скачать книгу бесплатно
Потом он увидел друга детских забав Гарри Годунова по телевизору. В двадцать два года Гарри Годунов опубликовал роман и прославился. Не менее трех дней о новом гении говорила вся Москва. Потом его вытеснили из эфира другие герои. В тот год и в тот месяц началась активная колонизация Луны. Отважные космонавты выглядели гораздо фотогеничнее и живописнее тощего и мрачного молодого писателя, и о писателе все забыли.
Но Савелий не забыл. Ни про Гарри Годунова, ни про мякоть стебля.
4
Мультимиллионеру Петру Глыбову, известному под прозвищем Продавец солнца, было тридцать девять лет. Журналисту Савелию Герцу – пятьдесят два. Взрослый мужчина шел брать интервью у сопляка-выскочки. Поднимаясь на девяносто первый этаж в шикарном, отделанном в стиле «псевдо-нео-хай-тек» лифте, журналист воображал себе снисходительные ухмылки, пренебрежительные взгляды и прочие нуворишеские фокусы. «Впрочем, – размышлял Савелий, – это можно как-то повернуть, построить материал на ноте тонкого презрения, подпустить интеллигентной издевки».
Все кнопки огромного VIP-лифта, начиная с девяносто девятой, вместо привычных цифр снабжены были иероглифами и надписями на кириллице: «Только для китайцев». Висящая рядом дацзыбао лаконично напоминала про уголовную ответственность за незаконное вторжение на частную территорию.
Бесшумно ступающий, как бы бесплотный камердинер – босой, однако в полотняной пиджачной паре, – проводил Савелия в обширный гулкий зал. Миллионер Глыбов, совершенно голый, занимался спортом: прыгал на батуте. За стеклянными стенами переливалась в знойном мареве умопомрачительная панорама: белые и серые здания, пирамиды, конусы и параллелепипеды, меж ними, густо, зеленые острия стеблей. Супергород, техногенное чудо. Уникальное свидетельство могущества человеческого гения, однажды за пятьдесят часов побежденное примитивными растениями.
Еще выше – голубое небо, застегнутое на желтую пуговицу.
Савелий вздохнул.
У дальней стены миллионеровой резиденции, возле полыхающего камина, в шезлонгах возлежали, лениво кидаясь друг в друга конфетными обертками, голографические модели Бриджит Бардо и Эмми Уайнхаус, – обе полуголые.
– Здорово, журналист! – взмывая к потолку, зычно провозгласил Глыбов. – Присоединяйся!
– Спасибо, – вежливо отозвался Савелий. – Боюсь, шею сломаю.
– А ты не бойся. – Миллионер сделал сальто. – Сломаешь – куплю тебе другую!
– Вы очень любезны.
– Давай свои вопросы, – велел Продавец солнца. – Только быстро. И сделай два шага в сторону. Ты загораживаешь мне солнце.
Савелий торопливо повиновался и щелчком пальцев включил имплантированный в ладонь диктофон.
– Господин Глыбов, – с нажимом произнес он, – я представляю серьезный аналитический журнал. Нас читают влиятельные люди. Я собираюсь поднять в разговоре важные темы, и мне бы хотелось…
– Я понял, – небрежно ответил миллионер и соскочил на пол. Приблизился, протянул мускулистую руку: крупный, разящий потом самец, излучающий неприятное, избыточное здоровье. – Я понял, – повторил он. – Извини. Я забыл, что в наше время существуют серьезные журналы. Вчера ко мне приходил один дурак, тоже из какого-то журнала. Спрашивал, сколько оргазмов я имею в неделю и кто делает мне маникюр…
– Ваши оргазмы, – вежливо ответил Савелий, – наш журнал не интересуют.
– Ага, – кивнул миллионер. – А чьи оргазмы интересуют ваш журнал?
– Лично меня интересуют только мои собственные оргазмы.
Глыбов расхохотался, продемонстрировав великолепные зубы, покрытые ярко-красным лаком.
– Ладно. Выпить хочешь? Пожрать? Чаю, кофе, сигару, кальян? Будь как дома.
– Если можно, воды.
– Воды? – Миллионер жестом отпустил камердинера. – Много пьешь? Это правильно. Пойдем, я сам тебе налью.
Прошли в глубину зала, к огромным креслам, к стойке с напитками. Глыбов всмотрелся в лицо Савелия и вдруг спросил:
– Ты ходишь в мои солярии?
– Нет.
– Почему?
– В моем кругу, – сухо объяснил Савелий, – принято считать, что ваши солярии предназначены для бледных.
– А ты, значит, не бледный, – ухмыльнулся Глыбов.
– Бог миловал.
– Молодец. Присядь.
Журналист кивнул. Черт бы побрал этих нуворишей. Хоть бы халат накинул.
– Господин Глыбов, – начал он. – Мы пишем о людях, добившихся… э-э… успеха. Журнал называется «Самый-Самый». Понятно, что сегодня, в первые годы XXII века, когда средняя продолжительность жизни составляет девяносто семь лет, само понятие успеха выглядит анахронизмом. За семьдесят лет активной жизни каждый из нас имеет возможность успеть везде и всюду. Лично я, например, чемпион Москвы по трехмерному бильярду и кандидат философских наук. В обществе, где никто никому ничего не должен, успех гарантирован каждому…
– Понятно, – перебил миллионер и наконец завернулся в халат. – То есть я в мои сорок – зеленый пацан и при этом – хозяин большого дела. Такова тема интервью.
– Угадали.
– С чего начнем?
– С биографии.
Глыбов сел, мощными глотками осушил свой стакан и вздохнул.
– Биография моя скучная. Ничего особенного. Родился на окраине. Среди бледных. На девятом этаже. У нас в Балашихе трава растет густо. Сплошной полумрак. Я годами не видел солнца. Первый солярий – дешевую китайскую кабину – купил в восемнадцать. Сейчас у меня двадцать тысяч кабин. Любой, даже самый бледный человек может позагорать в моей кабине, потому что это дешево…
– Я знаю, – небрежно произнес Савелий. – Читал рекламные проспекты. А почему восемнадцатилетний Петр Глыбов решил посвятить жизнь именно соляриям?
Миллионер пожал плечами:
– Покойный отец часто рассказывал про старые времена. Когда каждый имел бесплатно столько солнечного света, сколько захочет. Я слушал его и думал: почему раньше было так, а сейчас иначе? В школе меня учили, что настоящее всегда лучше прошлого. Прошлое – это дикость, голод и беззаконие. Но я смотрел за окно и видел, что все не так. У моей страны солнечное прошлое и серое настоящее. Мне говорили, что прогресс – это хорошо. А я не понимал, что это за прогресс такой, если сегодня я вынужден платить за то, что вчера доставалось даром? Я догадался, что цивилизация устроена по простому принципу: никто никогда ничего не может получать бесплатно. В этой системе лучше быть тем, кому платят, чем тем, кто платит. Недостаток солнечного света приводит к дефициту в организме витамина А. Мне платят за этот витамин. Вот и все.
– Что же, – Савелий кивнул, – коротко и ясно. А продавать свои услуги бледным гражданам – ваш принцип?
– Мой принцип – давать людям то, в чем они нуждаются.
Савелий вдруг понял, что сидящий перед ним молодой, атлетически сложенный, дочерна загорелый человек очень некрасив. А был, вероятно, даже уродлив – до тех пор, пока пластический хирург не переделал ему нос и губы.
«Ага, – подумал опытный журналист Герц, – тут мы имеем скрытый комплекс. Перед нами сублимант. Отсюда страсть к богатству, мускулы и прочее. Бесплатно, видать, ему девчонки не давали. А умные фразы насчет прогресса подобраны и выучены задним числом».
– Вы, – продолжил разговор Савелий, – очень популярны среди бледных слоев населения.
Миллионер отмахнулся:
– Мне наплевать. Я не искал популярности. Все, чего я хотел, – это переехать с двенадцатого этажа на девяностый. Чтоб наслаждаться солнцем.
Журналист помедлил. Дальше предполагался блок основных вопросов. За некоторые из них можно и в морду получить. Вон какие у этого малого кулачищи…
– Ходят слухи, – начал он, – что ваша империя – гигантская финансовая пирамида. Что вы вынуждены непрерывно расширяться, ставить новые и новые кабины. Говорят, что вы в долгах и ваши прибыли не покрывают издержек…
– Я никому ничего не должен, – спокойно ответил Глыбов.
Савелий проделал амортизирующий жест.
– Разумеется. Никто никому ничего не должен. Но я слышал, что вам помогают, как говорится, по дружбе…
– Эти слухи распускают завистники, – небрежно отмахнулся Продавец солнца. – Вообще-то, любезный, мне полагается оскорбиться. Если вы опубликуете предыдущую реплику, я немедленно подам на ваш журнал в суд. Что значит «по дружбе»? Дружба – удел гангстеров и бледных.
«Можно дать как заголовок», – тут же прикинул Савелий.
– Даже дети знают, – продолжал Глыбов, – что кредиты запрещены – таков залог устойчивости национальной экономики. Официально заявляю: вся моя финансовая отчетность прозрачна и опубликована. Иначе, кстати, я бы не стал генеральным спонсором проекта «Соседи».
– А правда, что все спонсоры проекта «Соседи» сами обязаны войти в проект?
– Правда.
– То есть вы, Петр Глыбов, – участник проекта?
– Угадали.
– И здесь, – Савелий осмотрелся, – везде объективы? За нашей беседой наблюдают?
Миллионер кивнул и хмыкнул:
– У меня тут сто пятьдесят камер. Но вы не волнуйтесь. Обычные разговоры не интересуют «Соседей». Подумаешь, журналист пришел поговорить с бизнесменом. Вот если бы мы с вами поговорили, потом напились, потом подрались, а потом помирились, а в знак примирения вызвали баб, напились с бабами и повторно подрались, уже из-за баб, – тогда могли бы попасть в топ-сто. А если бы, допустим, бабы тоже подрались, из-за нас, и стали душить друг дружку колготками – тогда нам обеспечено местечко в топ-пятьдесят…
– Забавно, – задумчиво произнес Савелий. – Обычно люди с вашим уровнем жизни не любят «Соседей».
– Я тоже не люблю. Но чего не сделаешь в интересах дела! – Продавец солнца захохотал, осушил еще один стакан воды марки «дабл-премиум» и вдруг застеснялся. – Между прочим, – он понизил голос, – по условиям контракта я обязан не только участвовать в проекте, но и рекламировать его.
– Исключено, – быстро ответил Савелий. – Повторяю, у нас серьезный журнал. Я не могу допустить, чтобы текст содержал элементы рекламы.
– Тогда, – весело произнес миллионер, – мы закончим интервью прямо сейчас.
Савелий вздохнул:
– Черт с вами. Рекламируйте.
– Это быстро, – великодушно сообщил Глыбов. – В проекте «Соседи» новая акция. Только в этом месяце. Любого желающего могут подключить в одностороннем режиме. В вашем доме не поставят камер, но вы сможете наблюдать за теми, у кого они есть. Вас не видят – зато вы видите всех… Плюс архив: топ-тысяча за прошлый год. Вы смотрите самое интересное. Чужие спальни. Женские раздевалки. Тюрьмы…
– Тюрьмы тоже подключены?
– У тюрем огромные рейтинги. В прошлом году арестанты центральной тюрьмы опустили известного убийцу и насильника Дронова. Трансляция вошла в топ-десять. Кстати, злодея поймали исключительно благодаря «Соседям». И еще одно: моя компания бесплатно установила в центральной тюрьме двадцать пять соляриев.
– Замечательно, – отреагировал Савелий. – Но хватит о «Соседях». Вернемся к вашей персоне. Правда ли, что вы ненавидите травоедов?
– Правда, – твердо ответил Глыбов. – Поедать траву – удел животных.
«Это тоже вариант заголовка», – решил журналист.
– Вы согласны с тем, что власти не способны бороться с травоедением?
Миллионер отмахнулся:
– Я не намерен критиковать власти. Я лояльный гражданин. Власти ничего никому не должны. Критика властей неизбежно ведет к разрушению персонального психологического комфорта…
Савелий вспомнил, что хотел подпустить в интервью тонкую издевку, и перебил:
– Простите, но это банально. Звучит как цитата из школьного учебника. Вы не любите травоядных, но каждый день видите, как мякоть стебля продается на каждом углу. Как вы с этим миритесь?
Глыбов посерьезнел. Его простое лицо не имело возраста, это мешало Герцу адекватно воспринимать собеседника. Издержки омолаживающих технологий, ничего не поделаешь.
– А кто вам сказал, – произнес миллионер, – что я с этим мирюсь? Я финансирую работы по изучению феномена стеблероста. У меня своя лаборатория.
– И есть успехи?
– Есть.
– Расскажите.
– Не имею права. Результаты засекречены в соответствии с законом. Могу сказать только то, что знают все. Трава выросла в течение двух суток. Логично допустить, что она засохнет так же быстро, – это первое. Второе: надо найти центр грибницы. Выяснить, что представлял собой зародыш. Семя. Зерно. Сейчас мы расшифровываем геном травы, потом попытаемся клонировать зародыш – в нем разгадка. Понимаете?
Савелий кивнул, наблюдая, как лицо его собеседника меняется. Напряжение в уголках губ слабеет, глаза загораются интересом.
– Однажды, – тоном ниже продолжил миллионер, – мы убьем ее. Люди проснутся и увидят, что ее больше нет.
– Но тогда ваши солярии никому не понадобятся.
– Да, – почти нежно выговорил Глыбов. – И я закрою свой бизнес.
– Но чем вы тогда займетесь?
– Черт его знает. Какая разница?
– Вы потратили на свой бизнес двадцать лет, а сейчас…
– Слушай, друг, – грубо перебил Глыбов, – ты говоришь, что я самый-самый. Весь из себя успешный и все такое. Я купил свою первую кабину в восемнадцать лет. В двадцать у меня было пять кабин. В тридцать – полторы тысячи кабин. Ты сказал, что ты чемпион и кандидат наук – а я не видел в своей жизни ничего, кроме кабин. Утром просыпался и думал: вот, у меня сто сорок две кабины и мне нужна сто сорок третья. Двадцать лет мне снятся только кабины. Стандартные кабины. Кабины для инвалидов. Детские кабины. Модель «Солнышко»… Если завтра мои кабины перестанут приносить прибыль, – первое, что я сделаю, это лягу спать и просплю месяц. И только потом, когда высплюсь, подумаю, чем заняться.
– И все-таки – чем же?
Миллионер закинул руки за голову.
– Наверное, уеду. На периферию.
– Ого, – с уважением пробормотал Савелий. – Вы бывали на периферии?
