скачать книгу бесплатно
Мать и братья наконец сели и молча смотрели в окно. Каждый думал о своём прошлом и будущем.
Поезд часто останавливался. Заходили и выходили какие-то люди, таскали туда-сюда вещи, громко разговаривали. Сашка прислонившись к матери, то проваливалась в сон, то от шума и толчков вагона просыпалась, ворочалась и снова усыпала. Утром рано мать разбудила:
– Шурочка, проснись. Подъезжаем.
Начали суетиться, собирать вещи и подтаскивать их к выходу – сказали, что поезд в Нырках стоит недолго.
Алексей выскочил первый. Мать с Колей подавали ему вещи, потом спустились сами и приняли Шурку. Едва отошли – поезд тронулся и, набирая скорость, скрылся из виду.
Огляделись. К ним навстречу шёл отец. Радостно обнял мать, но та, почему-то, вспыхнула и, прикрывшись платком, заплакала. Лицо отца было распухшим, красным и от него пахло перегаром. Погрузили вещи в телегу – лошадь была привязана неподалёку. Поехали.
Отцу была выделена койка в рабочем общежитии. Когда приехали, им в общей комнате за занавеской дали вторую кровать – на всех.
Отцу было плохо, но бригадир, не разбираясь, отправил его на работу.
Лесозаготовки были разбиты на кварталы. Они поселились в четвёртом.
Первый день, пока осматривались. Все были в замешательстве. Вечером приехал с лесозаготовок отец. Вяло поел и тут же уснул. Ночью мать не спала, сидела рядом с ним, раскачиваясь. Отец весь горел, стонал и бредил во сне. Утром его отвезли в Ладву, в больницу. Мать уехала его сопровождать.
Бригадир оформил мать уборщицей в общежитии. В её обязанности входила уборка помещений, а так же кипятить воду в соседнем здании, и носить кипяток в бак, в общежитие для рабочих. Но мать теперь каждый день пешком ходила к отцу в больницу. Туда и обратно – четырнадцать километров. Поэтому, в Шуркины обязанности входило подметать пол и носить кипяток.
Коля с Алексеем были у бригадира на подхвате: то грузить, то вывозить что-то. Вася им помогал.
Так шли день за днём, неделя за неделей. Пролетел апрель, прошла неделя мая – уже семь недель отец лежал в больнице, а лучше ему не становилось.
В этот день, мать с утра собрала еду и ушла к отцу. Обычно возвращалась к обеду, а тут нет и нет. Сашка вышла на улицу, решила ждать здесь. Майское солнышко приятно припекало. На лужайках снег давно сошёл и буйно цвела мать-и-мачеха. Куда ни бросишь взгляд – всё усыпано её мелки?ми, жёлтыми цветочками. Но в лесу снега было ещё много.
Издали заприметила тёмный силуэт матери – она шла еле передвигая ноги. Сашка побежала на встречу.
– Маам, что ж так долго то? Как отец?
Губы матери задрожали, махнула рукой:
– Погоди, Шура, не до тебя пока. Где ребята?
– Так с обеда снова в лес уехали.
Мать кивнула и побрела к бараку. Сашка плелась следом. Боялась снова задавать вопросы. Тревога охватила её.
Когда пришли братья, мать всё так же сидела уставившись в стену. Ребята обступили её и молча ждали, боясь услышать худшее.
Мать подняла глаза:
– Нет больше отца, сыночки, нет вашего папкиии, – заплакала в голос.
Шурка сразу и не поняла, как это нет? Потом мать стала рассказывать, как она пришла, а он уже в коридор вынесен.
– Потрогала, ещё тёплый был… Лечили то от бронхита, а у него, оказалось, воспаление лёгких было… Не спасли… Как же мы теперь без него то? – плечи матери безудержно содрогались.
Огорошенные известием, ребята молчали. Они пока не могли осознать, что отца больше нет.
Удалый баран
После похорон отца, семью перевели в восьмой квартал. Лесозаготовками там уже не занимались, и общежитие пустовало. Но здесь находилась конюшня с инфекционными лошадьми, вот ухаживать за ними и входило в обязанности семейства. Всем работы хватало: кормить, убирать, сено заготавливать, возить… Здесь же работала кузница. Водили лошадей подковы менять.
Сашке такая работа пришлась по вкусу. Только проснётся – бегом в конюшню. Лошади были разные, но она сразу выделила самых статных – молодых. Надо съездить дров привезти, запрягает не спокойную лошадку, а выбирает самого – самого красивого да резвого коня.
Чёрный жеребец, по кличке Буран, был её любимцем, но подчиняться Сашке не желал. Чтобы накинуть на него уздечку, Саша вставала на край кормушки и на цыпочках тянулась, а Буран вытягивал шею и отводил голову выше и выше. Иногда у неё получалось его обхитрить: уздечку спрячет за спину, протянет травку – жеребец губами потянется, наклонит голову – тут уж она не теряется, накидывает узду. Но Буран быстро учился и часто успевал и траву взять, и голову отвести. Тогда, провозившись вдоволь, Сашка шла запрягать Ракету. Рыжая лошадка в белых носочках ей тоже очень нравилась. Характер у лошади был покладистый, девочку слушалась, но к Бурану Сашка испытывала особые чувства.
В нескольких километрах по лесной дороге протекала речка. Туда ездили с ребятами чистить да купать лошадей. Пока ими занимаются – сами порезвятся.
Сегодня Николаю конюх дал задание нескольких лошадей сводить к кузнецу, чтобы поменять подковы. Куда ж без Сашки? Увязалась следом.
– Коля, а Бурана тоже надо подковать?
– И Бурана тоже, – усмехнулся брат.
– Давай, тогда его первого поведём?
– Первого так первого. Как скажешь! – Коля накинул на жеребца уздечку и подвёл к кормушке.
Сашка уже стояла на краю. Вскарабкалась на коня и довольная обняла Бурана за шею.
Коля вывел коня на дорогу. Сашка, держась за гриву, грациозно ехала верхом. Отсюда с высоты всё смотрелось по другому. Она любовалась окрестностями и наслаждалась. Конь мирно шагал по доро?ге рядом с братом.
К кузнице надо было свернуть на тропинку. Коля потянул коня за узду – Буран напрягся, захрапел и вдруг резко дёрнулся обратно. Взвился вверх. Уздечка выскользнула из рук Николая. От неожиданности он покачнулся, палка, на которую опирался, осталась впереди. Нога подвернулась, и он упал. Почуяв свободу, жеребец развернулся и галопом понёсся обратно в конюшню. Сашка без узды не могла остановить коня и изо всех сил держалась за гриву. Конюшня стремительно приближалась. Сашка зажмурилась. Конь влетел в ворота, и, замедляясь, скрылся в конюшне. А её голова не вписалась в низкий проём. Со всего маху ударившись лбом, девочка кубарем свалилась на землю. Едва оправившись от шока попыталась встать, но в глазах потемнело, подступила тошнота к горлу, в ушах стоял звон. Пришёл Николай.
– Шурка, ты как? Где болит? – Голос Коли доносился откуда-то издалека.
Постепенно пелена перед глазами рассеялась и Саша увидела расстроенное лицо брата над собой. Слабо улыбнулась:
– Ох, и резвый мой Буран!
Николай облегченно выдохнул:
– Фу ты! Ну напугала… Я думал убилась совсем. А ты, раз шутишь – жить будешь! – сам себя успокаивал Коля поднимая сестрёнку. – Пойдём домой, пусть мать рану обработает. – Лоб Шурки был рассечён и кровоточил.
– Коль, давай маме не скажем, что я с лошади упала, а то не пустит меня больше к Бурану…
– Ладно. Скажем, что ты сама мимо двери промахнулась. – усмехнулся брат.
Мать обмануть не удалось: она, увидев огромную шишку во лбу и кровавые разводы почему-то сразу всё поняла:
– Ох, Шура, доиграешься ты с лошадьми, свернёшь когда-то себе шею. – мать сердито поджала губы.
Вечером, приехали Алексей с Васей, увидели забинтованный лоб сестрёнки:
– Удалый баран не ходит без ран! А ты, Шурка, у нас кто? Овца? – веселились братья.
– Сами вы бараны – обиженно огрызнулась в ответ Сашка.
– Ладно, не обижайся сестрёнка. Главное – сама цела осталась, а шишка заживёт скоро.
В школу осенью она не попала: с лесного поселения до Пяжиевой Сельги, где находилась ближайшая, добираться было не просто. Мать беспокоилась: как зимой их отпускать по лесу, да по темноте? Да и не до школы было пока. Коля на родине успел закончить семилетку. А младших решила отправить в следующем году – пусть пока дочка по хозяйству помогает.
Шура видела как ей тяжело: то вздохнёт печально, то смахнёт слезу украдкой, – понимала, что мать тоскует по отцу, да и ей его очень не хватало.
Алексей тоже здесь сильно тосковал. После похорон он как то замкнулся. Сядет, песню напевает под нос:
– Как на дальней сторонке
Громко пел соловей.
А я мальчик на чужбине
Далеко от людей.
Позабыт, позаброшен
С молодых юных лет.
Я остался сиротою,
Счастья доли мне нет.
Вот и холод и голод,
Он меня изморил.
А я мальчик еще молод
Это все пережил.
Ох, умру я, умру я,
Похоронят меня.
И никто не узнает,
Где могилка моя.
И никто не узнает,
И никто не придет.
Только раннею весною
Соловей пропоет.
Пропоет и просвищет,
И опять улетит.
А моя скромна могилка
Одиноко стоит.
Приступы эпилепсии у него участились. Без присмотра мать его боялась оставлять. Обратилась в Ладвинскую больницу, там Алексея снова обследовали и развели руками. Предложили написать заявление и определить в специализированный интернат – там хоть он будет под присмотром. А при необходимости ему всегда смогут оказать необходимую помощь.
Мать не сразу согласилась. Но как то пришла с работы, а сын лежит на полу с разбитыми в кровь губами. Табурет рядом перевёрнут, ведро с водой опрокинуто. Поняла, что другого выхода нет, и в сентябре отвезла его в интернат, в посёлок Рютти, недалеко от Сортавала. При любой возможности она старалась навещать Алексея, но добираться было далеко, поэтому поездки получались не чаще раза в месяц.
Тоня
В марте 1940г Феврония с детьми перебрались в поселение Ладва. Оно состояло из множества деревень, растянувшихся на 8 км вдоль реки Ивинка. Земли деревень были распределены между несколькими колхозами. Для улучшения и развития экономики республики здесь в 1935 году начало работать профтехучилище по подготовке механизаторов. Также была открыта школа – интернат для слабовидящих детей, которых обучали по специальной методике. Работали: школа, сады, ясли, больница. Здесь было больше возможностей найти оплачиваемую работу.
Сняли часть дома в деревне Посад. Николай пошёл работать в колхоз, но деньги там не платили, поэтому мать старалась находить другую работу.
В начале апреля получили письмо с интерната, что 30 марта от дизентерии скончался Алексей.
Февронья очень тосковала, ей эти места были чужды: здесь, в течение года потеряла и мужа и сына. Она продолжала лелеять надежду вернуться на родину, но пока не знала как – там их никто не ждал. Решила пока поработать, подкопить денег на дорогу. При возможности, начала покупать то ситца отрез, то платок, то тёплые вещи… Там, в колхозе, работа за трудодни и купить не на что будет. Ни жилья не осталось там, ни хозяйства.
А Сашке здесь нравилось!
Конец мая. Дома утопали в молодой зелени кустарников. Стройные берёзки росли вдоль высокого берега реки. Их клейкие молодые листочки только начали распускаться, но тонкие ветви были обильно увешены желтоватыми серёжками, свисающими над водой. Если посмотреть издали, над берегом колыхалась на ветру лёгкая зеленоватая дымка, среди которой выделяли?сь белые облака пышно цветущей черёмухи. Её нежный аромат смешивался с запахом буйно разрастающейся травы.
Сашка сломала несколько веточек черёмухи. Присела на корягу на солнышке возле реки. Везде, куда ни бросишь взгляд, уже цвели одуванчики. Их жёлтые пушистые головки золотым ковром покрыли берега. Взгрустнулось. Вспомнила как они с Женькой пускали венки в Купалу… Давно это было. Как там живёт её подружка? Обещанное письмо ей Саша так и не написала.
Мимо пролетел плоский камушек, шлёпнулся об воду и запрыгал лягушкой. Машинально сосчитала: раз, два, три… И камень ушёл на дно. По воде пошли круги. Здесь был разлив и течения почти не ощущалось.
Саша оглянулась. Рядом стояла светловолосая девчонка, её ровесница.
– Привет! Тебя как зовут?
– Шура.
– А я Тоня. – девочка улыбнулась, наморщив курносый веснушчатый нос, – я тебя видела, вы сняли жильё в соседнем доме. Мама сказала, – вы издалека приехали?
– Да. В прошлом году. А потом жили в лесном поселении… Слушай, как интересно, мою подружку там, в Скудино, тоже Тоня зовут!
Шурке вдруг захотелось рассказать девочке обо всём, что переполняло её. Ей так не хватало общения с подругами, что она начала говорить: про отца, про то, как жили в лесном квартале, про лошадей. Потом перескочила на своё детство там, на родине. Про то, как хорошо там было: про сады, в которых они собирали яблоки, сливы, вишни. Про подруг, школу…
Тоня не перебивала, слушала. Ей было интересно, как это, когда вместо ивняка могут расти деревья, усы?панные яблоками и вишнями. Здесь, ребята только терпкую черёмуху могли собирать. Ну ещё рябина, да калина после заморозков становилась сладкой и вкусной…
– Знаешь, я тебе потом покажу где у нас земляника растёт. В июне поспеет, будем вместе собирать.
Уже вечерело. От реки тянуло прохладой, стало зябко.
– Шура, пойдём к нам, я тебя с мамой познакомлю. Заодно и перекусим, а то в животе уже урчит.
