скачать книгу бесплатно
«Вампир» ответил, что один, отдыхает, грибы, рыбалка. Работает преподавателем в вузе, устает от шума и суеты. Одиночество для него – лучший отдых. Тут он уже три дня, и ничего подозрительного не видел, не слышал.
Голос его был спокоен, но в нервном движении пальцев, было что-то настораживающее…
Петрович исподволь рассматривал его. Белые волосы, розовая, сухая, воспаленная кожа – несомненные признаки альбиноса. Во время разговора тот снял очки, и глаза у него оказались обычными – голубыми, только более блеклыми, чем у других людей. Он взял у них номер телефона, пообещал позвонить, если вспомнит или заметит что-либо подозрительное. И проводил их к другой стороне поляны, где продолжалась тропинка.
Милиционеры пошли дальше. Сергей тихо спросил у Петровича:
–Жуть какая!!! Это кто его так изуродовал?
– Это болезнь такая. Он альбинос. Пигментация кожи нарушена… Интересно, чем он тут занимается? Две лопаты в земле. Он что ведрами червей копает?
– Да, я лопаты заметил, но как-то не подумал, – ответил Сергей.
– Или он здесь не один, тогда почему это скрывает, или он явно занят не рыбалкой. Ни одной удочки не видно.
– И что тут еще делать можно?
– Клад искать, – пошутил Петрович. Хотя в его шутке была приличная доля правды. Легенда гласит, что именно здесь, у Стоячего, Наполеон спрятал ценности, вывезенные из Москвы.
Кто их только не их искал за 200 лет! В начале двадцатого века, еще до революции, зимой 1915 приезжали военные специалисты из Санкт-Петербурга. Пробивали полыньи во льду и баграми прощупывали дно озеро.
Нашли сгнившую французскую форму времен Отечественной войны 1812 года, множество форменных пуговиц и бляшек. Эти находки весьма одушевили кладоискателей. Поиски были долгими. Но ничего более ценного он не нашли.
В 60-ые годы 20 века приехали военные, во главе аж с генералом. Эти церемонились меньше царских офицеров: берега озера взрывали динамитом, и солдаты лопатами перекидывали горы земли.
День и ночь лаяли собаки по соседним деревням.
– Разве тайны ищут с таким шумом? – вспомнил Петрович слова своего учителя – доброго чудака Ивана Михайловича, одиноко живущего в стареньком домике, наполненном книгами. Седенький до прозрачности старичок изумлял односельчан тем, что не только знал все обо всем, но и находил разумное объяснение событиям, пугавшим их.
В центральных газетах, которые тогда всех обязывали выписывать, появились статьи о том, что легендарный клад Наполеона будет вот-вот найден советскими военными. Появлялись фотографии «бесценных» находок: снова бляшки, пуговицы, детали от ружей и пистолетов. Авторитетные ученые хором утверждали, эти предметы представляет «большую историческую ценность» и обещает более значимые открытия. Но за целый год поисков больше ничего не нашли.
Газеты перестали рапортовать об успехах по поискам клада. Военные уехали, оставив озеро изуродованным. Береговая линия с тех пор не восстановилась, появилось много заводей. А часть берега стала непроходимой, земля превратилась в топь и густо поросла тростником.
Время от времени появлялись энтузиасты-одиночки, ставили палатки, пробирались сквозь кусты с металлоискателями. Но уже лет пятнадцать и о них не было слышно.
«Вампир» мог быть таким кладоискателем-любителем.
Серега сказал, что не стоит докладывать о встрече со странным рыбаком начальнику. Петрович согласился: да, их туповатому майору аналитические предположения не доступны.
Последние годы в их системе карьеру делали самые глупые и бессовестные. Обделенные другими достоинствами, они стремились компенсировать свою ущербность тупой исполнительностью. Это качество ценилось превыше всего.
Их начальник не был исключением из правила.
Петрович любил перечитывать книги по истории, он находил в сельской библиотеке (там пылились никем не востребованные тома Костромского, Соловьева, Карамзина). И заметил, что любил народ тиранов, внушавших страх. Трясся, но любил. Выдавал индульгенцию на все их злодеяния. И шел, повесив голову, на плаху, каторгу, в ссылку, на расстрел. Менялись способы репрессией, но не менялось отношение народа к власти.
Если и мелькал в династической очереди человек добрый и заботливый, то судьба его была несчастной. Вместо благодарности вызывал он в сердцах поданных, привыкших бояться, презрение и даже негодование за то, что не сумел на них страха не нагнать.
Милиционеры дошли до места преступления, Красноватые осиновые листья, усыпавшие овраг, были похожи на разбрызганную кровь. Три пометки, там, где лежали трупы,– все, что осталось от трех человек.
Осмотр ничего нового не дал. Пошли назад. Петрович не мог избавиться от навязчивой мысли, что три убитых охотника, старинные золотые монеты, лопаты у палатки человека с жутковатой внешностью – это звенья одной цепи?? Но как их соединить?
Часть 2
Исчезнувшее сокровище.
Утром следующего дня Петрович пошел отчитываться о расследовании убийства майору Николаеву. Подчиненные за глаза звали начальника Николой-мордоворотом. Он был еще молодым человеком, но уже обрюзг, щекаст, с двойным подбородком и неподвижным лицом. Увидев Петровича, он недовольно засопел и стал ругать его, за то, что, найдя трупы, тот позвонил дежурному их района.
–По твоей вине показатели по раскрываемости за этот квартал коту под хвост, – пыхтел Никола. Жирная грудь рвалась из тесноты мундира, и пуговицы с трудом удерживали ее.
Петрович огрызнулся:
– Что ж мне надо было мимо пройти?
Он никогда не находил общий язык с начальством. C молодости был задирист, независим. Таких начальники не любят. Главными достоинствами подчиненного считались покорность, безропотность и исполнительность. Контрактная система приема на работу позволяла начальству избавляться от неугодных без объяснения причин. И люди предпочитали отмалчиваться и терпеть.
Петрович так не умел. Пять лет он категорически отказывался подписывать контракт. Некоторые коллеги сначала поддерживали его. Но потом быстро уступили угрозам и настырности начальства и сдались один за другим. Он остался один.
Ушел старый начальник, отдел возглавил Никола. Узнав, что Петрович не подписал контракт, стал к нему придираться, угрожать увольнением. Пришлось уступить – подписать эту чертову бумагу, презирая себя. Он двадцать пять лет был сельским участковым. Поздно менять профессию. На стороне начальства была сермяжная правда: ему надо кормить семью.
Но Никола так и не простил ему того противостояния, при любом удобном случае упрекал подчиненного в упрямстве и независимости: «С чего ты взял, что ты какой-то особенный».
И сейчас Никола продолжал бухтеть, мол, ты, Петрович, будешь нести персональную ответственность за расследование убийства, которое «повесил на район».
– Мне нужно в город поехать проконсультироваться со специалистом, – сказал Петрович. Никола засопел громче. Петрович сделал вид, что получил разрешение и вышел.
Дома он побросал в рюкзачок необходимое, объяснил ситуацию жене, на совхозной машине доехал до трассы. Дальше, до столицы, – автостопом.
Он долго стоял на обочине. Машины проносились мимо, словно не замечая милиционера. А ведь по закону каждый водитель «обязан оказать содействие в передвижении» человеку в форме.
Наконец, громоподобно гремя тормозами, около него остановилась фура. Дальнобойщики любят брать попутчиков: во время долгой, монотонной дороги задушевный разговор с незнакомым человеком помогает разогнать сонливость, главную причину гибели людей этой профессии.
Петрович с трудом взобрался на высокую подножку.
Молодой, со щеголеватыми усиками водитель засыпал Петровича вопросами, и, не дожидаясь ответа, стал рассказывать о своей любимой пятилетней дочке, по которой мучительно скучает в многодневных поездках. Рассказывал о том, что видел на дорогах процветающих Германии, Голландии, Бельгии. Признался, что с тяжелым сердцем возвращается домой, где его ждут пустые дороги среди серых деревень и городов, заполненные людьми с озабоченными лицами. Что горько ему видеть, насколько родная страна отстала от европейской цивилизованности. И что люди, живущие тут, не хотят научиться тому, что принесло благополучие другим народам: любви к свободе, чувству ответственности и самоуважения.
Петрович был рад словоохотливому попутчику – дорога пролетела незаметно. Вот и пригороды столицы. В городе его приютит друг детства.
Иван страстно мечтал уехать из родной деревни. Он сидел за учебниками, пока одноклассники гоняли мяч на вытоптанном стадионе. С третий попытки, потратив немало сил на исправления изъянов деревенского образования, он поступил в столичный университет. И там сидел за книгами, усердно учился и стал научным сотрудником в Академии наук. Где и работает тридцать пять лет. Женился на сокурснице и стал горожанином.
Но теперь он признавался Петровичу, что все чаще жалеет о том, что променял просторы родной деревушки на суетливый, шумный, душный город, заполненный тщеславными, равнодушными друг к другу людьми.
От него Петрович знал, что в Академии работает ученый-историк, специалист по кладами.
Петрович вез с собой рисунки монет, найденных на месте убийства. Он надеялся с их помощью выяснить маловероятную, но все-таки возможную связь преступления с пресловутыми наполеоновскими сокровищами.
Иван с женой жили в маленькой квартирке-хрущевке. Это название, вызывающее ассоциации с насекомым, олицетворяло целую эпоху в истории страны.
Когда очередной решительный правитель благодетельствовал свой народ, он взялся за вопрос, который испортил не только москвичей, и таких квартир настроили немало. Тесный коридорчик, маленькая кухонька и совмещенные удобства, выключатель которых почему-то находился у входной двери. И гость, впервые оказавшийся в такой квартире, участвовал в квесте по его поиску.
Самая большая комната была, по сути, коридором с четырьмя дверями. А для кухоньки была взята за образец (ну, по крайней мере, создателям проекта хотелось в это верить) – французская планировка. И, по их мнению, она была улучшена. В центре Парижа в домах 18-19 века, кухня – непозволительная роскошь, да и не предмет первой необходимости – нет традиции столовничать дома. Поэтому под нее отводили два-три квадратных метра. Архитекторы хрущевок «развернулись», и советская хозяйка, суетившаяся на пяти с половиной квадратных метрах, получила возможность свысока смотреть на француженку в ее знаменитом маленьком черном платье, вдыхающую розовый воздух Парижа.
Такая квартира достала жене Ивана от родителей. Жили они в ней вдвоем. Их дочка, получив прекрасное образование не без помощи Ивана, уехала учиться во враждебные, но все равно очень привлекательные США. И теперь отнюдь не прозябала на должности преподавателя в одном из вузов.
Она звала родителей к себе. В гости они съездили, но остаться отказались: они привыкли жить по-другому. Ютясь в квартирке с крошечной кухонькой и карикатурным коридорчиком, выгадывая деньги на самое необходимое. Но избыточное благополучие другой страны вызывало сомнение в своей надежности. В подсознании отложился горький опыт предыдущих поколений, для которых постоянное унижение и борьбе за свое существование и были жизнью.
Иван был очень рад приезду друга. Они посидели за столом, на котором «произошла смычка города и деревни»: яичница из деревенских яиц с яркими, как солнышко желтками. Грибочки, свои огурчики, явно выигрывали от соседства городских бледноватых деликатесов, потонувших в майонезе.
Выпив по рюмочке, Петрович с Иваном вспоминали детство: ночные походы на маленькое деревенское кладбище для проверки своей смелости. Они вычитали в журнале, что таким способом закаляли дух юных самураев, и решили доказать себе, что не уступают в храбрости японским мальчишкам с их какими-то особенными мечами-наганами, которым втайне мучительно завидовали. И честно отсидели два часа на поваленном кресте, дрожа, как они убеждали друг друга, от холода.
Вспоминали, как воровали клубнику у толстой, крикливой Ревтовичихи. Ягоды, хоть и крупные, были кислыми, и крапива около забора, в которую приходилось прыгать, давала себя знать потом дня три мучительным покалыванием. Но порочное удовольствие напакостить злой тетке, столько раз обижавшей их матерей, искупало все.
А когда жена Ивана легла спать (она работала учителем истории, и встать ей надо было рано), они вспомнили Ленку, их одноклассницу. Худую, голенастую, с выбеленными солнцем волосами девчушку. Оба были влюблены в нее с седьмого класса. Непоседливая хохотушка, она охотно мелькала подолом своего выцветшего платья перед обоими. А они, изнывая от ранее незнакомого и невыносимого томления, боролись с ненавистью-ревностью друг к другу и с не менее сильным желанием поделиться этой новой, невыносимой своей тяжестью тайной.
Зазывный подол действовал завораживающе не только на них. Сразу после школы Ленка удачно, по мнению односельчан, вышла замуж за приезжего городского. Домой она больше не возвращалась.
К горькому изумлению Петровича, Иван рассказал, что недавно встретил ее около рынка, худую, пропитую, опустившую. И, сколько он не взывал к ее памяти, она не узнала в немолодом лысоватом человеке Ваньку-Тихоню, одноклассника, когда-то неотступно ходившего за ней.
История Ленки заставил их загрустить. Оба долго не могли заснуть. Петрович вспомнилось, как они втроем отправились к этому самому пресловутому Стоячему. В восьмом классе, в самом начале мая, на праздники, которые казались похожими на маленькие каникулы. Деревья уже покрыла нежнейшая, новорожденная листва, на полянках празднично желтели солнышки мать-и-мачехи. Ленка со смехом бежала впереди среди тоненьких березок, а они брели следом, истязаемые и влюбленностью, и ревностью и не могли разделить ее радость. Эх, какой полной, искренней и настоящей жизнью жили они в пятнадцать лет.
Остальная часть жизни человека, казалось бы наполненная серьезными, важными делами, намного скучнее и бесцветнее. Что запомнилось ему за последние тридцать лет? Первый вызов на труп: жуткое самоубийство цыганского парня. Он повесился на воротах у дома любимой девушки. Накануне он приходил свататься, но ее родители выгнали его с оскорблениями и брезгливостью.
Густые черные кудри парня, разметавшие на неестественно запрокинутой голове, врезались в память навсегда. Как и дикий вой, вырывавшийся из груди несостоявшейся невесты.
Ну, а остальные годы? Да, все воспоминания о них не могли сравняться по яркости и насыщенности вот с такими мгновениями, пережитыми в юности: цветастый подол между березок или горящие от укусов крапивы лодыжки. Петрович порадовался, что не живет в городе, и у него нет шансов встретить Ленку, теперь опустившуюся, беззубую, с разбитым лицом алкоголичку.
На следующий день Петрович с Иваном отправились в его институт. Они долго ходили по длинным темным коридорам в поисках нужного кабинета. Низкие потолки, одинаковые двери. И большие грязные окна. «Храм науки?» – изумлялся Петрович.
Наконец они зашли в небольшой кабинет, заставленный старыми канцелярскими шкафами. На пошарпанном письменном столе мигал древний компьютер. Перед ним сидел взлохмаченный седой человек. Окладистая борода обрамляла загорелое лицо. Он повернулся к вошедшим и словно осветил их голубизной своих неожиданно молодых глаз. Иван представил Петровичу:
–Андрей Андреевич – наш неофициальный специалист по кладам.
–Ну, и что у вас? – с нетерпением спросил тот.
Петрович достал рисунки монет.
–Ну, ничего особенного, – разочарованно сказал специалист, взгляд его потух. – Александра Первого эпоха. Где взяли?
–Да, вы понимаете, обстоятельства самые трагические. Нашел у убитых на берегу озера Стоячего.
Глаза Андрей Андреевича снова загорелись.
–О!! Это озеро – возможное место захоронения одного из самых значительных кладов на всем постсоветском пространстве.
И вдруг выбежал из кабинета. …. Иван, извиняясь, улыбнулся: «Ученый, чудак, мы все тут немножко того…»
Андрей Андреевич вернулся с кипой книг и папок, свалил их на стол.
На обложке книги, лежавшей наверху, – портрет мрачного человека в треуголке, смотрящего вдаль.
Петрович вспомнил, как долго он не мог определиться со своим отношением к этому историческому персонажу.
Наполеон вызывал у него восхищение, когда бесстрашно бросался в атаку под огнем противника на мосту в Тулоне. Или когда брел рядом с солдатами по раскаленным пескам Египта.
Но он был отвратителен, когда окуклился из первых консулов в императоры, или когда объезжал поля боев, рассматривая груды окровавленных и изувеченных тел.
О чем думал он в такие моменты? Сожалел об погибших людях, причиной гибели и страданиях которых был? Или наслаждался своим могуществом и возможностью распоряжаться чужими жизнями?
– Вы что-нибудь слышали о знаменитом московском кладе Наполеона? – спросил ученый.
В самых общих чертах, – признался Петрович.
Андрей Андреевич стал открывать папки.
– За 35 дней пребывания в Москве Наполеон собрал колоссальные ценности. Их свозили со всего города сначала в Петровский замок, где он отсиживался, подальше от горящей Москвы, а затем и в Кремль, куда он вернулся. Груды изделий из золота и серебра. Москва – богатейшая столица религиозной нации. Современный человек просто не может в полной мере представить, какие колоссальные богатства находились в церквях, монастырях, поместьях… В Кремле, наконец. И почти все ценности остались в городе.
Наполеон не добился от Александра Первого заключения мира на своих условиях и решил компенсировать «моральный ущерб» материальной компенсацией. Тщеславие французского императора было непомерным, и размер компенсации должен был соответствующим.
В Кремле построили печи для переплавки золота и серебра. И работали они непрерывно. Драгоценные оклады, церковная утварь, ювелирные изделия переплавлялись в мерные слитки (французам до сих пор неловко вспоминать, как их предки обошлись с уникальными произведениями искусства). Но самое ценное Наполеон решилотправить в Париж в целости и сохранности. Вот список.
Ученый положил перед Петровичем листок:
– переплавленное золото – 180 пудов = 2880 кг
– серебро (в слитках) – 325 пудов, некоторые слитки по форме и весу равнялись кирпичу = 5200кг
– изделия из драгоценных металлов, старинное оружие, предметы искусства, церковная утварь, посуда и т. д. – около 800 пудов = 12 800 кг
Предметы, не подвергшиеся переплавке:
– старинное серебряное, с позолотой венецианской паникадило, весом в 113 пудов = 1808 кг,
– крест с колокольни Ивана Великого высотой более 2,5 метров, обитый серебряными вызолоченными листами.
– Как сами видите, довезти такой груз до Парижа – задача непростая, особенно если вспомнить о вечной российской проблеме – плохих дорогах.
– Не могу понять, почему он так неожиданно решил покинуть Москву? – перебил Иван.
– О, – еще больше оживился ученый. – Причин этой поспешности было достаточно. Первая: практически весь город сгорел. Размещать армию на зиму было негде. Вторая: провизии для солдат, фураж для лошадей, дрова – всего не хватало. Третья… Для начала уточню, что главную ошибку Наполеон сделал в самом начале: он погнал в Россию бессмысленно огромную армию. Почти шестьсот тысяч человек. Такая армия не была нужна. Действующая русская армия была в три раза меньше.
Но после триумфального похода по Европе Наполеон разучился подвергать сомнению свои решения. Он любовался собственным могуществом.
Но всех этих людей и несколько десятков тысяч лошадей надо было кормить. В начале похода армию сопровождали многотысячные стада свиней и овец. Но до Москвы их не хватило. Часть животных съели, часть погибли, многие разбежались.
Больше половину гигантской армии составляли солдаты из захваченных европейских стран. Немало было и наемников. Это были авантюристы самого низменного пошиба. Знаете, из таких, кто превратил трапезную доминиканского монастыря, украшенную «Тайной вечерей» Леонардо, в склад. В Москве они, превращали церкви в конюшни и развлекались стрельбой по иконам.
– И вот, – рассказчик, увлеченный повествованием, вскочил со своего места и, размахивая руками, зашагал по кабинетику.
Наполеон ожидал в Москве заключения мира с Александром Первым. А тот отказывался от переговоров. Посланники Наполеона возвращались ни с чем. В Москве начинался голод. Крестьяне, везущие провизию, грабили по дороге свои.
