скачать книгу бесплатно
Ludi права. Сборник людологических сочинений
Рустам Павлович Чернов
В настоящем издании представлены доклады научных конференций и статьи людологической (ludo – играю, logos – знание) школы права. В сборнике освещены вопросы методологии юриспруденции, сущности права, правоотношения, власти, концепции прав человека, свободы, уголовного процесса и другие. Универсальный метод познания, примененный автором, позволяет читателю по-новому взглянуть на фундаментальные проблемы Теории права.
Ludi права
Сборник людологических сочинений
Рустам Павлович Чернов
Иллюстратор Джон Кольер
© Рустам Павлович Чернов, 2020
© Джон Кольер, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-4493-8586-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Сочинение 1. Людологический метод исследования применительно к юриспруденции[1 - Опубликовано: Известия вузов Сев.-Кав. регион. Обществ. Науки -2000-№1-с. 66—74]
В свое время Георг Вильгельм Фридрих Гегель обосновал то положение, что анализ права необходимо не должен быть связан анализом нормы права, что следует найти «точку опоры», находящуюся вне правовых категорий, дабы их употребление, при доказывании того или иного тезиса, не детерминировало конечного вывода рассуждений, образовывая так называемый «круг в доказательстве». Такой точкой стала «Философия права» Гегеля, явившаяся генезисом Теории государства и права.
Она стала тем методом (формой познания), который определяет формы и пределы бытия правовых реалий. Но задумаемся над тем, что такое метод вообще, действительно ли реальность познается (то есть существует как нечто, находящееся за пределами метода и испытывающее его непосредственное воздействие), или же все-таки форма познания необходимо определяет предмет познания, то есть структурирует его сущность таким образом, что его свойства являются зеркальным отражением приемов метода познания?
Необходимо понимать, что метод детерминирует само знание, иными словами, восприятие мира зависит от того, как оно осуществляется. В архаичных эпохах познавать означает называть – такова сущность мифа, где существует только то, что названо. Позднее философия станет структурирующим началом познания, где «предмет» формообразуется благодаря использованию исключительно умозрительных приемов – логике. Далее наука провозгласит, что знание, истинное знание, возможно только в пределах опыта, то есть чувственного восприятия, которое посредством формирования количественного частного превращается в качественность общего (индукция). Все эти три формы познания по-разному преломляются в нашей жизни, но сущность каждой из них остается неизменной: это три разных метода неосознанного структурирования реальности, ибо восприятие последней зависит от того, что мы можем в ней увидеть посредством того или иного метода.
Вопрос о методе в рамках юридического знания тем более актуален, что научные взгляды в данной области находят свое непосредственное воплощение в действительности, – достаточно вспомнить теорию разделения властей Шарля Монтескье, правовое государство Иммануила Канта, идею коммунизма Карла Маркса. Более того, юриспруденция сегодня выполняет функцию, которая принадлежала в прошлом лишь философам – мудрецам, а позднее – церкви: она указывает направление целесообразной деятельности масс. К сожалению, до сих пор не существует четкой парадигмы восприятия бытия, которая позволяла бы с достаточной степенью уверенности анализировать, прогнозировать и структурировать реальность, что приводит к тому положению вещей, когда юридическая мысль становится «прислужницей» политических установок государства.
Любая наука вне зависимости от своей направленности необходимо должна с самого начала выработать метод, позволяющий четко разграничивать две области бытия: в «возможности» и в «действительности». Бытие в «возможности» (потенциально сущее) – это бытие вещей, опосредованных мыслью, это бытие мысли. Бытие в действительности (актуально сущее) – это чувственно воспринимаемый мир, весь тот универсум, существование которого возможно подтвердить благодаря чувственному восприятию. «Возможность» и «действительность» – это не две разных формы бытия, это его рамки, ибо возможность всегда реализуется в действительность – нет ничего такого в области мысли, чего бы мы не находили в реальности. Не поймите это буквально, мы не имеем в виду идентичность идеи и «предмета», речь идет лишь о том, что наша мысль всегда находит подтверждение своему существованию в чувствах, благодаря которым мы воспринимаем «вещи». Возможность, таким образом, с необходимостью реализуется в действительность. Процесс перехода и конечный результат его (актуально сущее) Стагирит (Аристотель) называл энтелехией. Существование чего-либо возможно только в энтелехии, то есть в форме перехода от «возможности» к «действительности». Соотношение этих двух сфер бытия можно выразить через противостояние материи и формы. Тот же Аристотель указывал на то, что материя усматривается в «возможности», а форма в действительности. Материя – это всегда хаос, выраженный в нестабильности. Действительно, нашей мысли имманентно присущи противоположности, которые являются полярными относительно самих себя, именно поэтому в «возможности» вещи присущи самые противоположные атрибуты, каждый из которых кажется неоспоримо истинным, и только в процессе энтелехии данные противоречия снимаются посредством чувственного восприятия мыслимого предмета. Причем во временном континууме действительность может быть представлена различными формами при наличии одной «возможности», это объясняется тем, что всегда реализуется только одно из противоречий. Так, например, философия, вся история философии представляет собой картину конституированных противоречий мысли, превращенных в систему восприятия реальности, modus vivendi, именно мысль детерминирует наше чувственное восприятие: мы не можем испытывать тех чувств, которых не знаем (причем под «знанием» следует понимать и знание о незнании). В этом ошибка и недостаток философии; сковывание чувственного на основе универсальной системы восприятия бытия является позитивным только в условиях, подобных тем, что предлагал Платон в своем Идеальном государстве. В заданной же системе изменчивых форм (течение времени наносит хрестоматийный глянец, искажая подлинное восприятие) это вносит хаос, порождая нестабильность. Именно наличие этого хаоса в области бытия в возможности явилось причиной чрезмерного доверия научному знанию. Наука не объясняет мир, она его истолковывает по принципу называния, что в большей степени позволяет поставить знак тождества между мифологическим и научным знанием, по способу структурирования предмета познания. Однако, следует отметить, что последствия такого онаучивания бытия человека выразились в полном смещении границ между «возможным» и «действительным» – современному человеку достаточно воспринять какую-либо информацию через медиа-средства, чтобы уже убедиться в ее неоспоримой истинности. В целом же парадигму бытия, продуцируемую наукой, можно свести к тому тезису, в соответствии с которым именно чувственное восприятие (опыт) структурирует знание, что является неверным, так как восприятие опыта всецело определяется теми «установками», которые были привнесены в нас в детстве. Таким образом, наука не дает целостности и законченности в отношении предмета познания, что необходимо порождает чрезмерное расширение бытия в возможности при отсутствии его зеркальной реализации в действительность. Данная ситуация есть основание для экзистенциальных страхов, откровенного нигилизма, перетекающего в необратимый процесс сужения сознания до самосознания.
Для того, чтобы разделять «возможность» и «действительность», необходимо знать, почему и как происходит переход из одной области в другую; почему наши идеи, образы, понятия находят самое себя в реальности. Именно тогда можно будет говорить о самодостаточной парадигме бытия. Здесь мы подходим непосредственно к рассмотрению людологического метода исследования, к методу людологии. Людология (ludo – играю, logos – знание) – это форма познания, предметом которой является мир как универсум, а методом – анализ любой формы бытия как игры. Именно игра понимается как то, благодаря чему многообразное в явлении упорядочивается определенным образом. Людологический метод презюмирует, что любая форма бытия является игрой. Причем под игрой мы понимаем именно формообразующую константу бытия вообще всего биологически живого. Игра есть то, что одухотворяет и приводит в жизнь «мертвую» материю, придавая ей законченную форму.
Обращаясь к Аристотелю, отметим, что в то время понять игру как то, благодаря чему возможна энтелехия, было невозможно, как невозможно видеть свой собственный глаз без чего-либо отражающего. Жизнь древнего грека была именно игрой в самом обыденном значении этого слова, протекающей в рамках закрытого, выключенного из внешней реальности пространства (полис): подчиняющейся своему особому ритму (у греков отсутствовало деление времени на прошлое и будущее); наполняющей мир зрелищными образами, которые сегодня воспринимаются нами на уровне детских сказок (пантеон олимпийских богов); детализирующей реальность в ритуалах, наполненных радостным забвением экстаза (теория Ф. Ницше о дионисийском и аполлонисийском начале в греческой культуре). Таким образом, игра есть тот самый фактор, который переводит возможность в действительность. На примере экзистенции человека это можно охарактеризовать следующим образом. Бытие в возможности – это область бытия мысли, то есть существование человека характеризуется следующим образом: cogito ergo sum (мыслю, следовательно, существую), а бытие в действительности человека характеризуется как ludo ergo sum (играю, следовательно, существую). В области мысли человек существует на уровне «третьего человека» Платона, как «идея», в жизни же он персонифицируется, и это происходит вследствие того, что человек существует как комплекс масок, которые он меняет в течение жизни.
Игра формирует и структурирует бытие человека. Причем, если мир животных – это мир необходимости, ибо там форма всегда уже существует до субъекта игр, мир человеческий – это мир дифференцированного комплекса игр, имманентно присущими чертами которого являются свобода выбора, временные рамки, способность управлять, творить свою собственную индивидуальную игру, управляемость игр, осознанность.
Дадим теперь общую парадигму бытия, вне которой бытие как таковое невозможно; именно поэтому, приступая к анализу любого явления, следует исходить из исследования:
1. Бытия в возможности. Из того, как оно сформировано (в процессе ли сознательной деятельности, или же посредством неосознанной констатации, являющейся по своей сути навыком). Какой формой оно представлено (символ, образ, модель). Количество противоречий, которые присущи ему по природе, исключая, конечно, два формообразующих (бытие – небытие).
2. Бытия в действительности, то есть той конечной формы бытия, которую возможно чувственно воспринимать соответственно ее бытию в возможности. Следует также помнить, что данный предмет есть продукт, лежащий вне самого формообразующего начала (игры), и поэтому его бытие (с точки зрения четырех причин Аристотеля) всецело определяется той игрой, в которую он вовлечен в качестве предметной стороны энтелехии.
3. Энтелехии. Энтелехия возможна только в форме игры, причем началом игры является завершенная «возможность» (будь то истекший срок, по окончании которого закон вступает в силу, или договоренность детей о правилах: и там, и там игра начинается сразу же, безостановочно), а концом – достижение результата (цели), сформированной в потенциально сущем.
Следует понимать, что игры дифференцируются:
1. По степени алеантности (то есть в зависимости от того, насколько радостна и весела игра, что в свою очередь зависит от мотивации игры, субъекта формирования бытия в возможности и его тождества субъекту реализации).
2. По кругу участников. Отметим, что в каждой игре две стороны: участники и зрители. Непонимание этого в свое время привело к необходимости описывать эмоции «зрителей» через понятие серьезности. На самом же деле серьезных игр не бывает, бывает серьезное восприятие игры.
Сами участники игры могут принадлежать только к двум группам:
– личность, чье сознание продуцируется и всецело определяется догмами общества (то есть общественное бытие в возможности, рассчитанное на неперсонифицированный круг лиц, находит свою персонификацию в сознании индивидуума, причем сам индивидуум не осознает себя заложником своей сущности, считая, что его сознание выработано им самим и является крайне индивидуальным (таково большинство людей, таковы и законопослушные граждане);
– личность как самостоятельность в высшем ее проявлении, то есть субъект, который руководствуется подлинно своими идеями и образами жизни. Здесь существует несколько этапов становления такого бытия в возможности:
а). Сомнение, представляющее собой ни что иное, как полную противоположность общественному вообще.
б). Отрицание, которое выражается либо в непосредственном уничтожении бытия в действительности, продуцируемого общественным, либо в замене его собственной «возможностью», собственной картиной мира. В первом случае мы говорим о преступнике, во втором – о творческой личности, еретике.
в). Воплощение своей «возможности», своего видения мира, в действительность (сначала это личный modus vivendi, затем оформление бытия в возможности неперсонифицированного круга лиц по своему образу и подобию).
3. По степени свободы энтелехии. Под свободой реализации мы понимаем то состояние, когда только от предпочтений участника игры зависит, какое из противоречий будет реализовано в действительность. Свободе противостоит понятие «зеркальности» энтелехии, когда уже в самой возможности (существующей в форме образа, которому присуще долженствование) заранее определено, что необходимо должно быть воплощено в реальности. Такова природа власти, например, ибо именно власть есть игра, которая обеспечивается различными формами насилия, начиная от убеждения и заканчивая принуждением с целью получения в действительности именно того, что планировалось в «возможности».
В целом же игра однозначно определяет:
1.Место действия, причем структурируется само пространство.
2. Время, которое понимается как ритмичность, имеющая место в отрезке «возможность» – «действительность» (отметим, что само понимание времени как системы отсчета возникает только на основе единобытия в рамках совместной игры).
3. Порядок, который выражается в том, что мысль всегда обнаруживает себя в чувственном, тем самым убеждаясь в своем существовании.
4. Значение, то есть то, что позволяет ориентироваться личности на основе эффекта «узнавания» себе же подобного. В категорию значения входит бытие «маски» – это сущностное взаимодействие определенных форм деятельности, в целом составляющее образ бытия. Сущностная характеристика «маски» выражается в том, что она есть детерминированный набор признаков, реализация которых влечет за собой структурирование психического состояния, как самого субъекта (человека), так и внешней среды посредством взаимодействия с ней.
Исходя из вышеизложенного, следует отметить, что игра есть формообразующая константа бытия, обеспечивающая осуществление возможного в действительное.
Теперь, когда у нас в руках своего рода органон, позволяющий анализировать реальность без отрыва от связки «возможность – действительность», попытаемся дать краткий анализ некоторых юридических вопросов с точки зрения людологии.
О государстве и праве
Положение о том, что государство – это абстракция, лишенная конкретного содержания, пагубно и недопустимо. Прежде всего, невозможно разделять бытие права и государства, ибо право есть бытие в возможности государства, а государство есть бытие в действительности права. Действительно, довольно трудно представить нечто государственное, лишенное правового характера, базирующееся, например, на норме морали или нравственности. Соотношение понятий права и закона точно такое же, как государства и государственного органа, то есть понимание государства как нечто ведет только к одному – к апории, выходить из которой приходится на основе агона, который может выражаться, как в обычном споре, так и в войне.
Под государством следует понимать все то, бытие в возможности которого закреплено в нормах права и реализовано в действительность в точном соответствии с «возможностью». Если этого нет, следует говорить о замене государства совершенно иной формой организации материи, например, организованной преступностью, которая сейчас несет в себе все признаки государственности.
Сами признаки государства есть признаки игры. Мы остановимся на них позже, пока же проанализируем форму реализации права в действительность. Нельзя не согласиться с тем, что предписания права мертвы без соответствующих игровых форм, так, например, форма одежды сотрудника милиции (удостоверение, эмблемы и пр.) есть то, что реализует наше знание о нем как о субъекте правоприменительной деятельности, наделенном определенными полномочиями. Без этого он не будет восприниматься нами как таковой, не будет существовать в данном качестве. То же самое мы наблюдаем в сфере судопроизводства, где осуществление правосудия (под правосудием мы понимаем снятие противоречий возможности, уже реализованных в действительность) невозможно без игровой атрибутики, выражающейся в том, что: место, где творится правосудие, как бы выключено из обыденной жизни, помещено в сферу чего-то магического; субъекты данного действа связываются определенной игровой атрибутикой (судейские мантии, парики и пр.); весь процесс осуществляется определенными масками (так, не Петров, Сидоров, а истец и ответчик, прокурор и защитник и пр.). В гражданском праве четко расписаны «маски» и способы структурирования этих масок, нарушение которых ведет к ничтожности действий субъекта игры. Причем это единственная область права, где налицо высокая степень алеантности игр, в силу того, что энтелехия не контролируется непосредственно, ее обеспечение возложено на субъектов игры, которые по своему усмотрению могут обратиться с иском в суд, тем самым задействовав другое бытие в возможности, конституированное в нормах права и имеющее своей целью обеспечение зеркальности процесса реализации.
О правоотношении
Зададимся вопросом, что есть норма права? Именно возможность, не более того, чтобы буквы, из которых соткана душа закона, стали нормой нашей жизни, они должны быть реализованы в действительность. До этого закон – это абстракция, лишенная какого-либо значения без того понимания, которое мы придаем ему после того, как эмпирически прочувствуем его воздействие.
Законодатель должен четко понимать, что реально закон существовать сможет только тогда, когда будет предусмотрена форма его реализации, то есть форма игры. Для этого необходимо:
– четко детализировать маски;
– конституировать игровую атрибутику;
– стараться в наибольшей степени повысить алеантность игры.
Таким образом, правоотношение – это самодостаточная форма бытия неперсонифицированного круга лиц, «возможность» которой стабилизирована посредством закрепления в нормах права и зеркально отображена в энтелехии, обеспечиваемой различными формами насилия, начиная от убеждения и заканчивая принуждением.
О преступлении и наказании
Преступление есть игра, которая уничтожает в рамках сферы реализации бытие конституированных в нормах права общественных ценностей, являющихся продуктом игр, принятых в данном обществе.
Представление о преступлении зависит и всецело определяется теми играми, в которые играют люди. Формально преступление – это простое нарушение правил игры, содержание которых всецело определяется менталитетом социума. История знает немало примеров культа таких ценностей, которые сейчас нам кажутся преступлениями, и, наоборот, сейчас уже не преступно то, что было преступлением раньше.
Таким образом, людологический метод исследования дает самодостаточную парадигму бытия, знание механизма «жизни» которой позволяет с достаточной степенью уверенности анализировать бытие, не впадая при этом в неразрешимую борьбу противоречий разума (что особенно важно для юриспруденции, так как она формирует бытие действительности на основе понимания себя как науки, обладающей методом познания, достаточным для обнаружения истины).
Сочинение 2. Наука права. Кто она?[2 - Опубликовано: Законодательство Российской федерации на современном этапе: Материалы регион. Научн.– практ. Конференции —Ростов н/Д: Изд-во РГЭА, 2001] (О возможности использования универсального метода познания (людологии) в праве)
Юриспруденция до конца не осознает своего предназначения и места в современном мире, аналогии Истории слишком масштабны для повседневного ока практики правоприменения. Между тем, понимание сущности работы, понимание значения роли закона в современном Мировом сообществе – первое чему должен научится Юрист, человек, который сегодня выполняет функции, ранее присущие лишь только таким формам организации как Церковь, философия и пр. Что есть закон? Это такая модель жизни, в которой разумное необходимо должно стать обыденным, опосредованным сознанием правоприменителя, правоиспользователя. Сегодняшний день ставит запросы философического характера перед юриспруденцией, а не тактико – технического, как это было столетие назад. Именно в праве сегодня определяется предназначение и статус человека, его форма существования и сосуществования в среде себе подобных… И если эта форма не избавлена от порочности противоречий содержания самое себя, если ее практическое отражение есть отражение разбитых зеркал, то необходимо поставить вопрос о правильности того мировидения, которое использует сегодня юридическая мысль (особенно это верно для граждан России, которым предстоит великое дело – воссоздание и структурирование новой формы реальности самих себя).
Современные теоретики права склонны говорить о необходимости универсального метода – философии права. Само подобное суждение архетипировано в прошлое и символизирует собой желание найти положительность в том, что ушло безвозвратно и уже не подлежит «реконструкции». Философ – это прежде всего человек, превративший свое учение в свой образ жизни, противопоставивший самое себя как универсум хаосу мира, с которым он необходимо находится в состоянии вечной борьбы. Юрист должен быть ориентирован не на поиск смыслов, а на формирование эмпирически заданного в соответствии со смыслом разумного (права). Философия права должна быть конструктивна применима таким образом, чтобы идеальное содержание теоретико – методологических выводов корреспондировало строгую направленность практической технике, а практическая техника всегда развивала теорию без отрыва от непосредственной интерпретации эмпирических фактов. Если этого нет, мы рискуем повторить ошибки Советской России, где действительно философское содержание доктринальных позиций формировало смысл понимания практических моментов правоприменения.
Возможно ли существование подобного метода, подобной «философии»? Да. Единственно базовым условием является вынесенность за пределы бытия права любой методологии, во избежание образования круга в доказательстве.
На наш взгляд такой методологией правопонимания может стать людология.
Людология (ludo-играю, logos-знание) – это универсальная форма познания, предметом которой является мир как универсум, а методом —познание любого предмета с точки зрения перехода бытия в возможности в действительность, где процесс реализации (какой бы усложненной схема целостной парадигмы бытия ни была) понимается непосредственно как игра, с той или иной степенью алеантности.
Методология людологии восходит к традициям 2-х классических школ мировидения Платона и Аристотеля, казалось бы абсолютно противоречивое оказывается единожды понимаемым как связь познания одного и того же явления с точки зрения различной методологии.
Мы не можем, в силу объема исследования подробнее осветить для читателя непосредственно метод в его совокупности элементов, обратим внимание лишь на одну особенность.
Использование людологического метода позволяет не абстрагироваться от практики правоприменения и не прятаться за удобную позицию «такова воля законодателя», а вести конструктивный диалог, ибо правоприменение (и прочие формы) понимаются непосредственно в контексте движущей причины в рамках целостной замкнутой парадигмы Бытия (возможность – действительность). Это позволяет точным образом знать будет ли норма права мертворожденной или налично действующей, каковы формы ее реализации a priori, технику усечения эмпирических противоречий, а так же степень формирования материальной причины при совершенстве целевой.
Использование людологического метода не только практически оправданно сегодня, оно стратегически целесообразно завтра, ибо позволяет формообразовывать реальность не post factum, или будучи в плену представлений прошлого, а на основе представлений системного характера, верификация которых и есть сама жизнь…
Сочинение 3. О праве как форме стабильности. Людологические замечания[3 - Опубликовано в журнале «Рубикон: сборник научных работ молодых ученых»/отв. Ред. А. Л. Бойко – Ростов-на-Дону, РГУ, 2000г- Вып. №8 стр. 77—79]
1. Людологическая теория исходит из того, что право представляет собой специфическое стабилизированное бытие в возможности, которое является целевой причиной по отношению к государству, являющемуся материальной причиной в замкнутой парадигме бытия. Соответственно, право понимается как бытие в возможности государства, а государство как бытие в действительности права. Если право достаточно полно и точно переводится в действительность, то можно говорить о правовом государстве.
Настоящая работа посвящена неюридическому анализу права, мы не будем апеллировать к юриспруденции, а попытаемся рассмотреть право как явление и части учения людологии о формообразовании явлений. Соответственно, понимая всю полноту ответственности подобного исследования, мы ограничимся лишь общими положениями, которые должны быть понимаемы как штрихи к полной картине и при этом, мы надеемся на это, подвергнуты острой критике, которая должна стать содержанием «цвета» данных штрихов.
2.При всех формах противоречия относительно сущности права, которые сегодня имеют место быть в теории государства и права с уверенностью достоверности можно отмстить, что право – это, прежде всего, форма стабильности. Данная форма так же необходимо обладает гармонией относительно самое себя, а так же относительно противоположности самое себя (право – это идеальная сторона вопроса, в то время, как действительность есть противоположность идеальному)[4 - Идеальное существует вне области чувственного, чувственное вне области идеального, но при этом как следствие мысли о предмете чувства.]. Зададимся вопросом, что есть стабильность? Если противоположность хаосу, то тогда следует понимать, что стабильность рождается как результат устранения хаотичности и полной неопределенности на момент наличного отсутствия последней.
Обратимся к графическому изображению данного процесса (Рисунок №1 – 3).
Как видим, кривые линии символизируют фактическую хаотичность тех или иных процессов относительно самое себя и относительно подобных самое себя (абсолютная хаотичность опять же существует только идеально). Точки на данных кривых – первичные перцепции процессов в определенное время и в определенном месте, которые фактически фиксируют качественность процесса, в дальнейшем формируя представление о нем. При наличии двух и более перцепций, корреспондирующих определенные представления, возникает подобие по форме отражения чувственного в идеальном. Прямые линии между кривыми и точками на них говорят нам о стабильной форме восприятия того, что находится как внутри фигур образуемых линиями, так и относительно самой формы восприятия. «Точки» образуемы вследствие соприкосновения одних и тех же субъектов познания (подобных друг другу) с однотипными формами реальности.
1.Первичный этап
(хаос)
2.Вторичный этап
(стабилизация)
3.Мета – реальность
(сформированный предмет восприятия)
Первичная стабилизация всегда случайна, но само понимание случайности появляется только на основе восприятия того, что создает данная первичная стабилизация.
Само право возникает не как форма стабилизации хаотичности, а как продукт возможности стабилизирования того или иного явления относительно человека, поскольку право в своей сущности лишено случайности в момент своего сегодняшнего состояния развития (как то, что остается неизменным в рамках перцепции одного субъекта познания, так как последний может осуществлять его только в течении своей жизни). Если же мы обращаемся к философии как общей форме анализа, персонифицирующей в себе личные моменты таким образом, что они практически не влияют на сам анализ, то право выступает как изменчивая категория, воплощающая в себе случайную волю масс, поскольку сами массы не могут быть обладателями сознательной воли и об их волеизъявлении можно судить только post factum, но не в процессе формообразования данной воли.
Следует четко понимать тот факт, что разрушение хаотичности однозначно воспринимается как позитивная стабилизация, которая в дальнейшем определяет взаимодействия человека с миром. Именно в этом, например, феномен преступления – первичная стабилизация сознания индивидуума (бытия в возможности) происходит отличный образом от того каким видится оно в праве, и именно поэтому в дальнейшем сама девиация, являющаяся преступлением, как таковая не воспринимается.
Итак, право – это всегда форма стабилизации, которая воспринимается позитивно кругом субъектов стабилизации. Соответственно, для них она является позитивно сущей[5 - В этом отношении давно уже есть предложение формировать представление о преступлении преступников, дав им возможность высказаться по этому поводу на научном ристалище. Это поможет не только снять социальную напряженность, но прежде всего скорректировать формально-юридическое понятие преступления, которое страдает рядом существенных недочетов.].
Для права также характерна форма непрерывности и ретроспективности, произойдя один раз, данная стабилизация в дальнейшем является формой восприятия реальности и формой оценки реальности. Если выражать это графически, то вместо кривых мы получим прямые линии, которые соединяют точки на кривых, в то время как сами кривые остаются вне поля восприятия. Таким образом для права характерно формирование мета – реальности. При этом субъекты стабилизации одновременно являются субъектами государственно- организованного насилия по отношению к тем, кто по времени позже (начиная с момента стабилизации) персонифицирует себя и реальности, так рождается признак права – опора на аппарат насилия государства. При том, что само государство в самом абстрагированном графическом виде есть сумма фигур, полученных в результате соединения линий.
3.Государство является в динамике цикличным движением, переходом специфической целевой причины (права) в действительность, т.е. государство стремится всегда к поддержанию самое себя. При стороннем восприятии (т.е. не как субъекта реализации) оно предстает только как формальная причина бытия. Форма существует всегда и порой может быть абсолютно не связана со своим содержанием в сущностном восприятии целостности явления (вы можете не знать языка, на котором говорит ваш собеседник, но это не значит, что он не умеет разговаривать, просто целевая причина скрыта от вас).
Данная ситуация ведет к тому, что право подменяется субъективным содержанием бытия в возможности субъектов реализации при сохранении формальной причины (коррупция). Для того, чтобы этого избежать в самом праве должен быть синкретично увязан баланс идеального (предназначение) и формального (переход идеального в действительность), т.е. должна быть гарантирована зависимость бытия целевой причины в материальной через невозможность реализации бытия в возможности в действительность без соблюдения формальной причины. Должен быть контроль за государством не на основе результативности (это невозможно в силу того что государство – это следствие огромных массивов информации), а на основе формы перехода «возможности» (права) в действительность, при том, что сам этот переход детально регламентирован в праве, идеально стабилизирован.
Сочинение 4. Предмет и метод исследования как категории познания применительно к изучению права[6 - «Предмет и метод исследования как категории познания применительно к изучению права»// История отечественного государства и права: методология изучения и методика преподавания: Материалы научно- методологического семинара (17 марта 2001г) – Екатеринбург: Изд- во УГИ, 2001.]
Вопросы методологии познания относятся к числу наиболее сложных. Точное определение в отношении метода исследования, в конечном счете, детерминирует содержание самого исследования в части его истинности или ложности по отражению действительного. До сих не решена дилемма соотношения предмета и метода познания, – вопросы детерминированности причинности не могут быть решены в процессе самого познания, именно поэтому научные позиции порой приобретают позиции силовые. Юриспруденция в этом отношении как наука, претендующая на эмпирическую обоснованность, не исключение. В отношении же такой отрасли познания, как история права данный вопрос вдвойне актуален, так как, в данной области познание связано специфическими рамками вневременного анализа событий, которые разворачивались в контексте определенного времени и места. Для понимания всей сложности данного вопроса (дифференциация временных форм перцепций) достаточно ознакомиться с концепциями Данилевского, Шпенглера, Тойнби. Постижение истории – это уже самостоятельная задача, которая решается методологически, ибо именно метод определят ту часть предмета (совокупность фактов прошлого), которая будет доступна эмпирическому анализу. В соотнесении к специфике права (самостоятельная категория, обнаруживающая автономное гносеологическое значение), – эта задача трансформируется в ответственность почти формально – юридического значения, так как именно в праве с одной стороны отражается традиционный путь развития общества на протяжении долгого периода времени, и именно право обеспечивает преемственность поколений в области должной действительности.
Методология познания, таким образом, представляется первостепеннейшей задачей для истории права. Именно от того какой будет методология, будет зависеть какова будет история, система представлений о прошлом, а значит – какими будут стандарты и эталоны будущего.
Потенциал познания истории права несравним ни с одной из форм умозрительного доказывания, ни с одной формой познания, обладающей самостоятельностью познания в области социальной материи. История несет в себе гарантированность и целесообразность познания, действия. Искажение истории и формообразование истории – область, всегда привлекавшая политиков в разное время. Найдя в прошлом основы произвольного настоящего, можно застраховать себя от критической оценки будущего. Именно поэтому доля спекулятивного мышления в области исторического огромна. Желание подтасовки фактов, желание открытия нового «хорошо забытого» в старом и т. д.
Как избежать всего этого? Как не допустить тирании мысли в области целесообразности действия?
Нам представляется возможным говорить о необходимости формирования универсального метода познания в рамках юриспруденции, одной из составляющих которого будет анализ прошлого с точки зрения методологических основ познания настоящего.
Предлагаем проанализировать с точки зрения универсальности такой фактор познания явлений действительности как время. Невозможно отказаться в рамках познания от мысли о времени, тем более сложно в отношении исторического отказаться от временной периодизации, и от вплетения времени в часть методологии познания.
Гносеологическая ценность временного деления, трансформирующегося в перцепцию периодизации всегда актуальна и необходима для любого исследования, в особенности в отношении права.
Итак, время. Методика преподавания истории знает множество примеров не совпадения периодизации курса отечественного государства и права, но вся критика в отношении авторов нацелена в основном на нарушение периодизации курса с точки зрения верного отражения действительности. Нарушение во времени считается недостатком результата познания. Мы же предлагаем расценивать время как часть метода познания по отношению к предмету познания – событиям прошлого. Даже в нашей предыдущей фразе выражена квинтэссенция причинности такого предложения – время неотъемлемая часть любого суждения, умозаключения и, конечно же, результата познания. Мы не предлагаем подобно Горгию включать в логико – формальную структуру рассуждения время как константу самоуничтожения качественного субстрата, выступающего объектом суждения, – мы лишь предлагаем расценивать время как то, что меняется в отношении самого суждения, в процессе суждения, в процессе становления доступности неперсонифицированному кругу лиц результата исторического познания…
Для того, чтобы именно таким образом расценивать познание, познание истории, нам придется прибегнуть к анализу несколько устаревшей (но сегодня частично модифицированной в рамках людологии) теории структуры бытия. Мы говорим об учении Аристотеля о том, что бытие делится на бытие в возможности и бытие в действительности. Первое является самостоятельной экзистенцией мысли, второе – воплощением мысли в действительность. Первое – область внечувственного, область ratio, рассудка, вторая – область, детерминированная чувственной перцепцией в осознании предмета чувства (трансформация ощущения в чувство).
Бытие в возможности объективирует самое себя в форме выражения (формальная причина), оно же есть прототип бытия в действительности (сущностное противоречие с Платоном, который считал бытием в действительности уже самое бытие «возможности», по Платону – «эйдос»).
Бытие мысли соответственно связывает чувственное начало (бытие не существует вне мысли, мысль вне бытия), соответственно, мысль реализует чувственную перцепцию в соответствии с некоторого рода ожиданиями. Время воспринимается как разница перехода бытия в возможности в действительность. Иными словами, греческое отношение к времени, отношение подарившее миру цивилизацию, – это отношение разницы между ощущением (энтелехией, переходом мысли в область материального субстрата, – все та же перцепция в рамках чувств) и воспоминанием о данном чувствования (область рационального, область бытия в возможности, которое уже реализовалось в рамках материального субстрата и представлено, как самой возможностью, так и ее воплощением).
Время возникает как форма отношения двух сфер в взаимодействии друг с другом (необходимый переход бытия в возможности в действительность).
Это беглый анализ, более детальное рассмотрение методологических основ философии Аристотеля, естественно, неуместно и обременительно в рамках данной работы. Для нас ценно то, что данная методология (в своей части интерпретации времени) позволяет несколько по другому выстроить концепцию познания права.
Обратимся к анализу права. Что есть право? С точки зрения вышеприведенных форм анализа, право представляет собой бытие в возможности, которое обладает рядом признаков: отсутствие противоречий, синкретично соединяет в себе формы зеркального отражения возможного и действительного применительно к чувственной сфере отдельного лица, при презумпции его тождественности в части общего сознания общественному бытию в возможности (бытие в возможности, процесс реализации которого не связан рамками времени и места). К формальным признакам (бытие в возможности как субстанция самореализованная относительно самое себя) следует отнести: текстуальный характер, адресность неперсонифицированному кругу лиц, отсутствие противоречий в процессе перцепции (точность и ясность формулировок), в целом в форме своего выражения право как формальная причина бытия направлено на максимальную тождественность перцепций неограниченного круга лиц.
Данные моменты очень важны, поскольку совершенно неожиданно обнаруживается следующая параллель. Процесс структурирования нормы права и процесс структурирования бытия в возможности отдельного индивидуума полностью совпадают в структуре своего построения.