скачать книгу бесплатно
Конечно, червячок этот сидел в яблоке задолго до появления Терезы на сцене. Может, даже с самого начала. Исправление книги Эверетта, помощь ему в том, чтобы добиться постоянного места, так походили на добрые дела, что Тедди чуть ли не убедил себя, что таковыми они и были. Но надо признать – этот тип ему даже не нравился. Подлинная доброта была бы в том, чтобы сесть с Эвереттом и помочь ему понять, что он делает не так, показать ему, как самому исправить то, что нужно исправить. Тедди тогда сказал себе, что времени на все это нет, но, если смотреть правде в глаза, он просто был нетерпелив, а это, если вглядеться по совести, очень похоже на презрение, а то и человеконенавистничество. Хуже того, он прекрасно знал, как до такого дошел. Сколько раз мальчишкой просил он родителей помочь, а они только выхватывали у него бумажку или ручку и просто делали сами то, с чем ему требовалась помощь, как будто его присутствие в их жизни и его нескончаемые претензии на их время утомляли родителей так, что и словами не выразишь. Ясно, что он не стоил их усилий. Если б стоил, они бы с радостью проводили это время с ним.
Очевидно, что вот каким человеком стал он сам. Не просто странным – как постановила Тереза, – но и тем, кто вытягивает из людей то и это. Уж точно не такого захочется брать с собой в новое приключение.
Так что же дальше? Выйти на пенсию? Это ему было по карману, поскольку обеспечивать придется только себя. Может, переехать в места потеплее и поприятнее, чем Сиракьюз. У него не было желания возвращаться к преподаванию, когда издательство пойдет ко дну, да оно и к лучшему. Его завкафедрой давно косился на непыльную редакторскую должность Тедди, и теперь, раз Терезы больше не будет, ничто не остановит его от расторжения контракта с издателем. Если это произойдет, Тедди придется подыскивать себе какое-то другое занятие. Может, корректором на вольных хлебах. Нынче он читал много книг, которым корректор бы не повредил, а с писателями корректору работать не нужно – знай себе исправляй их ошибки и выковыривай шпинат у них из зубов. Необходимая работа. Но необходима ли она ему? Новое предприятие имеет смысл, но что именно? Как ему решить? Все равно что пытаться заново выбрать специализацию в колледже, когда тебе шестьдесят шесть. Возможно, нельзя всю жизнь прожить универсалистом.
Когда по громкой связи объявили, что паром вскорости ошвартуется и водители должны вернуться к своим машинам, Тедди понял, что после отхода из Вудз-Хоула отредактировал меньше страницы. С таким же успехом можно было выйти на палубу и понежиться на согревающем душу солнышке. Какого же черта он этого не сделал?
Свет снаружи так слепил глаза, что Тедди, вынырнувшему из относительной полутьмы буфета, пришлось зажмуриться. Неужто и впрямь так ярко или же эта сила света – предвестник грядущих гадостей? Иногда его припадки предварялись общим обострением всех чувств. У лееров, прикрыв глаза ладонью, он прищурился и вгляделся в людный причал, надеясь углядеть Линкольна, который обещал его встретить. И уже совсем было заключил, что старый друг, должно быть, опаздывает, как заметил его в толпе. За те почти десять лет, что они не виделись, Линкольн совершенно поседел, а осанка слегка просела. Но сильнее потрясала его спутница – темноволосая молодая женщина, которую он обнимал за плечи. Джейси! Неужели это от одного вида ее после стольких лет у Тедди ослабели ноги, и пришлось схватиться за поручень – или от того, что паром бортом ткнулся в причальную стенку?
“Это не она, – сказал себе он, снова зажмуриваясь от слепящего света. – Не она”. Потому что не может быть. Девушке на причале не было и тридцати, а Джейси теперь за шестьдесят, на пороге старости. Перед такой неопровержимой логикой он напомнил себе, что мозгу его почти ничего не остается, кроме как воззвать к небесам, однако Тедди побоялся открыть глаза. Когда же наконец осмелился, мир остался все так же напряженно ярок, но прекратил быть таким болезненным, и он увидел, что девушка на самом деле не с Линкольном, а лишь стоит рядом. И он ее, конечно, не обнимает. То была просто игра света и тени. Да и стоило присмотреться к ней внимательней, на Джейси она ничуть не походила. Нет, это остров вызвал ее к жизни. Он да физическая близость девушки к его старому другу – и бац! Его слишком уж восприимчивый ум обманут и поверил в невозможное.
А завтра к этой летучей смеси добавится Мики. Возможно ли, что они втроем, вновь вернувшись на Виньярд после стольких лет, смешают это волшебное зелье и оно окажется настолько могучим, что вызовет ее? Если так, подумал он, ощущая, как в горле набухает паника, ему следует остаться на борту. Вернуться в Вудз-Хоул. А в сером Сиракьюзе он окажется уже к началу вечера.
Но поздно. Линкольн тоже его заметил и машет. Что тут поделать – только помахать в ответ.
Девушка, которая была не Джейси, тоже махала, и на миг показалось, что машет она ему, но нет – мальчишке под локтем у Тедди, чье присутствие он ощутил, даже не повернувшись, чтобы в нем удостовериться, не успел еще мальчишка заорать:
– Эй, детка! – и погарцевал вниз по сходням к девушке – явной любови его юной жизни.
Он ее, конечно, потеряет, потому что так все оно и бывает. Как раз то, что не можешь себе позволить потерять, мироздание у тебя и крадет. Как оно узнаёт, что именно тебе нужно больше всего, чтобы как раз в этом тебе отказать, – вопрос для философов. Ответишь на него – и у тебя получится именно та книга, какую Том Форд считал бы достойной написания: безотлагательной, новой и совершенно необходимой. Но чтобы ее написать, нужно вспыхнуть ярким пламенем.
– Вот это да, – произнес Тедди, рассматривая снимок семейства Линкольна.
Солнце палило милосерднее на террасе таверны, смотревшей на гавань Оук-Блаффс, а на широком парапете ее потели пинты холодного пива. Тедди уже не помнил, когда он пил пиво в последний раз. Официант рекомендовал местный индийский светлый эль, и первый глоток его оказался так горек, что Тедди подумал, не отослать ли назад. Но вот уже полпинты опустошено, и он пересмотрел свое мнение. Горечь отчего-то стала даже приятной. По его личному опыту, с горечью так постоянно.
Обсуждаемый снимок был в айпаде у Линкольна, и поэтому Тедди мог увеличивать каждое лицо, раздвигая большой и указательный пальцы. Три девочки, три мальчика, все среднего роста, стройные, девочки поразительно красивы, мальчики все ухмыляются, вылитые Роберты Редфорды с песочными волосами. Внуки лучились здоровьем.
– Вы с Анитой как будто взяли на себя миссию искоренить из нашего биологического вида всё уродство.
– Это всё Анита, – ответил Линкольн, хотя явно гордился своим симпатичным потомством. И это было правдой. Особенно девочки пошли в маму – та сама была королевой красоты Минервы. Однако у мальчиков и гены Линкольна проступали: от их расслабленных поз веяло атлетизмом – вероятно, теннис. Для баскетбола они были недостаточно высоки, для футбола – крепки. Может, еще бейсбол. И, зная Линкольна, – гольф.
– А где Вольфганг Амадей? – поинтересовался Тедди, возвращая айпад. С отцом Линкольна он встречался всего несколько раз, но впечатление тот произвел – и не только своим именем. – Меня удивляет, что он вообще разрешает семейные фотографии, на которых нет его самого.
– Обычно мы ему их не показываем, чтобы он себя в них не прифотошопил, – ответил Линкольн. – После того как мама умерла, немного сдал, но по-прежнему все тот же Вава. Пару лет назад мы доставили его самолетом в Вегас на свадьбу Клары, так он встал и произнес речь на репетиции банкета. Никто его не просил. Он просто счел, что всем захочется послушать, что он там скажет, пусть даже большинство народу видит его впервые. Коди пришлось ему чуть ли не подсечку делать, чтоб он только заткнулся и сел.
Тедди хмыкнул. Мысленным взором он увидел проклятого старого дурня.
– Из всех, кого я знаю, только Анита и может на него как-то влиять. Может, потому, что она юрист. Он почти всегда делает то, что она говорит.
Они продолжали смотреть, как на воде маленький сухогруз кормой швартуется к теперь опустевшему слипу; паром, на котором прибыл Тедди, уже отошел обратно на большую землю.
– А твои как? Все еще в Анн-Арборе?
– В Мэдисоне, – поправил его Тедди.
Хоть и преподавали родители в средней школе, им как-то удалось втереться в пенсионный поселок Бёрнт-Хиллз, который обслуживал преимущественно висконсинскую профессуру; привлекали главным образом еженедельные лекции на самые разные темы – читали их все еще работавшие преподаватели, – бесплатные автобусы на концерты и другие мероприятия в студгородке, куда допускалась широкая публика, а также занятия по компьютерной грамотности и сочинению стихов, где даже ставили оценки, хотя Тедди никак не мог взять в толк, зачем это людям их возраста. Сначала они поселились в отдельной квартире, а потом перевелись в коммунальный корпус побольше, где предлагалась разнообразная помощь; два года назад же вообще поступили, если можно так выразиться, в дом престарелых – что-то вроде. Тедди всегда считал, что настанет такой день, когда родители пожалеют, что не дали ему больше места в своей жизни, но само качество их жизни в Бёрнт-Хиллз делало подобные сожаления невозможными. И в старости оставались они ожесточенно самодостаточны – замкнутая эмоциональная петля; очевидно, им довольно было общества друг дружки, газеты “Нью-Йорк таймс” да всех тех книг, которые не удалось прочесть, потому что вечно проверяли тетрадки. Их там навещало довольно много бывших учеников, и с ними Тедди порой сталкивался. Родители всегда здоровались с Тедди тепло, хотя и не теплее, чем с другими своими гостями. Даже если знали, что он приедет, когда он появлялся, они с виду словно удивлялись, будто не сразу могли сообразить, кто это. В каком году учился у них в классе? Что писал в своем выпускном сочинении?
– Должен сказать, меня он разочаровал, – задумчиво произнес Линкольн, вернувшись к собственному отцу.
– С чего это? – поинтересовался Тедди, искренне желая знать. Как можно разочароваться в человеке, проявлявшем так мало достойных восхищения черт? Разве доброе судно “Разочарование” не уплыло давным-давно? У него-то уж точно.
– Не знаю. Наверное, после маминой смерти я рассчитывал, что он как-то потеряется. Знаешь же, как иногда бывает у давно женатых пар? Кто-то умирает, а второй медленно угасает. Перестает интересоваться окружающим миром. Вот и я как бы рассчитывал, что с Вавой такое произойдет. Может, и не самой нежной парочкой они были, но спали в одной постели сорок пять лет. Я считал, что у них в браке не все выступало на поверхность. Но нет – он вернулся домой с похорон и нанял себе экономку. Как будто мама для него ничего больше не значила. Чтоб его кто-то кормил, убирал за ним.
– Все браки таинственны, – предположил Тедди, хотя вообще-то больше думал о Линкольне и Аните, чем о Ваве и матери Линкольна. Они, конечно, не то чтоб друг другу не подходили, но Анита всегда казалась Тедди интереснее Линкольна. Не столько была умнее – хотя, вероятно, была. Скорее, она всегда казалась более открытой тому, что предлагает жизнь. В ней чувствовалось больше простора для роста, личного становления. Линкольн же был неизменнее. Еще в Минерве в нем уже виднелся очерк того мужчины, каким станет: скорлупа отвердевала. Как, в общем, и у его отца. Хотя Тедди и полагал, что судить об этом не ему.
– Как бы то ни было, – продолжал Линкольн, – Анита целиком и полностью уверена, что он встречается с какой-то женщиной.
– Серьезно? А ему сколько?
Линкольн почесал подбородок.
– Девяносто? Девяносто один? Может, просто устал платить экономке, но кто ж его знает.
– Думаешь, дело в сексе?
– Не. Если бы в нем, он бы хвастался.
– Но к тебе же кое-какая недвижимость перейдет, когда он умрет, правда? – Не то чтоб Тедди это касалось.
Линкольн хмыкнул.
– В смысле – если он умрет. Ну, есть данбарское разноуровневое ранчо, его не ремонтировали с тех пор, как построили в пятидесятых. Но сколько оно там принесет.
– И дом в Чилмарке.
– Этот уже мой, – ответил Линкольн. Тедди причудилось или же это признание и впрямь прозвучало с неохотой? – Он был мамин.
– Правда? – Хотя да, подумав немного, Тедди вспомнил, что действительно что-то подобное раньше слышал.
– А у тебя как? – спросил Линкольн. – Какое-нибудь наследство светит?
Тедди покачал головой.
– В детали меня не посвящали, но когда мои предки продавали свое жилье, я практически уверен, что всю выручку плюс социальное страхование и все пенсионные счета они передали Бёрнт-Хиллз – тому кошмару, где они сейчас живут.
Линкольн кивнул.
– У Аниты с предками тоже так было.
– Хорошо то, что мне вообще-то ничего не нужно. За годы я кой-чего накопил, а больше никого у меня и нет.
– Сомневаюсь, что и Мику много чего светит, у него же семь сестер, а он самый младший.
– Как-то на днях я читал, что передача благосостояния от поколения наших родителей к нашему – самая крупная в истории, – произнес Тедди. – Как вышло так, что мы все пропустили?
– Хороший вопрос. Но это правда. Денег ходит много, даже после спада. Если читать “Минервца” между строк, большинство наших знакомых оттуда теперь однопроцентники[29 - Понятие “1 %” (богатейший сегмент населения США) запустил в оборот Гор Видал. В 2011 г. движение Occupy использовало его в своем лозунге “Мы – 99 %”. По данным 2009 г., в эти 99 % входили семьи с годовым доходом менее 343 927 долларов.].
– Да я и строчки не читаю, какое там между.
Это было не вполне правдой. Именно из этого журнала выпускников Тедди узнал в середине восьмидесятых о смерти Тома Форда от СПИДа. И вообще поглядывал в раздел извещений своего года выпуска, не теряя надежды, что, может, там Джейси и всплывет, – и тогда-то он узнает, куда она делась, за кого вышла замуж и как у нее устроилась жизнь. Линкольн и Мики тоже следят за новостями? – спрашивал себя он.
Пиво они уже допивали, и когда официант подошел спросить, не нужно ли им еще, Линкольн осведомился:
– Что скажешь?
– Сегодня мне никуда не надо. – Ни в эти выходные, ни вообще-то в какие другие.
Когда принесли свежие пинты, они чокнулись.
– За старых друзей, – произнес Тедди, наслаждаясь моментом – тот его расслабил и успокоил так, как не случалось уже давно. Может, приступ паники на пароме был ложной тревогой, потому что нестерпимо яркие, пульсирующие чистые цвета превратились теперь в пригашенные пастельные оттенки. Кто знает? Возможно, эти выходные и окажутся тем, что доктор прописал. Может быть.
От воды налетел ветерок с запахом сентября. Тедди вдохнул поглубже. Даже в детстве осень была у него любимым временем года. Когда ты маленький, а родители у тебя учителя, начало года отмечает сентябрь, а не январь. В Минерву он всегда возвращался с каникул первым – ему нравилось, что весь студенческий городок день-другой принадлежит ему одному и только потом начнут тонкими струйками стекаться студенты и преподаватели. Следующим приезжал Линкольн, за ним – Мики, поскольку его группа, как правило, играла где-нибудь в городе в первые выходные до начала занятий. Джейси всегда возвращалась последней – иногда аж посреди первой учебной недели. И на самом деле до этого ничего и не начиналось.
– Знаешь, о ком я думал на пароме? – несмело спросил Тедди.
– Угу, – ответил Линкольн. – Знаю.
И больше ни слова.
Линкольн
В субботу Линкольн проснулся с четким ощущением того, что во сне его присутствовал Мейсон Троер. Если да, то все сходится. Вчера, когда они с Тедди вернулись в Чилмарк, на автоответчике мигал огонек: Троер слышал, что он намерен выставить дом на продажу, и ему хотелось поговорить.
– Продавать собрался? – удивленно спросил Тедди.
– Мы еще не решили, – ответил Линкольн, и утверждение это по странности прозвучало правдой, как будто они с Анитой договорились продавать, но толком еще не решили.
Он не намеревался ничего сообщать о выставлении дома на продажу ни Тедди, ни Мики, потому что им же захочется знать, зачем он это делает, а ему во все это вдаваться неохота. Преуспевающим агентом по коммерческой недвижимости он всегда зарабатывал больше, чем они, но никогда этим перед ними не бахвалился. Да и с чего бы? Тедди явно определял для себя успех иначе, а Мики вообще никогда бы не пришло в голову как-то его определять. Стыдно ли ему, Линкольну, за то, что так близко подступил к финансовому краху? Так думать не хотелось, но чем же это еще может быть? В рождественских открытках и электронных письмах, которыми он обменивался с Тедди и Мики после краха 2008 года, он не проговаривался, что у него какие-то передряги. Если же они обращали внимание, то, вероятно, знали, что Лас-Вегас – эпицентр бури с субстандартными кредитами, но раз он им даже не намекал, что сам попал под удар, друзья, вне всяких сомнений, предполагали, что всё у него в порядке. Даже теперь, когда все выглядело так, будто агентство наконец выплыло, у него не было ни малейшего желания рассказывать им, как чуть не пошел ко дну. Конечно, они бы не стали втайне злорадствовать. Напротив, ужасно расстроились бы. Но все равно перепонка, отделяющая сочувствие от жалости, может быть бумажной толщины, а Линкольн – в этом тоже сын своего отца – жалости не хотел ни капли.
Позже вечером, вспоминая мрачные намеки Мартина по поводу Троера, Линкольн погуглил его: козел этот действительно колоритно вошел в историю острова – многочисленные заметки в “Виньярд газетт” и “Мартас-Виньярд тайм” о пьяном вождении, неявки в суд по повесткам, постоянные жалобы от соседей на шум. Но были сюжеты и мрачнее. В конце девяностых – обвинение в сексуальных домогательствах от неназванной женщины, улаженное во внесудебном порядке, не успело дело и дойти до официальных разбирательств, а с другой женщиной ему был назначен судебный запрет. Троер проворно его нарушил, и его посадили, а когда вышел из тюрьмы, она уехала с острова. Пока Линкольн искал, всплывали другие сайты, где за плату обещали больше подробностей, но он пока решил не нырять в эту кроличью нору.
А теперь, лежа в постели – утренний свет струился в окно, – он припомнил кое-что еще.
Когда Анита ответила на вызов, голос ее был спросонья хрипл.
– Все в порядке? – спросила она.
– Тьфу ты, – произнес он, осознав, почему Анита сонная. – Забыл о разнице во времени.
– Это ничего, – ответила она. – У меня все равно сейчас будильник зазвонит. Что такое?
– Мейсон Троер. Помнишь тот день, когда…
– Ну.
– В смысле – “ну”? Я ж еще не сказал, какой…
– Тот день, когда он заходил, а тебя не было.
– Верно. Напомни мне, что произошло?
– Нам что-то понадобилось, и ты собрался съездить в Виньярд-Хейвен. А потом тебе пришло в голову, что это может продаваться в лавчонке Чилмарка, – там оно и оказалось. Поэтому дома тебя не было не час, а минут пятнадцать.
– Когда я вошел, вы вдвоем были в кухне, – подхватил он, тот случай уже сфокусировался у него в памяти.
Они стояли по разные стороны кухонного стола. Что-то в их напряженных, неловких позах напомнило ему “замри-умри-воскресни” – детскую игру, когда все носятся, пока кто-нибудь не крикнет “Замри!”, и тогда нужно останавиться как вкопанному. Вот так и смотрелись его жена и Троер – стояли по разные стороны стола, как будто их приморозило к месту его внезапное возвращение.
– Он утверждал, будто зашел потому, что хотел сделать предложение по дому, – говорила Анита, – но тут было что-то подозрительное. То есть он оказался на пороге, едва ты уехал. Как будто наблюдал за домом и ждал, когда ты уедешь.
– Он не…
– Нет, меня он не трогал, ничего такого. Да и сама беседа складывалась безобидно. Но у меня от него все равно мурашки. Как будто он взвешивает в голове какие-то возможности. Оценивает риски. Пытается замерить, насколько я сильна, каких неприятностей от меня ждать. Особенно я помню, как счастлива была, услышав хруст гравия под твоими колесами снаружи. А он обалдел, точно тебе говорю. Как будто удивился, что ты слишком рано вернулся, так же сильно, как и я, – а не удивлялся бы, если б не дожидался твоего отъезда.
– Почему же ты мне тогда всего этого не рассказала?
– Я собиралась, но к тому времени, как он ушел, успела убедить себя, что мне все это померещилось.
– Ты сделала ровно то, о чем предупреждала наших дочерей, – чтобы никогда так не поступали.
– Господи, ты прав. Мы им всегда велели доверять инстинктам. – Долгий миг оба помолчали. – Так в чем там дело, Линкольн?
– Не знаю. Правда не знаю.
– Ожидаешь неприятностей?
– Он не заявится, если увидит Мики.
Однажды ублюдок загнал Джейси на кухне в угол и Мики разобрался с ним быстро – четкий апперкот в подбородок, в самое яблочко. С террасы они услышали грохот падающего тела.
– Дай мне слово, что не станешь с ним связываться, – сказала Анита.
– Я не собираюсь ему даже перезванивать, – ответил Линкольн. Если нагрянет лично, то он как-нибудь разберется. Вероятно, Мартин прав. Троер, несомненно, хочет сделать предложение без посредников, а риелтора оставить без комиссии.
– Ребята нормально доехали?
– Тедди прибыл вчера днем. Мики ждем с минуты на минуту.
– Поцелуй их от меня.
– А что бы тебе самой в самолет не сесть? В Вудз-Хоуле окажешься как раз вовремя, успеешь на последний паром. Парни будут счастливы тебя видеть.
– Мне б тоже очень хотелось повидаться, но в понедельник нужно быть в суде спозаранку и в хорошей форме. А сегодня попозже еду в Аризону проведать Вольфганга Амадея, не забыл?
– Мне моего отца предпочитаешь, а?
– Не смей меня стыдить, балда. Я твою работу делаю.
Да, разбираться с его отцом ей приходилось слишком уж часто. Но вчера он сказал Тедди правду. Если стремишься к хорошим исходам, Анита – идеальный человек для такой работы.
