скачать книгу бесплатно
Оба одновременно подумали об одном и том же. Тот, чье имя выкрикнула старуха, их накажет. Дело тут не в ней. Они пытались утаить деньги. Можно кричать, но тот, кто все забрал, не спрашивал разрешения. И они хорошо знали, что ничего нельзя изменить. Самовластный правитель этого пустынного царства не терпел, чтобы его подданные владели деньгами. В его владениях нищета была обязательной. Нищета и беспрекословное послушание требовались от всякого обитателя этих мест. А в остальном – пусть живут, как хотят.
Сам хозяин и его помощники обладали невероятным нюхом на денежные знаки, зря говорят, что они не пахнут. Если кто-то отправлялся на заработки – стриг овец, наполнял зерном сеялки во время посевной, разгружал вагоны с углем на станции или же просто ухитрялся удачно продать краденое – будь то овца с отары или слитый с самосвала бензин, – иметь деньги было нельзя. Что-то можно было потратить на еду или честно пропить, но остальным нужно делиться, а делиться здесь означало – отдать все. Хранение денег – это бунт, мятеж, попытка свержения существующего строя.
Бацеха – руководитель опытный и менеджер весьма успешный. Как всевидящий бог, он всегда знает, кто, сколько и как раздобыл; хоть в землю зарой, хоть в степи под камень положи – от него ничего не скроется. И все должны знать – нет, лучше верить, – что он все знает. Эта вера не допускает сомнений. Никто из жителей не может постичь, как хозяин все про него разузнал, но каждый спешит рассказать, что знает про других. Наказания за обман суровы.
Капитан и Беда отважились. Они сообщали Бацехе все, что знали обо всех остальных, но всякий раз умалчивали друг о друге. Они придумали способ. То, что удалось сберечь, хранили у старухи, иногда поддерживая ее едой. Своего у нее ничего нет. Искать у нее не станут. Она проживала в поселке по непонятной милости Бацехи.
Хотя, наверное, горе-заговорщики с самого начала понимали, что ничего не получится.
Он же такой, что все видит.
Теперь Капитан молча смотрел на старуху. Может быть, он почувствовал, что все происходящее бесполезно, бессмысленно, может быть, он просто перегорел или нестерпимое отвращение вытеснило его гнев. Как бы там ни было, он вдруг резко повернулся и, не произнеся больше ни слова, зашагал прочь. Он вышел на крыльцо, сошел на землю по трем разбитым кирпичным ступеням и стал быстро удаляться по каменистой тропе от длинного, похожего на барак здания. Беда несколько раз в недоумении перевел взгляд с поверженной старухи на покинувшего поле боя товарища. Слезы уже высыхали на его лице. Он просто любил справедливость и всегда хотел, чтобы она торжествовала, хотя бы и через расправу. А еще он глупо надеялся накопить денег и покинуть эти места, хотя, конечно, знал, что так не бывает.
Теперь Беда как-то обмяк и раскис.
– Ничего, мать, ничего. Ты тоже не переживай.
Старуха принялась охать еще горестнее, зашевелилась еще безнадежнее.
– Мы тебе потом макарон занесем, у нас есть еще, – утешил ее Беда и почти бегом устремился за Капитаном.
Когда старуха осталась одна, стоны ее прекратились.
Движения изменились. Своей полной беспомощностью она старалась внушить обидчикам жалость. Здешние людишки злы, как черти, но простодушны, как дети. Раз бить ее не стали, значит, старческим копошением, стонами, бормотанием и вскриками ей удалось разжалобить врагов. Она немощна, но часто лишь изображала немощь. Теперь можно передохнуть.
Жизнь вернется в свою колею. Она будет иногда получать продукты, будет иногда гнать самогон. Макарон опять же дадут. Что Бог ни делает, все к лучшему.
Она уперлась руками в пол и села, прислонившись спиной к стене, перевела дыхание, а затем медленно, кряхтя, поднялась на ноги. Обвела привычным взглядом пустую комнату. Теперь тут пусто. Черная дыра в потолке зияет, как беззубый рот идиота; тонкой струйкой слюны сочится свисающий провод. Вот яркая картинка, вырванная из журнала, как кровавая ссадина на сером теле стены. Когда-то – она помнит те времена – здесь было шумно: топот ног, голоса, хлопанье дверей, музыка из радиоприемника, дым коромыслом. Общежитие для сезонных рабочих. Теперь она живет одна в этом похожем на разрушенный барак доме.
На первом этаже пол уже сгнил, во многих комнатах доски отрывали, чтобы топить. На втором этаже лучше, там есть одна комната, где между тюками с тряпьем стоят кровать и большой фанерный ящик. Там печь-буржуйка обложена кирпичами. Среди куч хлама она – зверушка в норе – доживает свой век.
Бесформенная старуха подошла к дверям и посмотрела вокруг.
Будничные истории этих пустынных мест лишены начала и не заканчиваются ничем. Одна старуха лежала на полу и ждала, что ее будут бить двое мужчин. В том, что они лишились своих жалких сбережений, была, вероятно, доля ее вины, хотя больше был виноват Борька Парус, задумавший выслужиться перед хозяином, захотевший устроиться получше в заброшенном поселке. И все-таки, безусловно, она имела отношение к этому происшествию. Она – старая и слабосильная, бить ее было можно. Но не стали. Бесформенная старуха обрадовалась. Она поднялась с пола и встала в дверном проеме. Освещенная лучами вечернего солнца, ее похожая на тюк, мешок, кипу, куль, сверток и ком фигура была хорошо заметна на темном фоне пустой комнаты. На старухе были стоптанные, обрезанные валенки – она носила их круглый год, – шерстяная коричневая юбка, плотная и грубая, как солдатская шинель, зеленая дырявая кофта и платок из синей ткани с маленькими желтыми кружочками.
Она стояла и как будто смотрела вдаль.
Здание бывшего общежития расположено на краю Кыхмы, населенного пункта без населения, поселка забытого, разрушенного и бесформенного, как сама старуха.
Мутные белесые глаза вряд ли могли рассмотреть открывавшуюся картину. Но ей и не нужно было видеть – она давно знала все, что находится вокруг. Остовы разоренных домов, насыпь землянки, пожелтевшая трава, плавный подъем ближайшей сопки и ее каменистая вершина – все это давно жило в ней, тянулось в ней, как та дорога, которая никуда не ведет, как заунывная песня на незнакомом языке, которая может закончиться только вместе с дорогой и поэтому, похоже, не закончится никогда, как монотонное чередование подъемов и спусков, когда, поднявшись на всхолмье, видят не новое, а все то же, что уже много раз видели с других возвышенностей, потому что степь всегда повторяется, она ведет свой томительный монолог длинной чередой тавтологий.
И вот от этой неохватной картины, от этого великого бессмысленного простора, который она уже не видела, но держала внутри себя, даже – вместо себя, а может быть, и по какой-то другой причине старухе стало очень муторно на душе. Она начала скулить. Она скулила, она бормотала, растягивая неразличимые слова, слившиеся в протяжный, тихий вой.
Здесь нет ничего исключительного. Старухе каждый вечер становилось муторно на душе, и почти каждый вечер она скулила и выла на крыльце полуразрушенного дома. Никто не скажет, сколько еще в окраинных степях таких скулящих бесформенных старух.
Непонятно, слышала ли старуха сама себя. Если бы ее услышал кто-то другой – допустим, случайный прохожий, – он бы, конечно, ничего не понял. Он бы услышал в этом вое голос ненужного, лишенного смысла прошлого. Это прошлое совершенно неинтересно, оно не имеет никакого значения. Его вообще, скорее всего, не было. Так бы он услышал. И прохожий упустил бы самое главное. А самое главное заключается в том, что этот вой был голосом будущего, первым невнятным бормотанием далекого грома, он был стоном роженицы, а не хрипом агонии.
На самом краю государства российского, в бывшем поселке Кыхма, где ничего произойти не может, поскольку, если что-то и произойдет, то останется незамеченным, неосвещенным, не занесенным в анналы и, стало быть, будет считаться не произошедшим – вот в этой всеми забытой глуши начинает звучать тихое подвывание междулетья.
Имеющий уши да слышит.
* * *
Попасть в эти места непросто. Немногим выпадает возможность посетить пустую комнату и побродить по склонам ближайших сопок. Дорогу к великой пустоте степных окраин осилит не всякий.
Разве что в рамках государственной программы поддержки развития внутреннего туризма…
– Внимание! Не пропустите! Туристическое агентство СТОП-ТУР предлагает новую программу «Кыхма – жемчужина России»! Вам представляется уникальная возможность посетить уникальные места нашей великой родины. Путешествие запомнится вам надолго.
СТОП-ТУР. В гостях хорошо, а дома – лучше!
Вот здесь многие задают вопрос: «А с чего начинается путешествие?» Друзья, наши мудрые предки обустроили нашу великую державу очень правильным образом. Все дороги нашей великой страны, куда бы они ни вели, представляют собой вертикали, по которым спускаются распоряжения вышестоящих инстанций и поднимаются отчеты, рапорты, а также письма доброжелателей, составляемые на местах. Лишних дорог нам не надо. От лишних дорог только один вред, ведь ими могут воспользоваться наши враги. Следовательно, всякое перемещение по бескрайним просторам нашего великого отечества должно начинаться в едином административном центре, под надзором компетентных органов. Поэтому первый пункт нашего путешествия – столица нашей великой родины. Где бы вы ни были, поезжайте в столицу. Если вы уже там, значит, вам повезло.
СТОП-ТУР. Сюда иди!
Как прекрасна столица нашего прекрасного отечества! Она сияет, как большой торгово-развлекательный центр! Зачем еще стремиться куда-то, когда здесь и так все есть? Разве нашим людям чего-то не хватает? А ведь кроме столицы в пределах государственных границ нашей великой земли есть много других замечательных мест. Жизни не хватит, чтобы все посмотреть. А красота такая, что дух захватывает! Вспомним хотя бы Кыхму – жемчужину России.
СТОП-ТУР. Восстановим железный занавес вместе!
Итак, столица – только начало. Отсюда вам предстоит совершить перелет совершенно внутренними авиалиниями до совершенно замечательного города, расположенного недалеко от окраин нашей совершенно великой Российской Федерации.
– Наш самолет вошел в зону турбулентности, зажглось табло – пристегните ремни безопасности и оставайтесь пристегнутыми всю жизнь. Шутка.
– Наш авиалайнер произвел вынужденную посадку в пункте назначения, поскольку по доброй воле в этой зоне не сядет никто. Снова шутка.
– Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию, а не пошли пешком. Это была последняя шутка. Надеемся, полет доставил вам удовольствие.
Получение визы, томительное ожидание в очереди паспортного контроля, длинный путь по зеленому коридору таможни – все это абсолютно не нужно! Добро пожаловать в город с интересной историей и богатой культурой – второй пункт нашего путешествия!
СТОП-ТУР. Сожги свой загранпаспорт и получи бонусные баллы для следующей поездки!
Качество обслуживания и безопасность – наш приоритет.
За границей обслуживают клиентов – мы принимаем дорогих гостей! Уверены, вы по достоинству оцените наш сервис.
Он гораздо приятнее, чем череда пересыльных тюрем, лай собак, окрики охранников и пинки конвоиров. А ведь первые туристы добирались сюда именно так. И, надо отметить, добрались далеко не все.
Город обязан своим появлением острогу, он вырос вокруг мест лишения свободы. Каторжники и сторожа, зеки и вертухаи постепенно сближались, находили общий язык, объединялись по интересам и наконец слились в единую массу горожан. Они славятся гостеприимством и, конечно, будут рады познакомить вас с достопримечательностями своей малой родины.
СТОП-ТУР. Стань невыездным, об остальном позаботимся мы!
Как прекрасен и величав этот чудесный памятник отечественного градостроительства! Город прирастал одинаковыми, четко пронумерованными домами, выстроившимися в шеренги, как заключенные на вечерней проверке. Планировка улиц, расходящихся от тюремных стен ровными линиями, правильна и аккуратна, город выкроен из пространства русской равнины, как ладный тюремный бушлат из добротной казенной ткани. Здесь навсегда воцарились прекрасные качества, которых так не хватает в современном мире – режим и порядок. Еще раз повторим – режим и порядок!
Памятник декабристам – замечательное произведение местного скульптора, которому довелось, как и декабристам, в течение ряда лет безвыездно проживать в этих краях. Хаотично разбросанные бетонные глыбы знаменуют пресловутые обломки самовластья. На них, как и положено, начертаны имена героев, боровшихся за гражданские свободы, а также имена нескольких довольно свободных гражданок, населяющих соседние дома. А вот имя автора шедевра, к сожалению, затерялось в архиве Главного управления исполнения наказаний. Также как и имя архитектора, воздвигшего здание вокзала – серое строение с большой дверью в середине и рядами окон, идущими вправо и влево от нее. Подумать только, что еще не все граждане посетили эти замечательные места!
СТОП-ТУР. Укради у друга загранпаспорт и обменяй его в нашем офисе на цветной календарь!
Именно с этого вокзала, дорогой гость, вы отправитесь к третьему пункту вашей увлекательной поездки. Теперь вам предстоит доехать до станции! Наша турфирма заблаговременно забронировала для вас верхнюю боковую полку в плацкарте рядом с туалетом. Ехать совсем недолго. Уже к вечеру следующего дня вы сойдете на платформу, чтобы своими глазами увидеть важный железнодорожный узел – крупную развязку, где формируются товарные составы, отправляющиеся в разные уголки нашей великой родины.
Осмотритесь на перроне. Затем смело спускайтесь на рельсы: вам нужно пересечь пути и совершить небольшую прогулку по выложенной щебнем насыпи вдоль длинного, крытого листовым железом здания, похожего на ангар. Склад готовой продукции. Дальше на тупиковых путях стоят старые вагоны, используемые для проживания работников и прочих лиц, не имеющих постоянной жилплощади. В качестве решения жилищной проблемы это удачно, но вам мы рекомендуем миновать это поселение, по возможности не привлекая к себе излишнего внимания. За длинным забором находятся мастерские Тяжмашконструктремонта. Обогните их.
Уже скоро, уже совсем скоро! И не надо ругаться, давайте будем взаимовежливы, помните, что в целях улучшения качества обслуживания все разговоры в нашей стране записываются. А забор, как и все в жизни, рано или поздно обязательно закончится. Теперь обратите внимание на длинное заброшенное здание с выбитыми окнами. Сложно сказать, что здесь было раньше, но вам, если получится, следует миновать это строение, как и вагоны, – сторонкой, тихонько, быстренько! Дальше начнутся жилые дома, среди них есть даже несколько пятиэтажек с удобствами внутри квартир. Дожди здесь редкость, поэтому, как правило, улицы вполне проходимы. Местные жители в основном трудятся на железнодорожной станции и в ремонтных мастерских. Есть десятилетка и профтехучилище. Видите, на улице много молодых лиц. Если кто-то из них попросит у вас закурить, сразу бегите. А вот и магазин, где можно недорого приобрести продукты питания.
СТОП-ТУР. Попробуй свое! Добро пожаловать на пожизненную дегустацию отечественных продуктов!
Теперь налево, и мы почти пришли. Вот она, автостанция! Вы, конечно, устали от обзорной экскурсии и пешей прогулки. Если скамейка свободна, можно прилечь. Набирайтесь сил, ведь уже завтра вам предстоит продолжить поездку. Потому что именно отсюда каждое утро (кроме выходных и праздничных дней) отходит автобус до воинской части.
А воинская часть – это следующий пункт вашего путешествия.
Интересно отметить тот факт, что этот пункт отсутствует на карте и даже называется не обычным названием, а неким сочетанием букв и цифр, которое мы не можем вам сообщить. Все эти меры предосторожности призваны не дать врагу обнаружить местоположение наших неприступных рубежей. Более того, много десятилетий назад, чтобы ввести в заблуждение предполагаемого противника, наши доблестные картографы, выполняя поступившее свыше распоряжение, густо закрасили этот район синей краской, объявив его крупным водохранилищем. Таким образом, противник лишился возможности предпринять здесь какие-либо действия. Забавно, что даже сейчас, когда необходимость в подобной топографической маскировке давно отпала, небольшая путаница в отчетности и правоприменительной практике приводит иногда к курьезным случаям. Дело в том, что по некоторым документам министерства обороны данная местность по-прежнему проходит как глубокое дно обширного водоема. Некоторые лица, публично утверждавшие, что водная поверхность в этих местах отсутствует, а имеется лишь нагая степь, были осуждены по обвинению в госизмене и все еще отбывают свой срок в местах заключения.
Только взгляните, как уходят вдаль бетонные заборы, как пересекаются в бесконечности параллельные линии колючей проволоки, как неприступны железные врата КПП. Граница на замке! Часовые родины стоят! И стоять будут. Еще ни один супостат не покусился здесь на наши священные рубежи.
СТОП-ТУР. Никуда не езди, чтобы никто не приехал к нам!
О богатой и славной истории этих мест говорят исторические экспонаты. Хотите посмотреть настоящий танк? Он находится в самом центре военного поселения на бетонном постаменте. Грозное дуло танковой пушки обращено в сторону государственной границы, наша отчизна расположена сзади этого танка. Перед постаментом горит вечный огонь, который зажигают во время государственных праздников и в дни принятия присяги. Справа и слева от огня – две цветочные клумбы без цветов. Цветы здесь объективно не растут. За постаментом широко раскинулся асфальтированный плац, где новобранцы принимают присягу. На другом краю плаца – небольшой памятник. Статуя Родины-матери в натуральную величину. Родина стоит спиной к госгранице и указывает поднятой рукой в сторону танка, а также всей нашей великой родины. Многие говорят, что Родина-мать чем-то напоминает Ленина. Это совершенно нормально.
И вот пришло время прощаться. Мы посмотрели необъятные просторы нашей великой страны – столицу, город, станцию и военную часть. Далее, при всем обилии бронетехники, средства передвижения для гражданских лиц заканчиваются. Если вы не обладаете официальным статусом, позволяющим претендовать на внедорожник с шофером-срочником из штабного гаража, то придется прогуляться пешком. Километров пятьдесят. Не знаете дороги? Мы переживаем за вас!
СТОП-ТУР. Нам нечего больше делать, как переживать за всяких лохов!
Ну что ж, до свиданья, хорошего дня и до новых встреч. И главное, помните: Кыхма – жемчужина России!
СТОП-ТУР. Сидел бы ты лучше дома!
* * *
Поселок Кыхма. Центральная усадьба колхоза «Красный большевик». Это раньше, давно. Ныне заброшенное поселение, которого больше нет. Теперь здесь все называется бывшим – и клуб, и школа, и сельпо, и зерноток, и гараж, и ремонтная мастерская. Здесь, недалеко от бывшего правления, в полуразрушенном здании бывшего общежития обитает бесформенная старуха, которая имеет предосудительную привычку выть на крыльце.
Запустение.
А ведь некогда «Красный большевик» был на хорошем счету. Один раз даже из московского министерства какой-то начальник приехал отчетность проверять. Значит, и в Москве про Кыхму знали.
Главное занятие здесь – овцеводство. Пыль поднималась столбом, когда уходили одна за одной машины, доверху груженные настриженной шерстью, свернутой в плотные, туго перетянутые проволокой рулоны. Мясокомбинат принимал отслужившие свое отары, а чабаны получали молодняк. Пасти его трудно: ягнята, пока маленькие, норовят разбежаться, но пройдет время, они подрастут и собьются в плотное стадо, единое, неделимое и послушное овцеводу. А потом снова стрижка, а там и комбинат. Крупного скота было немного – с кормами здесь туговато, но надои были, молочно-товарная ферма ежедневно отправляла машину с цистерной на молокозавод. Здешний творог считали низкокалорийным и ценили. В полях выращивали в основном кукурузу на силос, но в небольших объемах сеяли и кормовую пшеницу.
Составляли планы, писали отчеты, заполняли таблицы. Трактористы в робах, пахнущих машинным маслом и соляркой, расписывались в ведомости – там, где галочка. А еще была торговля в сельпо, еще мутный бабкин самогон с запахом половой тряпки, еще кино, танцы и драки в клубе, еще школа, где, конечно, обучение только до шестого класса (дальше интернат и профтехучилище на станции), еще медпункт и врач, ломавший напополам одну таблетку – вот это от головы, а это от живота, и, смотри, не перепутай!
Все было таким привычным, что казалось незыблемым. Никто здесь не хотел ничего менять. Никому такая возможность и в голову не приходила. Перемены случились сами собой, без чьей-либо злой или доброй воли. Как видно, пресловутая связь времен, словно приводной ремень в двигателе трактора, поизносилась, поистерлась, и вот вам, пожалуйста – поломка, авария, нарушение графика.
Летопись народной жизни селения Кыхма, длинная, как рулон туалетной бумаги, развертывается перед мысленным взором.
И строк печальных не смываю, – как сказал поэт.
Сначала председатель взял и что-то приватизировал, потом его убили – царство ему небесное, потом зампредседателя получил кредит и куда-то навсегда уехал, потом посеяли кукурузу и пшеницу, а убрать не смогли, потом парторг продал на корм посевное зерно и стало нечего сеять, потом судили и посадили ветеринара, потом была холодная зима и пьяный бригадир трактористов уснул в силосной яме – и ему царство небесное, потом заведующий клубом поджег клуб, потом продавщицу сельпо посадили за недостачу, потом закрыли школу, потому что детей все равно мало и учить их все равно некому, потом парторг вышел из партии и стал вместо этого сдавать металлолом, потом куда-то пропала вся техника для посевной, потом жена зоотехника зарядила ружье и пошла искать самого зоотехника – царство ему небесное, потом Толян женился на дочери чабана и стал праздновать свадьбу, а Колян въехал на тракторе в здание правления, потом бывший парторг нашел наконец Бога, сказал, что приблизилось царство небесное, избрал себя депутатом и переехал жить в Москву, потом бывший врач в медпункте допился до чертей и уже не мог вспомнить, какая таблетка от чего, потом бывший землемер опрокинул керосиновую лампу и сгорело пять домов, потом кто-то стал травить частный скот, потом стали громить всех, кто что-то посеял, потом стали уезжать все, кто мог, потом даже те, кто не мог, потом бывший агроном вдруг сказал, что народ у нас тупой и хорошо не будет жить никогда, потом ему дали в глаз, потом – в нос, потом – в ухо…
Но не надо излишне драматизировать. Во-первых, до свадьбы заживет – царство ему небесное. А во-вторых, как говорится, кто старое помянет, тот враг народа и иностранный агент.
Вот как-то так, без чьего-либо злого умысла, а просто в силу череды неотвратимых перемен и несчастных случаев прекратил свое существование процветающий колхоз «Красный большевик».
Поселок Кыхма тоже был обречен на исчезновение.
В определенном смысле он даже исчез, поскольку перестал числиться в качестве административной единицы. По документам его попросту нет. Подтверждением чему служит тот факт, что военные ввиду отсутствия в данной местности населенных пунктов даже организовали за соседней сопкой свой полигон. Сюда иногда свозят списанную технику. Летчики проводят учебное бомбометание, сбрасывая холостые, а порой и настоящие боеприпасы. Несуществующий поселок, оглашаемый грохотом взрывов и сотрясаемый толчками авиаударов, словно оказавшийся в вечной прифронтовой полосе, постепенно превращался в ничто.
В брошенных домах исчезали окна и двери, пропадало железо с крыш, выламывались балки и половые доски. Казалось, строения просто тают сами по себе.
Очень по-разному могут уходить в небытие жилища человеческие. Где-то прожорливая растительность, змеиным клубком вползая в каждую щель, рвет на части и жадно поглощает все созданное людьми. А на иных широтах снега и дожди ополчаются против возведенного человеком: тяжелый запах гнили поднимается из темных, сырых углов, чуть слышно хрустят жуки, копошатся мокрицы, плетет паутину паук, въедливая плесень подтачивает опоры, делает слабыми балки – и становится мусорной кучей покинутый семейный очаг. А бывает и так, что разгул стихий, буйство ветра, сошедшие с гор лавины и грязевые оползни, ужасные наводнения или потоки вулканической лавы не оставляют камня на камне от домашнего крова.
Здешняя степь, тихая степь государственных окраин, действует по-иному. На этой пустынной земле ничто, кажется, не посягает на плоды людского труда, нехитрые творения колхозного зодчества. Пускай себе вечно стоят под безоблачным небом. Пусть не потревожит их легкая череда ночей и дней. Что может быть нового под солнцем? Налетает ветер. Шуршит пыль. А брошенные человеком постройки словно растворяются в синеве. Эта синева льется в дом сначала через выбитые окна, затем – через прорехи в крыше, а затем – через проломы в стене, где вынуты кирпичи. Эти кирпичи, они такие хрупкие, такие эфемерные в этих краях, они тают в синеве, как куски сахара в стакане горячего чая.
Прошло совсем немного лет. Где дом твой, человече? Ответь мне! – Разве я сторож дому моему? Его поглотила степь, его развеял по склонам ближайших сопок ветер, его растворило в себе синее степное небо. А что это за пятно на земле? Следы кочевья? Покинутая стоянка, над которой плачет одинокий путник? Это все, что осталось от жилища отцов.
– Все преходяще, – говорит степь.
И смеется в ответ небесная синева.
Конечно, пустующие жилища в Кыхме разбирали на топливо и пригодные стройматериалы, но разве это отменяет поэзию?
И все же в пустоте теплилась какая-то неучтенная жизнь. Мертвый поселок был покинут не всеми. Ибо, как ни бескрайни просторы отечества, а всегда находятся те, кому некуда податься на этих просторах. «Широка страна, а места в ней не найти», – как будто вздыхают горемыки, забытые в брошенном доме. Почему? Один в силу преклонного возраста и немощи не надеется перебраться в чужие края. Другой тихо спивается и, кое-как выживая дома, не имеет сил собрать пожитки и покинуть родные пенаты. Третий, как тяжелый, лежачий камень, под который не течет никакая вода, врос в илистое дно так, что не сдвинет его с насиженного места и самый бурный поток. По-разному бывает.
Так покинутый поселок не исчезал до конца, в нем продолжала копошиться маленькая жизнь, которая, впрочем, должна была замереть и сойти на нет через некоторое время.
Но было тут и еще кое-что. Была дорога. Земляная дорога, которая проходила недалеко от поселка, за ближайшей сопкой, и там раздваивалась. Можно пойти направо, а можно – налево. И если пойдешь направо, то километрах в тридцати увидишь высокий бетонный забор с тремя рядами колючей проволоки. Похоже на военную часть. Только это лагерь строгого режима. Говорят, здесь залегала медная жила, и, чтобы обеспечить количество рабочих рук, необходимое для добычи ценного металла, было принято решение создать лагерь и ускоренно заполнить его заключенными. Только все это ерунда. Никакой меди здесь сейчас нет, а лагерь есть. Значит, он представляет ценность сам по себе, существует ради себя самого. Можно обойтись без меди, а без лагеря обойтись никак нельзя. А если пойдешь налево, то опять же километрах в тридцати увидишь высокий бетонный забор и колючую проволоку в три ряда. Снова похоже на военную часть.
И снова это не военная часть. Тут – диспансер, как ни дико звучит в степи это слово. Особый диспансер, сюда помещают тех, кто повредился умом, совсем спятил, окончательно рехнулся, полностью обезумел. Зачем диспансер располагается в столь глухих местах, какую жилу здесь разрабатывают умалишенные в серых смирительных рубашках, сказать трудно.
Ходили слухи, что проделывали там что-то, что нужно скрыть от посторонних глаз. Разное говорили, но все это тоже ерунда. Некрепки разумом обитатели степных окраин, сбивчив и отравлен бескрайней пустотой их рассудок, и надо же тех, кто утратил последнюю его малость, куда-то девать.
Так вот. Кто размещается у дороги, ведущей направо, отбыв назначенные правосудием сроки, отправляется, как водится, восвояси, стремясь добраться до постоянного места жительства. Но бывают и такие, кому некуда ехать. А кто нашел приют у дороги, ведущей налево, – тому срок мотать не нужно. Просто иногда медицинское учреждение переполняется, пациентов размещать негде, и тогда способных к самостоятельному существованию объявляют исцелившимися и выписывают. Покинув огороженную территорию, психи тоже, как могут, стремятся к местам постоянной прописки.
Однако и среди них находятся те, кто лишен отчего дома или кого совсем там не ждут.
Неисповедимыми путями некоторые из освободившихся справа и слева попадают в несуществующий поселок и оседают в нем. Конечно, не всякий из забредших сюда может здесь выжить. Для этого мало научиться добывать средства к существованию, что само по себе непросто, – нужно еще найти правильное, подходящее место в небольшой людской стае, пестрой и разнородной, но умеющей быстро объединяться в нелюбви и жестокости – в нелюбви к чужому, к слабому, к тому, у кого сейчас есть больше, чем у других.
Особенно трудно пережить зиму. Хотя сильные морозы в этих степях редкость и ртуть термометра почти никогда не опускается ниже двадцатиградусной отметки, здешние зимы все же пугают не холодом, их злость сосредоточена в ветре.
Этот ветер может дуть целыми днями, равномерно и равнодушно, не усиливаясь и не ослабевая, словно где-то включили маховик гигантской воздушной турбины. Он никому не дает пощады – через полчаса и крепкий сибиряк, добрый молодец, привыкший к самым лютым морозам, и маленький коренастый якут, закаленный бесконечностью снежных равнин, будут дрожать и ежиться, как два мокрых щенка.
Местность здесь холмистая – сопки вздымаются застывшими волнами бескрайнего моря. На их вершинах земля камениста и бесплодна. В низинах порой заметна зелень, но трава быстро жухнет и желтеет. В середине короткого лета она торчит колючими клочьями. Видимо, вместе с колхозом здесь закончилась и сама природа. Осталась сухая ненужная земля. Она не способна быть почвой, она – залежи пыли, море безводного праха, которого не унести даже самому сильному ветру. Кое-где эта земля зло слоится серыми пластинами колотого камня с неровными, острыми краями – она рада уколоть, поранить, изрезать, а местами собирается в тяжелые, черные валуны – темные сгустки векового бесплодия.
Старуха стихла, она перестала выть, заползла в свою нору, задев по пути свисавший с потолка провод. Он долго, тоскливо покачивался в середине пустой комнаты.
Ночью из комнаты тихо выходит пустота, она осматривается вокруг и неслышно спускается с разбитого крыльца, чтобы полностью завладеть поселком. Среди развалин нет светящихся окон, не слышно голосов, не видно никакого движения. Пугливое время тихо крадется, как осторожная кошка, бесшумно пробирающаяся по темному, безлюдному пустырю.
* * *
Никто не считает дней. Только однажды под утро слышится отдаленный рокот. Два мотоцикла один за другим медленно двигаются по петляющей в степи дороге. Хозяин возвращается с ночной работы. Светает. Пустота прячется в свое логово. Здесь и там просыпается слабая жизнь. Кто-то семенит к старой водокачке. Откуда-то тянет запахом дыма.
А в большой землянке, серым холмом горбящейся напротив бывшего общежития, готовится маленький праздник.
