скачать книгу бесплатно
Небо безучастно моргало всеми звёздами и молчало.
Тоскливо выдохнув, Витька в сотый раз огляделся. «Ну ведь бред же, ну как же так, ну ведь невозможно это, нереально», – мысленно захныкал Витька.
А мороз был вполне реальным. Он давно уже не просто поселился под одеждой, и проник в каждую складочку тела. Он нахально лез в самое нутро, пробирая до печёнок. И стояние на месте было ему только в помощь. Витька прекрасно понимал это, поэтому развернулся и быстро-быстро двинулся обратно.
И снова поплыла сбоку чернота леса. Только теперь с левого.
Состояние у Витьки было – хоть плачь. Коленки замерзли уже так, что, казалось, скрипят при ходьбе вместе со снегом под ногами.
– Двигаться, двигаться, всё равно ведь дойду, – выдыхал Витька клубами морозного пара. И двигался.
Когда он увидел впереди себя фигуру собаки, то даже не поверил сразу. Приблизившись, он понял, что эта фигура ему явно знакома. Потому что Рекс выглядел странно. Даже забавно. Как будто немецкой овчарке укоротили шею, а тело посадили на короткие лапы таксы. А ещё Рекс любил рыбалку. Рыбу он, как и всякий уважающий себя пес, не ел. Но всегда, деликатно держась на некотором расстоянии, сопровождал от деревни до речки рыбаков. Что местных, что приезжих. Особо летом. Он любил бегать вдоль кромки воды, а в одном месте, где от самого берега начиналась глубокая яма, отчего течения не чувствовалось, и поверхность всегда была ровной и совсем черной, Рекс обязательно останавливался и, почти коснувшись носом воды, мог подолгу стоять, словно пытаясь что-то разглядеть в мутных глубинах.
– Рэкс! Неужели? Домой, Рэкс, домой! – крикнул Витька.
Тот гавкнул в ответ, вроде как понял, и побежал.
Пёс бежал уверенно, иногда огладываясь назад – явно проверяя, не отстал ли от него человек. Витька старался вовсю. Наконец пёс свернул к берегу. Следуя за ним, Витька с разбегу чуть не влетел в большую квадратную прорубь. Дыра во льду была явно свежая, как будто вырубленная вот-вот. Витька аккуратно обошёл её и с облегчением увидел натоптанную тропу, идущую от проруби к берегу и далее взбирающуюся вверх, Рекс стоял на этой тропе у самой границы деревьев и ждал Витьку.
Уже поднимаясь в гору, Витька медленно осознал, что уже шёл здесь недавно. А когда увидел знакомую стенку сруба, сомнений у него не осталось. Вот только… Только проруби в прошлый раз не было. Зато теперь окошко предбанника светилась, и это казалось важнее всего на свете.
Витька рывком распахнул дверь и влетел в парную. Успев только сказать:
– Замерз как скот…. – замер на полуслове, оглушенный дружным визгом. Как-то не предполагалось ему в тот момент, что в банях парятся не только мужики.
Несколько девиц, которые и подняли шум, прикрывшись кто чем успел, ошалело пялились на него, но Витька их не замечал. Его взгляд как с ходу уперся в дородную фигуру, кои любили изображать живописцы эпохи возрождения, так и застыл. Фигура стояла прямо напротив него, ничуть не смущаясь и уперев руки в крутые бока. Находящийся в ступоре Витька тупо смотрел на женщину и пропустил момент, когда ее левая рука оторвалась от бедра.
– Ты чего здесь забыл? – услышал он, а в следующую секунду ему прилетело прямо в лоб. Эмалированным половником, которым в нормальной обстановке начерпывают горячую воду в тазик. Но Витька этого не понял, потому что в глазах его потемнело, и он банально вырубился.
Сквозь темноту до Витьки доносились негромкие голоса. Рядом кто-то разговаривал. Витька не особо старался вслушиваться, но смысл до него доходил.
– Отпусти его, – голос мужской, басовитый, но какой-то странный, будто дерево скрипит.
– А что я девчонкам скажу? Тем более, он сам заявился, – теперь приятный женский.
– Ну объясни им. Сама же знаешь – и так людей вокруг мало. Деревенских почти не осталось. Раньше то – раздолье. В каждом доме мал мала. А нынче? В половине домов давно дух человечий выветрился. Бурьян вокруг. А в остальных? Старики. Умирает деревня. А если людей не будет – нам как жить? Переведутся люди – и нас не станет. Городские вон хоть наездами стали появляться. И то радость.
– Да знаю я, старый. Знаю. Уж который год девчонок на коротком поводке держу, поэтому если он ещё раз сюда в баню придёт – они меня не поймут, не по обычаю будет его отпускать. Они ведь последние годы только рыбаков на берегу видят. Так что в сторону его уводи.
Скрипучий бас что-то ответил, но Витька не разобрал, потому что снова провалился в забытьё.
Очнувшись окончательно, Витька понял, что опять стоит на реке. Голова трещала как кочан капусты на морозе. Перед его неспешным мысленным взором возникали картинки – женщина, у которой ниже пояса кожа странно чешуйчато поблёскивала, длинные, до пола, чёрные волосы девиц и выглядывающие из-под тазиков, плоско лежащие на полу рыбьи хвосты. Виноватые глаза Рекса, и другие глаза – голубые, холодные, безжалостные и… манящие. И слова. Непонятные смыслом. Но осязаемо ему угрожающие местом, где он только что был.
Витька со стоном помотал головой.
И снова холод. И снова, теперь уже совсем вялый из-за окоченевших членов, бег вдоль кромки берега. У Витьки началась натуральная истерика. Еще недавно тоскливо хныкавший, он стал хихикать. «Ведь замёрзну же, как пить дать – замёрзну, – отчего-то весело думал он. – А так мне и надо. Потому что – дурак. Потому что правильно это будет. Сам ведь попёрся. Никто ведь не заставлял людям вечер портить. Вот и получи. Не по морде, так в морду. Так тебе и надо. Всё правильно».
Снова увидев тропинку, Витька свернул скорее по инерции, уже не веря, что она выведет его куда надо. И когда он понял, что она петляет, чуть не обрадовался, потому что это чётко вписывалось в уже нарисованную его сознанием картину – он непременно замёрзнет и его холодный труп обнаружат только утром.
Не в силах больше идти и бороться, Витька сел на поваленное дерево, вжавшись внутри пуховика сам в себя. «Как же холодно, чёрт, как же холодно», – только и крутилось в голове. Но тут, а может и через бесконечность, он почувствовал, как лицо обдала волна жара. Он разлепил веки и вяло удивился: в лицо ему светило полуденное солнце, а вокруг него парИлась на солнце сочная трава, а чуть поодаль лениво шелестели зелёной листвой берёзы и осины. «Совсем замерзаю», – как-то совсем равнодушно подумалось Витьку. И словно в ответ на эту мысль из-за стволов деревьев на полянку вышел бородатый всклокоченный старичок. Остановившись в пяти шагах от Витьки, он, кряхтя, достал из-за пазухи складную тряпичную табуретку, какими обычно пользуются рыбаки, и уселся на неё.
– И чего вы, городские, такие суетливые? – вопросил он. Не дождавшись ответа, сорвал былинку и поковырялся в зубах.
– Вот нет бы раньше присесть. Понимаешь, положено у нас так. Обычай такой. Обязательно присесть надо. А вы всё на ходу, да на ходу.
Внимательно посмотрев на Витьку, он вдруг встал. И оказалось, что он ну совсем небольшого роста – метр. Даже с кепкой, если бы она у него была.
– Ладно уж, – пробормотал себе в бороду старичок и стал приближаться к Витьке. Его шаги отдавались в Витькиных ушах почему-то подозрительно знакомым скрипом, а сам старичок стал расти, заполняя пространство вокруг себя, которое вдруг стало быстро и неотвратимо чернеть.
– Ведь присел же. Пусть сперва подумал, поразмышлял, да уж потом присел. Ладно…
Исполинская фигура уже нависала над Витькой, когда тот от внезапно накатившего страха зажмурился.
Его резко толкнули в плечо.
– Да вот же он! Совсем окоченел! А ну, хватай его!
Витька едва ощутил, что его вроде как подхватили под руки и оторвали от земли.
– Вот же ёперный театр! В баню его. Быстрее!
– Не надо в баню, – Витьке показалось, что он испуганно дернулся и закричал, а на самом деле еле пролопотал одними губами.
Однако он был услышан.
– Надо, надо!
Витьку затащили в парилку, стали снимать с непослушного негнущегося тела одежку. Кто-то сердобольный подсуетился и сбегал в дом. Чьи-то заботливые руки набулькали в стакан водки и влили в Витькин рот добрую половину, остальное стекло по его подбородку на уже освобожденную от одежды грудь.
Спустя всего четверть часа Витька, сидя на полке?, разомлев от тепла и хмеля, ронял слёзы и, всхлипывая, бормотал одно и то же:
– Вот оно как. Надо же. Вот оно как.
Киллер
Филипп пришел с работы поддатый. Повод был. Праздник. И ведь не один, а целых десять дней отдыха подарило государство. Всем нормальным людям, которые теперь дома сидят, телевизор смотрят. А вот Филипп свой пост бросить не может. Всё-таки котельная одна на весь посёлок.
Ввалившись в дом в облаке морозного пара, скинул на входе сапоги и ватник и протопал в комнату. Завалившись на диван, заорал жене как обычно:
– Жрать давай!
Та вышла из смежной комнаты и привычно пробурчала:
– Стол поставь сперва.
– Это я сейчас, – Филипп сел, собрал равновесие в кулак, оторвался от дивана и, петляя в двух шагах, добрался до стола, что стоял у окна и придвигался на середину комнаты к дивану только для трапезы. Вцепившись в него двумя руками, он со стоном обиженных досок пола дотащил стол до парадного места и снова плюхнулся на диван.
– Готово! – крикнул он в кухню.
Жена накрыла стол. Отварная картошечка в котелке, котлеты на сковородке, капустка квашеная в миске – всё своё, всё лучшее.
Филипп стал вкушать разносолы медленно и размеренно, как и положено уставшему добытчику.
И тут он заметил на кухне некое движение. Сквозь расплывчатый туман, узрел он, как медленно откинулась крышка подпола, и вылезла оттуда смутная фигура. Замерев по пояс над полом ненадолго, видимо оглядываясь, этот кто-то вылез окончательно и тенью шмыгнул к выходу. Застыв с вилкой у рта, Филипп напрягся.
– Жена, кто это? – пока ещё только удивлённо спросил он.
– Где? – донеслось в ответ из соседней комнаты.
– Кто это сейчас из подпола вылез? – Филипп старательно укладывал слова в предложение.
На пороге зала появилась жена.
– Из какого подпола?
Взгляд Филиппа сфокусировался и стал настороженным.
– Из нашего.
Жена мелком глянула в сторону кухни.
– Так. Давай-ка закругляться. Спать ложись уже. А то всякая ерунда мерещится.
– Ерунда?
Филипп встал. Тяжёлое подозрение закралось в его душу.
– А сейчас посмотрим.
Пошатываясь, не иначе от усталости, прошёл Филипп на кухню. Крышка подпола была закрыта. Обошёл он её и тут увидел чёрные следы.
– А это что?
– Так это ж твои, – возмутилась жена. – Натащишь с работы этой грязищи… – судя по интонациям супруга начала закипать не на шутку.
Однако Филиппа эти интонации сейчас не трогали. Гнев, разгоравшийся в его груди, был посильнее.
– Мои?! Так это я сам оттуда, что ли вылез?!
– Да пригрезилось тебе с пьяных глаз, – перешла к обороне женщина, чуя, что дело пахнет керосином.
– Пригрезилось?!
Филипп склонил шею, словно бык, изготовившийся к атаке и заревел:
– Убью!!
Керосин вспыхнул.
– Ты чего, Филипп?! – оторопело запричитала супруга. – Окстись!
– Убью, сказал!
Филипп медленно двинулся на неё. Не дожидаясь, пока он приблизится на расстояние неминуемого удара, женщина взвизгнула и проворно прошмыгнула в ещё свободное пространство между мужем и проходом на кухню. Почувствовав себя в относительной безопасности, она, уже зло, выкрикнула:
– Алкаш! Житья от тебя нету!
Филипп развернулся на месте и ринулся к жене. Но дверь захлопнулась прямо перед его носом. Рыкнув, аки лев, он стал с силой дергать на себя ручку, забыв о том, что дверь открывается наружу. Опомнившись, толкнул, выскочил в сени. В окно увидел бегущую к калитке фигуру.
– Тварь! – закричал вслед. Вернулся на кухню, натянул сапоги, взял стоящий в углу возле умывальника топор и, преисполненный решимости, ринулся по следам благоверной.
Однако во дворе понял, что её уже и след простыл.
Тогда кинулся Филипп за супругой по деревне. Сперва в одну сторону, потом в другую. Да только где теперь её сыщешь? Хоть и баба, а не дура, давно уже у какой-нибудь подруги затаилась. Плюнул в сердцах Филипп, да поплёлся обратно к дому. Всё равно ведь никуда она от него не денется. Не сегодня – завтра сама придёт. Брёл он, вынашивая и взращивая в душе планы мести ужасной для коварной обманщицы. Однако быстро эти мысли выветрил из его головы крепкий морозец – выскочив из дома, забыл Филипп свой ватник напялить. Только понял он, что на самом деле весьма озяб, а до своего дома ещё топать и топать, упёрся его взгляд в дом кума, в котором гостеприимно светились почти все окна. Недолго думая, свернул на огонёк.
Кум со своим соседом Петром сидели на кухне. Ужинали. Появление Филиппа было встречено радостно.
– Надо же! Вот те раз! Давай присаживайся! – воскликнул кум и тут же зачем-то крикнул жене, которая суетилась тут же – на кухне:
– Нинка! А ты нам на стол что-нибудь поставь! Видишь, Филипп пришел.
Вместо ответа та обратилась к гостю:
– А ты чего с топором-то? Мой с Петром уже всё порубили. Теперь вознаграждение клянчат. Вроде как уработались.
– Кого порубили? – не понял Филипп.
– Помнишь, я бычка забивал? – ответил кум. – Так вот дети завтра с города приезжают, моя и давай теребить меня – наруби кусков, мол, детям мясца вроде как домашнего. Ну, мы с Петром и нарубили, – он кивнул в сторону холодной кухни, – а Нинка жмется теперь с угощением.
– Ааааа, – протянул Филипп, плюхаясь на табурет.
– Да кто жмёт? – Возмутилась Нина. – Тебе зажмёшь. Как же. На, только не плачься на людях, – при этом она, словно фокусник, извлекла из ниоткуда бутылку и поставила на стол.
– Вот это другое дело! – расцвёл кум.
– А ты и правда – чего с топором? – спросил он после того, как было оперативно открыто, разлито и выпито.
– Да это… – Филипп угрюмо уставился в стол. – Люська моя хахаля привела.
– И что? – вопросил кум, разливая по новой.
– Ну а я застукал, – сказав это, Филипп, не обращая внимания на других, взял стопку, опрокинул содержимое в себя и мрачно усмехнулся. – Жаль не догнал – убил бы.
– Как это – застукал? – вмешалась в суровый мужской разговор Нина. – Прямо вот так и застукал? И с кем же это?
– Да откуда ж мне знать – с кем? – пожал плечами Филипп и сжав кулаки, коротко поведал о недавних событиях, с ним происшедших.
– Из подпола, говоришь? – спросил кум, разливая. – Да уж.
