скачать книгу бесплатно
Там «Цесаревич» стал флагманским кораблем, но в самом начале Русско-японской войны, ночью 27 января 1904 года во время внезапного нападения японских миноносцев корабль был подорван на рейде Порт-Артура. Правда, тогда броневая и противоминная переборки выдержали, и «Цесаревич», имея крен в 17 градусов, оставался на плаву и всю ночь отражал атаки неприятеля. Командир броненосца в этом бою был контужен разорвавшимся снарядом.
Позднее неисправности «Цесаревича» удалось устранить, и флагман Артурской эскадры вновь вошел в строй. 28 июля 1904 года после жестокого боя с японцами он прорвался в Циндао, в 1908 году участвовал в оказании помощи населению итальянского города Мессина, пострадавшего от землетрясения, участвовал в Первой мировой войне, сражался в Моонзундской операции, совершил Ледовый переход из Гельсингфорса в Кронштадт, ходил под красным флагом в годы Гражданской войны под названием «Гражданин», и только в 1924 году корабль был разобран на металл.
Император и наследник на корабле Черноморского флота.
Оправившись от контузии, в апреле 1904 года И. К. Григорович стал Главным командиром Артурского порта, получив чин контр-адмирала. Круг его обязанностей был очень широк: ремонт поврежденных кораблей, организация траления акватории базы и внешнего рейда, постановка минных заграждений на наиболее вероятных путях подхода противника к Порт-Артуру, снабжение эскадры боеприпасами, запчастями и всеми видами довольствия. За период боевых действий в судоремонтных мастерских осажденного Порт-Артура удалось не только вернуть к жизни ряд боевых судов, но и построить подводную лодку. Один из участников обороны писал: «Энергия и распорядительность Ивана Константиновича творят чудеса… Флот существует, и заслуга в том Григоровича бесспорна». За мужество, проявленное при обороне Порт-Артура, Григорович в 1904 году был награжден орденом Св. Станислава 1-й степени с мечами и мечами к ордену Св. Владимира 3-й степени.
В 1905–1906 годах И. К. Григорович был начальником штаба Черноморского флота и портов Черного моря. 14 мая 1906 года при взрыве брошенной террористами на параде в Севастополе бомбы он был контужен в голову. После убийства командующего флотом адмирала Чухнина он некоторое время командовал флотом.
В декабре 1906 года Иван Константинович был переведен на Балтику, где командовал военным портом в Либаве (Лиепая). Там Григоровичу удалось за короткое время создать мощную судоремонтную базу и сформировать первый в России учебный отряд подводного плавания. За отличную работу в Либаве Григорович в 1908 году был награжден орденом Св. Анны 1-й степени. А с конца 1908 года Григорович – главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта.
9 февраля 1909 года он был назначен товарищем (заместителем) морского министра и вскоре был произведен в вице-адмиралы. С новым назначением неизмеримо большей стала и ответственность. Пост заместителя морского министра был не столько почетным, сколько убийственно трудным. В его ведении были кораблестроение и судоремонт, вопросы материально-технического и гидрографического обеспечения флота. И это при том, что после окончания Русско-японской войны ни одно ведомство России не находилось в таком крайнем разорении, в каком оказался Военно-морской флот. За пять лет сменившие друг друга на посту морского министра адмиралы Бирилев, Диков и Воеводский с задачей возрождения флота не справились. Назревала необходимость в коренной реорганизации морского ведомства.
Фото императорской семьи с морскими офицерами на память.
18 марта 1911 года по настоянию Государственной думы морской министр адмирал С. А. Воеводский был отправлен в отставку. На этот пост был назначен И. К. Григорович, а в сентябре того же года ему присваивается звание адмирала.
В последние предвоенные годы И. К. Григорович всецело посвятил себя работе по укреплению Российского Военно-Морского флота. В короткий срок, избавившись от бездельников и интриганов, новый министр организовал работу всех подотчетных ему учреждений, наладил взаимоотношения с Государственной думой и другими высшими органами управления Российской империи, добился почти полного удовлетворения запросов и нужд флота. По воспоминаниям современников, он не был кабинетным руководителем. Его скорее можно было встретить у стапелей верфи, чем в Адмиралтействе. Иван Константинович инспектировал флоты и судостроительные заводы, лично контролировал ход постройки кораблей, подготовку команд и отдельных специалистов. Он осуществил ряд судостроительных программ для Черноморского и Балтийского флотов, учредил совещание по судостроению, которое решало вопросы распределения заказов среди частных предпринимателей и за границей. Накануне Первой мировой войны Россия имела 9 линкоров, 14 крейсеров, 71 эсминец и 23 подлодки.
Шесть лет возглавлял И. К. Григорович Морское министерство России, в том числе и в годы Первой мировой войны. В этой должности его уже нельзя назвать флотоводцем, но, как свидетельствуют факты, администратором он был отменным. Изучив опыт Русско-японской войны, он строил флот на новой основе. Усилиями морского министра в ходе Первой мировой войны флот был усилен еще 9 линкорами, 29 эсминцами, 35 подводными лодками. Были созданы лучшие в мире эсминцы типа «Новик», линкоры типа «Севастополь», первые в мире тральщики, лучшие в мире образцы мин и тралов. В составе флота впервые появились флотилия Северного Ледовитого океана и оперативные соединения-эскадры. Достаточно напомнить, что и через 30 лет, в начале Второй мировой войны основу Советского Военно-Морского флота составляли корабли, построенные еще в бытность Григоровича военным министром, в том числе все линкоры, 40 % крейсеров и треть эсминцев.
Посещение императором Кронштадта.
Несмотря на это, решением Временного правительства от 22 марта 1917 года адмирал И. К. Григорович был отстранен от должности и отправлен в отставку «с мундиром и пенсией». Временное правительство хотело найти за ним «грехи», но следственная комиссия не нашла ничего крамольного.
Иван Константинович имел возможность уехать из России в 1917 году и после октябрьского переворота, но не сделал этого. Большевики привлекли его к работе в составе Морской исторической комиссии по обобщению опыта Первой мировой войны и боевых действий на море. По заданию этой комиссии он даже написал мемуары. Но служебного пайка не хватало, и зимой 1920 года ему приходилось подрабатывать пилкой и колкой дров. Позже удалось устроиться архивариусом Морского архива, потом – на преподавательскую работу в Высшей школе водного транспорта.
Осенью 1924 года Советское правительство разрешило Григоровичу, уже тяжело больному, выехать за границу для лечения. Он уехал на Французскую Ривьеру и в Россию больше не вернулся.
Остаток своей жизни И. К. Григорович прожил очень скромно во Франции, в курортном местечке Ментон близ Ниццы. Он был полным кавалером орденов Французского легиона, но отказался от положенной ему в этой стране пенсии «по принципиальным соображениям». По этой же причине он отказался и от положенной ему англичанами пенcии «в вознаграждение заслуг Русского флота перед Британским в эпоху Великой войны» Участия в общественной жизни эмиграции Иван Константинович тоже не принимал. Он жил тем, что продавал свои картины, морские пейзажи, которые писал здесь, на набережной Ментона.
Адмирал и последний морской министр Российской империи умер практически в нищете 3 марта 1930 года в Ментоне. Перед смертью он завещал, чтобы его прах был предан родной земле и захоронен в Петербурге, в фамильном склепе рядом с могилой жены. На его могиле в Ментоне была выбита надпись по-английски: «Всегда любимая, всегда дорогая, о Россия, иногда вспоминай о нем, кто так много думал о тебе…»
Армия
После завершения войны с Японией и революционных событий 1905–1907 годов в структуре армии царила полнейшая неразбериха. Под одним и тем же названием скрывались совершенно неоднородные подразделения, части и соединения. Пехотные роты по своему составу делились на одиннадцать видов и имели от 100 до 300 солдат. Число рот в пехотных батальонах было не одинаковым. Полки были следующих типов: пехотные, стрелковые, гвардейские, резервные, крепостные, отдельные, причем в одних полках было по два батальона, в других – по четыре. В округах размеры однотипных частей также разнились. Так, четырехбатальонные полки на Дальнем Востоке были сильнее таких же полков в Европейской России. Двухбатальонные полки в Финляндии качественно отличались от двухбатальонных полков в Закавказье и т. д.
Совет Государственной обороны практически ничего не делал конкретного для изменения положения дел и в конце 1908 года был распущен, а начальник Главного управления Генерального штаба генерал Палицын заменен генералом В. А. Сухомлиновым, командовавшим до того войсками Киевского округа. Выяснилось, что за три с половиной года самостоятельного существования Главного управления Генерального штаба не было составлено даже плана работ. Сдача дел выразилась в том, что генерал Палицын передал генералу Сухомлинову ключ от пустого ящика своего стола. «Когда же я попросил программу по обороне, – вспоминал Сухомлинов, – он трагически указал пальцем на свой лоб».
Военным министром был назначен генерал Редигер, который вместо того, чтобы заняться армией, начал откровенно заигрывать с различными политиками. Это сослужило ему плохую службу и вскоре он был вынужден подать в отставку.
11 марта 1909 года новым военным министром был назначен В. А. Сухомлинов. Историк Кирсновский пишет: «Человек, не лишенный способностей, генерал Сухомлинов отличался властолюбием и вместе с тем поразительным легкомыслием. Своей бодростью и неизменным оптимизмом он нравился Государю и импонировал ему. Сухомлинов всегда был в натянутых отношениях с великим князем Николаем Николаевичем. С крушением Совета Государственной обороны и выдвижением Сухомлинова вражда между этими двумя одинаково властолюбивыми и одинаково завистливыми людьми перешла в открытую ненависть. На фоне этой ненависти и борьбы двух течений – поверхностно-новаторского великокняжеского и ретроградно-бюрократического сухомлиновского – и прошли для русской армии последние пять лет перед Мировой войной».
Уже 3 августа 1909 года состоялось первое заседание Особого совещания. Оно заседало пять месяцев. Результаты его работы были доложены правительству 25 февраля 1910 года. В течение ближайших 10 лет новые ассигнования на армию и флот предполагалось делить почти поровну: 715 млн рублей на армию (из них почти половину – 373 млн. – на крепости, 114 млн на строительство стратегических шоссе и только 81 млн рублей на тяжелую артиллерию) и 698 млн. рублей на флот (из них 614 млн. на Балтийский, в том числе 478,8 млн рублей на новое судостроение).
С 1 июля 1910 года русская армия переходила на новую организацию. В результате осуществления этих мер русская армия приобрела значительно более стройную организацию. Несколько улучшалась организация артиллерии.
Нельзя сказать, что это было исключительно заслугой Сухомлинова, его активно поддерживали и другие генералы. Так, в мае 1910 года с протестом против увлечения маринизмом выступил генерал Куропаткин. В сентябре он написал и разослал членам правительства подробную «Записку по вопросу об ассигновании Военному и Морскому министерствам кредитов на неотложные нужды». В ней он утверждал, что если «будут отпускаться на флот суммы, не соответствующие важности для обороны государства морской силы, то эти отпуски неизбежно отразятся на ослаблении сухопутной армии, составляющей главную силу России». В то же время Куропаткин критиковал и Военное министерство за увлечение развитием крепостей и стратегических шоссе. Основная часть средств, отпущенных на армию, должна была, по его мнению, использоваться на развитие артиллерии, авиации, организацию автомобильного дела и увеличение оснащенности армии инженерным имуществом.
В период 1909–1910 годов Сухомлиновым был произведен ряд важных реформ. Но, прежде всего, он добился того, что Главное управление Генерального штаба было подчинено военному министру.
Основными направлениями сухомлиновских преобразований было упрощение организации, усиление материальной части, проведение территориальной системы, сосредоточение внимания исключительно на полевых войсках в предвидении скоротечного характера будущей войны.
Были внесены существенные изменения в стратегический план войны на Западе. Так, основной ареной для стратегического развертывания войск на случай войны были определены не передовой Варшавский военный округ, а другие округа, находившиеся несколько глубже. По плану Сухомлинова, в так называемом «19-м расписании» 1910 года, Варшавский военный округ, как неудобный для развертывания, отдавался врагу без боя. Благодаря этому становилась ненужной система дорогостоящих и неэффективных приграничных крепостей. Правда, на практике этот проект вызывал сильное противодействие со стороны ряда старых генералов и в последующие годы привел к компромиссу: одни крепости упразднялись, другие оставлялись. Имевшиеся 9 крепостных пехотных полков были сведены в 7 полевых пехотных дивизий. Таким образом, вся пехота была сведена к основным типам 16-батальонной пехотной дивизии и 8-батальонной стрелковой бригады. Учреждены были новые армейские корпуса.
К 1914 году пехота состояла из 70 дивизий и 22 отдельных бригад. Из дивизий 3 были гвардейскими, 52 пехотными, остальные – Кавказскими гренадерскими и Сибирскими стрелковыми. Из бригад: Гвардейская стрелковая, 5 армейских, 4 Финляндские, 2 Кавказские, 6 Туркменских, 1 пластунская и 3 Заамурской пограничной стражи. Всего в этих формированиях насчитывалось 357 полков и 1294 батальона. Пропорция пулеметов у нас была та же, что и в европейских армиях: 2 на один батальон, а в стрелковых полках двойная – 4 на один батальон.
Перед войной русская конница насчитывала 24 конные дивизии (2 гвардейские, 15 Кавказские кавалерийские, 1 Донская, 1 Сводно-казачья, 1 Кавказские казачьи и 1 Туркестанская казачья), а также 8 отдельных бригад и 12 отдельных полков. В составе этих формирований насчитывалось 129 полков. Кроме того, было еще 12 различных конных дивизионов и 16 отдельных казачьих сотен.
Правда, в устройстве кавалерии были допущены серьезные ошибки. В 1910 году были упразднены учрежденные в 1906 году 4 кавалерийских корпуса, что негативно сказалось в ходе Первой мировой войны. Жестоким промахом всей организации стало полное отсутствие войсковой конницы, способной вести разведку в интересах пехотных дивизий и корпусов.
Повышалась огневая мощь частей и соединений. Уже к концу войны с Японией при каждой пехотной и конной дивизии была сформирована пулеметная команда из 8 пулеметов Максима на колесном лафете. В 1907 году такую пулеметную команду получил каждый пехотный либо стрелковый полк из расчета 4 пулемета на батальон. Дивизионные пулеметные команды оставлены только в коннице.
В 1910 году на вооружение полевой артиллерии были введены 48-линейные мортиры. Каждый корпус получил по мортирному дивизиону в составе двух батарей по 6 орудий каждая. Обращено, наконец, внимание и на горную артиллерию. Эффективной в стрельбе и транспортировке 3-дюймовой горной пушкой были снабжены стрелковые дивизионы 22 армейского корпуса и все кавказские корпуса. В 1-м, 4-м и 5-м Сибирских корпусах Приамурского округа были образованы третьи дивизионы артиллерийских бригад, каждый по 2 батареи (8 горных пушек).
Артиллерию в дальнейшем предполагалось значительно усилить, введя мортирные дивизионы в состав полевых артиллерийских бригад, а тяжелую артиллерию – в состав армейских корпусов. В связи с этим в Одессе было открыто в 1913 году Сергиевское артиллерийское училище, специально предназначенное для подготовки офицеров тяжелой артиллерии.
В войска для управления начал поступать искровой телеграф. Начала зарождаться, несмотря на скептическое отношение к этому, военная авиация. Благодаря великому князю Александру Михайловичу были открыты школы для подготовки военных летчиков-офицеров в Гатчине и на реке Каче в Крыму. Предполагалось при каждом корпусе иметь авиационный отряд в 4–6 самолетов. К началу войны в русской армии уже было 39 отрядов, на оснащении которых состояли 216 разнообразных самолетов и 221 летчик.
В осенний призыв 1913 года ввиду возможности войны были призваны 580 тыс. человек. Одновременно демобилизация лиц, призванных в 1910 году и подлежащих увольнению в запас, была задержана на 6 месяцев. В результате этого к весне 1914 года под ружьем находились 2 230 000 человек. Правда, весной этого же года в связи с промахами русской разведки в отношении истинных намерений Германии призыв 1910 года был уволен в запас.
Нужно сказать, что в то время в Российской империи существовала достаточно хорошо продуманная система резервов. Каждый увольнявшийся солдат тут же приписывался в полку второй очереди. Было намечено формирование 35 дивизий 2-й очереди, что с имевшимися первоочередными давало 105 пехотных дивизий и 18 стрелковых бригад.
Русская военная мысль предвоенного времени характеризовалась тремя направлениями.
Основу первого составляли старые генералы, многие из которых занимали высшие места в военной иерархии несмотря на то, что были противниками новых теорий ведения войны. К сожалению, к числу их относился и сам Сухомлинов, который похвалялся, что «двадцать лет не брал в руки ни одной книги по военному делу».
Памятником рутинерства в русской военной мысли стал Полевой устав 1912 года, составленный генералом Рузским и полковником Бонч-Бруевичем. Характерной его особенностью было, прежде всего, игнорирование встречного боя. Все операции классифицировались на «наступательные» либо «оборонительные». При ведении «наступательного» боя уделялось излишнее внимание тщательному выяснению обстановки (вообще в маневренном бою невозможному) и сказывалось стремление руководствоваться действиями противника. Первое влекло к потере времени, ослаблению энергии, проволочкам и трениям при отдаче, передаче и выполнении приказаний. Второе грозило подчинить наши действия воле неприятеля. В «оборонительном» бою главная роль отводилась передовой линии, которая и насыщалась войсками. О каких-либо маневрах силами и средствами в ходе операций не было сказано ни слова.
Военачальнику предписывалось действовать, сообразуясь с действиями противника, т. е. полностью уступая ему инициативу. Поэтому задачи ставились не так, как того требовали наши интересы, а так, чтобы лучше реагировать на действия противника. В результате отказ от инициативных действий приводил к подчинению воле неприятеля, переоценке врага, недооценке в то же время собственных сил.
Другую группу составляли так называемые «младотурки» – группа военачальников и преподавателей военных академий, которые всецело ориентировались на новейшие достижения западной военной науки, не делая при этом учета особенностей России. Возглавлял ее начальник Императорской военной академии Генерального штаба генерал Щербачев, а входили полковники Головин, Свечин и ряд других. Этому движению сочувствовал даже великий князь Николай Николаевич (младший).
Однако «младотурецкое» движение встретило яростный отпор со стороны представителей первой группы. Борьба закончилась полным разгромом Императорской военной академии Генерального штаба Сухомлиновым в 1913 году, смещением крамольных профессоров и запрещением думать иначе, чем по раз навсегда установленному казенному шаблону. «Младотурки» были загнаны в подполье, но идеи их постепенно стали захватывать все более широкие круги.
Третью группу составляли сторонники формирования теории русского национального военного искусства, т. е. с учетом особенностей России, ее истории и ее народа. Основу этой группы составляли генерал Мышлаевский и полковник Баилов. Но для реализации этих теорий нужны были мощная поддержка и, прежде всего, со стороны военного министра.
Генерал Владимир Сухомлинов
Владимир Александрович Сухомлинов родился 4 августа 1848 года в местечке Тельши (Литва) в семье офицера (в последующем генерал-майор). Его отец Александр Павлович участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. и вышел в отставку после ранения, полученного в сражении при Шейново, в чине генерал-майора. Мать – Ольга Ивановна Лунская.
В 1861 году Владимир поступил в Александровский кадетский корпус в Вильно. Но летом 1863 года, в связи с реформой военного образования и начавшимся польским восстанием корпус был расформирован, и Владимир Сухомлинов был переведен в Петербург в 1-ю военную гимназию. После окончания гимназии он был зачислен юнкером во 2-е военное Константиновское училище, но уже через несколько дней переведен в Николаевское кавалерийское училище, которое и окончил в 1867 году.
Строевую службу Сухомлинов начал в 14-м драгунском Нижегородском полку. Боевое крещение получил в боях за Самарканд, и за боевые отличия был награжден орденом Св. Анны 4-й степени с мечами. С 1869 года был помощником военного коменданта крепости Красноводск.
В 1871 году Владимир Александрович поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. После трехлетнего обучения он был произведен в штабс-ротмистры и назначен старшим адъютантом 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, а с 19 марта 1877 года – обер-офицером для особых поручений при штабе 1-го армейского корпуса, затем командовал эскадроном лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка.
Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Первоначально В. А. Сухомлинов занимался организацией гражданского управления в Тырново, затем был направлен к командующему 14-й пехотной дивизией М. Ф. Петрушевскому. С 15 сентября 1877 года состоял в распоряжении главнокомандующего действующей армией великого князя Николая Николаевича (cтаршего). Сделал ряд рекогносцировок турецких укреплений под Плевной. С 12 октября 1877 года по 5 января 1878 года состоял в Ловче-Сельвинском и Троянском отрядах П. П. Карцова. За боевые отличия в войне награжден в 1878 орденом Святого Георгия 4-й степени и Золотым оружием с надписью «За храбрость». Но уже после заключения перемирия посетил Константинополь, где заразился черной оспой и 15 апреля 1878 года на санитарном пароходе «Буг» был эвакуирован в Россию.
После окончания Русско-турецкой войны Сухомлинов был назначен правителем дел Николаевской академии Генерального штаба. В этой должности он руководил практическими занятиями по тактике и занятиями дополнительного третьего курса. Одновременно Сухомлинов читал лекции по тактике в Николаевском кавалерийском училище и Пажеском корпусе. Также ему было поручено преподавание тактики и военной истории великим князьям Петру Николаевичу и Сергею Михайловичу.
Однако преподавательская работа не привлекала Владимира Александровича. Он рвался в строй, и в 1884 году назначается помощником командира кавалерийской дивизии с производством в генерал-майоры.
В то же время вышестоящее начальство обратило внимание на его заслуги в деле обучения и воспитания слушателей военной академии. В январе 1886 года В. А. Сухомлинов назначается начальником офицерской кавалерийской школы. Находясь в этой должности в течение почти 12 лет, он сделал многое для развития и усовершенствования техники кавалерийского дела в русской армии. За время руководства школой Сухомлиновым были написаны ряд учебных пособий и рассказов, а также историческое исследование о Мюрате. Кроме того, в разное время он сотрудничал с журналами «Разведчик», «Военный сборник» и газетой «Русский инвалид».
Некоторые историки считают, что именно в это время произошел некий разрыв в отношениях между Сухомлиновым и инспектором кавалерии великим князем Николаем Николаевичем (младшим). Возможно, это произошло потому, что Владимир Александрович был достаточно близким к известному в то время военачальнику генералу М. И. Драгомирову, который в конце XIX века командовал войсками Киевского военного округа и который не раз негативно отзывался о великом князе. Факт в том, что по предложению последнего в апреле 1898 года Владимир Александрович назначается начальником 10-й кавалерийской дивизии, входившей в состав войск Киевского военного округа, штаб которой располагался в Харькове. С мая 1899 года он – начальник штаба Киевского военного округа, с октября 1902 года – помощник командующего Киевским военным округом.
Вступив в эту должность, В. А. Сухомлинов начал чаще бывать в Петербурге, где у него завелись обширные знакомства в Военном министерстве и при дворе. Он стал скрытный и осторожный, щедрый на подарки и лесть «нужным» людям. Видимо, поэтому, когда с началом Русско-японской войны генерал Куропаткин предложил Сухомлинову занять пост его начальника штаба, он отказался, объяснив это тем, что не знаком с дальневосточным театром военных действий и сибирскими войсками. На самом же деле Владимир Александрович из дворцовых источников знал, какие на самом деле плетутся интриги вокруг этой войны. Придворные связи проявились и в том, что после произошедших в Киеве беспорядков в октябре 1905 года и в связи с уходом в отставку генерала М. И. Драгомирова 23 октября 1905 года Сухомлинов был назначен на пост киевского, подольского и волынского генерал-губернатора, с осени 1906 года – генерал от кавалерии. Генерал-губернаторство Сухомлинова пришлось на трудное время революции 1905–1907 годов. Несколько раз он становился целью террористов, а после основания Киевского отдела монархической организации «Русское собрание» был его председателем.
2 декабря 1908 года В. А. Сухомлинов был назначен начальником Генерального штаба. Принимая эту должность, он настоял на своем подчинении военному министру, считая необходимым единоначалие. Также он назначается членом Совета Государственной обороны, который возглавляет великий князь Николай Николаевич (младший).
11 марта 1909 года Владимир Александрович занял пост военного министра. С этого момента вся его деятельность была направлена на завершение реформ в русской армии, начатых его предшественниками. Правда, решение задач реформирования армии осуществлялось медленно, не всегда в правильном направлении. Перевооружение велось в основном за счет закупок оружия за рубежом, собственная военная промышленность была очень слабой. Мало внимания уделялось освоению новой техники – самолетов, автомобилей, пулеметов. При Сухомлинове были расформированы резервные и крепостные войска, за счет чего были усилены полевые войска (число армейских корпусов выросло с 31 до 37). В 1911 году была создана военная контрразведка.
В то же время, при работе в Совете министров у Сухомлинова сложились натянутые отношения с министром финансов В. Коковцовым, который стремился всеми средствами сократить военные расходы.
С началом войны, в связи с развертыванием Ставки Верховного главнокомандующего, роль военного министра свелась в основном к вопросам снабжения действующей армии. При этом интриги между Сухомлиновым и некоторыми другими министрами продолжались. Поэтому когда к весне 1915 года обнаружился большой недостаток снарядов и другого военного снаряжения, Сухомлинова стали считать главным виновником плохого снабжения русской армии. Инкриминировались ему и другие «дела», подавляющая часть из которых была следствием интриг в высших кругах власти.
13 июня 1915 года под давлением общественного мнения Сухомлинов был уволен с должности военного министра. Вскоре после этого было начато расследование его деятельности на посту министра. 8 марта 1916 года он был уволен с военной службы, а 29 апреля 1916 года – арестован и находился в заключении в Трубецком бастионе Петропавловской крепости на время следствия. Но оно результатов не дало, и 11 октября 1916 года Владимир Александрович был переведен под домашний арест, и у него появилась возможность публичного оправдания. Со стороны императора и других сановников предпринимались попытки свернуть дело Сухомлинова, но министры юстиции А. А. Хвостов и А. А. Макаров не допустили этого, угрожая отставкой.
После отречения Николая II, 1 марта 1917 года В. А. Сухомлинов вновь был арестован. По этому поводу газета «Известия» Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов 9 марта 1917 года от имени прапорщика 171 пехотного запасного полка Романа Лукича Чиркунова писала:
«28 числа народ, проходящий по Офицерской улице, был обстрелян из дома № 55, где проживал Сухомлинов. По просьбе собравшейся толпы, желавшей обстрелять этот дом, я с депутатами от этой же толпы произвел обыск чердаков и подвалов этого дома, причем в подвале мною найдено было два пулемета системы Кольта и 10 винтовок с запасом патронов и там же арестован переодетый в статское полицейский, оказавший сопротивление. На чердаках было арестовано пять неизвестных при трех револьверах. Все шестеро были отвезены в думу. За домом, где проживал Сухомлинов, был учрежден надзор.
1 марта мне сообщили, что по черному ходу будто бы прошел Сухомлинов и что около дома собралась толпа, желавшая учинить над ним самосуд. Указав толпе, что в наши задачи не входит производить самосуд, так как Сухомлинов не избежит суда, я с депутатами от той же толпы прошел в квартиру. Мне сказали, что Сухомлинова нет дома. Но при обыске Сухомлинов совершенно случайно был найден в своей спальне под периной и с подушкой на голове. Ему было предложено немедленно же одеться, Сухомлинов заявил, что пребывание его известно председателю Государственной думы Родзянко, которому он будто бы послал письмо. Сухомлинов утверждал, что он не скрывался. При обыске квартиры найден один револьвер. Об обыске составлен акт, оставленный у госпожи Сухомлиновой, за подписями всех присутствующих.
При выходе Сухомлинова толпа кричала: «Изменник! Продал родину!» и хотела сорвать с него погоны. Сухомлинов бледный, как полотно, и трясущийся поднял руку и стал клясться, что он невинен, спрашивал, почему Россия недовольна им, ведь он к началу войны выставил четыре с половиной миллиона войск, что пока он был во главе военного ведомства, все было благополучно.
После этой своей речи он был посажен в автомобиль и доставлен в Государственную думу».
Сам Сухомлинов в своих воспоминаниях пишет: «В то время, когда я так отстаивал свою голову, вспыхивает Февральская революция 1917 года, и какая-то компания вооруженных людей арестовывает меня на квартире и везет в Таврический дворец, где уже организовалась новая власть. Во время переезда в грузовом автомобиле субъект в очках держал против моего виска «браунинг», дуло которого стукалось мне в голову на ухабах. Полнейшее мое равнодушие к этому боевому его приему привело к тому, что он вскоре спрятал оружие в кобуру. Затем несколько вопросов относительно моего дела и совершенно спокойные мои ответы на них окончились тем, что первоначальное неприязненное ко мне отношение превратилось в благожелательное.
У Таврического дворца снаружи и в залах, по которым я проходил, была масса народу, и никаким оскорблениям я не подвергался, как об этом неверно сообщали газеты. Действительно, всего один долговязый, кавказского типа человек произнес из дальних рядов: «Изменник». Я остановился и, глядя на него в упор, громко ему ответил: «Неправда!» Тип настолько уменьшился тогда в росте, что головы его больше не стало видно, и я спокойно продолжал дорогу, без малейших каких-либо инцидентов».
Следствие длилось пять месяцев. В качестве соучастницы была привлечена также жена Сухомлинова. Суд проходил с 10 августа по 12 сентября 1917 года. Сухомлинову были предъявлены обвинения в измене, в бездействии власти и во взяточничестве. Большинство обвинений не подтвердилось, однако Сухомлинов был признан виновным в «недостаточной подготовке армии к войне» и 20 сентября 1917 приговорен к бессрочной каторге и лишению всех прав состояния. Правда, затем каторга была заменена на тюремное заключение, и Сухомлинов был заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Жена Сухомлинова была оправдана.
После Октябрьской революции Сухомлинов был переведен в тюрьму «Кресты». 1 мая 1918 года он по амнистии, как достигший 70-летнего возраста, был освобожден и выехал в Финляндию, а оттуда в Германию. В эмиграции написал «Воспоминания», которые в 1924 году были изданы в Берлине, а в 1926 году и Советском Союзе.
Скончался в Берлине 2 февраля 1926 года.
Воспоминания современников о В. А. Сухомлинове достаточно пестрые. Так, бывший военный министр генерал А. Ф. Редигер писал: «Сухомлинов, по моему мнению, человек способный, он быстро схватывает всякий вопрос и разрешает его просто и ясно. Службу Генерального штаба он знал отлично, так как долго был начальником штаба округа. Сам он не работник, но умеет задать подчиненным работу, руководить ими, и в результате оказывалось, что работы, выполнявшиеся под его руководством, получались очень хорошие».
Запись в воспоминаниях протопресвитера военного и морского духовенства Георгия Шавельского: «Более приятного начальника-сослуживца, как генерал Сухомлинов, мне не хотелось и желать. Умный, простой, сердечный и отзывчивый, Сухомлинов ни в чем не стеснял моей инициативы и охотно шел навстречу всякому моему доброму начинанию. Я не помню случая, когда бы я ушел с доклада не удовлетворенным в своих желаниях и просьбах. В пору назначения меня на должность протопресвитера он был одним из самых близких к Государю, наиболее влиявших на него министров».
Генерал А. А. Брусилов отмечал: «Сухомлинова я знал давно, служил под его начальством и считал, да и теперь считаю, его человеком, несомненно, умным, быстро соображающим и распорядительным, но ума поверхностного и легкомысленного. Главный же его недостаток состоял в том, что он был, что называется, очковтиратель и, не углубляясь в дело, довольствовался поверхностным успехом своих действий и распоряжений. Будучи человеком очень ловким, он, чуждый придворной среде, изворачивался, чтобы удержаться, и лавировал для сохранения собственного благополучия».
Лукомский: «Иметь дело с Сухомлиновым было приятно: он был всегда внимателен, вежлив и ровен со всеми. Бесспорно, он был умным и образованным человеком. Он с полслова понимал суть дела и давал свои заключения или указания вполне определенно, кратко, ясно. Но, как я уже сказал, он одновременно с этим был чрезвычайно легкомысленным человеком. Он плохо разбирался в людях и очень часто приближал к себе или сходился с такими, которых нельзя было бы пускать и на порог.
По своей натуре он легко поддавался женскому влиянию. Когда он был назначен начальником штаба, он был женат второй раз. Жена его, Елизавета Николаевна, по первому браку, кажется, Корево, была умная и хорошая женщина, но любившая пожить и собиравшая в своем доме всякую дрянь. Сухомлинов ее очень любил и всячески старался лучше обставить ее жизнь. А так как личных средств у него не было, а жалованья не хватало, то он «наезжал прогоны».
Впоследствии, будучи командующим войсками, а затем и военным министром (особенно на последней должности), после смерти второй жены женился в третий раз (на Бутович, которую он развел с мужем), и разъезды специально для получения крупных прогонных денег стали просто скандальными.
У Сухомлинова был величайший недостаток, который можно было назвать «недержанием языка». Он не мог удержаться, чтобы не рассказывать своим близким или хорошим знакомым какой-нибудь «секрет» или какую-либо новость. Не было исключения и для служебных дел. Мне лично приходилось несколько раз слышать, как он рассказывал в дамском обществе действительно секретные вещи. Было много данных, что это свойство Сухомлинова было отлично известно генеральным штабам Германии и Австро-Венгрии, и им пользовались с целью шпионажа. Последнее же неимоверно облегчалось тем, что как вторая, так и третья жены Сухомлинова были неразборчивы на знакомства и в их гостиных можно было встретить всяких подозрительных лиц».
Посол Франции в России Палеолог оставил такую запись: «Сомнительный человек, этот генерал Сухомлинов… Шестьдесят шесть лет от роду; под башмаком у довольно красивой жены, которая на тридцать два года моложе его; умный, ловкий, хитрый; рабски почтительный перед императором; друг Распутина; окруженный негодяями, которые служат ему посредниками для его интриг и уловок; утративший привычку к работе и сберегающий все свои силы для супружеских утех; имеющий угрюмый вид, все время подстерегающий взгляд под тяжелыми, собранными в складки веками; я знаю мало людей, которые бы с первого взгляда внушали бы большее недоверие».
Работа Генеральных штабов России и Германии
Германия к большой войне в Европе, в том числе и против России, готовилась давно и основательно. Первым западным специалистом, выделившим начальный период войны, по праву можно считать германского военачальника и теоретика генерал-фельдмаршала графа Альфреда фон Шлиффена (1833–1913).
Шлиффен разработал теорию ведения «скоротечной наступательной войны». В этом плане он, во-первых, рассматривал превентивную войну как обязательное условие решения поставленных военно-политических задач. Во-вторых, он был сторонником крайне ограниченных сроков для решения этих задач. Он писал: «Начавшись весной, война до осеннего листопада должна быть окончена полной победой над противником, и «военная машина, требующая миллионов на свое содержание, не может долго стоять… Мы должны изыскивать возможность быстро разгромить и уничтожить врага».
Шлиффен выделил начальный период войны в особый период, не похожий на все другие. Он писал, что война не может начаться стихийно, а является заранее подготовленным актом, требующим создания определенных условий.
В своем меморандуме, известном как «План Шлиффена», он изложил проект плана ведения операций в начальном периоде войны. Разработке этого плана он уделял особое внимание. Он считал, что своевременное сосредоточение, оперативно-стратегическое развертывание, внезапность действий и относительное качественное превосходство германских вооруженных сил над сравнительно более низкими боевыми качествами вооруженных сил противника принесут успех первым.
Важнейшим условием успешного ведения скоротечной войны он считал внезапность и мощь первоначального удара. Он писал, что преимущество будет «за тем, кто первым нанесет удар» и что «первый удар должен быть нанесен всеми силами» и он должен обеспечить достижение «решающего и сокрушительного успеха».
Представляют интерес взгляды Шлиффена на стратегическую операцию в целом. Он видел ее как сумму взаимосвязанных целей отдельных боев даже при отсутствии непосредственной тактической связи войск друг с другом. Он писал: «Не обязательно, чтобы вся масса войск была сосредоточена на одном поле сражения… Речь должна идти не о соприкосновении частей на местности, а об их внутренней связи, необходимой для того, чтобы на одном поле сражения боролись за победу на другом».
Как способ разгрома противостоящих группировок противника в начальном периоде войны Шлиффен рассматривал их глубокий обход и окружение с последующим уничтожением. Он писал: «Простое наступление на неприятельский фронт может удастся, но результат, достигнутый таким наступлением, окажется весьма ограниченным. Неприятеля, правда, оттеснят, но спустя некоторое время он возобновит сопротивление в другом месте, и кампания затягивается… Чтобы добиться решительного и сокрушительного результата, необходимо вести наступление с двух или трех сторон, то есть с фронта и с одного или с обеих флангов… Вместо того, чтобы нагромождать резервы позади фронта, которые пребывают в бездействии и не попадают к решительному пункту… они должны быть сразу введены в дело для флангового наступления. Чем больше сил будет привлечено к операции, тем решительнее совершится наступление».
Важно то, что Шлиффен не только предлагал проведение охватывающей операции стратегического масштаба, но и многое делал для практической ее подготовки. Так, в период руководства им Большим Генеральным штабом на военных играх и полевых поездках неоднократно отрабатывались способы окружения и пленения армий противника численностью до 600 тыс. человек.
Представляют интерес взгляды Шлиффена на роль и место укрепленных районов (крепостей) в операциях начального периода войны. Он указывал, что «современные большие крепости не имеют целью способствовать оборонительным операциям, напротив, они предназначены сделать реальным к наступлению даже численно более слабые силы, давая возможность войсковым соединениям, пользующимся крепостями, наносить внезапные удары в самых различных направлениях и прикрывая их фланги и тыл».
Принципы оперативной доктрины Шлиффена в отношении начального периода войны нашли отражение в его последнем официальном меморандуме, который он начал составлять в конце декабря 1905 года, а полностью завершил над ним работу в феврале 1906 года, уже находясь в отставке. Этот меморандум, известный, как «План Шлиффена», и был передан новому начальнику Большого Генерального штаба Германии генералу Мольтке-младшему.
Шлиффен придавал исключительное значение изучению боевого опыта и уроков военной истории. Он писал: «В эпоху массовых армий и длительных периодов мира нельзя ограничиваться посещением учебных плацов и маневренных полей. Нам приходится теперь уходить в прошлое и искать опыта, в котором нам отказывает современность, в тех событиях, которые происходили недавно или очень давно».
Таким образом, теоретические взгляды Шлиффена на войну, безусловно, были передовыми для своего времени. Их ценность состояла в том, что был четко выделен начальный период войны, сформулированы цели и предъявлены требования к операциям начального периода войны, определены наиболее эффективные способы разгрома противника в этих операциях.
В то же время взгляды Шлиффена были не лишены и определенных недостатков.
Первый из них заключался в том, что Шлиффен допускал ведение войны Германией одновременно на два фронта, на Западе и на Востоке.
Для проведения стратегической наступательной операции Шлиффен предлагал создавать ударную и сковывающую группы войск. При этом он рекомендовал три подвижных (кавалерийских) дивизии иметь в составе первого эшелона последней, что, безусловно, затрудняло их использование для немедленного развития успеха в глубине.
В своих планах операций Шлиффен совершенно не рассматривал вопросы материально-технического снабжения наступающих войск при том, что эти операции должны были вестись на большую глубину и в высоких темпах.
Россия также всегда готовилась к ведению войны на Западном театре. Разработка первых планов традиционно приписывалась военным министрам и начальникам Главного штаба. Первый такой план начали разрабатывать с 1873 года, сперва под руководством военного министра Милютина. Однако первый стратегический план войны был составлен Обручевым в 1880 году и подвергся некоторым изменениям в 1883 и 1887 годах. Но основная его идея сводилась к тому, что русская армия, используя выгодное географическое положение вдававшегося в глубь вражеских земель Царства Польского (Передовой театр) и опираясь на продуманную систему крепостей, должна будет нанести мощный удар по сообщениям противника. По этому плану удар по германцам наносился из Бугонаревского района в тыл Восточной Пруссии, а по австрийцам – вдоль берегов Вислы в тыл Восточной Галиции. При этом главный удар наносился против Австро-Венгрии. Особенно четко была выражена идея удара по австрийцам в плане 1887 года.
В последующие годы главный удар постепенно начал перемещаться на российско-германский фронт. Так, по планам 1890 и 1892 года, несмотря на то, что удар против австрийцев оставался главным, сила удара против немцев начала возрастать.
В 1900 году военный министр генерал Куропаткин составил новый план (18 расписание), согласно которому еще больше нарастил силы против Германии. Но при этом основная идея плана осталась прежней – главный удар должен был наноситься по австрийцам.
Противником этого плана выступил генерал М. И. Драгомиров, который считал, что главный удар необходимо наносить по Германии, как по наиболее опасному врагу. При этом он предлагал его нанести из Польши по кратчайшему направлению прямо на Берлин. Но решительность Драгомирова испугала робкую и половинчатую натуру генерала Куропаткина, и стратегический план войны был оставлен без существенных изменений.
В 1902 году было санкционировано деление вооруженной силы на «фронты», названные сперва – по противникам – Германским и Австрийским, затем – географически – Северо-Западным и Юго-Западным. Во главе первого был поставлен великий князь Николай Николаевич при начальнике штаба генерале Палицыне, во главе второго – генерал Куропаткин с начальником штаба генералом Сухомлиновым. При этом великий князь был сторонником оттягивания стратегического развертывания назад, в глубь Белоруссии, но осенью 1903 года Куропаткину все же удалось уговорить Николая II оставить в силе «милютинские соображения» и развертывание войск в Польше.
