичный момент.
Впрочем, мне казалось, что Сергею даже нравится это моё сочетание утонченности, интереса к искусствам, наукам и…грубоватости.
«А если не нравится, меняться я не собираюсь», – фыркнула про себя я.
Редактор, в общем-то, тоже был из тех, кто не намерен менять свои жизненные установки. В этом мы были слишком похожи. Мы оба, вошедшие в наши отношения странными, но цельными людьми, не хотели меняться и не шибко старались исправить друг друга. Возможно, в этом и оказался секрет нашей лёгкой совместной жизни, который некоторые силились разгадать.
То, что я чувствую через тебя
Шёл декабрь. В городе успел выпасть первый снег, который быстро стал месивом из грязи и воды. Такая «зимняя» погода была нормальной для Ростова вот уже на протяжении многих лет.
Мои родственники всё ещё не знали о наших отношениях с Сергеем. Когда я оставалась у него на ночь, заверяла их, что мы ночуём тут всей нашей журналистской бандой после бурных тусовок.
Мы сидели вдвоём в редакции. Мой редактор сетовал на то, что накануне его чуть не закрыли на ночь в офисе.
– Было б забавно, если б нас всех случайно закрыли здесь, забыв про нас, – рассудила я.
– Ничего забавного. Твоя мама вызвала бы МЧС, спецназ и экстрасенсов, чтобы вызволять тебя.
– Всё ещё впереди. Это она будет делать, когда я без позволения уеду в Москву.
– Хм. Ты собираешь так бунтарски поступить?
– У меня есть возможность практически халявно пожить там неделю зимой благодаря приглашению знакомых. Я не собираюсь упускать такие возможности. Особенно, когда речь идет о том, чтобы увидеть нормальный снег, – ответила я, хитро прищурившись. – Я просила меня отпустить. Отказали. Так что…
Сергей в очередной раз заметил, что «хитрючесть повышена».
Ключевая фраза во всей этой истории с проживанием в Москве была «практически халявно». То есть, какие-то деньги всё же были нужны: на билеты, самые дешёвые продукты, музеи и проезд в метро. Просить у родителей я их по очевидной причине не могла, у Серёжи – не хотела. Гонораров, которые нам платили за тексты в «Аргументах Недели» не хватало, как и базовой стипендии.
Помимо этого, у меня были генеральские планы отправиться в Сочи в свой день рождения в начале весны. Об этом родители, конечно, тоже не знали. Я всё ещё злилась, что мой текст про спортсмена с ограниченными возможностями здоровья не победил в злосчастном конкурсе, который давал возможность поехать поработать журналистом в приморский город на время Паралимпиады.
Поэтому, когда бывший одноклассник начал собирать волонтерскую команду, чтобы поехать на это масштабное мероприятие от нашего университета, я не преминула воспользоваться и этой возможностью. Подала заявку и размышляла, где взять деньги ещё и на это.
В общем, предстоящими странствиями я грезила, но, тем не менее, как принято ныне пошло выражаться, «находилась в моменте». За месяц наших отношений Сергей уже успел показать мне несколько фильмов, от которых я оказалась в восторге. Прежде у меня мало с кем совпадали взгляды на кинематограф. Одна из кинолент называлась «Долина цветов» и рассказывала о разбойниках, чья жизнь изменилась с появлением темноволосой красавицы-колдуньи. Она весьма успешно повела путников к новым добычам, чем завоевала уважение банды, особенно – главного героя. Она его выбрала, он – конечно же, влюбился в нее.
Истории про колдуний я, ох как, любила. Хотя была человеком, сомневающимся в существовании сверхъестественных сущностей и способностей. Некоторые мои знакомые, тем временем, шутили, что я сама ведьма. Я же отделывалась анекдотом «Сжечь ведьму!; – Но она же такая красивая!; – Хорошо… Но потом всё равно сжечь!».
И вот, в этот декабрьский день, Сергей включил «Последнее искушение Христа». По завершению редактор принялся пояснять задумку режиссера. За окном кабинета снова срывался снег, я слушала мужчину, которым восхищалась, и постепенно начинала испытывать то самое чувство, возникшее, когда случайно коснулась его нательного креста.
Мне казалось, что я чувствую через него Бога. Наверное, это звучит нелепо. В свои 18 я училась не бояться выглядеть смешно. И всё же боялась. Поэтому о своих ощущениях в очередной раз промолчала. Лишь спросила:
– Ты знаешь, как переводится твоё имя?
