скачать книгу бесплатно
Лад Посадский и компания. Книга III. Дела военные
Михаил Русанов
Каждому в Посаде Торговом дело найдётся: и кузнецу, и купцу, и дружиннику. Даже нечисть, самая что ни есть болотная, и та без дела не сидит. Но есть завистники, которым дела посадские – как кость в горле. Дабы разрешить все сомнения, созывается в Посаде саммит. А Ладу Посадскому – первой заботой безопасность дела такого. Как всё сложится, о том и Седобороду не всегда ведомо. Ибо дипломатия – дело сложное, это вам не в плошку с водой глядеть да гадать. Весёлая история с подоплёкой серьёзной.
Лад Посадский и компания
Книга III. Дела военные
Михаил Русанов
© Михаил Русанов, 2017
© Михаил Иванович Русанов, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4483-7455-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
«Война, – дело не хитрое…»
Начало торжественной речи Ярома Живодёра Вырвиглаз на собрании совета Посада.
«Согласен, если ты идиот, и имя тебе Яром Живодёр…»
Ответ М. Уолта на том же собрании.
Примечание: дуэль не состоялась.
Начальнику особого отдела при тайной канцелярии
места здесь дивные тчк леса глухие зпт поля широкие тчк дичи разной – несчитано тчк слухи о том зпт что в лесах посадских живёт племя зпт именуемое у местных нечистью зпт пока не подтвердились тчк скоро уже месяц как я нахожусь здесь инкогнито зпт а никакой нечисти не видно тчк думаю зпт сомнения и опасения владыки слишком преувеличены тчк народ посадский не злобный тчк торговлю ведёт бойкую зпт тем и живёт тчк есть дружина зпт славная своим прошлым тчк но не думаю зпт что она одна способна защитить посад тчк судя по слухам о делах минувших зпт в моменты опасности все жители Посада берутся за оружие тчк с означенными людьми зпт по списку зпт контакт не налажен тчк верчусь около да рядом тчк выжидаю тчк будет у меня к вам просьба нижайшая тчк пока я здесь служу владыке зпт находясь среди нравов чужих зпт беспокоюсь о судьбе своих родных тчк если будет в чём нужда у них зпт вы уж не оставьте тчк а о деле я помню денно и нощно зпт не сомневайтесь тчк
Соникс
Агенту Сониксу
думать или не думать – не твоя прерогатива зпт времени у тебя осталось не много тчк помни только об этом тчк
День выдался ясный. Солнышко с утра распарило луга покосные. Посад скинул дремоту ночную, и начал новый день как всегда – торговлей бойкой.
Открывались кабаки, полнились ярмарки и базары говором разным, мешанным. Сплетни и слухи, оставив ночное шушуканье, обретали мощь бабьего голоса.
В кузнях Мечплуговича послышались удары молота, сперва редкие, одиночные, после силу и темп набравшие. Им вторили свист и шипение мехов кузнечных.
Хундустанцы открывали сотни лавок, полных всякой невидали. Жёлтые головки кристального сахара, каждая весом в четверть пуда, орехи всех сортов – от размера с ноготок, до величины с добрый кулак. И конечно, – блеск оружия. Ножи, сабли, мечи. Над сиянием стали вился аромат приправ, чей пряный вкус перебивался горчинкой зёрен кофейных.
С улицы итайской общины к своим торговым рядам тянулись купцы степенные в своей мудрости, и изворотливые в хитрости. Напутственные слова Комер-сана:
– Пусть и сегодня удача не обойдёт вас стороной, – вселяли уверенность в предвкушении сделок прибыльных.
И бовуссцы, и франзонцы, и прочие представители народов разных, все, без исключения, спешили занять места свои на площадях базарных, в рядах торговых.
И уже суетились приказчики, отмечая первые удачные сделки галочками в ведомостях. Полнились народом конторы ссудные, а кое-кто спешил с утра к юристам, в надежде решить вопрос спорный о наследстве, или получить разъяснения по поводу правоты своих претензий к соседу: – «Давеча гуси мои смешались со стаей соседской, и вечером двух десятков я не досчитался! А у соседа стая не в первый раз за одну ночь увеличивается! Не иначе, как тёмной ворожбой занимается сосед. Приговаривает гусей чужих….»
Совет старейшин посадских перед избой просторной собирается. Жмурятся на утреннем солнышке старики длиннобородые. Греют кровь старческую. После окрика Зуба, тянутся неспешно в избу, рассаживаются по лавкам. На столах уже к чаю утреннему собрано – и пироги, и мёд, и ветчина холодная, нежная, ломтиками тонкими нарезанная. Что б, значит, легче им было, беззубым, смаковать вкус мяса. И конечно – хлеб посадский, знатный.
Вот попьют чаю старейшины, пообсуждают не торопясь, что кому за ночь приснилось, а ближе к обеду приступят к разбору дел посадских. Оно завсегда сподручнее то, в обед дела решать. Мякишем хлебным в щи жирные макаешь, гусятину, в печи до корочки румяной утомлённую, руками ломаешь, и говоришь, говоришь, говоришь… Или слушаешь, слушаешь, слушаешь… Опосля – и вздремнуть не возбраняется. Приберут девки молодые со столов, принесут подушки мягкие, накидают на лавки. А как же, надо, надо… Послушать – послушали, сказать – сказали. Теперь черёд решения принимать. А с наскоку, с бухты-барахты – неположено. Всё обсудить надо, взвесить. Вот после полуденного сна, когда опять на столы выставят мясца разного, а к нему – наливочки всякие: – и на рябине ставленые, и на меду, и на малине, – вот тут самый раз решениям быть! А коли не найдутся они, решения то, не беда. Завтра день будет – опять соберутся старейшины…
В общем, начался день в Посаде как обычно. Как вчера, позавчера, как пять, десять лет назад. И как завтра начнётся. А будут силы разные милостивы, – и послезавтра, и десять лет спустя. Всё чинно, благопристойно. И это не смотря на то, что ресторация «Пьяный Гоблин» – любимая в народе, стала местом сборищ молодых, охочих до решения дел посадских! Возмутители спокойствия и благочиния! Ничего, пройдёт время, отрастят бороды седые эти ранние, быстрые на решения, займут места в совете – вот тогда, имея мудрость жизни, пущай верховодят! А пока – пусть забавляются в ресторации. Что ещё им там делать? Пить, есть, да «Гадюкины Ведомости» читать. Ох, грамотные все…
Однако в дружине посадской с утра всё случилось не так как всегда. И не мудрено. Две недели назад, набрал Яром Живодёр Вырвиглаз новобранцев в дружину. Три десятка молодцов посадских, решивших жизнь свою посвятить достойному из дел – защите Посада, терпели его муштру, и слушались как отца родного. Льстило подобное воеводе.
Отбирал новобранцев Яром лично. Из тридцати двух, при всей строгости отбора, выбрал тридцать. Тридцать первый оказался хромым с рождения. Тридцать второй – и вовсе девкой! Потянулась дурёха за любимым в дружину. Волосы остригла, – а что, на всех собраниях совета женщин Посада (ах, Гадина, Гадина!) только и слышно про феминизм, – костюм мужской напялила, и явилась пред очи Ярома. И кабы не Пустолоб, опознавший дочь соседа, то быть позору дружине! Вот и ярился Яром пуще прежнего, гоняя с утра до вечера новобранцев. Ведь оно как есть – в учении горечь и пот, в сражении – победа и слава! (Про возможную гибель во цвете лет на поле брани, Яром благоразумно молчал).
Дружинники поддерживали новобранцев, где шуткой беззлобной, где хлопком по плечу. Новобранцам легче не становилось. Но уйти никто не решался – хоть и знают в Посаде про лютость и самодурство Ярома, а всё равно – засмеют и освистают. С таким позором не покажешься на ярмарке или базаре. Девки молодые отвернутся…
– Чего спите? А?! Подъём! А ну, встать! Проспите всё на свете! Все на двор, чтоб вас кувыркало!!!!
После пробежки и умывания водой колодезной – завтрак, простой, но сытный. Каша гречневая с мясом, чай остывший с пирогами рыбными. Стряп Свиныч расстарался, злыдень этакий!
Проверив тарелки на предмет чистоты, – дружиннику должно с утра всё съедать, а как же, какой он к Чер-Тую воин (тьфу!!!), коли тарелку каши осилить с утра не может?, – построил Яром новобранцев в колонну, и повёл в поле, что верстах в трёх за слободой дружинной в лесу раскинулось. Значились нынче в расписании обучения стрельбы из лука. Вроде и пустяк, в Посаде каждый сызмальства знает, как стрелять. Ан нет, не всё так просто…
За молодцами увязались девки молодые, за ними матери да тётки – как бы чего не вышло с дурёхами, а там и старики да мужики бездельные приблудились.
В поле выстроил Яром новобранцев в линию. На другом конце, шагах в пятидесяти, Пустолоб заблаговременно установил мишени – чучела соломенные, на шестах в землю воткнутые. Любопытный народ за спинами бойцов обустроился – расстелились на земле платки домотканые, появились крынки с молоком, хлеб, мясо холодное, зелень. Тётки семечки лузгали. А где-то и приторговывать пытались – пирогами домашними, с картошкой, капустой и яблоками.
Расселись девки и тётки, мужики позади них развалились. Смотрят, как Яром муштрует молодых, любуются воеводой, судачат о том, о сём.
Яром, безуспешно пытавшийся спрятать разжиревшее брюхо затянутым ремнём кожаным, велел Пустолобу раздать каждому новобранцу лук и десяток стрел. Прошёлся вдоль строя, внимательно осматривая бойцов. Перед одними крякал удовлетворительно, перед другими – брови хмурил. Встал в сторону и гаркнул:
– На изготовку! Тетиву туго натягивать! До самого правого уха-а-а! Перо стрелы аккурат возле самого глаза-а-а! Во-о-от… Молодцы! И на выдохе-е-е… Пли!!! А-а-а, чтоб вас свиньи заели! Ма-зи-лы! Дар-мо-еды! Всех в свинарниках сгною! И не видать вам славы дружинников посадских, как своих ушей! А ну, ещё раз! Тетиву туго натягивать….
– А чего воевода так ярится? – Удивлялись девки. – Ребята вон как стараются. В струнку вытянулись… А он всё орёт, горло дерёт.
– Как же ему не орать, – отвечал кто-нибудь из мужиков, – коли ребята твои окромя молодости в плечах широкой, разумения более никакого не имеют? Вишь, как стрелы то легли? В самый раз позади мишеней. И ни одна в цель не попала! Вот в нашу бытность, за такое не то, что свинарником пугали, ремни сыромятные на спины ложились. Вот. Тут то наука воинская в разы быстрее усваивалась.
– Да хватит брехать то! – Осаживали старухи такого. – Нашёлся, знаток науки воинской! Где же ты её видел-нюхал, науку то эту, а? А ещё про ремни речь ведёт. Да ты их и не чувствовал на спине собственной, толстокожий ты, тьфу! Ну, разве что мальцом голым, когда мамка тебя из баньки выгнать не могла, ха-ха-ха!
– Вот-вот, – тут же нашлись те, кто это воочию видел, – бежал и щебетал во весь голос – маменька, не бей, маменька, не нада-а-а-а…
Мужик краснел, махал рукой.
– А ну вас…
Смеялись все, подначивали.
– Нет, он знает, что такое ремень сыромятный. Давеча захожу к нему на двор, а жена Анюська, во весь его голос честерит… Да ремешком то этим и охаживает его по бокам да заднице!
– Ну-у, эт ты врёшь, старая! Не было такого! Да чтоб моя Анюська…
– А что?! – Подбоченивались тётки. – Вам можно, а нам нельзя?!
– Да угомонитесь вы, сороки! – Шикали старики. – Совсем распоясались… Не к добру, ох, не к добру ваши советы женские! А Гадина, на пару с этой бестией рыжей, пришлой, всё мутят и мутят вам головы! А вы, курицы, рты и разинули! У-у-у-у!
– Гадину не троньте! И Соньку Рыжую в покое оставьте! Не год и не два жена она Мечплуговичу, а вы всё – пришлая да пришлая! Твердолобые вы, деды. Как дубы на той опушке…
– А ну, цыц, дурёхи! Вишь, Яром сам за лук взялся.
Гомон и смешки в миг стихли.
Яром важно прохаживался вдоль строя. В одной руке держал он лук хундустанский, из рогов барана горного выгнутый. Умаялся воевода. На лбу испарина. Ремень сполз, и меч посадский по земле волочился. Брюшко, отросшее за последние годы спокойной и сытой жизни, – верный признак купца зажиточного, но никак не воеводы, – свободу почувствовав, выпятилось, и стал Яром на гусака жирного похож.
– Вот что, мазилы, были бы вы с нами в походах дальних, или хотя бы в битве той знатной, – тут голос воеводы дрогнул, слезу дал, – знали бы вы, что почём! Смотрите, как стрелять надо!
Щёлкнул тетивой проверяя, положил стрелу, и… Натянуть то тетиву он натянул. С трудом, видать, вышло. Ибо взмок весь воевода, да рука, лук сжимавшая, дрожью пошла. Тужился Яром, прицеливался, и, как других учил, на выдохе пустил стрелу. Восхищению публики предела не было! И не беда, что стрела в цель не попала. Прошла над, ушла ввысь, потом вниз скользнула, и затерялась в лесу. Так далеко новобранцы не стреляли. Они же, неучи, в мишени целились, вот и ложились стрелы шагах в десяти позади чучел в землю, оперением дрожа. А Яром… всех превзошёл, что тут скажешь.
Бросив лук, и грозно зыркнув на толпу, Яром выпрямился, подобрал живот, грудь выгнул.
– Так далеко стрелять должны! А вы, дармоеды, и с пятидесяти шагов попасть не можете. А ну, чего рты разинули?! Тетиву туго натягивать! Раз! Перо стрелы к глазу! Два!…
Чему и как научил бы Яром в это утро новобранцев – ещё вопрос. Только заминка вышла. После очередного залпа, – стрелы, кстати, опять за мишенями в землю уткнулись, – на окраине поляны появился обоз. Таких телег в Посаде отродясь не видывали. Ни спереди, ни с боку, да чего уж тут – всяких чудаков на свете хватает – ни даже сзади, не имел обоз движущей силы. То бишь – лошадей. Не было оных, хоть тресни и слюной изойди!!!
Шёл обоз ходко, сам, словно чародейство в нём какое жило, гудело, дымом чёрным воздух травило сквозь трубу.
Замешкались новобранцы. Пустолоб слюну пускал. Собравшийся народ на ноги повскакивал – эка невидаль явилась с утра! Будет о чём после судачить на базарах и ярмарках. Один Яром не потерял присутствие духа. Сплюнув, и нечисть помянув, заорал:
– На изготовку! По движущейся мишени – пли!!!
– А может… ну, повременим, а? – Подал голос Пустолоб. – Подождём, и оно… чудо это… само исчезнет?
– Да какое это чудо, раскудрит тебя через коромысло, нечисть это, тьфу!!! Пли!!!
В этот раз пошли стрелы кучно. И на удивление – далеко. Яром видел как две или три стрелы ударили в бок обоза чудного, и отскочили. Обоз дёрнулся, пустил большущее облако дыма чёрного, крутанулся на месте, и исчез в редколесье.
Вернувшись в слободу, тешил утробу свою Яром наливкой сливовой почитай до самого ужина. Весть о подвиге воеводы – Пустолоб расстарался – в миг облетела слободу. После и в Посад пошла гулять. И мнилось Ярому за ужином, что не ведал он страха при виде чуда нездешнего. Пустолоб, осоловевший от чарки лишней, ворочал языком оловянным, расхваляя удаль воеводы.
А новобранцы после случая такого сразу как-то и повзрослели. И приняты были негласно старыми дружинниками в братство безоговорочно…
В обед М. Уолту обо всём доложили.
Ситуацию в мельчайших подробностях обрисовал человек подручный.
«Внештатники» – так их Донд обозвал – находились на содержании ЗАО, и за мзду небольшую М. Уолт имел зоркие глаза да чуткие уши почти на каждом мало-мальски значимом событии в Посаде. Открывается ли новый ряд торговый, приезжает ли купец богатый и знатный, или же какая размолвка вышла между диаспорами разными – М. Уолт узнавал обо всём сразу.
Сеть осведомителей составлялась тщательно, и под личным контролем Донда. М. Уолт понимал – подобные действия нарушают статус Посада как града свободного. Что же это за свобода, если всюду за тобой приглядывает кто-то? Но пока никто подобных вопросов не задавал.
– Значит, объявился? – Тихо спросил М. Уолт.
– Все прочие на виду, при посольствах своих. А этот…
– Знаешь кто? – М. Уолт внимательно посмотрел на Донда.
– Работаем над этим.
– Нд-а-а… Плохо. Я в Синдикат запрос пошлю. Общий. Не надо их пока тревожить по пустякам. Но кое-что вытянуть из них, по мелочам, попробую. А ты сеть агентурную прочеши. Не может такого быть, что бы он… нигде не засветился. Да, загляни к этим, как их там… к девкам, в общем.
– К феминисткам?!
– Вот-вот, к ним. «Боёвка» у них отлично организована. Пора нам в их сторону реверанс изобразить, пора.
На тонких губах М. Уолта скользнула улыбка.
Донд всё понял…
М. Уолт долго смотрел в окно, размышляя о превратностях своей жизни. Когда-то давно назначение в Посад казалось ему большой удачей. Подальше от распрей заморских далей, природа, не изгаженная промышленным дымом. Тишь и покой. Ан нет. Не вышло. Настигли проблемы большого мира и здесь….
Года прошли. Родным стал Посад. И никуда отсюда не хочется…
Комер-сан сощурил глазки, и без того узкие.
– Уважаемый, правду ли ты сказал?
Человек перед ним побледнел. Взор у Комер-сана особый. Насквозь видит человека. И даже суть явлений многих постигает без хлопот…
Когда-то, толи на краю этого мира, толи в другой вселенной (от Комер-сана всего можно ожидать!), случился у него забавный разговор с молодым человеком по имени Шнэ Тейн[1 - Прочти имя наоборот, а фамилию не меняй, будешь очень удивлён (здесь и далее прим. автора)].
Молодой человек не сказать, что был умён, но наглость, заменившая живость ума, компенсировала этот недостаток. Он схватывал всё на лету – и чаевые, и мысли мудрые, кои понимал он не больше, чем знаменитый осёл Буридана! (О, это, я вам скажу, был ещё тот случай! Но речь не о нём…)
Шнэ Тейн работал официантом в ресторанчике, неподалёку от университета, в котором Комер-сан, по стечению обстоятельств, читал цикл лекций по экономике.
Замечательные, надо заметить, лекции.
Позже, пара нерадивых студентов – Мада Тимс[2 - Прочти наоборот и получишь имя создателя небезызвестной экономической теории.] и Дивад Одракир[3 - Прочти наоборот и узнаешь имя оппонента первого.] – извратив всё, что Комер-сан вдалбливал им в головы, явили миру новую экономическую теорию в двух частях. Принцип абсолютного непонимания и принцип сравнительного непонимания! И тем самым усложнили до безобразия и без того непростые дела торговые, то бишь – экономику!
Так вот, как-то после чашки превосходного итайского чая, попытался Комер-сан объяснить Шнэ Тейну, что размер запрашиваемых чаевых не соответствует уровню сервиса. Шнэ Тейн упорствовал, настаивая на том, что с его точки зрения сумма чаевых – самая подходящая.
Комер-сан сдался. Глупость и упрямство – стена, которую не перепрыгнешь.
– Что ж, может так оно и есть, – вздохнул Комер-сан, бросая в фарфоровую тарелочку горсть меди. – Ведь всё относительно в мире.
Каково же было его удивление, когда по прошествии лет десяти, ему сообщили, что Шнэ Тейн стал не просто знаменитым, но и очень богатым человеком, преуспевающим в бизнесе. Его супермаркеты «ИгдеяАтамты» предлагали покупателям не самые лучшие товары по очень высокой цене. На многочисленных пресс-конференциях объяснял Шнэ Тейн это просто:
– Для вас дорого? А для меня в самый раз. Ведь всё ОТНОСИТЕЛЬНО! Понимаете – ОТ-НО-СИ-ТЕ-ЛЬ-НО! Взяли и отнесли.
И загадочно улыбался.
Именно из-за слова «относительно» и загадочной улыбки, люди почему-то охотно покупали его товары, чувствуя при этом, что приобщаются к чему-то очень непонятному, но уж больно мудрому.
