скачать книгу бесплатно
Я представлю Вадима и Риту друг другу, но вспышки не происходит. Она попросту невозможна без фитилей. Банкир смотрит на дорогу и на меня. Рита – на меня и в окошко.
И оба при этом молчат.
– Вадим, – окликаю банкира, – а вы правда думаете, что абстракционизм и авангардизм отличаются, и, главное, можете заметить эти отличия?
– Конечно – Он слегка улыбается и охотно принимается просвещать меня в этой теме.
Опять же, говорит исключительно мне. Наверное, на интерес Риты к поднимаемой теме особо и не рассчитывает.
– Н-да… – минут через двадцать, когда он делает паузу, я восхищенно вздыхаю.
А сзади хоть бы кто пискнул или кивнул: мол, да, лекция была весьма занимательна. Как будто в машине и правда только мы двое.
Нет уж, так не пойдет. Иначе обратно нам действительно придется ехать только вдвоем. А в мои планы не входит уворачиваться от возможного поцелуя.
Оборачиваюсь к Рите, которая слушает банкира с живым интересом, но на мои знаки присоединиться к беседе не реагирует. Тема ее, я знаю, что она даже ходила в художественную школу и вроде бы подавала надежды, но родители ее убедили, что профессия должна кормить человека, а не требовать все новых и новых вложений.
Под прессом авторитета родителей она пошла в кулинарный. И несмотря на то, что они видели дочь в другой области и не думали, что она поймет все буквально, придраться уже не смогли.
За годы мечта стать художницей пропала, а знания и интерес к данной теме – все еще нет. Да и к мужчинам, которые так разбираются в любимом вопросе, похоже, интерес просыпается.
Отлично.
Только молчать всю дорогу и так же молча выйти где-нибудь на обочине я ей не позволю.
– Интересно как, – усаживаюсь вполоборота и киваю на девушку, которая подает мне тайные знаки: не смей, молчи, не сдавай. Нет уж. Я тоже подавала тебе знаки, но ты меня не услышала. – Знаете, Вадим, а Рита пыталась меня убедить, что внимания достойны только работы направления классицизма и реализма.
Рита широко раскрывает глаза, терзает свою сумочку пальцами, испепеляет меня взглядом.
А потом случайно переводит этот испепеляющий взгляд на банкира. Тот впервые за поездку тоже бросает взгляд в зеркало, пытаясь рассмотреть того, кто так заблуждается. Более того – убеждает в своих заблуждениях прочих.
И Рита наконец загорается.
По-настоящему загорается. И начинает дерзко отстаивать точку зрения, которую я ей только что навязала.
Просто потому, что считает, что уже проиграла, терять нечего, мужчина ее все равно даже не замечает, несмотря на прическу и то, что она проделала долгий путь ради встречи.
А иногда, именно в тот момент, когда человек искренне полагает, что уже все потеряно, он только начинает действительно жить.
Я заслушалась Ритой, я на нее засмотрелась – настолько интересно и увлеченно она говорила. Жарко, живо, эмоционально и, главное, со знанием и любовью.
А это цепляет.
Я даже не удивляюсь, когда замечаю, как банкир бросает в ее сторону совсем другой взгляд. Нет, он с ней не согласен, его распирает, и он много чего хотел бы сказать, но… думает, взвешивает слова и действительно слушает.
– И что, – подстрекаю его, когда Рита стихает, – так и оставим ее в своем заблуждении или попробуем исправить за ужином?
Оба бросают взгляд в зеркало.
И, словно обжегшись, тут же отводят их от предательской глади, которая отражает уже двойной интерес.
Конечно, это не все. Приходится подыграть в ресторане и случайно толкнуть речь о том, что максимум, который я в состоянии приготовить, – это горячие бутерброды.
Рита тут же принимается перечислять, что можно быстро приготовить занятой девушке на скорую руку. Вадим задумчиво слушает. Мы трое при этом активно едим, а двое из нас могут позволить себе еще и вино, которое окончательно раскрепощает мою знакомую, и она позволяет себе то, что давно запрещала, – смеяться и флиртовать.
По дороге обратно я выразительно зеваю и прошу, чтобы первой домой доставили меня. И с чистой совестью оставляю этих двоих разбираться самим, куда ехать и надо ли двум взрослым людям, которые друг другу понравились и которых уже не держат комплексы и условности, вообще расходиться.
Дома с удовольствием избавляюсь от костюма, пряча его на ближайшее время в глубине шкафа, и выдыхаю.
Достав из сумочки телефон и даже видя, что не было ни звонков, ни сообщений в вайбере, все равно проверяю. А вдруг? Ну мало ли – было время.
Ложусь спать, чтобы не думать, не ждать, убеждаю себя, что устала и стоит только закрыть глаза…
Но так и лежу без сна.
Долго.
Не думая ни о чем, чтобы еще больше себя не накручивать. Грустно, что-то давит и будто рвется внутри, отчего чуточку больно.
Кручусь с боку на бок, без толку считаю овечек и тут же сбиваюсь. Устаю еще больше, чем раньше.
Но стоит только представить, как где-то там так же без сна от неудовлетворенного любопытства мучается генеральный, как улыбка начинает медленно стирать грусть.
– Спокойной ночи, Лев Николаевич, – посочувствовав возможному товарищу по несчастью, бормочу в темноту своей комнаты. – На сегодня вы прощены.
И, пожалуй, это первое доброе дело, которое платит добром.
Закрывав глаза, я наконец засыпаю, и снится мне…
Правильно!
Снится мне генеральный!
Так что да, статистика по добрым делам не нарушена.
И вообще, если у генерального и случилась бессонница, он мне за нее отомстил, потому что утром моей первой мыслью было: любопытно, а у него на самом деле столько кубиков пресса?
Остальные данные, которые я тоже увидела, меня не заинтересовали, так что это чисто эстетический интерес.
Ну или здравствуй, стокгольмский синдром!
Глава № 8. Лев
Несмотря на жизненный опыт, временами у меня все же закрадывается мысль, что человек, о котором уже составлено мнение, не такой, каким кажется. Наверное, это отголоски детства, когда родители убеждали, что не стоит судить по первому впечатлению, что внешность значения не имеет, ну и прочее высокопарное и благородное.
На практике же стоит дать еще один шанс, и чувствуешь себя идиотом, которому захотелось дважды наступить на острые грабли.
Так и сейчас.
Я ведь на пару секунд даже поверил этой помощнице Пашки. Она так искренне негодовала, когда я усомнился, что она может когда-нибудь в обозримом будущем занять должность начальника отдела продаж. И так убедительно уверяла, что не обычный секретарь, а хороший «продажник».
Она выглядела решительной, уверенной в себе и оскорбленной. Говорила четко, дерзко и так завелась, что глаза засверкали, возвращая ту ехидную красотку в огненном платье, при взгляде на которую многие мужики истекали слюной. В какой-то момент мне даже захотелось вместо эскимосов выкупить снег – лишь бы она говорила и дальше.
Поймав себя на этой мысли, словно очнулся. Да, заговорить она может и врет хорошо. Я ведь прекрасно знаю, да и она наверняка в курсе, что у ее непосредственного начальника на любые цветы аллергия. У них даже на свадьбе невеста обошлась без букета.
Мои слова про цветы были проверкой. Но она притворилась, что покорилась, и со смирением отправилась поливать то, чего в ее кабинете не было и не будет.
Терпеть не могу, когда притворяются, лицемерят и лгут. И лучше бы она заперлась в приемной и не попадалась мне на глаза. Тем более в этом ужасном костюме, который хочется распахнуть, чтобы освободить ее от уродливой оболочки. Да и юбка под стать пиджаку – молния через весь зад, с раскачивающейся змейкой, за которую легко потянуть, и…
На свидание в таких костюмах и с таким бардаком на голове не приходят. Так что еще одна ложь. Сказала бы честно, что танцевала на свадьбе практически до рассвета, с кем-то из тех, с кем отплясывала, уединилась и подтерла слюну, потом заскочила домой на минуту, перепутала шкаф и наспех взяла что-то из гардероба матери или старшей сестры.
Но все же закралась мысль: а если я ошибаюсь? Если на самом деле все не так, как мне кажется?
И я запросил ее личное дело.
Довольно скудное, на коленке составленное, от распечатанных листов еще пахло принтерной краской, а надпись на папке оставила на моем пальце желтый маркерный след. И еще до того, как успел ознакомься с документами, понял, что эта помощница явно в любимчиках не только у Пашки. Вместо того чтобы сразу уйти, главный бухгалтер удобно устраивается в кресле и принимается осыпать интересующий меня объект похвалой.
Если верить ее словам, то у Аллочки столько обязанностей, что я удивляюсь: когда у нее остается время, чтобы отвечать на звонки? И то она контролирует, и тем занимается, и там помогает.
И да, если она все это делала, Пашка явно варил себе кофе самостоятельно, во что верится слабо.
Первую помощницу он с меня вытребовал именно с этими целями – чтобы принимала звонки и делала кофе так, как он любит. Да и вторая, когда уволилась предыдущая, не утруждала себя чем-то большим. Они даже не составляли ему расписание на неделю. Обычно он обходится парой заметок в блокноте, а дальше решает все на ходу.
– Достаточно, – устав слушать оды помощнице, прерываю монолог Марины Ивановны. – Уверен, остальное я почерпну из личного дела.
Никогда не думал, что увижу, как наш главный бухгалтер смущается. Стойкий и жесткий профессионал, многие годы бок о бок с налоговой! Но она по-девичьи опускает глаза, прикусывает губу и в который раз теребит свою блузу, на которой кое-как болтается верхняя пуговица, явно намереваясь соскочить со своей работы и перестать удерживать то, что так рвется наружу.
Не желая, чтобы это произошло в моем кабинете, говорю бухгалтеру, что больше ее не задерживаю. Она все равно не уходит, и я, не глядя на нее и показывая, что мне есть чем заняться и на что смотреть, кроме ее внезапных терзаний, открываю папку и принимаюсь разбирать документы.
Копия диплома о высшем образовании – хм, с отличием, в сфере менеджмента. Но это не значит, что все с этой корочкой хорошие управленцы. Или продажники, хоть здесь и цели поменьше. Курсы, сертификаты, какая-то грамота, что ли…
– Лев Николаевич, – отрывает меня от документов бухгалтер, и я поднимаю голову, чтобы встретить неуверенный взгляд, – а вам какие женщины нравятся?
– В первую очередь, – говорю, не раздумывая, – те, которые понимают меня с полуслова.
И стоит мне вновь взглянуть на документы из папки, как главный бухгалтер стремительно подрывается с места, вежливо сообщает, что не будет меня отвлекать от работы, и наконец-то уходит.
Понятно, что вопрос был задан с целью разведки. Уж не для Аллы ли? Помощница Пашки хочет найти подход и ко мне?
Трата времени.
Но бухгалтер уходит вовремя, за что я ей благодарен. Потому что уже вне стен моего кабинета, в приемной, раздается характерный стук удара о пол. Пуговица с блузы бухгалтера все же уволилась.
Так, ладно, что у нас здесь…
Хватает пяти минут, чтобы ознакомиться не только с опытом работы Карениной Аллы Геннадьевны, но и понять, что в одном пункте в отношении нее я действительно заблуждался. У нее нет сестры. Мама, папа и младший брат. Значит, костюм все-таки матери. Да уж, многие женщины, заполучив в паспорте штамп, и сами со временем превращаются в эту черную метку, перестают стараться выглядеть хорошо для того, кто, по их рассуждениям, уже не отвертится.
Конечно, встречаются исключения, но не всем везет так, как моему отцу. Из недавнего и очевидного: парочка моих приятелей, которые кинулись на красоток, теперь пытаются рассмотреть, кто с ними бок о бок и ежедневно. Надеюсь, Максу с Пашкой подфартит значительно больше.
Но речь не о том, да и в любом случае их возможные поиски утраченного пройдут без меня. Я могу только найти им замену на ночь, чтобы утешились.
О насущном.
Так как у меня все же промелькнула мысль, что Алле повезло не только с внешними данными, я внимательно просматриваю список фирм, в которых она работала. Недолго, слишком частые увольнения, но на то могли быть причины. Черт знает какие, но что-то же ее заставляло уходить из перспективных и довольно известных компаний.
Вот и узнаем, что именно.
Совершив звонки, чувствую укол легкого разочарования. Легкого, потому что особо ведь не надеялся, что у меня под боком действительно хороший специалист, которого мы все просто не замечаем.
Пять компаний. Пять человек. С одним я даже знаком и был рад пообщаться, потому что мы не виделись после школы, а теперь она замужем за учредителем фирмы, осуществила мечту.
И все пятеро практически в унисон заявили, что были счастливы избавиться от такого сотрудника, как помощница Пашки.
– Она ничего не умела и не хотела чему-нибудь научиться, – поделились со мной в первой компании. – Думала, что ей будут платить просто так, за красивые глазки. Но, слава богу, у нас руководитель ценит людей за работу, а не мордашку. Она даже не прошла испытательный срок!
– Не справлялась, – ответили коротко во второй компании, где я запросил рекомендации. – Советовать не можем, да и не будем. Не советуем, в общем.
– Настраивала коллектив против политики нашей фирмы, – ответили в третьей. – Не избавились бы от нее – лишились бы действительно ценных специалистов. Мы слишком бережем хорошие кадры, чтобы ими разбрасываться. Так что избавились от одной.
– Пыталась «подсидеть» людей, которые долго работали в нашей компании, – ответили мне в четвертой. – К тому же никак не могла определиться и выбрать, с кем хочет встречаться. У нас не приветствуются личные отношения между сотрудниками, тем более такие свободные.
А из последней компании ее даже хотели уволить по статье за систематические прогулы и нарушение дисциплины, но в последний момент пожалели. Этим со мной поделилась как раз давняя знакомая, так что сомнений, что это правда, не возникало.
Итог звонков: лучшее, что может делать Каренина Алла Геннадьевна, – это то, от чего она так отпиралась. Варить кофе и отвечать на звонки.
Ну и подрабатывать непрошеной свахой, пожалуй.
Это ее уровень максимум.
Но есть и хорошая новость. Эскимосы могут расслабиться, смело прятать свои кошельки и рассчитывать исключительно на собственный снег.
Окончательно червячок сомнений насчет помощницы Пашки дохнет в конвульсиях, когда я замечаю, что она уходит с работы минута в минуту. Еще одно подтверждение тому, что она не занималась тем, что ей пыталась приписать главный бухгалтер, иначе с отъездом моего заместителя она бы, как наш айтишник, сутками не выходила из офиса.
А Каренина очень спешит – настолько, что моего присутствия в коридоре не замечает. На ходу бросает прощание девчонкам из отдела закупок, которые только подумывают собираться, одаривает воздушным поцелуем отдел продаж – те еще увлечены телефонными разговорами, и правильно, молодцы. Минует кабинет айтишника, который успел на ночь забаррикадироваться. Молнией проносится мимо охраны в холле, дергает свою многострадальную юбку, толкает дверь, вырываясь на улицу, и замирает у лестницы.
Она делает глубокие вдохи, будто не может надышаться, с любопытством посматривает по сторонам и опять же не замечает, что я позади нее.
Или удачно притворяется, думая, что меня заденет такой очевидный игнор.
Плевать.
Совершенно.
Но мне хочется, чтобы она знала: я разгадал причину ее маскарада, на самом деле у нее нет никакого свидания. Просто последствия бурной ночи, когда она с кем-то там развлекалась.
С кем-то, кому позволила донести себя на руках до ближайшего номера. Или даже бежала сама, поторапливая, чтобы скорее, скорее уединиться.
Ее длинные черные волосы отливают редкими нитями рыжины в лучах застывшего солнца. Собраны так небрежно, как будто она не провела в офисе целый день, а все еще лежит на огромной кровати, сминает казенные простыни и сонно смотрит в чужие глаза мужчины, который над ней нависает.
