скачать книгу бесплатно
Тот возмущенно заявил, что это его дело, где хранить свое добро и сколько держать охраны. А вот князь-де как раз в ответе за безопасность его города! Что же это такое, люди добрые, вечером по улице уже пройти не можно! Кругом тати лихие, только и глядят, как бы честного человека нажитого лишить!
Князь попросил описать вышеупомянутого татя. Как выглядел, во что одет был, откуда появился и куда потом ушел. Гость призадумался, наморщил лоб, замямлил что-то невразумительное… потом тряхнул головой и заявил, что не помнит. Очень сильно избили – все из памяти выветрилось. Вот прямо все-превсе, кроме только количества гривен в платке.
Глеб вздохнул и принялся распутывать клубочек. Изучил сначала внешний вид жалобщика. Избит взаправду, тут сомнений нет. Врет или не врет, а синяки настоящие.
Поличного у гостя не было. Тать не соблаговолил оставить ему бересту со своим именем или хотя бы приметный кистенек. Просто избил, гривны отобрал и был таков.
Не нашлось и видоков. Гость клялся и божился, что в том переулке они были только вдвоем. В том, что говорит одну правду, он принес присягу и поцеловал крест.
Князь пошептался с Бречиславом и Самсоном, после чего заверил гостя, что в беде поможет. Вот, воевода лично все расследует, сыщет обидчика и отнятые гривны вернет хозяину. Да еще и продажу с негодяя взыщет.
– А урок?.. – с надеждой подался вперед гость.
– И урок, конечно, – кивнул Глеб. – Ступай, гость торговый.
Поминутно оглядываясь, побитый купец ушел со двора. А пред князем встал последний на сегодня жалобщик – да не кто-нибудь, а сам тиборский архиерей! И в гневе он был нешуточном – борода так и топорщится, очи пламенем полыхают, посох так сжат, что вот-вот треснет.
Причиной тому был другой старец – стоящий по правую руку от отца Онуфрия и не менее рассерженный. Только не в черной рясе, а в длинной белой рубахе, подпоясанной красным поясом. Сверху белая шуба мехом наружу, в руке тоже посох, увенчанный серебряной булавой.
Всегнев Радонежич одним своим появлением взбаламутил Тиборск. Даже теперь, спустя более чем два столетия после крещения Руси, осталось еще немало тайных язычников. Многие втихомолку, а кто и открыто клали требы Перуну и Велесу. И когда при самом княжеском дворе вдруг объявился живой волхв Даждьбога, этот люд оживился. Потянулся народец к пришлецу, даже подношения многие приносили.
Всегнев очень тому порадовался – не все еще, значит, потеряно-то! Жива старая вера покамест!
А вот церковникам такое, конечно, пришлось не по нутру. Особенно архиерею. Отец Онуфрий с волхвом Всегневом разругались в первый же день, как встретились – а там и до драки дело дошло. Потом их еще дважды разнимали – ну чисто кошка с собакой.
И теперь у архиерея терпение совсем иссякло. Накатал он князю предлинную ябеду, в которой и перечислил все прегрешения злокозненных язычников и в особенности – вот этого Ваалова служителя. Мол, и восстание-то он замышляет против князя, и Кащеевы силы втайне поддерживает, и храмы христианские по ночам подкапывает, обрушить желает.
– Бесы его науськивают, княже! – грозил перстом Онуфрий. – Все его знания – от бесов, им служит, им поклоны бьет ночами безлунными!
– Лжа все! – возопил Всегнев, с ненавистью глядя на архиерея. – Наглый поклеп! Нет моей вины пред тобой, княже! Чист и невинен, аки младенец вчерашний, и готов за то раскаленные железа взять!
– А что, княже, не устроить ли впрямь им ордалии? – пробасил воевода Самсон. – Ты скажи только, мигом все подготовлю.
Глеб с сомнением погладил бороду. Божий суд – оно, конечно, дело хорошее. Сразу все и видно, за кем правда. Только чтоб святых старцев такому подвергать… как-то оно неуважительно…
– Ладно, – все же произнес он угрюмо. – Иначе, видно, вас не рассудить. Огнем, водой или полем?
Архиерей с волхвом переглянулись. На морщинистых ликах отразилось сомнение.
Если они выберут испытание огнем – действительно возьмутся голыми руками за раскаленное железо. Кто дольше вытерпит – за тем и правда. Болезненное испытание, не всякому под силу, да и ожоги будут нешуточные.
Если выберут испытание водой – войдут в реку и поплывут на другой берег. Если кто виновен – не доплывет, утонет. Только какие уж пловцы из святых старцев… да и река уже замерзла.
Остается испытание полем. Суд через поединок. Причём заведомо слабая сторона – такая как ребёнок, женщина, старик или монах – может выставить вместо себя в поле наёмника или родственника.
Об этом князь старцам и возвестил. Мол, прошу, отцы, выбирайте, кого хотите за себя в круг выставить, кто вашу честь защищать станет.
– Не по Правде это! – сразу возмутился Всегнев. – Я-то здесь один, без родни, без друзей, без мошны тугой! А этот поп-то богат без меры, он себе хоть варяжскую дружину наймет! Вон, на храмах купола позлачены, внутри злата тоже без меры – ишь, ишь!.. А откуда такое богатство, а?! Не заработано ведь, не честным трудом получено!.. Несут и несут им, несут и несут… к чему вам столько, слуги божии?! Есть вы то золото будете?! Пить его?! Сами-то небось нестяжательство проповедуете, а вот живете в роскоши зачем-то!
– А ты строптивость-то свою поуйми, язычник! – сурово насупил брови отец Онуфрий. – Ибо все сие богатство не для единоличной услады, а во славу Божию, дабы пред светлым ликом Его не стыдно было отправлять службы и литургии. Деньги – это зло, от дьявола, вот и берем мы его на себя, чтоб души ваши спасти! А ты, неблагодарный, лучше в храм сходи, исповедайся, а то мысли крамольные у тебя какие – поклеп на архиерея возводишь! Негоже так. Сходи в храм и у батюшки епитимью испроси, дабы грех свой искупить и в вере укрепиться. Благословляю на сие.
– Ты мыслишь ли вообще, с кем и о чем говоришь? – насмешливо хмыкнул Всегнев. – Я тебе не овца православная, чтоб перед твоими досками крашеными поклоны бить! Я волхв Даждьбога! Бога пресветлого, бога истинного! Дающего благосостояние, царя солнца, сына Сварога!
– Сварога, Даждьбога, Плюньбога… – покривился отец Онуфрий. – Сколько богов-то у вас всего, язычник? Сто?.. Двести?.. И каждому жертвы приносите, каждому тризну справляете? Перечислить-то их сможешь?
– Надо будет – и смогу! – грохнул посохом Всегнев. – Богов у нас много, но все при деле, никто не лишний! Как вот все князья на Руси – Рюриковичи, так боги все – Сварожичи. Ибо Сварог над ними – наистарший, всем богам отец!.. некоторым дед. Еще когда не было земли, а был только Окиан, совокупность всех морей мировых, восстал Сварог над водою, да принялся мир творить…
– Ты ересь-то свою поуйми! – возвысил голос отец Онуфрий. – Творить он принялся!.. Нашелся тут!.. Разрешали ему творить, что ли?! Всему есть творец Бог, а не Род!
– Какой еще род? – не понял Всегнев.
– Да бог ваш наистарший!
– Совсем дурак, что ли? – заморгал Всегнев. – Я ж тебе, долгополому, русским языком только сейчас сказал – наистарший у нас Сварог!
– А Род кто такой тогда? И не ври мне, что у вас бога такого нет, я доподлинно вызнавал!
– А Роды – это духи родителей и прочих предков. Отец мой покойный – Род, мать покойная – Рожаница. Деды мои – Роды, бабки – Рожаницы. Тако есть, потому что боги наши – суть предки наши!
– Боги ваши – не суть боги, но древо! – возразил отец Онуфрий. – Таковы же и скверные мольбища ваши: лес, и камни, и реки, и болота, и источники, и горы, и холмы, солнце и месяц, и звезды, и озера. И проще говоря – всему существующему поклоняетесь яко Богу, и чтите, и жертвы приносите!
– Потому лишь, что все существующее – и есть боги! Во всем есть Бог, и всё есть Бог!
– И всем этим богам вы жертвы приносите! Кровавые! Людские!
– Шта-а?! – возмутился Всегнев. – Это кто тебе, долгополому, такое ляпнул?!
– Все знают! – выпалил отец Онуфрий. – Все! А еще вы младенцев на алтарях режете! И в землю закапываете! И в воде топите!
– Враки сие! Враки бессовестные! Не приносим мы людей в жертву, а приносим требы природные и человеческие!
– Вот – человеческие! Сам сознался, нехристь! Покайся! Покайся в грехах своих публично!
– Человеческие – значит, руками человека сотворенные! – взвыл Всегнев. – В печи сготовленные, али нитками сшитые, али на наковальне откованные! Сие дары от чистого сердца! От души, в благодарность за все хорошее! А человека в жертву принести – грех великий, ибо боги наши не людоеды! Такое только погань всякая жрет, вроде Чернобога!.. ну и Велес иногда еще, бывало… но он вообще дик, вонюч и Даждьбогу Пресветлому враг!
– Ага, плети больше! – фыркнул отец Онуфрий. – Можа, и найдется кто дурной, поверит!
– Да не приносим мы людей в жертву! Не приносим! Это как раз вы своего бога жрете! Людоеды!.. нет, богоеды!..
– Штооооо?! – заревел отец Онуфрий. – Ты что такое ляпнул, язычник?!
– А что, нет?! Плоть Христова, кровь Христова – это что такое?!
– Вино это! Хлеб! Ты что, язычник, издеваешься?!
– Да знаю, что вино и хлеб – чать, не совсем дурной! Только с каких пней вы это такими словами называете?! Самим не мерзотно плоть да кровь-то вкушать?!
– Так то ж евхаристия! Причащение! Символическое! Во славу жертвы Христовой! Духовная пища – чтоб очиститься и освятиться!
Князь Глеб смотрел и слушал со все большим любопытством. И другие зеваки тоже смотрели и слушали, как развивается богословский диспут. Был он, конечно, очень бурен, на глазах перерастал в свару, но все равно захватывающ.
– Язычники вы! Язычники проклятые! – уже в голос завыл отец Онуфрий.
– Не язычники, но адепты Веры! – воскликнул Всегнев. – Ибо вер иных по правде и не должно быть! А за язычника я тебя посохом огрею!
– Ты неправ, сын мой! – рявкнул отец Онуфрий, шарахая Всегнева по лбу крестом.
Крест у архиерея был тяжелешенек. Волхв Даждьбога даже пошатнулся, словно прилетело ему не святым символом, а разбойничьим кистеньком.
Однако мигом спустя он отвесил сдачи посохом. Отец Онуфрий потер ушибленное плечо и вцепился Всегневу в бороду. Тот вцепился в ответ. С воплями и матюками святые старцы принялись дубасить и плеваться друг в друга.
– Может, разнять их, княже? – обеспокоенно пробасил Самсон.
– Это зачем еще? – хмыкнул Глеб. – Как раз самое интересное начинается. Дайте-ка мне калача кус и медовухи жбан.
Чашник услужливо все подал. Откусив кусок свежеиспеченного хлеба и отхлебнув хмельного, князь прочавкал:
– Ща наглядно увидим, чья вера сильнее!
Дружинники тоже оживились, стали передавать из рук в руки медяки и даже сребреники. Воевода Самсон, опустив очи долу, тоже побился с кем-то об заклад, поставив целых пять кун на архиерея.
Хотя в целом ставили на старцев поровну. Росту они были примерно единого. Оба саженные, крепкие, похожие на древние кряжистые дубы. Отец Онуфрий в младости ходил среди лучших кметов молодшей дружины, немало помахал и брадвой, и сабелькой. Да вишь, не задержался надолго – услышал глас Божий, рясу надел, архиереем стал. Ан в сече и сейчас бывает – вон, с Кащеевой татарвой не так давно бился, ухо потерял даже.
О Всегневе Радонежиче же здесь никто толком ничего не знал – бог весть, откуда он такой взялся. Но выглядел лесной отшельник грозно, устрашительно. Космат, боровист, в глазах огнь суровый, в руках посох узловатый. Слухи о нем ходили поучительные.
Крик и брань поднялись до небес. Святые старцы колошматили друг друга до синячищ, до искр из глаз. Черная ряса и белая рубаха обагрились кровью, морщинистые лица избороздились фингалами. Солнце уж высоко поднялось, а верх все никто не брал.
– Может, все-таки разнимем? – тихо предложил Бречислав. – Еще убьют друг друга, чего доброго…
– Ладно, растащите их, – пробурчал Глеб, дожевывая калач.
Сделать это оказалось не так-то просто. Гридни схватили старцев за плечи, потянули, но те упорно не желали прекращать распрю, отчаянно плевались и кусались. Слишком сильно наваливаться дружинные опасались – все ж не холопы на ярмарке подрались.
– Всегнев Радонежич!.. Онуфрий Меркурич!.. – попытался влезть между ними Бречислав. – Ну что же вы творите-то, а?! Что у вас вечно за усобицы ретивые, словно у детей малых?! Князя позорите! Тиборск позорите! Сами себя позорите!
Кто-то из гридней окатил стариков ведром воды. Студеной, только из проруби. Дрожащие и мокрые, архиерей с волхвом слегка охолонули, руками махать перестали, но бранью сыпали с прежним пылом.
– И все равно будущее за нами! – орал отец Онуфрий. – А вы в прошлом! В прошлом!
– Ничо, это временно! – верещал Всегнев. – Народ еще одумается, еще вернется к старым богам!
– Не вернется! Никогда не вернется!
– Обязательно вернется!
– Разве что если сдуреет вконец!
– Сам дурак!
Глава 6
Холодная выдалась ночь, промозглая. Буря, гроза, дождь со снегом. Промокший до нитки, продрогший, Иван спрыгнул со спины гигантского волка и простучал зубами:
– Вот это я окоченел!..
– Еще б ты не окоченел… – хмыкнул Яромир, кувыркаясь через голову. – Зима началась…
Сегодня первый день студня. Ох и верное же название! Месяц это и в самом деле студеный, до костей пробирает. Хуже разве только трескун-лютовей – недаром его еще волчьим месяцем кличут.
Иван с Яромиром уже два дни двигались на полудень. Обогнули Ильмень-озеро, миновали Торопец, пересекли Двину-реку, и теперь поспешали к Смоленску. Здесь земли приграничные – к закату и полуночи Полоцкое княжество, а к восходу и полудню – уже Смоленское. За ним Черниговское будет, а там и до Киева рукой подать.
Место для ночлега Яромир выбрал жутенькое, неуютное. Приметный холм у перекрестка дорог – словно шапку кто бросил. Окружен двумя кольцами валов – низким по-наружу, и высоким по-внутри. Между кольцами видны еще старые кострища, а на самой макушке холма – каменные идолы.
– Это мы куда приехали? – поежился Иван. – Зачем? Что нам тут?
– Внутри – капище, снаружи – требище, – мотнул головой Яромир. – Это, Ванька, считай что храм. Старым богам. Их таких мало сохранилось – где еще капи целы.
– Не особо-то они и целы… – прищурился Иван, разглядывая белеющих во тьме истуканов. – А это кто такие? Чьи идолы?
– Вон тот, самый целый – Хорс-Даждьбог, – указал Яромир. – Лунный и солнечный в одном лице. С волосищами который – Велес. С выдолбленным ликом – Стрибог. Разваленный в кусочки – Семаргл. Баба в шапке – Мокошь. Другая баба, с большими титьками – Лада. А в самом центре – Перун.
– У-у, беси пучеглазые… – проворчал Иван. – А мы чего тут? Тут живет кто?
– Никто тут уже давно не живет, – вздохнул Яромир. – Да и не жил никогда. Это ж капище, а не подворье. Раньше приходили, требы служили, жертвы приносили. Давно. Я когда еще молодой был, тут два волхва подвизались. Тогда идолы еще все целые были, да и народ почаще являлся. В то время некоторые еще следовали старым богам… А теперь вот…
– А куда эти волхвы делись?
– Да померли давно. Полвека ж миновало, а они в ту пору уже старые были. А к нынешним временам волхвов и не осталось почти. Вон, Филин… старик Всегнев остался. Может, он вообще последний из настоящих… знающих…
– Тогда чего мы тут? – в третий раз уже повторил Иван.
– Переночуем, – рассеянно ответил Яромир, рассматривая высокий дубовый столб у ведущей кверху тропки. – Место тут хорошее, благое. И с человеком одним свидимся.
– Это с кем? Волхвом, что ли?
– Нет, не волхвом. Из ваших он, из христиан. Но человек хороший, не сомневайся. Он уж месяц как в Тиборск должен был явиться, да вот, запаздывает что-то… Я Бречиславу обещал его встретить, да поторопить.
Иван огляделся – округ на полверсты не было ни души. Еще дальше все тонуло в снежно-дождяной мгле.
– А он точно здесь будет? – с сомнением протянул княжич.
– Точно, – потер мерзнущие руки Яромир. – Видишь столб? Он если б проехал, так отметку бы оставил приметную. А раз отметки нет – значит, еще не было его тут.
Иван подошел к столбу и слегка его пнул. С макушки посыпался снежок. Княжич пристально осмотрел дерево – меток там и впрямь хватало, но все старых. Аз, глаголь, вот здесь мыслете, тут покой…
Были и целые записи. «Жмур Залесский стоял здесь три ночи. Не дождалси, иду дале». «Проследовал Г. из Смоленска в Новгород». «Кто видел Марью женку мою отзовись». «Иван – дурак».
Вот эта последняя запись заставила княжича гневно засопеть. Он бы ее стер, да глубоко врезано, старательно. И не лень же кому-то было чертить этакую дрянь.
