скачать книгу бесплатно
«Что ж, границы вы себе задали узкие, но стоит ли так строго брать под уздцы нашего брата? Поклонник полотняной прозы вряд ли обнаружит для себя даже после самого снисходительного отбора десять больших романов, написанных теми, кто был рожден в двадцатом веке. Все-таки наше ремесло редкое, а музы большей частью перекочевали в рок-н-ролл и синематограф».
«Десять? Приведите мне примеры, чтобы я мог их опровергнуть»
«Извольте, если раскрыть Андрея Белого…»
«Помилуйте! Сделать целый город героем нашего времени? Да еще и отправить его на войну?»
«Да, да, те раны все кровоточат… Не будем о войне, поговорим о стиле, о метафоричном, перескочим из второго в первый ряд. Как вам Булгаков? Или вам наскучила эпоха?»
Мы снова оказались на широкой мощеной камнем дороге и пошли бок о бок, освещенные полумесяцем на исходе второй четверти и Сириусом прямо под ним.
«Нет, нет, он-то как раз вне времени, однако мне иной раз думается, что все переживания Бездомного, все события, последовавшие после встречи с незнакомцем на скамейке у воды…»
«Прямо, как у нас с вами», – хохотнул мой спутник.
Я взглянул на него, и его профиль не показался мне зловещим.
«Но мы-то с вами знакомы, хотя вы, действительно, иностранец… Так вот, я не склонен воспринимать всю историю иначе как оправданием стремления Мастера к аду».
«Да, да, сейчас это, кажется, называется модным словом „эскапизм“, а тогда привело к таким последствиям».
«Ну, кто еще?»
«Пожалуй, первый ряд исчерпан, хотя, если хотите, Бунин»
«Раньше был Ги Мопассан. И, право же, он не писал романов… Я понял, вы смеетесь, перебирая классиков на «б».
«Это было легко. Действительно, великий и могучий истощал. What would you say of those who considered Russian not their only mother tongue?»
«Простите, языками не владею, предпочитаю все же тех, кто был переведен на мой родной».
«Сейчас открылась бездна».
«Да, да – звездам нет счета, и все-таки если следовать установленному критерию, то и здесь будет просторно».
«Теперь вы давайте примеры, чтобы я попробовал их опровергнуть».
«Хотя бы Кафка. Разве не проглотили вы историю землемера К. за одну ночь?»
«Думаю, этот состав мы пропустим полностью. Гляжу, вы очарованы эпохой».
«Совсем нет. Что вы скажете об антиподах»
«О ком?»
Я показал себе под ноги. Несколько секунд мой собеседник недоумевал.
«Ах, вы об этих! Ну да, конечно же все ходят там вниз головами. Кто из латиноамериканцев вам особенно мил? Наверное, Маркес? «Дождь лил четыре года, одиннадцать месяцев и два дня».
«Я не знаю, зачем в этом произведении ему понадобилось деление на части, страницы, абзацы, там вообще не нужны даже знаки препинания, одна безумная бесконечная спираль».
«Что ж, я не найду возражений, упомяни вы и Борхеса, и Кортасара. Однако, вы зашли с козырей. Что вы будете делать теперь, когда игра еще далека от завершения?»
«Вам очень сложно подражать (тут я обратился к нему по имени, которое обещал не раскрывать, а он учтиво наклонил голову, еще не зная, что так я лишь смягчил свой следующий ход). Это в особенности касается миттельшпиля. Но я думал, что мы еще до него не добрались, поэтому выдвинул лишь коней и офицеров».
«Вот как. На очереди ладьи и ферзь? Я превращаюсь в уши – не смейтесь, это англицизм».
«Да, один из них и пишет по-английски – это Рушди».
«Satanic Verses». Слышал, не читал».
«Скорее „Дети полуночи“ – поэзия в прозе. Сочные душистые стихи, всякой странице своя неповторимая приправа, каждая глава убеждает в каком-нибудь новом чуде, а сама книга предстает квинтэссенцией Индии».
«Да, да, после прочтения всякая охота ехать туда пропадает. Кто еще?»
«Орхан Памук».
«Конечно, мы ведь в Турции. Но как быть с Нобелевским комитетом?»
«Я сделал исключение».
«Любопытная коллекция. Кто же ваш ферзь?»
«В последнее время у меня все больше ночует Мураками»
«Как я отстал от жизни. Великий литератор – и тот японец. Ну вот мы и пришли. Дальше вам нельзя».
Я огляделся. Мы стояли невдалеке от мощной башни с зубцами по верху, между которыми, мне показалось, вполне могли скрываться лучники со стрелами, положенными на тугую тетиву. Башня похожа была на одну из тех ладей, которыми, как я думал, мне удалось поставить гроссмейстеру мат. В нее через ров с водой вел мост, который наверняка должен был подняться сразу же после того, как мой собеседник в нее войдет.
Ева мирно посапывала на моем плече, писатель показал на нее.
«Как жаль, что никто не подслушал замечательной беседы, которую мне так хотелось бы с вами вести».
«Ничего, не пропадет. Я даже рад, что так получилось. Кому какое дело, что мы с вами никогда не были знакомы, что ни при каких обстоятельствах вы не могли бы меня узнать, а если мы и встретились сегодня, то расстались на первом же повороте и я веду сам с собой вымышленный диалог по одному из моих самоучителей вдохновения».
Ветер в Риме
Ветер рождается из ничего и исчезает
никуда, оставляя после себя истории.
Тацит
Ветер исчезает в Риме одновременно с тем, как из своего последнего морского похода возвращается Целестион. Последним его поход становится потому, что ветер не появляется ни на следующий день после возвращения Целестиона, ни через месяц, а лучший из моих полководцев предпочитает вскоре исчезнуть вслед за ветром, пожаловавшись мне накануне, что полное отсутствие волн на море сводит его с ума.
Приблизительно к тому же времени относится появление в моем городе слухов о том, что где-то на его окраине безумная с виду старуха ходит по улицам и предсказывает недоброе каждому встречному, а все предсказанное неминуемо сбывается, что я лично ставлю под сомнение и отношу на счет все того же отсутствия в городе самого слабого ветерка, поскольку если даже и есть старуха, то подтвердить ее прорицания никто не может, ведь с тех пор как воздух в городе накалился до предела, прошло совсем немного времени. Впрочем, опровергнуть слухи невозможно по той же причине.
В скором будущем можно ожидать бунта, потому что не только над моим дворцом обвисли флаги, а внутри него стали бесполезными опахала, – на улицах перестали развеваться туники и волосы римских красавиц, а с неба каждый день сыпятся птицы, утратившие под крылом опору, – не самое лучшее предзнаменование даже в отсутствие слухов о безумных старухах.
Ровная, без изъяна, водная гладь залива, где замер без движения весь парусный флот Рима, сливается без остатка с бездонным небом, и дважды в день кажется, что корабли висят в воздухе вместо птиц – на рассвете, незадолго до восхода солнца, и на закате, сразу после того как раскаленный шар исчезает из виду.
В утренние минуты этого восхитительного волшебства на берегу залива собираются все без исключения римские поэты, а те из них, кому удается утром ухватить за сандалию свою непоседливую музу, приходят на берег и вечером, чтобы под одобрительные возгласы горожан рассказывать все, что, по их мнению, может развлечь усталых от отсутствия ветра римлян.
Я тоже завожу себе привычку проводить вечера на берегу моря, внимая поэтам, любуясь повисшими в воздухе триерами, и однажды слышу, как один из них громко рассказывает о безымянном вельможе, который проводит дни и ночи в окружении гетер, совершенно пренебрегая их ласками, но заставляя их все время дуть в его сторону, создавая подобие ветра, при этом не скупясь и оплачивая исправно нелегкий труд их легких и щек.
Я сразу же догадываюсь, кто в моем городе готов пустить на ветер целое состояние, и посылаю проследить, в какой из частей Рима обитает незадачливый рифмоплет, даже не подозревающий, что с ним может сделать тот, чье инкогнито он так опрометчиво раскрыл.
Вернувшиеся соглядатаи доносят, что Целестион обосновался в одном из публичных домов на восточной окраине, что кроме него женщины никого не охлаждают там своим дыханием, а честолюбивый баснописец, раскрывший, сам того не ведая, местоположение моего генерала, попросту один из тех, кто с его появлением получил в этом доме от ворот поворот.
Мне нужен Целестион. Главной силой Рима всегда был флот, и теперь, когда дважды в день этот флот парит между небом и морем, Рим теряет свою силу. Об этом скоро могут узнать враги, но больше всего меня беспокоит то, что жители вечного города уже начали забывать, что такое ветер, и мне остается либо позволить им забыть, что он когда-то существовал, либо сделать все, чтобы вернуть ветер в Рим. Я решаю поговорить с Целестионом сам и для этого весь следующий день пробираюсь на восточную окраину Рима, стараясь оставаться неузнанным.
– Я помогу тебе, мой повелитель, – радуется Целестион моему приходу. – Тем более у меня скоро закончатся деньги, а мои подруги, похоже, разучились дуть – сегодня они даже не пытались вытягивать губы, догадываются, наверное, что их клиент скоро сядет на мель.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
