скачать книгу бесплатно
– Да ты, Иван, колдун?
– Колдунов и без меня хватает. Ведуны мы, Василич, что ни на есть настоящие.
– Значит, наперёд угадывать можешь?
– Невелика премудрость! Когда родился, когда женился, когда помер! Енто у нас кажная девка сказать может. Ничего другого природой не дадено! Ведать про всё на свете – вот где тяжко! Никто же толком не знает, что на самом деле вокруг творится, что происходит. Эх, разбередил душу расспросами! Любопытный ты, Василич, ох любопытный!
Гоголю беседа занятна.
– А верно! – восклицает. – Хотел я будущее России предугадать, да настоящее-то и то не осилил описать. А если разобраться, то кому это будущее надо?
– Правду говоришь! Зачем нам будущее? Мы же в будущем жить не будем! А проникать в него да описывать – это ж сколько сил и здоровья потратишь! Вот ты, Василич, себя и погубил! Надорвал здоровье зазря!
– Хотел людей предостеречь от ошибок!
– Людскую породу не переделаешь. Да ты не огорчайся! Угощайся наливкою!
Приложились к ковшу, да не по одному разу, да так хорошо стало, да так расчудесно.
– Закусывай, Василич, спробуй огурчика!
Гоголь потянулся, невзначай соседнюю кадку задел. Иван насторожился.
– Эй, осторожнее!
Гоголь же хмельной чуть и вовсе кадку не опрокинул… Иван на что пьян, а ещё пуще всполошился.
– Аккуратнее, говорю!
– А чего у тебя тут?
– Знамо чего: души людские храню. Отдыхают в холодочке!
Гоголь его слова за шутку принял.
– Пускай отдыхают! – смеётся, а сам – раз рукой и подцепил одну. Почти невесомая и прозрачная.
– Положь на место! – засерчал хозяин. – Повредишь чего! Вон давеча от недогляду одна душа с боку прогоркла, так насилу её после пристроил… к Антипу-пьянице в семью.
Гоголь вмиг протрезвел, душу бережно на место положил, дивится:
– Это что же, Иван, ты их здесь хранишь, а потом по всему свету рассылаешь?
– Ну загнул, Василич! Любишь этакое величавое! По всему свету пусть индусы рассылают, а мне свою бы деревню обеспечить, свой родной дух сохранить!
– Любопытно!
– Кому любопытно, а кому работёнка! Уловить да сберечь, да чтобы не попортились, да чтобы пристроить надёжно… эх, милый мой, хлопотное дело. Ой, засиделись мы с тобою! Свеча вон догорает!
Вышли из избы на волю. Домишки по пригорку выстроились. В деревне – ни души, за изгородями – темень. Иван в овчинный тулуп кутается. Гоголю мороз нипочем, хотя и в сюртуке.
Гоголь пошатывается.
– Счас, – говорит, – чёрта словлю, в Петербург слетаем!
– Чего мы там забыли? – удивляется Иван. – Всё тебя по столицам несёт! Лучше нашу деревеньку осмотри, вся-то с версту, а непростая! Вон, вишь, там, вдали, темнота?
– И что?
– А всё! Дальше – конец Света!
Гоголь в усы посмеивается, ехидно так.
– Ах, не веришь! Не веришь! – распалился Иван. – Пойдем!
Схватил и тянет Гоголя за собой, да споткнулись под горой. Иван задом, Гоголь передом – в край неба и врезались! Иван валенки вытягивает, матерится, а Гоголь голову просунул за полог неба и любуется.
– Красотища какая! Звёзд понатыкано! Месяц блестит!
Иван катанки поправляет, на краю Земли усаживается.
– У тебя, Василич, в «Ночи перед Рождеством» не хуже!
– Нет, здесь красивее! – не соглашается Гоголь. – Признаюсь, не ожидал, что и взаправду так! Ой, вон и лестница! Как мечтал: «Лестницу мне, лестницу!» Слышь, Иван, давай полазаем!
Иван отвечает:
– Мне почто! Я посижу, ты забавляйся! Катайся, кувыркайся, карабкайся, только в Бездну не свались!
Гоголь на первую ступеньку поднялся.
– О-го-го! Земля бескрайняя!
– А чем выше залазишь, тем она бескрайнее кажется. Я энто высоко поднимался, аж Америку видать!
– Ишь ты!
– Поди ж ты!
– Ой-ли!
– Гой-ли!
Оба смеются. Веселье пуще прежнего. Гоголь снежок слепил, взял и швырнул вниз.
Вдруг замело по Москве, завьюжило. Налетел ветер, сыпанул снегом.
– Бр-р! – крякнул жандарм и обернулся на похоронную процессию. На санях бы давно домчали до Данилова монастыря! Экое выдумали – на руках нести! Охраняй тут, за порядком следи!
– Поторапливайтесь, господа, непогода!
– Ерунда! – отозвался молоденький студент, нёсший гроб с Гоголем. – Шалость природы! Озорничает кто-то! Сейчас успокоится, солнце выглянет, мороз вдарит!
И впрямь – утихло!
А студенту смешок послышался. Почудилось ему, что будто из гроба смешок-то! Кто знает, кто ведает!
Хорошо, что смена подоспела, другие сотоварищи гроб взяли. Студент поотстал, перекрестился.
Гоголь вволю по лестнице полазил, на мир поглядел, диковин разных повидал, ублажился и успокоился. Вниз спустился, к Ивану на краешек присел. Сидят, ногами болтают, речи ведут.
Гоголь вопрошает. Иван завирает.
– Выходит, любезный, мир всё-таки по Птолемею устроен?
– Як кому треба, так и устроен! – сказывает Иван в ответ. – Мне этот мир поболе нравится – в ём и живу! Тебе, Василич, кажись, такой мир тоже люб был?
– Люб! – соглашается Гоголь.
– То-то и оно! – Иван вдруг зарыдал, запричитал, заохал притворно. – У-у, Коперник проклятый! Такую красотищу порушил! А учёная братия и вовсе доконала! Разбили мирозданье! Прежде я до Сириуса по лесенке за пять минут добирался, с тамошними мужиками погуторить, а ноне… Разлучили нас учёные, книжники треклятые! Расстояний напридумывали: парсеки-сусеки, год святовой! Эх, жалость! Хорошие мужики были – сируяне! Самые близкие соседи! А теперь! Про остальные звёзды и не заикаюсь! Вселенную и ту раздули умами своими запредельно: ни мыслью, ни взором не окинешь! – Иван слёзы утёр. – Хоть и неохота, а супротив науки не попрёшь! Приходится подчиняться!
– Да-а… – соглашается Гоголь. – Наука – дело серьёзное!
– А как, бывалочи, легко путешествовалось! – Иван преобразился, глаза заблестели. – Эх, разбежишься «мыслию по древу»… и полетел со звезды на звезду! Немного счас осталось таких, кто мыслью-то перемещаться могут! Ох немного! А уж вослед мысли телесное перетащить, так и вовсе умельцы наперечёт! Помнишь град Китеж? Лихо они тогда все переметнулись! Я к ним хаживал в прошлом годе. Хорошо живут. Только всё одно скучают! Возвернуться надеются! Да не настала пора!
– Не настала, – подтвердил Гоголь.
– Вот и я им отсоветовал.
Помолчали.
– Слышь, Иван, а как же Бог?
– И не спрашивай, сам страдаю! Отослали фарисеи Бога куда-то аж за пределы Вселенной! Не поймёшь: то ли Он есть, то ли Он уже был? – глубокомысленно заключил Иван. – Да, поди, Богу-то и несподручно из вселенской дали за людьми присматривать, беспорядков-то много стало. Хорошо, Христос с Вифлеемской звезды успел заскочить, верой обнадёжить, а то бы и вовсе осиротели.
– Ой, Ваня! – погрозил Гоголь.
– А что! А что! Я вот думаю – всё это современное учение – и есть дьявольское искушение!
– То есть?
– А чего человек своей дурной башкой ни напридумывает, то дьявол сразу и воплощает, и от Бога нас сим отдаляет! – Иван опять запричитал, заохал по привычке своей. – И кому мешали ангелы в облаках! Как красиво! Как поэтично!
– Прекрати! – незлобно отмахнулся Гоголь. – Идеалист!
– Отчего же, отчего же… не глупее некоторых. Мне любое мирозданье доступно, да и сам насочинять могу, а вот за простоту обидно! Ой как обидно! – Иван зарыдал, голову на плечо к Гоголю склонил, зашептал вкрадчиво: – Простота – она мир спасти может! Слыхал про такое?
– И про красоту, и про простоту… – Гоголь зевнул. – Скучно.
Иван всполошился.
– Ай-я-яй! Опять у тебя хандра! Всё! Давай, подымайся, и айда к Маланье!
– Что за Маланья?
– Бабёнка справная, не боись, не ведьмочка, не съест! К тому же сказывала, что, мол, как Гоголь появится, так непременно к ней привести!
– Зачем?
– Для угощения! Ай какие у Маланьи блины! Ай какие блины! Да и наливки не грех добавить, я вот мёрзнуть начал! Ай какая наливка у Маланьи! Ай какая наливка! Да после ейной наливки – всю Русь разом понять можно!
– Ну, коли так – веди! – Гоголь с краю Земли поднялся, ещё раз на звёзды глянул, вздохнул в умилении, бодрость и весёлость к нему возвернулись.
И отправились они далее. Иван впереди – байки травит, Гоголь позади – знай посмеивается. А путь неблизкий, через всю деревню. Бредут, снегом похрустывают.
Вот видят – избушка стоит на курьих ножках! Кривая! Да ещё крутится, вертится, ходуном ходит! Ну вся из себя!
Гоголь было к ней свернул, Иван попридержал.
– Это Панкрата изба!
– И что?
– Да он у нас наособинку! В иных измерениях живёт и перемещается! Фантазёр, едрит твою!
– Вот и расчудесно! – смеётся Гоголь. – Заскочим!
– Заскочить-то можно, да больно хлопотно! – отговаривает Иван. – Выжидай тут, пока дверь насупротив тебя окажется! Обратно ещё тяжельше выпрыгнуть – чуть промахнёшься, не в то пространство угодишь, ищи потом пятый угол! Всякие эти искривления, завихрения – на трезвую голову не разобраться!
Гоголь же не слушается, прыгать сготовился.
– Ну, хорошо, хорошо, – пошёл Иван на попятную. – Счас скомандую! Эй, избушка-избушка! Стань ко мне передом, к лесу задом!
Только выкрикнуть успел, как из избушки вдруг тарелка вылетает, за ней блюдце, перебранка слышится.
– А-а… – Иван от очередного блюдца увернулся и Гоголя к земле прижал. – Началось! Панкрат со своей ругается. Не до нас им, Василич, да и мне неохота в чужие скандалы встревать. Айда отсюда! Да пригнись, тебе говорят, зашибут ненароком!
Чуть поодаль отошли, Иван ну хохотать.
– Слышь, а когда шибко ругаются-то, когда разойдутся не на шутку, куда только не швыряют что ни попадя и куда только эти ихние вещички не заносит по искривлённому-то пространству! Ой, умора! Всех учёных в путаницу ввели! И поделом им!
Так в весёлом расположении духа добрели они до середины деревни. Глянь – колодец-журавль! Но уж больно странен на вид: ни тропинки к нему, ни водицы замёрзшей возле сугроба. Ведро пустое болтается. В колодце что-то завывает да постукивает.
Иван притих.
– Тс-с! Место проклятое – стороной обходить надо. Человеков засасывает!
Гоголю тоже жутковато стало, за Ивана спрятался. Идут бочком, на колодец косятся, Иван нашёптывает:
