скачать книгу бесплатно
Анита выслушала философскую сентенцию и мысленно упросила себя с нею согласиться. Максимов рассуждал верно. Кому охота следить за двумя праздношатающимися бездельниками, которым только и нужно, что поглазеть на красоты самой миролюбивой, как думалось до вчерашнего дня, страны Старого Света?
За предыдущие недели Анита уже насмотрелась на Швейцарию и составила о ней довольно подробное представление. Ей понравились провинциальные городки: невысокие домики с расположенными в шахматном, а то и вовсе в хаотичном, но при этом удивительно изящном порядке, балкончиками; приземистые башенки, которые словно боялись уколоть своими короткими шпилями небо. Видела она и крупные города с вызывающе высокими и острыми верхушками куполов.
Цюрих показался ей самым новаторским из всего, что попадалось за время поездки. Он уже окончательно избавился от замшелых древних стен, оборонительных башен и защитных укреплений. Это был деловой город, активно строящийся и расширяющийся во все стороны. Аните подумалось, что скоро ему тесно будет в долине между двумя покрытыми растительностью холмами. Нагромождение строений, представлявших собою очаровательно-сумасшедшую смесь различных стилей от барокко до классицизма, разбухало, как квашня под лучами жаркого летнего светила. Гроссмюнстер с его не то шестисот-, не то восьмисотлетней биографией смотрелся посреди эклектического разгула величественным анахронизмом.
– Наказ герра Мейера мы выполнили, – промолвила Анита, когда они неспешно брели по правому берегу ленивой речки Лиммат, вытекающей из Цюрихского озера и делящей центр города пополам. – Можем посмотреть еще что-нибудь. Я слышала, на церкви Святого Петра – самые большие в Европе куранты.
Взглянуть на куранты им не довелось. Едва миновали Гроссмюнстер, как откуда ни возьмись вылетел юркий одноконный ландолет с надвинутым над коляской тентом и помчался прямо на них. Максимов в последний миг успел оттолкнуть Аниту, увернулся и сам. Ландолет пролетел мимо, угодил колесом в грязную лужу, образовавшуюся после того, как ночью прошел небольшой дождик, и на платье Аниты, без того потерявшем идеальный вид в ходе вчерашних событий, расплылись бурые безобразные кляксы.
Максимов выдернул из-под пиджачной полы револьвер, который накануне, перед отъездом из Шпрайтенбаха, предусмотрительно переложил из чемодана в карман брюк (после всего, что произошло по пути из Базеля в Цюрих, это была совсем не лишняя предосторожность). Вытянул руку, навел мушку на прыгавшую корму ландолета. Анита вцепилась ему в локоть.
– Алекс! Что ты делаешь?
– Хочу выстрелить… Не мешай!
– Тебя посадят в тюрьму!
– Черт… он уже уехал! – Максимов опустил руку с оружием. – Ты успела рассмотреть кучера?
– Нет… По-моему, сутулый, с бородой… Больше ничего не помню.
– Плохо! Следовало бы заявить в полицию. Он хотел тебя сбить!
– Ничего подобного! Да, он несся прямо на меня, но в последний момент отвернул в сторону. Этот форейтор – очень ловкий, такой маневр не всем под силу.
Ярость Максимова понемногу улеглась, недовольство осталось.
– Ловкий он или не ловкий, все равно ему полагается выписать штраф за опасную езду! Посмотри, во что он твое платье превратил…
Анита как раз этим и занималась – со всей тщательностью осматривала подол и рукава, беспощадно забрызганные бородатым лихачом. Двух мнений быть не могло: платье испорчено бесповоротно. Мерзкая противная жижа впиталась в ткань и вызывала у Аниты отвращение. Хотелось поскорее переодеться, но во что? Багаж с запасом одежды все еще оставался в Шпрайтенбахе, с собой у Аниты на смену не было ничего. Она обругала себя за непредусмотрительность, достала из ридикюля веер, попробовала прикрыть отвратительные пятна, но ничего не вышло. Пятен было слишком много, а веер слишком мал. Анита готова была сквозь землю провалиться – ей чудилось, что все прохожие пялятся на нее со злорадными ухмылками.
Настроение было испорчено, прогулка по залитому солнечным светом Цюриху срывалась. Зато отчетливо вырисовывалась перспектива сидеть гадким утенком в комнате, пусть и комфортной, до тех пор, пока не приедет Вероника с чемоданами и не выручит свою несчастную хозяйку из бедственного положения. Анита сложила не оправдавший доверия веер и в сердцах сдавила его так, что он сломался.
Откуда столько напастей за неполные два дня? Причем сегодняшняя представлялась куда катастрофичнее вчерашней. Одно дело – эффектно пасть от рук кровожадных мизераблей, и совсем другое – ходить презренной замарашкой, сгорая от стыда под саркастическими взорами окружающих. Такого Анита вытерпеть не могла. Подумывала уже, не броситься ли головою вниз в сонную речушку, по которой грациозно плавали белоснежные лебеди, но на пороге душевного кризиса явилось спасительное озарение.
Магазин дамской одежды! Герр Мейер говорил, что это где-то рядом с кафедральным собором. Анита спряталась за широкоплечего Максимова, чтобы скрыть от прохожих свое уродство, и из-за его спины пробежала взглядом по стоявшим вдоль реки домам. Вот оно – то, что нужно! В витрине лавки стояли манекены, наряженные в умопомрачительные уборы с вакханалией кружев, бантов и блесток. Анита подтолкнула Максимова в нужную сторону, засеменила следом.
Владелец лавки оказался совсем молодым человеком с завитыми и напомаженными волосами, от которых за версту разило «Убиганом». Одет он был в бархатную куртку броской красной расцветки, что придавало ему в некоторой степени инфернальный вид. Анита вынуждена была рассказать о своем бедствии, и он, не сдержавшись, плотоядно потер ладонь о ладонь. Чутье торгаша подсказало ему, что богатой покупательнице, попавшей в такой переплет, можно – и должно! – всучить что-нибудь подороже. Анита пребывала в унынии и согласна была на все, лишь бы побыстрее прекратить адские мучения.
Лавочник предложил ей на выбор несколько платьев, она послушно перемерила их все, не особенно приглядываясь к своему отражению в зеркале. Платья были страхолюдные, брать их она не собиралась, понимала, что это не более чем разгон, и ждала, что же ароматизированный коммерсант извлечет из своих закромов, когда игра пойдет всерьез и по-крупному.
Коммерсант, повздыхав и посетовав на то, что достойных нарядов, подходящих Аните по размеру и фасону, в наличии нет, изобразил глубокие раздумья, потом просиял и вкрадчивым шепотком, как величайшую тайну, сообщил, что у него есть одно платье – такое впору носить принцессе или, чем черт не шутит, королеве. Если госпожа желает взглянуть, он его вынесет.
Анита пожелала. Она не надеялась увидеть ничего экстраординарного, знала, что восхищение продавцов собственным товаром надо воспринимать критически, делить на два. Однако ж платье, которое напомаженный вынес откуда-то из-за ширмы, держа на вытянутых руках, словно драгоценность, заставило ее погасить снисходительную полуулыбку.
Анита, как и все ее современницы дворянского сословия, войдя в пору зрелости, вынуждена была носить модную одежду и постоянно страдала от все новых и новых дизайнерских новшеств. Женские костюмы, вместо того чтобы становиться более удобными и легкими, не сковывающими движений и подчеркивающими естественную красоту, делались год от года все тяжелее, бестолковее и непрактичнее. Объем юбок увеличивался, давно превзойдя разумные пределы. Наверное, рыцарям времен Крестовых походов было куда легче носить свои стальные латы, чем женщинам середины XIX века щеголять в разработанных современными модельерами убранствах. От рыцарей хотя бы не требовалось изображать утонченность, а нынешние дамы обязаны были думать о пластике с эстетикой и делать вид, будто колоколообразные хламиды, придуманные полоумными изуверами, чрезвычайно элегантны.
То, во что одевались женщины, достигло, по мнению Аниты, верха бессмысленности. Она чувствовала себя закованной в гипс, связанной тугими канатами. Тело отзывалось болью на любую попытку шевельнуться и вздохнуть чуть глубже обычного. Полезные же функции одежды утрачивались – даже корсет теперь только утягивал талию, немилосердно впиваясь в кожу и грозя переломить позвоночник, но перестал поддерживать спину, как было раньше. Так что об осанке приходилось заботиться самостоятельно, что отнюдь не являлось простой задачей, если учесть, что неподъемное платье перевешивало его владелицу то на одну сторону, то на другую.
Короче говоря, Анита могла бы адресовать моде и тем, кто направлял оную, много неласковых слов. Она как-то заметила Алексу, что именно эта вечная пытка подвигнет женщин на борьбу за свои права. В прошлом году уже прозвучал первый звонок – в Нью-Йорке собралось семь десятков смелых представительниц прекрасного пола, которые впервые заговорили во всеуслышание о том, что считают себя оскорбленными, угнетенными и лишенными священных гражданских привилегий. То ли еще будет…
Но сейчас думы о священных привилегиях напрочь вылетели из головы Аниты. Она смотрела на принесенное лавочником платье и едва ли не впервые воспринимала предмет одежды как произведение искусства. Перед нею было изумительное чудо сиреневого цвета из парчи с золотым рисунком. Перед корсета и юбка были покрыты шелковыми нитями, жемчугом, а также бисерными розами. В лучах солнца, проникавшего через окна лавки, блестело все платье, включая края рукавов, обработанные серебряной тесьмой. И что удивительно, не виделось в этом никакой павлиньей пышности – все по делу и сугубо гармонично. Будь на месте Аниты завзятая модница, она не удержалась бы от экспрессивного восклицания. Анита удержалась, сделала спокойное лицо, повернулась к Максимову.
– Как оно тебе, Алекс?
– По-моему, неплохо, – ответил он, подавив зевок.
Максимов, как все люди с техническим складом ума, да еще и военные, ничего не понимал в красоте дамских нарядов. Анита поинтересовалась его мнением так, для приличия, не надеясь на дельный совет.
– А других у вас нет? – спросила она продавца, чтобы не воображал, будто вынес сокровище.
Он скорчил кислую мину, ответил отрицательно. Предложил пошить платье на заказ с учетом всех пожеланий фрау. Но это будет небыстро, в течение двух-трех недель, в зависимости от сложности. Аниту такой расклад ни в коей мере не устраивал.
– Хорошо, – сказала она. – Я бы взяла это. Но во сколько оно обойдется? Я знаю цены в вашей стране. Платье с такой отделкой должно стоить очень дорого.
– Оно бы стоило дорого, – ответил лавочник, – но его шили персонально для одной дамы… о-очень важной дамы… – Он поднял глаза к потолку. – Когда все уже было готово, она вдруг отказалась от заказа. Мы ее больше не видели. Что теперь делать с этим платьем, я не знаю, поэтому согласен уступить его вам вполовину дешевле.
И он назвал сумму, которая показалась Аните приемлемой. Она все же отыграла немую сцену «Колеблющаяся покупательница». Тогда продавец вынул из-под прилавка проволочную загогулину размером с мизинец и положил рядом с платьем.
– Самоновейшее изобретение мистера Ханта из Североамериканских Штатов. Булавка, которой невозможно уколоться.
«Опять американец! – подумала Анита. – Везде-то они со своими изобретениями!» А вслух усомнилась:
– Так-таки невозможно?
– Смотрите сами. Булавка сделана из цельного куска проволоки. Вот этот завиток представляет собой пружину. А вот это – специальная крышечка, под которую вставляется острие, чтобы избежать случайного укола. Легким нажатием пальцев вы расстегиваете булавку и легким же застегиваете.
Объясняя все это, лавочник тут же и демонстрировал достоинства новинки.
– Остроумно! – одобрил Максимов. – Я о таком не слышал.
– Изобретение запатентовано в этом году, массовый выпуск еще не налажен, в Европу доставлены единичные экземпляры. Этот мы преподносим вам в подарок. Его можно носить как украшение, – лавочник пристегнул булавку к «платью принцессы», – а можно что-нибудь ею заколоть, не опасаясь, что она выпадет и потеряется.
В ответ на такую любезность Аните оставалось только вынуть из ридикюля кошелек с франками.
Платье было куплено. В отгороженном шторкой примерочном закутке, который она на испанский манер называла el probador, Анита переоделась, с выдохом облегчения сбросила с себя испорченное дорожное платье (отдать, что ли, Веронике на тряпки? Нет, лучше сразу выкинуть, чтобы не попадалось на глаза и не напоминало о сегодняшнем позоре) и облачилась в сказочное убранство, оказавшееся не только восхитительным на вид, но еще и достаточно свободным. Движения в нем не были так стеснены, как в платьях, которые Аните доводилось носить прежде.
На этот раз она долго и подробно смотрелась в зеркало в потускневшей медной раме и осталась довольна. Покупку следовало признать удачной. Анита поправила на груди диковинное украшение – безопасную американскую булавку, – отдернула шторку и показала себя во всей красе Максимову.
– Ну, как?
Даже такой черствый технарь, как Алекс, не мог не признать, что с платьем они угадали. Лавочник же всплеснул руками и куликом, хвалящим свою несравненную трясину, защебетал:
– Я так и знал, что вам подойдет! Это фортуна… Платье словно на вас пошито. Фрау выглядит блестяще! Будь я монархом, я бы с радостью уступил вам свой трон и пал бы к вашим ногам! – А далее уже Максимову: – Заметьте… нигде, ни в одном другом магазине Цюриха, вы бы не нашли столь тонкой оправы для вашего бриллианта.
Он бы бесконечно расточал свои трескучие комплименты, но слушать их Аните было неинтересно, она сделала знак Максимову, и супруги вышли из лавки.
Анита ожидала, что, перестав быть гадким утенком, она немедленно ощутит прилив бодрости и вернется в приятное расположение духа, однако ничего подобного не произошло. Напротив, едва они с Алексом очутились на улице, как снова накатило предчувствие чего-то дурного, угрожающего. Анита передернула плечами, точно ее охватил озноб, хотя солнце уже поднялось и утреннюю прохладу сменил полуденный зной. Башенные часы пробили двенадцать.
– Куда пойдем? – спросил Максимов. – Времени у нас хватает, можем подняться на один из этих холмов…
Анита отказалась. Ей хотелось поскорее вернуться в меблированные комнаты герра Мейера, где она чувствовала себя в бо?льшей безопасности.
– Домой так домой, – покладисто согласился Максимов.
Он сделал шаг, как вдруг его рука с быстротой ящерицы скользнула в карман, где лежал револьвер.
– Вот он, прохвост! Сейчас я с ним побеседую…
Анита повернула голову вправо, и в поле ее зрения совсем на чуть-чуть показалась заросшая клочковатой бородой физиономия. Какой-то человек притаился за стеной ближайшего дома.
– Кто это?
– Ты не узнала? Это же тот болван, который чуть тебя не задавил!
Анита не была в этом уверена на все сто процентов. Хама-кучера она видела лишь мельком, не в лицо, но в Максимове уже пробудился охотничий азарт.
– Ты была права: за нами следят. Вот этот самый и следит… Ну, теперь-то я выясню, что ему от нас нужно. – Максимов вытащил револьвер.
– Алекс, прошу тебя: будь осторожен!
– Я всегда осторожен… Стой здесь и никуда не уходи.
Максимов метнулся следом за скрывшимся соглядатаем. Анита осталась стоять на тротуаре. За себя она не беспокоилась – разгар дня, центральная часть города, снуют прохожие, окна домов распахнуты. А вот волнение за Алекса присутствовало. У него голова горячая, он часто забывает об осторожности, а тот бородатый еще неизвестно кто таков и какие у него цели…
Максимов меньше всего думал об осторожности. Держа руку с револьвером за бортом пиджака, чтобы не слишком шокировать цюрихских обывателей, он бежал за обладателем клочковатой бороды, а тот во все лопатки удирал от него. Максимов видел перед собой, шагах в двадцати впереди, его сгорбленную спину и заросший длинными спутанными волосами затылок. Бородач едва ли был моложе Максимова, но бежал достаточно быстро. И что примечательно – оглянулся всего один или два раза. Убедился, что преследователь не отстает, и как будто успокоился. Бежал себе и бежал дальше.
– Стой! – крикнул Максимов. – Остановись!
Окрик не возымел никакого действия. То ли остолоп не понимал французского, то ли притворился глухим.
Они сажень за саженью углублялись в паутину узеньких улочек, пробегали мимо жилых домов и патриархальных зданий цеховых гильдий, пересекали маленькие нарядные площади. Набережная Лиммата осталась далеко позади. Максимов начал тревожиться об оставленной Аните. Слишком долгое его отсутствие должно было ее насторожить. Еще, чего доброго, отправится на поиски, заплутает в незнакомом городе…
Затянувшуюся погоню пора была прекращать. Держа согнутую руку с револьвером у груди, трудно увеличить скорость. Максимов сунул оружие в карман и припустил, как на спортивной дистанции. Он рассчитывал, что таким манером догонит бородача в два счета. Но тот, услыхав за спиной участившийся дробот, тоже прибавил – да как! Тренированному Максимову не удалось сократить разделявшее их расстояние ни на аршин. Впрочем, оно и не увеличивалось, держалось прежним. Только тут в голове Максимова что-то щелкнуло, он стал подозревать, что лукавый бородач для чего-то нарочно уводит его за собой. Кажется, так же поступали в былые времена монголо-татары – показывались на глаза неприятелю, а после без особой прыти убегали, чтобы заманить его в ловушку. Где-нибудь в засаде сейчас скрывается пяток хорошо вооруженных лиходеев, готовых наброситься на увлекшегося беготней русского недотепу.
– Погоди! – предпринял Максимов еще одну попытку вступить в переговоры. – Давай объяснимся… Я тебе ничего не сделаю! – И поскольку реакции опять не последовало, вконец разозлился: – Ах, так? Тогда стреляю!
И пальнул бы – для первого раза в воздух, потом по ногам, – но беглец не стал дожидаться кровавой развязки. Вот только что он был здесь, мельтешил перед Максимовым – и внезапно его не стало. Максимов даже заметить не успел, куда тот подевался. Шмыгнул, вероятно, в какую-то подворотню, и поминай как звали.
Максимова охватила ярость. Столько пробежать по солнцепеку, покрыться с ног до головы липким противным потом – и все зря? Он сунулся в одну подворотню, в другую, окликнул копошившуюся во дворе с двумя детьми рыхлую швейцарскую бабу, хотел расспросить ее о бородаче, да только напугал своим взъерошенным видом и револьвером в руке. Ничего не добился, плюнул, проклял всех на свете швейцарцев и повернул обратно к Лиммату.
– Вот бес горбатый… куда завел! – зло бубнил он себе под нос на ходу и с брезгливостью поводил плечами под омерзительно мокрой сорочкой. – Надо было сразу пулю в зад… Из этих трущоб век не выберешься!
Выбрался. Помогли высоченные, как две каланчи, башни Гроссмюнстера. На них и шел, пока не очутился на берегу реки. Вот он, собор, вот тут должна была ждать Анита. Но ее не было. Максимову стало нехорошо. Рыскнул вправо, влево. На первый взгляд ничто не нарушало покоя, но по ускоренным шагам прохожих, по их сторожкому зырканью, по многочисленным силуэтам в окнах, за чуть отодвинутыми гардинами, стало ясно: совсем недавно здесь что-то случилось.
Максимов поднял с тротуара несколько зерен бисера. Такие же точно украшали обнову Аниты, купленную в лавке у напомаженного продавца.
И Максимов понял: стряслась беда.
Глава третья
С плеч долой!
Цюрихские сыщики. – Опрос свидетелей. – Снова в лавке. – Лицом вверх. – Ужас, которого не забыть. – Максимов размышляет. – Версия номер один. – Фраза, написанная корявым почерком. – Четверо в карете. – Дорога в неизвестность. – Старая колдунья. – О пользе безопасных булавок. Побег. – Отель «Мадлер». – План Максимова. – Триста пятьдесят миль по прямой. – Кузнец Макмиллан и его детище. – Вероника получает затрещину. – В путь! – Несостоявшийся обмен. – Лесное логово. – Дубовый сук и пеньковая веревка.
Как обычно и бывало, в минуты сильнейших душевных потрясений Максимов не ударился в панику, а без промедления начал действовать. Сразу обратился в полицию: так, мол, и так, при невыясненных обстоятельствах пропала жена. Полицейские попались тупые, не знали по-французски. Покуда искали переводчика, покуда выспрашивали, что да как, прошло часа полтора.
С небольшим отрядом в четыре человека прибыли на место происшествия. Максимов насилу вдолбил им, что надо бы опросить жильцов близлежащих домов, чьи окна выходят на набережную. Кто-то наверняка что-то да видел. Тех, кто проходил в то время по улице, уже не допросить – ищи ветра в поле. Каких-либо следов, могущих пособить расследованию, тоже не отыскалось. Максимов вспомнил о торговце платьями. Его лавка располагалась вблизи от рокового угла, за которым Максимов увидел сутулого бородача, чтоб ему сдохнуть. Было ясно как день, что этот сутулый был послан, чтобы отвлечь от Аниты ее спутника. Злодеи желали, чтобы она осталась одна, а далее… Далее все покрывал туман неизвестности. И не было ни единого просвета. Ни единого предположения относительно того, кто и что измыслил против маленькой русской испанки.
Где она теперь и что с нею? Максимов скрежетал зубами, представляя себе сцены одна другой гнуснее. Полицейским его терзания были безразличны, служивые выполняли свою работу, а поделиться горем было больше не с кем.
Трое стражей порядка отправились по квартирам опрашивать свидетелей, а еще один вместе с Максимовым вошел в одежную лавку. Звякнул бубенчик, прикрепленный над дверью, но к посетителям никто не вышел. Максимов насупил брови, он был уже сыт по горло загадками и неожиданностями.
Полицейский что-то прокрякал по-немецки и обвел рукою внутреннее пространство лавки. Здесь все было как в тот раз, когда Максимов заходил сюда с Анитой. Манекены – обнаженные и с натянутыми на них платьями. Зеркала на стенах, гравюры с изображениями жеманниц в экстравагантных нарядах. Максимов заглянул в заваленную пестрым тряпьем подсобку – там тоже не было никого. Переглянулся с полицейским, тот кивнул на выход. Уже повернувшись к двери, Максимов боковым зрением углядел закуток, в котором Анита примеряла свою обновку. Подошел, отдернул шторку и увидел лавочника. Тот сидел на стульчике в углу, привалившись к стене, был обмякшим и недвижным.
– Заснул, что ли? Эй, уважаемый!
Максимов коснулся плеча лавочника и мгновенно отдернул руку, потому что от этого легкого прикосновения тело торговца накренилось вбок, а голова с напомаженными, пропахшими одеколоном волосами свалилась с шеи, повиснув на тонкой полоске кожи.
Максимов не раз бывал в переделках, воевал на Кавказе с горцами, видел всевозможные зверства, но сейчас его передернуло. Голова молодого человека была отрублена с одного взмаха чем-то дьявольски острым – саблей? тесаком? палашом? Убийца, безусловно, был в своем деле докой, к тому же обладал незаурядной физической силой, позволившей ему перерубить позвоночник, как тростинку. Из чудовищной раны вытекло много крови, но Максимов и его сопровождающий не сразу заметили ее, так как бархатная куртка, топорщившаяся на трупе, была того же багрового цвета.
Лоскут кожи под тяжестью головы лопнул, нелепый шар в лоснящихся завитках волос с костяным стуком упал на пол и покатился к ногам Максимова. Не докатившись вершка два, остановился. Вверх смотрело восковое лицо с распахнутыми глазами, полными ужаса.
Бледный полицейский, заикаясь, залопотал, принялся жестикулировать. Кажется, талдычил насчет того, что ему надо осмотреть все вокруг, составить описание. Максимов вышел на улицу, сделал несколько судорожных вдохов и выдохов. Картинка складывалась препоганая. Признаков грабежа в лавке нет, стало быть, череп напомаженному снесли по другой причине. По всей вероятности, этот хлюст что-то знал. Что-то такое, чего полиции знать не следовало. А это значило, что в городе орудует банда не ведающих жалости маньяков, готовых уничтожать любого, кто представляет для них угрозу. И в их сатанинские игры почему-то оказалась вовлечена Анита. Едва ли она сама могла бы объяснить причины, и уж тем паче не знал их Максимов. Он догадывался лишь о том, что бородач, чуть не сбивший ее, возник неспроста и «королевское» платье им всучили не случайно… Иначе не валялась бы сейчас на полу голова незадачливого лавочника.
Минуту! А как насчет того, что все акты драмы разыгрались фактически в одном и том же месте – близ Гроссмюнстера? Здесь ошивался бородач, здесь находится лавка с безголовым мертвяком, и здесь же исчезла Анита… Максимов потер лоб. Припомнились утренние тирады герра Мейера: «Все меркнет в сравнении с Гроссмюнстером!.. Вы обязаны его увидеть!» Не с его ли подсказки они оказались в этом треклятом месте? А что, если квартирный хозяин тоже в сговоре с душегубами?
Максимову вдруг показалось, что лицо злодейского кучера, виденное доли секунды, походит на лицо герра Мейера. Вон и плечи такие же сутулые… Борода? Ее можно приклеить, а заодно нацепить и парик с длинными патлами.
Версия была шаткая, Максимов не стал делиться ею с полицией, решил проверить сам. Бешенство Рейхенбахским водопадом клокотало в нем. Проследовал прямо в каморку герра Мейера, который, в отличие от своих постояльцев, обитал отнюдь не в фешенебельной комнате, сгреб его без лишних экивоков за грудки, хорошенько встряхнул. Прорычал, аки лев в африканских джунглях:
– Где моя жена? Куда ты ее дел?
Хитроватые глазки Магнуса Мейера превратились в глазищи, полезли из орбит. Он жалобно заблеял:
– Ваша жена? Господин… откуда я могу знать? Вы ушли с ней вместе… утром… я сам видел!
– Дураком прикидываешься? – Максимов приподнял тушку цюрихского бюргера над полом. – Кто тебе приказал заманить нас к Гроссмюнстеру? Отвечай, скотина!
Бюргер мелко трясся и полузадушенно сипел:
– Господин ошибается… я ничего не знаю! Мне никто не приказывал!..
– Gut, – произнес Максимов, наверное, даже без акцента и поставил герра Мейера обратно на пол. Перестал рычать, подпустил в голос ледяного холода, который иногда навевает на людей куда больше жути, нежели крик: – Тогда вами займется полиция.
Герр Мейер не испугался. Оттянул пальцем воротник, поворочал шеей, перевел сбитое дыхание.
– Господин может жаловаться кому угодно. Я ни в чем не виноват. Меня в Цюрихе все знают, я на хорошем счету…
