У костра

скачать книгу бесплатно


– Не позиция, а опыт. И благодаря ему я жив до сих пор. А твой приятель – мир его праху – угодил в ловушку. Мальчишка запутался в расставленных его бабенкой сетях, точно муха в паутине, и в конце концов умер. Я себе той же участи не желаю. И вот тебе совет, парень, – обратился Рыцарь к чумазому пастушку. – Уболтав девку до сеновала и получив от нее всего, чего хочешь, быстренько одевайся и улепетывай куда подальше.

Налипшая грязь мешала разглядеть, изменилось ли выражение юного лица, но уши у Мальчика отчетливо покраснели от смущения.

– Не самый благородный совет, – поделился мнением Алхимик.

– Зато действенный, – парировал Рыцарь. – Следуя ему, парнишка проживет дольше и веселее.

– И, возможно, никогда не познает истинного счастья…

– Я тебя умоляю! Какое к чертям собачьим счастье? Где ты его видывал? Счастье – выдумка похлеще справедливости. Теперь понимаю, почему вы с почившим Музыкантом без труда нашли общий язык. Называется: встретились два свихнувшихся романтика, по коим одинаково дом умалишенных плачет. Будь добр, прочти еще разок ту строчку, где твой друг толкует о праве на счастье.

– «Разве каждый из нас не имеет права на счастье от рождения?», – процитировал Алхимик.

– То бишь мы типа рождены для счастья? Ха-ха-ха! Не смешите меня! Большинство людей появляются на свет, вырастают, осваивают какое-нибудь полезное либо не очень дело, затем, коли жутко не повезет, женятся, обзаводятся потомством и в любом случае умирают. Главное – не отклоняться от сего нехитрого плана, и тогда ты сумеешь получить от жизни хотя бы маломальское удовлетворение, а замахнешься на большее – рискуешь и того лишиться. Счастье! Довольствуйся тем, что имеешь, и не выкаблучивайся. Твой же Музыкант постоянно беспокоился по пустякам да грезил о чем-то, ему недоступном. Сидел бы смирно, писал веселые песенки, исполнял бы скабрезные куплеты перед подвыпившими слушателями и забот не ведал. Нет же! Ему хотелось быть причастным к великому искусству, испытывать чувства, описанные в дурацких романах, предназначенных к прочтению маленькими глупыми девочками, мечтающими о несуществующих принцах на белых единорогах, и вдобавок он задумал сбежать из якобы ненавистного Города. Результат предсказуем: Музыкант повесился. Но поверь мне на слово, его саморазрушение началось задолго до того, как он набросил себе петлю на шею, ибо парень променял подкинутые судьбой возможности на бессмысленные фантазии о несбыточном.

– Наверно, вы отчасти правы.

– Отчасти? Да я тебе ручаюсь!

– Он действительно любил предаваться грезам. Однако винить его в том я не стану. Нельзя развиваться и самосовершенствоваться, не мечтая о чем-либо, не ставя целей в жизни.

– Ты не путай пустые мечты и ясные цели. Разумеется, к чему-то надобно стремиться, да токмо это что-то должно быть приземленным и практически полезным. Я, к примеру, каждый день упражняюсь с мечом, стремясь отточить мастерство, которое обязательно пригодится в сражении. Мне не нужно мечтать о победе над противником, поскольку я тренируюсь, дабы ее гарантировать. Судьбе оказалось угодно сделать из меня рыцаря. Хорошо. Отнюдь не худшая участь – и на том спасибо. И раз уж так вышло, я намерен с глубоким уважением относиться к своему ремеслу и стараться преуспеть в нем лучше остальных.

– О! Получается, вы – фаталист!

– Кто-кто?

– Фаталист – человек, верующий в предопределенность судьбы. То есть вы считаете участь рыцарства для вас единственно возможной и потому смиренно принимаете ее.

– А как же иначе? – всерьез удивился Рыцарь. – Раз уж меня угораздило родиться в семье мелкого дворянина, то кем я еще мог стать? Священником? А на кого тогда хозяйство оставить? Братьями и сестрами родители меня обделили. Есть токмо племянник, да он малой совсем. Вот и приходится служить. Куда деваться-то? Авось за ратные подвиги рано или поздно милостью Его Величества получу во владение новые земли, а то и небольшой замок. Покамест же денег хватает на поддержание родового гнезда в удобоваримом состоянии – уже неплохо.

– А вам нравится то, чем вы занимаетесь?

– Ты про постоянные разъезды и сражения в непрекращающихся войнах? Не скрою, бывает судьба и похуже. Я хотя бы не скучаю, а победа над очередным врагом приносит удовлетворение.

– В таком случае вам повезло. Будучи в силу сложившихся жизненных условий лишенным выбора, вы честно постарались преуспеть в уготованном для вас ремесле и добились определенного успеха, попутно получая удовольствие от того, что делаете. А подобное бы не произошло, кабы у вас отсутствовали соответствующие природные задатки. Иными словами, предназначенная вам судьбой стезя более или менее соотносится с вашими же природными наклонностями.

– Эк ты завернул… Сразу видать – ученый муж. Послушать тебя, я – прям-таки счастливчик, коих мало.

– Несомненно! Вам действительно улыбнулась удача заниматься тем, чем вы умеете и любите заниматься.

– Не уверен насчет «люблю», но… пускай. В целом соглашусь.

– Отлично. А многим людям так не везет. Скажем, откуда нам доподлинно известно, мол, сын купца обязательно будет успешен в торговле, а сын сапожника – в изготовлении обуви? Вдруг в обоих детях с рождения заложены способности к иным занятиям: у одного – к мореплаванию, у другого – к гончарному искусству? А вспомните моего друга Музыканта. Его знакомство с лютней, по сути, явилось результатом маловероятного стечения обстоятельств. У юноши гораздо больше шансов было или стать плотником, как отец, или до конца дней вырезать животных из дерева, пойдя по стопам опекуна. И тем не менее именно в музыке молодой человек обрел себя.

– И много радости ему это принесло?

– Полагаю, больше, нежели принесла бы работа с молотком и гвоздями либо с однотипными резными птицами. Признаться, вообще не представляю, насколько хорошо или плохо мой друг умел обращаться с инструментами, помимо музыкальных. Я к чему веду: в жизни мы безусловно в значительной мере зависим от нашего происхождения, однако оно не определяет нас полностью. Мы не копии своих отцов хотя бы потому, что у нас есть еще и матери. Если мой отец каменщик, то почему я тоже должен стать каменщиком, а не, к примеру, алхимиком?

– А твой отец каменщик?

– Нет. Я просто назвал первую пришедшую на ум профессию.

– Ясно. И с тобой, и с твоей точкой зрения. Ты б ее пореже вслух озвучивал, а то, неровен час, наткнешься на какого-нибудь дуболома, который предъявит тебе обвинение в измене.

– На основании чего, позвольте полюбопытствовать?

– Ну, по твоим словам, сын не обязан перенимать отцовское дело, а может статься, и вовсе к нему не пригоден. Вовремя не остановившись, ты рискуешь в таковых рассуждениях дойти то мысли, якобы и законный королевский наследник необязательно будет лучшим претендентом на престол.

– А-а… – уловив намек, протянул Алхимик. – По счастью, я ничего подобного не сказал.

– Ох, однажды тебя наверняка поймают за язык да отсекут его вместе с твоей же вольнодумной башкой. Мне-то, положим, плевать. Пускай даже я – верный слуга Его Величества, а иной власти, окромя монаршей, и вообразить не смею, за глупые мысли мечу тебя предавать не собираюсь.

– Вы весьма великодушны, сэр Рыцарь.

– Да брось! Не принимай за великодушие обыкновенное безразличие. Философы-идеалисты типа тебя сродни мухам. Вы, конечно, раздражаете своим жужжанием, но вреда не причиняете практически никакого, ибо никто вас все равно не слушает.

– Э-э… ладно, – не зная, как отреагировать, дипломатично молвил Алхимик.

– Да ты не расстраивайся, – утешил Рыцарь. – Тебя потому пока и не прихлопнули! Ха-ха-ха! Уф… А меж тем наша беседа напомнила мне одну историю. Да-да, свою ты рассказал, теперича моя очередь. Потом, коли не заснем, парнишка нам тоже чего захватывающего поведает: про овец иль коров. Иль про девок на сеновале. Ой, не смущайся ты так, малец! Пошутил я, пошутил. Видел бы ты себя – физиономия красная, аки свекла! Так об чем бишь я? Ах, да. История. Ну-с, приступим…

История о неординарном сыне ординарного конюха, поведанная отважным сэром Рыцарем

Приезжаю я намедни в Город. Он как раз оказался точнехонько на пути к моему имению, куда я нынче направляюсь опосля славной и сокрушительной победы над неприятелем в Юго-Восточных Землях. Ух! И хорошенько же вломили тамошнему Султану! В придачу к кошелю с золотишком я прихватил из удачного военного похода парочку недурственных ковров. Теперича вот везу их домой. Думаю один повесить у себя в опочивальне, а второй расстелить прямиком в холле на першем этаже – пущай гости обзавидуются. Но вернемся к Городу. Люблю в нем останавливаться на денек-другой, побродить по рынку, поглазеть на диковинные товары, привезенные из-за моря, выпить доброго неразбавленного винца в таверне, пообжиматься с красивыми девками в борделе… О черти! Опять мальчишку в краску вгоняю! Ты, паренек, привыкай. Судя по возрасту, тебе пора б уже перестать стесняться и потихоньку начинать открывать новые горизонты, ежели смекаешь, о чем я. К счастью для твоих слабеньких юношеских нервишек, в тот вечер меня на баб не тянуло, а вот побухать в веселой компании настроение вполне располагало. Я частенько так поступаю: наведываясь в питейные заведения, ищу стол, который уже занимают по меньшей мере человека три, подсаживаюсь к ним и в ходе непринужденной беседы за кружечкой вина узнаю последние новости и сплетни. Мудрец скажет: предаваться пьянству вместе с совершенно незнакомыми мужиками – плохая затея. И – разрази меня гром! – будет прав. Посему я давным-давно определил для себя меру, сверх коей крепких напитков не употребляю. Тут есть несколько критериев. Загибаем пальцы. Я должен мочь выговорить правильно и без запинки фразу «вассал моего вассала – не мой вассал» – раз. Должен помнить, где привязал коня – два. Должен суметь молниеносно подняться со скамьи и достать меч из ножен – три. И должен по-прежнему упорно отводить взор от страхолюдных баб – четыре. Нехитрые правила, помогающие, однако, держать себя в рамках дозволенного.

Значится, заваливаюсь я в таверну. Народу полно, музыка играет. Гляжу: у троицы пьянчуг местечко за столом свободно. Спрашиваю, позволено ли уставшему странствующему рыцарю присоединиться к их уютной компашке. Мужики не возражают. Прекрасно. Я присаживаюсь, заказываю вина и мало-помалу включаюсь в беседу с… э-э… имен сих ребят я не то что не помню, скорее, вовсе не собирался выяснять, а ради порядка и стройности повествования нареку каждого из них в соответствии с отличительными внешними признаками, а именно: Гнилозубым, Плешивым и Бородавкой. Начинаем с болтовни о внешней политике. Вы удивитесь, сколь осведомлены о ней заурядные городские пропойцы. Затрагиваем войну с Султанатом. Я хвастаюсь собственными подвигами, благоразумно умолчав о добытых на вражеской земле ценных трофеях – ни к чему здешней шпане знать о моем улове. Шепотки, к слову, быстро разлетаются по свету, и получилось бы печально, дойди хотя б малюсенький намек касательно кошеля с золотом и дорогих коврах до ушей разбойников. Все верно. Не токмо Музыкант слыхивал о бандитах, орудующих в окрестностях. Плешивый вот тоже принимается о них рассуждать:

– Злыдни конченые! – говорит он. – Мне зятек давеча рассказывал, дескать, они на дороге жертву поджидают, затем нападают целой сворой, аки псы бешеные, человека зубами разгрызают да кровь его до суха высасывают.

– Брехня! – возражает Гнилозубый. – Они ж не упыри какие! Обыкновенные призраки. Ага. Типа души убиенных путешественников. Их самих однажды на подъезде к Городу грабанули и умертвили, и с того дня они тупо мстят.

– Кому? – спрашиваю у него.

– Всему миру людскому!

– А причем тут мир людской? – недоумеваю я. – Мстили бы ограбившим и убившим их разбойникам. Других-то на кой трогать?

– Ну, как… – мямлит Гнилозубый. – Они ж призраки! Духи злобные! Им главное – бесчинства творить, а кому – неважно.

– Не-не! – вновь подает голос Плешивый. – Для них главное – кровушки напиться. Кровушки!

– Не порите чушь! – встревает Бородавка. – Упыри, призраки… Еще скажите: ходячие скелеты, иль оборотни, иль заколдованные котята. По моему опыту, страшнее человека на свете нет создания. И разбойники ваши – такие же люди.

– Такие же?! – Плешивый аж поперхнулся. – Ты бы видел…

– Видел что? – не давая договорить, перебивает его Бородавка. – Я ничего не видел. И ты ничего не видел. Никто из нас не присутствовал ни при одном нападении и не могет достоверно описать случившееся.

– Но ведь тела находили растерзанные…

– И ты прям лично их осматривал?

– Нет, я ж не лекарь.

– Угу. Догадываешься, к чему я клоню? Народ ни черта не ведает ни о разбойниках, ни об ихних делах и потому приписывает бандюгам всякую потустороннюю дичь.

– А как насчет умения исчезать бесследно? – вспоминает Гнилозубый. – Совершивши преступление, бандиты точно в воздухе растворяются. Стражники искали, искали, да не нашли ни единого отпечатка ноги либо лошадиного копыта. Спрашивается: отчего же так? Ясно отчего – призраки поработали.

– Ой, да брось ты со своими призраками! – вскипает Бородавка. – Оболтусы они, стражники наши городские, потому и не обнаружили ни фига. Тоже мне следопыты! Надобно было охотников опытных привлекать, а не балбесов этих. А разбойники – гады умные. Сперва жертву внимательно выбирают, затем стремглав нападают, всех поспешно и беспощадно вырезают, забирают добычу и бегом в лес. Тама они награбленное заодно с одеждой, в крови вымазанной, в землю зарывают, сами переодеваются в мирское, а опосля под личиной добропорядочных граждан возвращаются в Город.

– Складно излагаешь, – подмечает Плешивый. – Точно вместе с ними в набеги ходил.

– Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб замысел ихний разгадать, – отмахивается Бородавка. – Достаточно чутка башкой подумать да к разговорам вокруг прислушаться, и картина ясная вырисовывается.

– А я все равно не верю, будто люди на подобное способны, – не унимается призраковед Гнилозубый. – Какой же дьявольски изобретательной головой должно обладать, дабы совершать столь выверенные нападения, а потом еще долго и успешно скрываться? Не. Духи. Стопудово духи.

– Ха! – усмехаюсь я. – Люди способны на всякое. И в нравственном, и в умственном, и в чисто физическом плане.

– Эт правда, – подтверждает Бородавка. – Встречалась мне разок бабенка, на вид вроде не шибко крупная, ростом приблизительно по грудь нашему сэру Рыцарю, меж тем теленка спокойно на плечах тащить могла. А взять мальчонку из соседнего дома. Пацан наизусть гербы всех мало-мальски знатных домов описать умеет, хотя даже грамоте не научен. И был ведь еще слепой мужик, смастеривший часы, стоящие у нас на площади.

– О! – восклицает Плешивый. – А помните того парня – Сына Конюха?

– А как же! – отзывается Бородавка. – У кого-кого, а у него котелок варил.

– Кто такой? – осведомляюсь я.

– Колдун! – чуть ли не выкрикивает Гнилозубый. – Еще в раннем детстве, используя заклинания запретные, призвал он демона из преисподней и заключил с исчадием кровью скрепленный договор. Душу, стало быть, обменял на дар нечеловеческий. Приобщился к темным знаниям, простому люду недоступным, и со временем превратился в архимагистра черных демонических искусств.

– Ты че несешь? – не выдерживает Плешивый. – Какой, к бесам, архимагистр?

– Черных демонических искусств. Самых что ни на есть черных и самых-пресамых демонических! Поговаривали, мол, он ради поддержания колдовских сил регулярно жертвы приносил. Начинал со сравнительно мелких мышей да крыс, потом принялся кошек бродячих отлавливать, постепенно перешел на ягнят, а когда вконец обезумел от жажды могущества неестественного, то и безвинными младенцами уже не брезговал.

– Хорош заливать! – призывает Плешивый.

– Я не заливаю, а излагаю факты. А как, скажите на милость, по-другому объяснить умение жалкого Сына Конюха обращаться с большущими числами, аки жонглер с булавами. Вот вы, достопочтенный сэр Рыцарь, можете назвать, сколько получится, сложив тридцать яблок и сорок яблок?

– Семьдесят яблок, – не задумываясь, отвечаю я. – Не ахти какое трудное вычисление.

– Ну, э-э, пожалуй, – нехотя соглашается Гнилозубый. – А коли яблок было б не тридцать и сорок, а тридцать тыщ и сорок тыщ?

– Тогда вышло б семьдесят тысяч. Задача не особо усложнилась. Не понимаю, к чему ты клонишь.

– А вы представьте, сэр Рыцарь, гораздо более запутанные счетные упражнения.

– В смысле, ты сам не в состоянии придумать нормальную математическую задачу и тупо перекладываешь ответственность на мое воображение?

– Извиняйте, я счетным мастерством не владею.

– Я вам обоим подмогну, – спешит на выручку Бородавка. – Положим, нам надо распределить двенадцать тыщ семьсот двадцать восемь солдат по палаткам. Причем каждая палатка вмещает предельно сорок три человека. Вопрос: сколько потребуется палаток?

– И сколько же? – нетерпеливо вопрошает Гнилозубый.

– А вот посчитай, – злорадно ухмыляется Бородавка.

– Погодите-погодите, – пытаюсь сообразить я. – Где-то около трехсот… Больше? Не, не сходится. Значит, меньше… Абак есть? Ладно, обойдусь… Ну-с… Хм-хм-хм… На два умножаем… А дальше? Здесь вычитаем… сорок один… Записать бы… Девять, что ли?.. Ага…

– Долго еще? – интересуется Плешивый.

– Тихо, не мешай! Последняя цифра… Черт! Сбился… Было двести пятьдесят восемь, да?.. Уф-уф-уф… Пять?… Нет… Шесть?… Угу-угу… Итого… Какая вторая цифра?.. Девять? Да, девять! Вместе… два, девять, шесть… Двести девяносто шесть! Да, таков мой ответ: двести девяносто шесть. Ай, башка сейчас лопнет! Хозяин! Подлей-ка винца, а то кружка опустела, а в горле от напрягу пересохло.

– Он правильно сосчитал? – спрашивает Гнилозубый у Бородавки. – Двести девяносто шесть?

– А мне почем знать? – пожимает плечами тот. – Я числа от балды взял.

– От балды? – недоумеваю я. – И как же так у тебя удачно вышло, что результат ровный получился?

– Повезло.

– Ну-ну. – Подмигиваю Бородавке, ибо мужик явно непрост, однако старательно сие обстоятельство скрывает.

– Вы прям молодец, сэр Рыцарь! – хвалит меня Гнилозубый. – Но до Сына Конюха вам, не обижайтесь, далеко. Он подобные задачки мгновенно решал. Даешь ему числа, а он тут же, даже лба не наморщив, с ними всякие фокусы проделывает: складывает, вычитает, помножает, разделяет и прочая, и прочая. Каким образом? Ясно каким: благодаря сделке с демоном.

– Да заколебал ты со своим демоном! – вспыхивает Плешивый. – Откуда паренек в раннем детстве мог проведать о запретных заклинаниях, нечисть призывающих? На заборе в конюшне прочитал? И байки о жертвоприношениях – фуфлыга полнейшая. Пропажу крыс иль бродячих кошек, положим, никто бы не заметил, зато весть о краже и умерщвлении младенцев Город облетела бы стремительно и, наверно, дошла бы в конце концов до начальника стражи, опосля чего тут бы такенный переполох поднялся – мама не горюй! Вот я слышал…

– Начинается, – закатив глаза, молвит Гнилозубый. – Опять сплетни, десять раз с чужих слов перенавранные.

– Уж получше твоих потусторонних бредней!

– Мои бредни, то бишь личные выводы хотя б на житейском опыте и здравомыслии основываются, а не на недостойном веры мнении случайных людей с улицы.

– Да весь опыт у тебя всегда сводится к тому, чтоб любую непонятку свалить на деяние злых духов иль демонов, и якобы иных объяснений не требуется. Ты хоть к какой-нибудь истории сможешь потустороннюю дичь не присобачить? Нет! Умишко твой до сути докапываться ленится, вот и заполняет пробелы ерундой, кою ни подтвердить, ни опровергнуть не удается. Я же слышал, – с акцентом на «слышал» произносит Плешивый, – будто Сын Конюха в действительности-то и не сын Конюха. Мол, Жена Конюха загуляла как-то с одним заезжим университетским ученым. И, значится, родившийся ребенок никакой не архимагистр, а, скорее, магистров бастард! Ха! Усекли? Не магистр, а магистров бастард!

– М-да, потрясающе изобретательная игра слов, – без энтузиазма отмечаю я.

– И от настоящего отца, – продолжает Плешивый, мастер каламбуров, – Сын Конюха перенял способности к наукам.

– Версия куда правдоподобнее истории с демоном, – соглашается Бородавка, – однако никаких подлинных свидетельств ей тоже нету. Окромя того, насколько мне известно, Конюх, трудившийся на местного Богача, самолично попросил знакомого переписчика, заведовавшего принадлежавшей тому же Богачу домашней библиотекой, научить Сына читать. Согласитесь, навряд ли бы мужчина, хоть чуточку сомневающийся в том, что растит своего собственного ребенка, стал бы проявлять к дитю подобную заботу. Думаю, Конюх изначально стремился дать мальчику больше, нежели полагается иметь отпрыску из незнатной семьи. Ну а парнишка оказался смышленый. Буквы освоил почти сразу, а вскоре от чтения учебных текстов, заготовленных наставником-переписчиком, перешел к толстым фолиантам из библиотеки. Хозяин редко посещал собственную книжную сокровищницу. Ему, видать, нравилась именно мысль об обладании теми или иными редкими экземплярами, а не использование их по прямому назначению. Зачастую они приобретались, дабы их поставили на полку и никогда впредь не открывали. Странное отношение к вещам, но мне ль судить о причудах богатеев? Однакось вот благодаря любознательности Сына Конюха некоторым книгам подвезло. Говорю «подвезло», ибо цель существования любого письменного текста – быть кем-то прочитанным. В противном случае – на фига пергамент иль бумагу переводить? Мальчишка-то молодец – быстро смекнул, какую ценность представляют многие из фолиантов, успевших изрядно затосковать по читательскому вниманию. Не берусь судить, чего в той библиотеке понавыискивал Сын Конюха, покуда бегал туда в перерывах между кормлением лошадей и уборкой навоза, однакось там наверняка завалялась парочка трактатов о вычислениях. Тут-то и понеслось! Отныне интерес парнишки сместился с букв к цифрам. А ведь математикой с мальчуганом никто специально не занимался. Он совершенно самостоятельно постигал мир чисел, аки незрячий, на ощупь пробирающийся в незнакомом помещении. Со временем Сын Конюха приноровился считать, притом все подряд: книги, отдельные страницы, строки, слова, буквы, фрагменты мозаики на полу, булыжники на мостовой, маковые семечки в булочках, волоски в лошадиной гриве, блох спине у собаки, песчинки в песочных часах, капли дождя, звезды на небе. Окружающие шутили, дескать, у странного чада пред взором предстают не люди, животные, здания, улицы да деревья, а позаимствованные у восточных мудрецов разномастные изогнутые палочки с черточками, изображающие цифры.

Однажды о резко вспыхнувшей любви Сына Конюха к числам прознал работавший на Богача счетовод. Мужик, по сути, надзирал за всем хозяйством, следя за покупками, продажами, выплатой вознаграждений и стараясь вести предельно подробный учет расходов и доходов. Дело сие было нелегкое, потому как обороту Богача позавидовал бы сам Король. Уследить, чего куда убыло, а чего откуда прибыло, оказывалось порой за гранью людских возможностей. Шутка ли, за месяц от имени и по поручению Богача совершалось с десяток, а то и с сотню сделок по поводу разнообразнейшего имущества! Немудрено запутаться в образующихся таковым способом товарно-денежных хитросплетениях. А в придачу Его Величество непрестанно новые налоги вводит – успевай до кучи с казной расплачиваться. И из года в год положение лишь усложнялось. И вот как-то раз, устав от неиссякаемого потока сообщений об очередных тратах и поступлениях, счетовод пожелал развеяться и впервые за много часов спустился из тесного кабинета во двор, где нашел мальчика, околдованного, ежели судить по рассказам прислуги, чарами математики. Забавы ради мужик подкинул пареньку пару задачек навроде той, которую я задал вам. И, в отличие от вас, друзья, Сын Конюха справился с ними мгновенно. Тогда счетовод придумал условия потруднее, с числами покрупнее да решением в несколько действий. И опять мальчонка, глазом не моргнув, дал верный ответ. Дале в ход пошли задачи с дробными вычислениями. Результат прежний – ни единой промашки! Пораженный счетовод стрелой метнулся в кабинет, а возвратился уже с гигантской книженцией, содержавшей записи о сделках Богача, и предложил чудо-ребенку прикинуть общий размер доходов, ожидаемый в текущем месяце с учетом наличествующих на сегодняшний день сведений. Ясен пень, Сына Конюха блестяще все рассчитал до последнего гроша.

– Рассказываешь так, будто на твоих глазах это происходило, – подмечает Плешивый.

– Сомневаюсь, – не соглашается Гнилозубый. – Иначе б он непременно заприметил тень демоническую рядом с мальчишкой.

– Немногим позже, – успешно проигнорировав обе реплики, продолжает Бородавка, – счетовод, предварительно уговорившись с Конюхом, принял парнишку к себе в постоянные помощники. С той поры юный математик целиком сосредоточился на вычислениях. Он прикидывал, какую цену лучше устанавливать на продаваемые и перепродаваемые товары, по какой цене выгоднее имущество приобретать и у кого, высчитывал величину налогов, необходимых к уплате в казну, и определял методы сию величину по возможности уменьшить. В частности, мальчишка умудрился откопать в глубинах хозяйской библиотеки старинный, и тем не менее никем не отмененный, а значится, и поныне действующий закон, аж на три года освобождающий от всяких повинностей те земли, чрез которые проезжал кортеж Его Величества в день, когда луна находилась в Тельце. Не спрашивайте, чем наши предки руководствовались, издавая столь странный указ. Возможно, он связан с некой давным-давно позабытой приметой. Астрология – штука запутанная, а людские предрассудки – и того пуще. Как бы то ни было, отмахнуться от обнаруженного закона никто, включая Короля, права не имел. Ну, то бишь Король, конечно, имел и имеет право на что угодно, однако ж сугубо по-житейски ему – верховному государю и главному воплощению чести, благородства и справедливости – не пристало задним числом отказываться от ранее принятых обязательств. Коль скоро далекий предок почему-то велел освободить определенные земли от повинности, изволь сперва выполнить предписанное, а токмо потом с чистотой совестью издавай новый закон, отменяющий действие предыдущего и распространяющийся уже на отношения, возникающие в будущем. В противном случае нарушишь общепринятые правила хорошего королевского тона, а их важно соблюдать, ежели хочешь избежать ненужных волнений среди подданных. И как, по-вашему, поступил Сын Конюха в свете внезапно открывшихся обстоятельств? Парень внимательно изучил книгу записей, сверился с календарем, произвел нехитрый расчет и установил интересный факт: полтора года назад Его Величество действительно пересекал часть владений Богача, расположенных к северо-западу от Города, в подтверждение чего приводилась отметка о расходах, связанных с предоставленными Королю ночлегом и питанием, а луна в тот момент – вы не поверите! – удачно перешла из созвездия Овна в созвездие Тельца. Дополнительные вычисления показали, сколько именно лишних средств получила казна за последние восемнадцать месяцев от указанного земельного владения, имевшего право на временное освобождение от уплаты налогов. Сумма получилась впечатляющая, и она стала приятным дополнением к оставшимся полутора годам без налогообложения.