скачать книгу бесплатно
– Что ты говоришь «оно»? Это просто олуша.
Они принялись спорить. Из их слов я сумрачно понял, что на этой «странице» магии нет вообще, она числится детской сказкой… так что я реально совершил худшее, что только мог. Пишущая олуша их буквально оглушила, они запаниковали и не знали, что с этим делать.
Но время назад не воротишь, память им не сотрешь. Я мог попытаться изложить свою ситуацию с самого начала, но что-то подсказывало, что тогда станет еще хуже. Если они узнают, что у них в руках волшебник, который заперт в теле птицы… что они сделают тогда? Если они узнают, что в случае смерти этого вместилища я просто испарюсь, исчезну… понравится ли это увлеченным исследователям?
Я представил себя на их месте. Что бы сделал я?.. Так, нет, ни в коем случае нельзя сообщать им ничего лишнего. Я бы вцепился в такую находку руками и ногами. Честно говоря, я уже сделал достаточно, чтобы они именно так и поступили.
И я перестал писать, замкнулся и просто угрюмо пялился. Может, если я прекращу вести себя разумно, они решат, что анирник ушел, что я теперь снова просто олуша. А сдохнуть… что ж, в крайнем случае просто уморю себя голодом. Я в теле птенца, ему надо есть много и часто.
– …Снежок, Майно дома?
– Нет, он за Кромкой, – сказал истинную правду Снежок.
Вератор его, конечно, не понял. Никто не понимал мяуканья Снежка, кроме его человека. Но он был уже степенным, видавшим виды котом, ему недавно исполнилось пять лет, и он прекрасно умел изъясняться жестами. Просто помотать головой из стороны в сторону – и люди понимают, что это «нет», да еще и умиляются милому котику.
Оккупированное птицей тело сидело на балконе. Снежок заманил его туда рыбой и велел сидеть тихо и не пытаться сдохнуть.
Это оказалось серьезной проблемой – следить, чтобы тот не сдох. Птенец чайки или что там за птица все время карабкался на перила и жадно пялился на остатки рыбы, украденной рыжим мародером. У него не получалось, он с трудом мог передвигаться даже на четвереньках.
Но если получится – он свалится с седьмого этажа.
А еще птенец все время норовил подавиться рыбьей костью, то и дело запинался о неуклюжие человечьи ноги и падал, а один раз едва не разбил башку о дверной косяк. Тупорылое создание. Причем его смерть означает, что умрет родное тело Дегатти… а значит, ему некуда будет возвращаться.
Как это скажется на Снежке, фамиллиар предпочитал не думать.
А тут еще и Вератор. Снежок уже жалел, что открыл ему. Молодой эльфорк завалился, как к себе домой, плюхнулся в единственное кресло и без спроса закурил.
– Майно скоро придет? – спросил он. – Раз он ушел без тебя, значит, скоро. Я его подожду, хорошо?
Снежок отчаянно замотал головой, но в этот раз Вератор сделал вид, что не понимает. Кот запрыгнул на подлокотник и раздраженно принялся объяснять, что человек не дома, что он придет нескоро, что сегодня вообще вряд ли придет, так что незваному гостю лучше бы убраться куда подальше… но Вератор только ухмылялся и почесывал Снежку шейку. Тот машинально мурчал, но все раздраженнее.
– Слушай, а где тут у Майно мини-бар? – полюбопытствовал Вератор. – Или не мини… лучше не мини. Я же его знаю, наверняка погребок имеется.
Погребок у Дегатти имелся, и Вератор быстро его нашел. Снежок гневно зашипел. Он терпеть не мог, когда его человек напивался, особенно в одиночестве, но уж точно не собирался позволять кому попало распоряжаться их общими запасами.
– Извини, Снежок, – снова плюхнулся в кресло Вератор, но теперь со стаканом и бутылкой. – Твой папаня то и дело приходит ко мне в гости и выдувает все запасы. Вот в прошлый раз, помню, купил я копченых рябчиков к бочонку пива, а тут Майно стучит. Сердцем почувствовал. Да ты помнишь, ты с ним был.
Снежок помнил. Рябчики были неплохие, он признавал. Конечно, они тоже вредные, но тут есть принципиальное различие. Копченые рябчики Снежку нравились, и он позволял себя ими баловать… в отличие от рыбы. Рыба приятно пахнет, очень приятно… но это обман. Вкус у нее гадкий, совсем не как у мяса. В природе коты рыбу не едят, а вот рябчиков едят… возможно… возможно, даже копченых.
Но даже воспоминание о вкусных рябчиках не заставило Снежка смилостивиться. Он все равно вскочил на спинку кресла и зашипел еще громче. Вератора нужно выпроводить, пока он не сунул нос на балкон.
– Снежок, прекрати, – уже недовольно сказал дружбомаг. – У меня к Майно важное дело. Хотя… раз его нет… а ты не хочешь стать моим другом, Снежок?
Фамиллиар сумрачно на него уставился. Знал он это важное дело. Будучи адептом Субрегуля, института общения, Вератор повсюду собирал аурические слепки. Обменивался ими с животными, разумными, духами и вообще всеми, кого встречал. Заключал союзы, искал тех, кто хотел с ним дружить.
И вокруг человека Снежка он давно наворачивал круги. С тех пор, как тот вернулся в Мистерию, Вератор не переставал забрасывать удочку. Хотя казалось бы – что ему до того Майно Дегатти? Волшебник как волшебник, ничем не примечательный и даже заурядный…
– Разбаловал я тебя, Снежок, – поджал губы Дегатти. – Уважать меня перестал. Это от жирности, думаю. Надо тебе паек сократить.
– Снежок, а ты чего так суетишься? – с интересом спросил Вератор. – Случилось чего?
И тут на балконе что-то загрохотало. То птица в теле человека попала ногой в жестяное ведро, ударила им о стену, от шума испугалась, начала орать, метаться, еще сильнее шуметь и еще сильнее от того паниковать.
– Типичный Майно, – сказал Вератор, открывая дверь. – Снежок, ты скрывал от меня его белую горячку?
Птенец олуши дико заверещал. Человеческая гортань не подходила для привычных ему криков, и звуки получались душераздирающие. Вератор поморщился, пригляделся к ауре и немного осунулся.
Он все понял.
– Типичный Майно, – повторил он, хватая бечевку.
…Меня привезли в какое-то учреждение. Я не думаю, что это был жилой дом – в таких местах редко живут. Скорее уж это напоминало один из корпусов Клеверного Ансамбля – а особенно Доктринатоса, с его мастерскими и лабораториями.
Ну да, один из моих похитителей упоминал университет.
Я уже понял, что на этой «странице» люди не слишком балованы магией, зато у них развитые технологии. Везли меня на необычном устройстве, похожем на большой колесный конструкт. Всю дорогу опасливо косились, но я сидел молча, прикидывался обычной олушей, и постепенно мои похитители успокоились.
Я решил усыпить их бдительность и дождаться удобного момента, чтобы убить себя. Он наверняка будет, надо надеяться на лучшее. Даже Снежок, когда был котенком, пару раз едва не отправился в Шиасс, а у меня-то уж тем более получится.
В университете мне выделили отдельную клетку. К сожалению, прутья там были слишком частыми, и зазоры между ними не позволяли провернуть тот же трюк, что в прошлый раз. К тому же за мной все время наблюдал похожий на студента юноша, а бородатый то и дело меня навещал.
Кажется, я оказался в виварии. Тут были и другие клетки – в них сидели крысы, морские свинки, пара собак и обезьян. Все – обычные животные, это я установил в первые же часы. Надеюсь, эти натуралисты не собираются меня вскрывать… хотя что я говорю? Надеюсь, они это сделают!
Но они этого не делали. По крайней мере в первый день. Когда студент смотрел в другую сторону, я расшатывал клювом прутья, чтобы добраться до задвижки.
Мои попытки привлекли внимание соседа по несчастью – крупного разноцветного попугая. Он смотрел на меня то одним глазом, то другим, заинтересованно крутил башкой, а потом начал подражать.
Попугаи – очень сообразительные птицы, должен вам сказать. Их нельзя недооценивать. Они почти так же умны, как гоблины, и частенько ухитряются вырываться из клеток. У одного из моих сокурсников был фамиллиар-попугай – он демонстрировал высокий интеллект и до того, как стать фамиллиаром.
Студент тем временем куда-то отлучился. Бородатый приказал ему особенно тщательно следить за мной, но не сказал, что я собой представляю. А я всего лишь птенец олуши, так что студент не очень серьезно к этому отнесся.
Клюв попугая справился с задачей быстрее моего. Но я отстал ненамного. Понимаете, эти запоры рассчитывались на всего лишь птиц. Никаких замков с ключами, паролей и уж тем более печатей. Просто дверцы с рычажками – немного заковыристыми, чтобы нельзя было открыть случайно, но и только-то.
– Кр-ра-а!.. – гордо сказал попугай, выходя наружу.
Следом вывалился и я, с завистью глядя, как он расправляет крылья. Если бы я угодил в тело попугая, было бы куда проще. Мое вместилище тоже крылато, но летать пока не умеет и в ближайшие дни явно не научится.
Впрочем, мне и не нужно. Что это за ящичек?.. Ага, конструкт для приготовления пищи. Ну да, студент ставил внутрь тарелку с каким-то месивом, нажимал рычажок, ждал пару минут, а потом ел.
Интересно, насколько мучительно будет жариться заживо?.. Или эта штука варит?.. Неважно, сейчас узнаю.
Немного тесновато, но я помещаюсь. Теперь только закрыться… так, у нас затруднение. Дверца не предусматривает возможности закрыться изнутри. Логично, конечно… но мне-то что делать?
И даже если я ухитрюсь – рычажок для активации тоже снаружи. Было бы ужасно глупо помещать его внутрь, не так ли?
Я попытался донести до попугая, чтобы он сначала надавил на дверцу, а потом на рычажок. Попытался объяснить, что хочу сделать его своим сообщником. Но тот не изъявил желания помочь мне покончить с собой – его заинтересовал стакан с разноцветными палочками. Попугай опрокинул его и внимательно наблюдал, как палочки раскатываются по столу.
Я забеспокоился. Попугай не волновался о конспирации – он шумел, хлопал крыльями, все осматривал и издавал разные звуки. Кажется, он подражал человеческой речи, но на каком-то другом языке – не том, что я освоил при пересечении Кромки.
А проклятая дверца не сдавалась. Я тщетно пытался ее захлопнуть, одновременно размышляя, как мне изнутри нажать рычажок и нет ли других способов убиться.
Спрыгнуть со стола?.. Слишком низко, я максимум сломаю лапку – а это сделает только хуже. Надо умереть сразу, надежно и быстро.
Воды нигде нет. Полное ведро меня бы выручило. Даже черпака бы хватило, наверное. Просто погрузить голову и ждать.
Есть окно, но оно закрыто, и щеколды там более тугие. К тому же я не смогу туда взобраться… я помахал на пробу крыльями, но убедился лишь, что я очень юный птенец. До полетов еще минимум месяц.
Тогда… что же делать тогда? Думать мешает какофония звуков. Наша с попугаем выходка взбаламутила всех узников. Обезьяны в большой клетке орали и верещали, обсуждая происходящее. Щенки в вольерах носились и тявкали, не отрывая взглядов от попугая.
Время поджимает. Из средств самоубийства у меня только…
– Ты что делаешь?! – прервал мои раздумья испуганный крик. – Ты же мог умереть!
– Я именно это и пытаюсь сделать! – огрызнулся я.
Конечно, студент услышал только писк и клекот. Он вытащил меня из пищевого ящика, посадил обратно в клетку и принялся ловить попугая.
Что ж, вернулись к тому, с чего начали. Испечься не удалось, возвращаемся к голодовке.
Увы, и этого мне позволять не собирались. Когда мои надсмотрщики убедились, что я отказываюсь от еды, то принялись кормить насильно.
– У птицы стресс, – сказал один из них. – Конечно, это же дикий птенец.
– Честно говоря, я так и не понял, зачем доктор Бергман его притащил.
– А он тебе разве не сказал? Я думал, он тебе сказал.
– Он объяснял, но я ничего не понял.
Кормление рыбной пастой из шприца мне не понравилось, так что я все же начал послушно есть. Честно говоря, смерть от голода мне вообще не нравилась, потому что подразумевала долгие страдания. Если я планирую умереть побыстрее, мне нужны силы для активных действий.
Только вот повторно сбежать из клетки не получалось. Тюремщики дополнительно укрепили задвижки у меня и попугая. Теперь им самим стало трудно их открывать, но для меня это и вовсе сделалось невозможным.
Попугай воспринял это как вызов. Это оказалась воистину гордая и умная птица. Своими когтистыми лапами он теперь не переставал ковырять задвижку, пытаясь размотать проволоку.
Я же призадумался. Теперь они более бдительны и знают, что я склонен к побегу. С щеколдой я рано или поздно справлюсь, но за пределы вивария выбраться будет трудно. Не в этом теле.
Так что нужно искать способы прямо тут.
На пищевой конструкт я больше не надеялся. Слишком трудно реализовать. В самом виварии я вообще не видел никаких способов. Однако… если показать попугаю, как открыть окно… но сначала мне нужно туда добраться. И освободить попугая.
Размотать проволоку клювом не получалось. Зато я постепенно смог раздвинуть два прута и просунуть сквозь них клюв. А уже снаружи подхватить одну из тех разноцветных палочек, что разбросал попугай. Большую часть студенты собрали обратно в стакан, но одну не заметили.
Представляете, это оказалась писчая принадлежность! Она оставляла чернильный след! В другое время я бы заинтересовался таким занятным изобретением, но сейчас меня волновало другое. Я спрятал палочку под собственной задницей и терпеливо дождался ночи.
Можно было попытаться проглотить эту палочку. На ятрохимии я преподавал в том числе ветеринарный курс, и лучше всех знал, насколько легко детеныш может погибнуть, сожрав что-нибудь несъедобное. Когда Снежок был еще несмышленым котенком, он однажды был на грани смерти, схомячив длинный кусок бечевки.
Но это, увы, не дает гарантированного результата. Я вряд ли умру сразу, скорее буду долго мучиться. Мои тюремщики это заметят – а они явно тоже знают толк в ветеринарии. Меня спасут. Возможно, даже прооперируют. Тогда я минимум несколько дней буду в недееспособном состоянии и все станет только хуже.
Побег я планировал осуществить ночью – но у меня ничего не вышло. Вернулся бородатый. Он выгнал студентов, уселся напротив меня – и принялся сверлить взглядом.
Похоже, пришло время для очной ставки.
– Слушай, ну я же знаю, что ты не просто олуша, – просительно сказал он. – Мы с Хадсоном все видели.
Он развернул смятый лист бумаги… ну да, тот самый, на котором я написал свое неосторожное послание.
– Я не сумасшедший, – сказал бородатый, убедившись, что слова по-прежнему тут. – Знаешь, я после нашей встречи даже терапевта навестил. Это написал ты, не отрицай. И еще там, на земле… это осталось на записи камеры. Как видишь, доказательств полно. Нет смысла отпираться.
Я издал противный вопль. Я просто тупая олуша. Я хочу кушать. Я сейчас сренькну в поилку и почищу перья. Отстань от меня.
Бородатый не отстал. И, видимо, за день он выспался, потому что эту ночь посвятил мне полностью. Ходил по виварию и рассуждал вслух, строил гипотезы, пытался наладить контакт. Он, похоже, был настоящим ученым, и мне даже стало его жалко. Возможно, мое появление в его жизни навсегда ее изменит, и он до конца дней будет искать разгадку.
Я прекрасно знал, как часто сходят с ума волшебники, и насколько мало порой для этого нужно. Ученые не так подвержены безумию, на их мозги не воздействуют мана, эфир, духи и закромочные явления, но и с ними тоже случается.
Такое вот необъяснимое событие вполне может стать толчком.
– Если ты просто олуша – что это был за феномен?! – уже с явным раздражением потряс листком бородатый. – Слушай, я бы прибег к угрозам, но…
Он перечитал мое послание. Да, сложно чем-то угрожать тому, кто требует себя убить.
Бородатый никак не мог угомониться. Он начал проводить со мной тесты на интеллект. Показывать какие-то карточки, какие-то головоломки с шариками… я все это подчеркнуто игнорировал. Сидел и крякал. Я надеялся, что смогу достаточно разозлить своего мучителя, чтобы он меня придушил.
Глупая надежда, конечно. Я сам по роду деятельности часто имею дело с животными – мне ли не знать, какую бездну терпения проявляют те, кто с ними работает? Даже когда бородатый достал меня из клетки, и я первым делом сренькнул ему на руки, он остался спокоен. Только вытерся и продолжил свои эксперименты.
И когда он подключил к моей голове какой-то конструкт с присосками, я решил попробовать еще раз. Перестав корчить из себя тупую тварь, я издал три коротких крика и пристально уставился на бумагу.
Бородатый сразу догадался и радостно сунул мне чернильницу. Я обмакнул туда клюв и вывел каллиграфическим почерком: «Я не олуша. Я застрял в этом теле. Я волшебник. Если освободишь, исполню желание».
Подумав, я приписал еще: «Я открыт для торга».
Конечно, я не так уж много мог исполнить. На тот момент я был всего лишь лиценциатом. Но что-то я все-таки мог. У меня были отличные ятрохимические навыки и специфический фамиллиар, так что я умел лечить самые разные болезни – а это часто бывает заветным желанием. Я не мог дать бессмертие, но мог улучшить внешность и здоровье.
В других областях у меня тоже имелись некоторые возможности. А в крайнем случае я мог попросить о помощи друзей. В Мистерии действует принцип взаимовыручки, знаете ли. Волшебники одалживают друг другу способности с большими скидками и даже в кредит. У нас очень развита профессиональная солидарность, это заложено еще отцами-основателями, которые сплотились для победы над Бельзедором, а потом поняли, что в единстве – сила.
– «Хрестоматия для юных волшебников», – ухмыльнулся Бельзедор. – Читал, как же.
Прочитав мою записку, бородач долго сидел в ступоре. Он явно перечитал ее несколько раз, пока не убедился: написано именно это, глаза его не обманывают. Отложив бумажку, он слегка растерянно сказал:
– Зловредный ты какой-то волшебник. Все руки мне обосрал.
– Птицы не контролируют клоаку, – попытался оправдаться я.
Конечно, из моего горла донеслись только писк и клекот.
Бородатый снова принялся ходить из угла в угол, раздражая обезьян. Он о чем-то напряженно думал. В конце концов уселся на стул… почему-то задом наперед, положив руки на спинку… уставился на меня и заговорил:
– А может, ты все-таки анирник? Почему я должен тебе верить? Ну вот умрешь ты – и что?
