скачать книгу бесплатно
Кепа пузатой, похожей на маленькую сосиску, чипсиной залез в банку с паштетом, покрутил там, зачерпнул серую массу и сотворил что-то вроде маленького эскимо. Забросил в рот и зажевывая, заржал:
– Привет, Виталик! С прибытием в столицу нашей Родины! – Крошки из его рта полетели на штаны Степаныча. Тот невольно поморщился.
– Ну, рассказывай, – усмехнулся Серый.
И он рассказал. Все-все! Наверное, уже давно ему хотелось кому-то высказаться, поделиться всей горечью и безысходностью. Но никогда он не думал, что первыми и самыми благодарными слушателями станут трое московских бомжей.
Слушали тихо и внимательно. Кепа порой вставлял: «Ну ты лоша-а-ара!» Или: «А вот это ты зря сделал!» Старик лишь криво усмехался и молчал. Серый, казалось, не слушал его, задумчиво глядя куда то в сторону Москвы-реки. Очевидно, история была им не в новинку, у каждого были свои скелеты в шкафу… И все они сейчас как бы прогоняли ситуацию через себя и думали, как бы поступили они.
– Да, мужик, ты попал! – в конце рассказа произнес Серый. – Что делать будешь?
– Не знаю. Домой, наверное.
– Нет у тебя дома, зайка! – засмеялся было Кепа, но старик толкнул его локтем, мол, успокойся.
– Пару дней можешь с нами покантоваться, а потом двигай к себе. Нас и так многовато будет, – подытожил Серый и привстал. – Ну что, шифтеры, тронулись? Темнеет уже, можно на базу!
Он оглянулся на старика:
– Скока бабла поднял?
– Да какое там! Все сидят как прикованные, даже в машинах в масках. Дурачки!
– Штукарь возьми, метнись, отдай, кому надо, а то завтра хрен постоим здесь!
Старик исчез. Все стали подниматься с ящиков, прихватывая с собой нехитрые пожитки. Степанычевы покупки были отобраны, съедены и выпиты. Дед вернулся всего через пару минут, и они тронулись.
Шли вдоль эстакады, щурясь от сильного ветра и поглядывая на редкий поток машин, который, как чудо-юдо, с одной стороны глотал, с другой выплевывал Таганский тоннель. Вечерело… Потом они, казалось, долго брели вдоль одинаковых высоких фасадов зданий из красного кирпича.
«Улица Гончарная, – прочитал Степаныч. – Красивое название!»
Дома в районе Таганки строились добротно. Большие зеленые дворы, громадные арки на входе с гипсовыми львами. И тогда и сейчас жили в них люди в основном непростые: художники, архитекторы, научные работники. Сколько уже лет прошло, а до сих пор по всему периметру домов то там, то здесь виднелись мраморные таблички, раньше их называли Доски почета. Потемневшие золотые буквы оповещали прохожих, что «здесь жил и работал… кто-то там в СССР».
Степаныч глазел по сторонам и невольно обращал внимание на эти «показатели былых заслуг», встроенные в архитектуру.
«Н-да, наверное, правильно было таким образом поощрять людей за их труд», – подумал он. Если уж денег все получали тогда одинаково мало, надо ж было как-то выделить людей значимых. А с другой стороны, он сам просидел перед осциллографом с паяльником больше двадцати лет, может, и он что значимое сделал? Да взять хотя бы тот разработанный им прибор. Мог бы, наверное, за него и здесь комнатку получить.
Интересное слово ПОЛУЧИТЬ! Ведь как оно было раньше, при СССР? Работай, и все придет в свое время! С одной стороны, было здорово. Когда ты заканчивал школу, ты уже примерно мог планировать свою жизнь на ближайшие, по крайней мере, лет десять. Если все по плану: школа-институт-пионер-комсомолец-член партии. «Октябренка забыл», – усмехнулся наш герой.
В институт Степаныч не попал. Жаль. Заветная мечта учиться в городе электронщиков, Зеленограде, всегда манила его. Даже учась в школе, он просто приезжал иногда в этот милый маленький город, где все было другое! Не было ни захолустья провинции, ни шума мегаполиса! Все были вежливы и учтивы, даже еще в те времена улицы переходили только по «переходу». А машины пропускали пешеходов.
Таинственный город-спутник! Большинство взрослого населения в нем работало на всяких там «электронных» предприятиях и научных институтах. Говорили, что где-то там, глубоко под землей, находятся те самые часы, которые показывали секунды перед началом программы «Время». Самые точные часы в стране!
В Зеленограде ему нравилось все! Математическое расположение домов: там не было улиц, просто корпус 360, например, и номер квартиры. Множество зелени маленьких парков, а главное – спокойствие и какое-то внутреннее благородство жителей, что ли. Поэтому выбор был однозначный – МИЭТ. Новое, незнакомое тогда слово «электроника» привлекало и сулило что-то интересное. Степаныч, бывало, мечтал, что, как в фильме «Москва-Кассиопея», будет выходить на связь с далекими галактиками.
Знаний-то хватало! На вступительных он даже немного спорил с экзаменаторами, особенно по физике. Минут десять длилась беседа с полноватым старичком с бородкой о зависимости потерь в сетях от длины и диаметра сечения кабеля. Старичок, оказавшийся заведующим кафедрой, похлопал Степаныча по плечу и, с удовольствием поставив ему «отлично», мягко добавил: «Молодой человек, такие дерзкие умы нужны нашей науке!»
Но не сложилось! Отсутствие у него комсомольского билета вызывало чувство отстраненности у всех поголовно. У старенького преподавателя физики к этому прибавилось еще и сожаление…
Окончательно все надежды разрушила молодая активистка из райкома, возглавлявшая группу итогового собеседования. В белом, обтягивающем свитере под горло и с ярким комсомольским значком на выступающей груди (куда во время собеседования, собственно, и смотрел Степаныч). Она задавала тупые проверочные вопросы, на которые каждый должен был дать правильные заученные ответы. Как игра такая была.
Степаныч сорвался на вопросе:
– Какое количество военнослужащих выполняло интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан?
– Ну не знаю, тысяч двадцать? – смутился Виталий. Нигде об этом не писали, по телеку не говорили.
– Правильный ответ – ОГРАНИЧЕННЫЙ КОНТИНГЕНТ.
– Девушка, но это же не ответ! – вспылил он.
– Молодой человек! Кажется, вы не до конца понимаете значение политики партии и роли комсомола в ее поддержке? – невпопад, но уверенно и с нажимом спросила она словами из передовицы, спорить с которыми никто в те времена не стал бы. – Кстати, а почему вы не член ВЛКСМ?
И пошло-поехало! Слово за слово – беседа переросла во взаимные обвинения. А итогом стало написанное аккуратным почерком, жирной красной ручкой наискосок оценочного листа: «Идеологически подкован крайне слабо, не член ВЛКСМ!» И в правом верхнем углу – маленький крестик.
Потом уже Степаныч узнал, что при утверждени кандидатов все дела «с крестиками», даже не глядя, сваливали в старую коробку из перфокарт под столом. Эдакий тайный знак для своих: «Не тратьте время зря! Не достойны такие смотреть на самые точные в стране часы». Вот так!
Знала бы эта цаца, что чуть больше чем через год, в сентябре 1991-го, не будет ни ВЛКСМ, а слово КПСС станет ругательным! И куда она пойдет потом со своей шикарной грудью? Хотя нет, с ТАКОЙ грудью куда угодно примут! Еще бабушка говорила: «Сиськи по пуду – работать не буду!»
Вся эта муть тихонько крутилась в голове Степаныча, пока они шлепали вдоль домов. Потом прошли под высокой аркой с замазанной белой краской лепниной наверху и двумя давно ставшими беззубыми львами по бокам. И когда Серый выдохнул: «Почти пришли», уже совсем стемнело.
Сумерки как-то быстро накрыли двор. И если небо еще было светлым от скрывшегося недавно солнышка, то в каменном мешке, окруженном со всех сторон высокими домами, стало уже почти темно. Одна тропиночка, лесенка направо вдоль узкого проема мужду стеной дома и помойки и – вниз по обшарпанным гранитным ступенькам.
Открыв кривую, еле болтающуюся на скрипучих петлях загородку из тонкого листового железа и пройдя пару метров, они оказались у мощной железной двери с коваными полосами по краям и усиленной крест-накрест широкими заклепками.
Серый включил встроенный в зажигалку светодиодный фонарик.
– Хорошо живешь! – вырвалось у Степаныча.
– Без этого никак, шею свернуть можно ночью, – буркнул Серый. – Завидуешь, что ли? Разбогатею – подарю тебе такой же.
Дверь красилась, наверное, уже раз десять. Очевидно, через каждые пять-семь лет. Следы и подтеки разных эпох имели разный оттенок и были похожи на «культурные слои», которые Степаныч видел при раскопках в программе «Дискавери».
– Старик, глянь вокруг, – шепнул Серый и подтолкнул Кепу: – Открывай давай, где ключ? Замерз я уже!
– Не спеши, а то успеешь! – Кепа с достоинством задрал свой балахон, оголив незагорелое брюшко, засунул куда-то внутрь руку. Степаныч даже предположить боялся, где Кепа хранит ключ. Наверное, в самом недосягаемом для врагов месте. Еще бы, такое сокровище!
Большой, добротный, толстый и тяжелый на вид ключ был отшлифован и блестел по углам от частого использования. Но не был ни ржавым, ни гнутым, как будто все шестьдесят лет его бережно хранили.
Кепа бережно вставил его в невидимое отверстие, поглядел зачем-то по сторонам и три раза провернул. Дверь медленно, плавно, без скрипов открылась. Тяжелая, с внутренней стороны с каким-то металлическим штурвалом и множеством штырей, уходящих в стороны. Компания оказалась в теплом и чуть влажном темном коридоре. Бомбоубежище!
Глава VIII
Сталинские дома, или просто «сталинки», – это номенклатурные (для молодежи – элитные) жилые дома, которые точечно начали строить в 50-х годах прошлого века, когда у власти еще был Иосиф Сталин. Так и назвали их – сталинки (потом к власти пришел Хрущев, и пошли «хрущевки»). Поскольку жить в таких домах должны были не простые люди, а избранные, приближенные к власти или, как тогда говорили, «к аппарату» или «номенклатуре», считалось, что их надо ограждать от возможных неприятностей.
Все еще помнили ужасы недавно закончившейся войны, и на случай бомбежки было решено устроить под каждым таким домом полноценное бомбоубежище. Оно закрывалось толстыми стальными дверями и внутри имело целую систему коридоров, помещений и закоулков с электричеством, водопроводом и вентиляцией. В случае авианалета оно должно было вместить жителей дома на некоторое время, пока не исчезнет опасность. Затем жители, по планам, должны были вернуться в свои крартиры.
Ключи от железных дверей хранились, как правило, у дворников. Ведь раньше дворники были незаменимыми людьми, первыми помощниками милиции. Жили при домах, как правило, в маленьких комнатках с отдельным входом в подвальном этаже. На минуточку, это была уважаемая профессия! Сейчас большинство из таких убежищ сдаются в аренду под различные склады или другие нужды…
Коридор, в котором оказался Степаныч с компанией, был длинным, метров десять или больше, насколько позволяла рассмотреть светящаяся «пипка» в руке Серого. Старик прошмыгнул в дверь сразу после них, оглядел в щелочку местность снаружи и захлопнул дверь. Та закрылась с упругим хлопком. Резиновые прокладки сошлись, и по ушам ударило воздушной волной.
– Мощно! – вырвалось у Степаныча.
– А то! – пророкотал под сводами голос Серого. Он зажег коротенькую свечку, потом вторую, и в коридорчике сразу стало уютнее. Степаныч огляделся. Они находились в тамбурном коридоре, который отделял вход от непосредственно самого бомбоубежища. Двойные двери – надежнее!
В углу возвышался серый металлический шкаф. На его боковой стенке было множество отверстий, видимо для вентиляции, во многие из которых были продеты разноцветные загнутые кусочки толстой проволоки. На этих самодельных крючочках висели какое-то тряпье, халат и колпак деда Мороза и даже какая-то запыленная коробочка на длинном пояске, в которой Степаныч узнал фотоаппарат «Смена-8М».
– На фига фотик-то? Все равно пленки нет уже сто лет, – удивился Степаныч.
– А у нас – запас, мы на память фоткаемся, – опять заржал Кепа.
Он деловито обошел импровизировныый стол из шести-семи деревянных, сложенных друг на друга паллет (такие подставки, на них еще возят тяжелые грузы), снял свой балахон (Степаныч так и не понял – пончо или широкая куртка, что ли?) и уселся в драное офисное кресло без ножек, лежащее на каких-то коробках.
– Ну чем не директор, блин? – раскачивался он, смеясь, пока, не рассчитав, не завалился назад, явив миру рваные на попе джинсы и стертые подошвы некогда модных, но давно умерших «гриндеров» (Grinders – марка мужской обуви с высокими берцами).
Тут заржали уже все. И то ли оттого, что все были в тепле и, как Степаныч полагал, в относительной безопасности, смех получился естественный, почти по-человечески добрый.
– Вставай, директор фигов! Чаю погрей! Только острожно, там плитка искрит!
– Давайте исправлю, чтоб не искрила, я умею, – тут же постарался проявить свою полезность Степаныч. Ведь неизвестно, как все обернется: тут, по крайней мере, лучше, чем в кузове. Тепло, электричество!
Вот какое все-таки человек неприспособленное существо! Вот, кажется, космос покорили, ракеты есть, телефоны, гаджеты, вайфай и, как тетка говорила, Стаграмм (Instagramm), а простой холод делает нас беспомощными.
Помнится, как-то в Задонске оборвало линию электропередач на районе, а мороз был градусов двадцать! Тепловая подстанция одна ли была, то ли резервная линия не работала, одним словом – тепла тоже нет! Микрорайон Первомайский – за рекой, все коммуникации автономные. Так трое суток жили, как в блокадном Ленинграде. Народ свечи зажигал, кутался в одеяла. Освещения на улицах тоже не было, жутко и страшно! У кого машины во дворах, так позалезали в них, включили и грелись, пока бензин не закончился.
У Витьки из соседнего дома был гараж теплый, с печкой, так к нему человек по десять набивалось, пришлось машину выкатить, а самим сидеть греться. Вот тогда мужики набухались – делать-то нечего! На работу не пойдешь, половина здесь же, на районе, на промкомбинате работает…
Жены у всех дома орут: «Сделай что-нибудь!» А что, блин, сделаешь-то? Хорошо еще, что половина домов – старые, двухэтажные, в них газ есть. Делали так: заходят все на кухню, дверь закрывают, духовку включают и сидят, смотрят на «голубой огонек», а спины одеялами накрывают. Чтобы батареи не полопались, многие паяльные лампы повытаскивали, по очереди трубы прогревали. А без толку, все равно всю землю не прогреешь…
Кто мог тогда, свалил в деревню к родственникам – там печка, там всегда тепло! И было это не в каком-то лохматом году. Тогда шел 1992-й или 93-й, кажется. У Степаныча до сих пор мурашки по коже. Вот тебе и блага цивилизации! В случае чего, выживет тот, у кого свой дом, печка, подвал с картошкой и ружье. Потому как, если лихое время – и люди лихими станут, злыми и беспощадными!
Степаныч скинул пуховик, который от старости пошел уже горизонтальными буграми топорщиться. Куда пух-перо упало, там толсто, а верх – пустой и не греет!
– Давай плитку гляну, – по-хозяйски уже распорядился Степаныч, достав свое сокровище. Ободранный уже, но «живой», швейцарский нож с ровненькой пластиковой окантовочкой и остатками белого креста был его гордостью. В нем было практически все, что нужно для жизни – и шило, и ножнички (уже без пружинки) и набор отверточек.
– Иди сюда, моя хорошая, мы тебя полечим! – любовно пропел он, склоняясь над ржавым подобием нагревательного прибора.
– Ишь ты, с плиткой разговаривает, – причмокнул дед. – Эк тебя потрепало-то!
– А я со всеми приборами разговариваю, – весело ответил Степаныч. – У каждого ведь душа есть. У меня в лаборатории их было видимо-невидимо! И каждый со своим характером. Меня даже медалью наградили! – вскинулся он. Но потом, погрустнев, добавил: – Сгорела медалька…
Из всего сгоревшего медаль почему-то было жалче всего. Уже давно, еще в эпоху перестройки, его лаборатория получила заказ на какую-то электронную штуковину для нужд оборонки. И работники, сами не понимая, случайно умудрились наделить этот прибор какими-то особыми свойствами. Тут же в городок приехала комиссия из столицы. А поскольку большинство проводков и схем подсоединял «уважаемый Загородний В. С.», ему и пришлось объяснять все эти особенности «уважаемым товарищам» в белых халатах и военных папахах, заполнивших его тесный кабинетик. Степаныч и сам не до конца понимал все процессы и что они там с коллегами сваяли, но слова «прорыв» и «новый уровень» слышались постоянно.
Через месяц его вызвали в Москву, в головной институт, где наградили почетной грамотой и медалью. Это было целое событие! Его провожали всем отделом, каждый норовил дать какое-то задание, просил что-то привезти из Златоглавой. Помнится, вернулся он нагруженный колбасой и туалетной бумагой. Тетке привез два батона «Отдельной» колбасы по 2.20 руб/кг. Отоварился в закрытой столовке там же, при институте.
Колбаса «Отдельная» ему даже больше нравилась. Она была ядренее, чем, к примеру, «Докторская», более жесткая, и зубы впивались в нее с удовольствием.
«Эх, сейчас бы той колбаски, да с чесночком…» – вздохнул Степаныч и продолжил ковыряться в ржавых внутренностях.
Руки уже согрелись, дело пошло споро, и вот на плитке уже побулькивала кастрюля. Водяной краник выходил прямо из стены. Причем, что характерно, поворотная ручка была при нем.
«Значит, не бесхозный», – подумал про себя Степаныч.
Раньше практически все краны в общественных местах были без ручек. Чтоб не пускали воду зря, наверное. В школе Степаныч специально носил с собой в кармане металлический кругляшок с квадратным отверстием посредине. Ему с компанией был доступен любой краник в парке или в школе. Попить тогда можно было везде. Лишь бы ключик имелся!
– А что свет не зажигаете, раз электричество есть? – кивнул Степаныч на свечи в маленьких круглых чашечках.
– Светомаскировка, – хмыкнул Серый. – От добра добра не ищут. Увидит кто с улицы – и прощай халява! Чтобы этот-то ключик добыть, пришлось неделю, наверное, бывшего дворника дядю Сережу поить! У него «однушка» на первом этаже. И вот он как-то проговорился, что, мол, когда под косметический салон в аренду подвал сдавали, он не все выходы новым хозяевам показал и не все ключи отдал. Мол, завален дальний проход. Ну, арендаторы и успокоились, с той стороны заделали стену.
– Зачем ему ключ этот, он, наверное, и сам не знал. Привычка. Про запас для себя оставил. Может картошку хранить, может еще чего! Вода есть, свет есть. А скорее всего, с войны «крыша» у него тютю! Он совсем тогда малым был, под Смоленском. Так когда выпьет, рассказывал: долго уже после Победы спать не мог, все вскакивал и кричал: «Мама, что, война?»
– Кепа постарался, – прокряхтел дед. – Поил-поил, уговаривал! Тот ни в какую не хотел ключ отдавать! Пришлось подождать, пока заснет. А наутро уж и не вспомнил про тот ключ.
– Не украл, а взял в долг ему не принадлежащее. – Кепа размеренно ходил по комнатке.
– Ну что, чайку и спать? – подвел итог беседы Серый.
Вдоль стены на уровне чуть ниже колена шли толстые металлические трубы, обмотанные стекловатой и каким-то подобием рубероида, схваченные ржавой проволокой. Местами ваты не было, свисали лишь лохмотья.
– Комната длинная, ложимся вдоль труб, чтобы потеплее. Сорри! Ты гость, спишь у двери. Что подстелить – сам найди, – кивнул он на кучу тряпья в углу.
– Снегуркин халат не брать, это мое! – уже ложась, шепотом прохрипел Кепа.
– Свет потуши! Споки-ноки, графья!
Home Sweet Home! Степаныч вспомнил веселый половичок у мышонка перед дверью, простонал: «Хорошо-то как!» – и провалился в темноту…
Глава IX
Прошло пару дней. Как Серый и обещал, Степаныча не гнали, но и кормить зря не собирались. Утро у них начиналось, наверное, около девяти, когда на улицах уже есть какие-то пешеходы, а их одиозная компания привлекает меньше внимания.
К тому же, где-то до десяти утра у полицейских – пересменка. Одним уже все по фиг, другие только заступили на дежурство. Пока инструктаж, пока туда-сюда – размяться. Весь день еще впереди, чтобы план сделать, а если удастся – и заработать, время еще будет. Одним словом, с утра стражи порядка чуточку ленивые и не такие суровые.
С наступлением карантина помойки у дома пополнялись реже, в основном жители быстро перебегали от подъезда, с лёту, как баскетболисты, забрасывали пакеты в контейнеры и бежали назад. Кто в чем, но обязательно – в маске. Один пацан прибежал даже с пластиковым ведром на голове! Видно, такая жизнь была ему в новинку и интересна, он развлекался.
«Да-а, блин! Всех „построили“!» – горестно думал Степаныч. Благо еще, во двор сталинки – огромное пространство размером с футбольное поле, уместившее и детский сад, с десяток гаражей, пристроек, газончиков, клумбочек и прочую лабуду, не заезжали машины полиции. То ли брелка от шлагбаума им не дали, то ли в планах это не стояло.
Московский бомж – вообще категория особая. Не то чтобы им нечего было есть совсем. Объедками они, конечно, не питались. Помойку, расположенную посреди двора, проверяли ежедневно, но как бы «для порядка», может в надежде найти какое-нибудь невзначай выкинутое сокровище.
Еще в Задонске Степаныч слышал историю, что якобы лет десять назад «в одном почти столичном городе» один бездомный нашел в мусорном контейнере сверток с кучей драгоценностей и денег. Будто бы хозяйка квартиры, жена одного из криминальных авторитетов, прямо перед самым обыском выкинула в мусоропровод. В старых домах были такие мусоропроводы – прямо из кухни. Так вот он, не будь дурак, смог их сберечь и не пропить, уехал в Крым, купил себе дом и до сих пор живет там, счастлив и доволен. Красивые сказки, конечно, но верить-то хочется!
Из мусорных контейнеров они с удовольствием брали хорошо сохранившуюся одежду. Благо добрые люди ее оставляли в кулечке снаружи. Питаться отбросами Серый и компания отказывались категорически. Для пополнения запасов еды существовали супермаркеты, где вечером толпа жаждущих ждала выброса «просрочки». Там все сначала тихо стояли на заднем дворе метрах в десяти от пандуса. Потом открывалась дверь, какой-нибудь таджик выкатывал по пандусу тележку, разом переворачивал ее в контейнер и отскакивал в сторону, как тайский укротитель змей от кобры.
Налетали как ястребы, сопя и толкаясь локтями, в полной тишине. Без криков, только с каким-то звериным урчанием контейнер опустошался за три-пять минут. Сыр, колбаска, йогурты… Жить было можно! Мужикам особенно нравился белый хлеб с маслом. Наверное, это напоминало о той жизни, когда они имели это постоянно. Сейчас просрочки стало меньше, ситуация – грустнее.
Хитрый Кепа нашел нехитрый способ подзаработать. Он пробирался в подъезд, ходил по квартирам, звонил и зычным голосом на восточный манер выкрикивал: «Мусор, уважаемые, заберем мусор, уважаемые!» Из некоторых квартир через щель хозяева выкидывали завязанный целлофановый пакет и пару монеток по 5–10 рублей. Иногда не жалели и полтинника!
Как пройти в подъезд через домофон, спросите вы? Ха! Есть несколько способов. Первый и самый простой – стоишь у двери, ждешь, когда кто-то выйдет. Потом быстро набрасываешь сверху на дверь тряпку или старое полотенце, оно не даст двери закрыться… Когда жилец удалится, спокойно проникаешь внутрь.
