скачать книгу бесплатно
– Идем, мне пора на лекцию.
Волшебное слово «лекция» сработало. Петр очень одобрял здравый подход Ринки к учебе – в смысле, что надо получить хорошее образование, и в универе надо учиться, а не гульки гулять и водку пьянствовать. Прямо как папа…
Нет, не стоит по сотому разу прокручивать: а если бы папа отреагировал иначе? А если бы она смогла найти нужные слова? Если бы, если бы! Если бы все сложилось так, как мечталось – она сейчас была бы замужем за совсем другим человеком, и она ездила бы не в универ, а в консерваторию… И не вздрагивала бы при каждом звонке от отца.
– …не забудь, в пять часов… – тем временем продолжал нудеть над ухом Петр, открывая перед ней дверцу «Опеля». – Рина, ты меня слушаешь?
– Конечно, Петь. Заедешь в пять часов. Не забуду.
Петр нахмурил густые русые брови и, сложив черный зонт с костяной ручкой, сунул его Ринке в руки.
– Возьми с собой. Еще не хватало тебе промокнуть.
Надо было сказать спасибо. Надо было почувствовать благодарность. Но почему-то не получалось, и Ринке стало отчаянно стыдно. Вот что она за скотина такая бесчувственная? То есть, конечно, Петр ей нравится. Она, наверное, его любит. Он симпатичный. Не красавец, конечно – и слава Ктулху! Хватит с нее избалованных красавцев! Петр – именно такой мужчина, который ей нужен. Массивный, черты тяжеловатые, но породистые. Харизмы не хватает, но зачем ему? Еще бы улыбался почаще. Ему очень идет улыбка.
Ринка покосилась на Петра, выводящего «Опель» из узенького проезда между домами. Вот бы Петр был не таким практичным и серьезным! Цветы бы дарил иногда. Шутил. На ее анекдоты бы смеялся, а не морщился. В кафешку бы позвал, просто так посидеть и потрепаться о книгах, а то и потанцевать… Да хоть разговаривал бы с ней, а не только воспитывал!
– Петь, а давай сходим сегодня кофе попить вместе, а?
Петр снова нахмурился.
– Ты каким местом слушала, Рина? Я же сказал, мне сегодня нужно доделать отчет.
– Просто зайдем выпить кофе по дороге, это же совсем недолго, Петь, – в голос прокрались отвратительно жалобные нотки.
– Ладно. Но только недолго!
Ринка сжала кулаки и отвернулась, сделав вид, что за окном машины что-то невесть какое интересное. Сколько раз обещала себе: не просить! Не унижаться! Надо быть взрослой и самодостаточной.
И хоть кошку завести, что ли.
Взгляд Ринки скользнул по автобусной остановке, зацепился за трехцветную кошку, сидящую на лавке, и тут в мозгу щелкнуло: Аполлония! Вот же она!
– Петь, останови! Там кошка!..
– Какая еще кошка, Рина! Что за глупости! – разумеется, Петр и не подумал затормозить.
– Соседкина, Аполлония. Бабулька старенькая, волнуется. Пожалуйста, Петь!
– Рина. Я не могу опаздывать на работу. Позвони соседке и скажи, где видела кошку. Она сама заберет.
– У меня нет ее телефона.
– Значит, кто-то другой ей скажет. Ты прекрасно понимаешь, что нельзя опаздывать на лекцию только потому, что у кого-то сбежала кошка. Твоя система приоритетов…
О боже. Боже! Только не это!
Ринка мысленно застонала и так же мысленно зажала уши руками. Зачем она дала повод, теперь Петр до самого универа не замолчит!
Она оказалась права. Все пятнадцать минут, что они ехали до Воробьевых, Петр с абсолютно серьезным видом читал ей лекцию о важности образования, пунктуальности и прочей хрени. А она смотрела на проносящиеся мимо дома, столбы, желтеющие деревья – и видела перед собой кошку. Пушистую, трехцветную, домашнюю кошку, внезапно лишившуюся дома. А может быть, и чего-то большего, чем дом. То есть, конечно, Ринка прекрасно понимала, что это глупо – проецировать на животное собственные беды, но…
Одиночество. Ненужность. Осенняя холодная хмарь. Одиночество.
Нельзя оставить кошку там. Она же домашняя, глупая зверюшка, она же не умеет жить на улице и наверняка не найдет дорогу домой. А вечером ее какой-нибудь бомж найдет и съест, она же не помоечная тощая кошка, а упитанная, домашняя.
Совсем-совсем беззащитная.
Надо вернуть ее домой. Пусть хоть у кошки все будет хорошо!
– Ровно в пять, не опаздывай.
Ринка так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как «Опель» остановился напротив универа.
Вот и хорошо, занудная нотация пролетела мимо ушей. И вообще, хватит уже Петру решать за нее.
– Ага, – бросила она, подхватила сумку…
– Зонт, Рина!
– Угу, – забрала протянутый зонт и тут же его раскрыла: с хмурого неба капало.
А сделав несколько шагов в сторону универа, обернулась, убедилась, что Петр отъехал и занят дорожным движением – и побежала обратно, к переходу. Был шанс успеть на автобус, показавшийся в конце квартала.
Слегка подмокшая, но не утратившая высокомерия кошка так и сидела на лавке, обернувшись пушистым хвостом. На Ринку она даже не глянула, а на «кис-кис» не отреагировала.
– Ах ты, глупое животное, – пробормотала под нос Ринка и протянула руку к кошачьей голове: – Киса, хорошая киса…
Хорошая киса встопорщила усы и молниеносным движением лапы оцарапала Ринке запястье. Машинально отдернувшись, она глянула на руку, поморщилась и попробовала снова:
– Аполлония, хорошая девочка, пойдем домой…
На сей раз кошка зашипела и вздыбила шерсть. Мол, не влезай, убью.
Вот дурное зверье!
Брать голыми руками нельзя, исцарапает. Как потом с Петром объясняться? Значит, надо изловить… точно! У нее же в сумке лабораторный халат!
Приговаривая всякие глупости на тему хорошей кисы, пора домой, Ринка закопалась в сумку. Только она потащила наружу халат, как кошка, собака такая, спрыгнула со скамейки, задрала хвост и пошла прочь, всем видом выражая абсолютное презрение.
– Стой, киса, киса-киса! – в отчаянии позвала Ринка, пытаясь заступить кошке дорогу и накинуть на нее халат.
Но зверюга фыркнула, проскользнула между ног и отправилась дальше. И ладно бы, в сторону дома – так совсем наоборот, к гаражам, а там, в гаражах – овчарка. Без привязи.
Представив, как будет плакать бабулька с первого этажа, найдя разодранный овчаркой труп кошки, Ринка под нос обругала дуру мохнатую и устремилась в погоню. Ничего, и не таких ловили!
– Кис-кис-кис!
Тварь мохнатая дернула спиной так, что любому стало бы ясно: обращать внимание на всяких надоедливых дур – ниже ее достоинства.
– Да стой же! – Ринка побежала прямо по лужам, надеясь поймать глупое животное до того, как оно нырнет в узкий, замусоренный лаз между гаражами.
Не тут-то было! Кошка тоже ускорилась, перепрыгнула самую большую лужу и нырнула в лаз ровно за мгновение до того, как Ринка набросила на нее халат. Хорошо хоть не успела выпустить тряпку из рук, а то пришлось бы терять время, вытаскивая ее из лужи.
В лаз она протиснулась следом за кошкой, обругала хозяев гаража – все стены ржавые, теперь любимую рубашку хрен отстираешь! Пушистый хвост мелькал прямо перед ней, казалось, протяни руку, и поймаешь!.. Только бы успеть до того, как их учует овчарка!
Похоже, до кошки дошло, что не стоит заходить на чужую территорию. Она остановилась за метр до конца лаза, обернулась и сверкнула желтыми круглыми глазами.
– Мра-ау!
Ринка, обрадовавшись, почти схватила дурную зверюгу, но та снова увернулась и припустила прочь. Ринка – следом, оставив на стене гаража клок рукава. Зато ей почти удалось догнать кошку, она затормозил перед здоровущей грязной лужей, над которой поднимался подозрительный радужный пар, и попятилась.
– Стой, собака! – победно крикнула Ринка, кинула халат на зверюгу…
И тут мохнатая зараза с места прыгнула прямиком в столб пара, а Ринка, не удержав равновесие, не то шагнула, не то упала следом, зажмурилась на миг, и все заверте…
Виен, Астурия. Дом на Айзенштрассе
Тори
По старой армейской привычке герр Людвиг проснулся рано, еще до рассвета, полежал несколько минут, закинув руки за голову. Потом бесшумно поднялся с кровати, и не подумав разбудить Тори – она делала вид, что спит. Положил на столик несколько монет, так же бесшумно оделся и выскользнул прочь из дома.
Когда тихо захлопнулась входная дверь, Тори приподняла голову и прислушалась. Убедившись, что Людвиг ушел, соскочила с кровати и босиком подбежала к окну. На всякий случай посмотрела на улицу, проводила взглядом мобиль – и, встав на цыпочки, сняла спрятавшуюся в драпировках прозрачную, почти невидимую коробочку. От тепла ее рук камера, – а это была именно она, новейшая механическая камера с магическим управлением, – потемнела, проявились детали.
Тори нетерпеливо повернула крохотную рукоять, вгляделась в окошко… и швырнула бесполезную вещицу на кровать. Снова не сработало! Пока в комнате была только она, и когда не было никого – камера исправно все записывала. Но стоило зайти Людвигу, и все. Чернота и мрак. И наверняка опять никто не поймет, почему нет изображения. В прошлый раз было то же самое, и в позапрошлый… Пожалуй, если бы не странности с камерой, Тори бы решила, что у герра Людвига нет никакой страшной тайны. Подумаешь, любит привязывать любовницу к кровати или связывать ей руки, и не любит, чтобы его видели! И не такие извращенцы встречаются, вот один министр вообще женские подвязки надевает, а в постели такое вытворяет, благовоспитанному Людвигу и не снилось!
Усмехнувшись, Тори пересчитала золотые – четыре, очень неплохо, – накинула пеньюар и присела к секретеру, писать очередной отчет о встрече с высокопоставленным любовником.
Виен, Астурия. Айзенштрассе
Людвиг
Дождь немного освежил застоявшийся городской воздух, смыл с желтеющих листьев пыль и остался лужами на булыжной мостовой Айзенштрассе. Стоящий у подъезда мобиль не промок, несмотря на отсутствие крыши, но на панели мерцал красный огонек: кристалл пора подзаряжать.
Людвиг тихонько выругался, помянув Барготову мать и собственных предков. И у обычных людей, и у нормальных магов такие кристаллы служат по году и больше, а ему приходится отправлять мобиль в мастерскую каждые две недели. И такая же ерунда с любой техникой! Родовое проклятие вытягивает энергию из всего, до чего дотянется.
Кристалла хватило как раз до мастерской, расположенной на самом краю портового района. Конечно, Людвиг мог бы пользоваться услугами мастерской для аристократов – два квартала от дворца, позолота, фонтанчик и цены до небес. Не то чтобы Людвиг не мог себе позволить таких трат, но бросать деньги на ветер считал делом нуворишей и дураков. Тем более что матушке и сестрам постоянно требовались новые платья, украшения, экипажи и прочая, прочая, а думать о таких недостойных материях, как «откуда берутся деньги» они не желали.
– Через час будет готово, ваша светлость, – с поклоном пообещал мастер, изо всех сил стараясь не смотреть Людвигу в глаза. – Вызвать для вашей светлости извозчика? Или, быть может, вы желаете взять один из наших мобилей?
– Не стоит. Просто доставьте мобиль к моему дому, я прогуляюсь, – отмахнулся от него Людвиг.
Извозчиков и чужие мобили он не любил. Впрочем, когда у него начинала болеть голова, он не любил ничего и никого. Особенно свою дражайшую родню, включая его величество. Это же надо, приказать ему жениться!
Людвиг вдохнул холодный, пахнущий мокрыми листьями воздух и от всего сердца пожелал августейшему кузену расстройства желудка и кашля, а матушке долгих лет жизни и безденежных идиотов зятьев. Эти двое недолюбливали друг друга, но как-то смогли договориться. Даже странно. Интересно, что матушка пообещала его величеству Гельмуту и чем это грозит Людвигу? Вряд ли что-то связанное с его службой в Оранжерее. Официально контора называлась Кроненшутц: предок Гельмута, назвавший контрразведку Безопасностью Короны, обожал пафос и цветы – каждому отделу он дал эмблему-цветок. За что добрые астурийцы прозвали контору Оранжереей.
Ладно, если матушкино обещание не связано со службой, то может быть очередные политические маневры?.. Нет, наверняка нет. И матушка, и Гельмут отлично знают – Людвиг ненавидит политику, и ненависть взаимна. Пожалуй, внушаемый его фамильным даром страх – самая лучшая часть дядиного наследства.
Погрузившись в размышления, Людвиг не смотрел, куда идет. Впрочем, ему было и необязательно. Нет в Астурии таких дураков, чтобы нарушать покой человека с бронзовой фибулой-маргариткой, знаком некроманта. Знаком изгоя, презираемого обществом, но необходимого, как необходимы чистильщики улиц и могильщики. Конечно, никто не посмеет задрать нос перед герцогом Бастельеро, как перед обычным полицейским некромантом. Но страха и отвращения вполне достаточно.
Когда в воздухе отчетливо пахнуло рыбой, Людвиг оглянулся. Демоны занесли его в глубину припортового района, куда ни один добропорядочный гражданин добровольно не сунется. Что ж, тем лучше. Здесь наверняка найдется кто-то достаточно близорукий, чтобы не опознать некроманта. Однако редкие прохожие переходили на другую сторону улицы и отводили глаза. А жаль. Разбить чью-нибудь наглую физиономию – отличный способ снять напряжение. Раз уж физиономия августейшего кузена, чтоб ему икалось, неприкосновенна.
Людвиг хотел было в сердцах сплюнуть (чтобы ненароком не проклясть кузена, были уже случаи), но тут в нескольких шагах перед ним воздух сгустился, образовав неправильный эллипс, и покрылся рябью. Надо же, стихийный портал! Не частое явление, и в основном безобидное и бессмысленное. Время от времени такие порталы возникали над узлами силовых линий или в местах сильных магических выплесков, несколько секунд или даже минут показывали кусочки чужого мира и бесследно исчезали. Так как стихийные порталы не пропускали ни материю, ни звук, их называли «пустышками». Несложно догадаться, что Людвигу «пустышки» попадались намного, намного чаще, чем кому бы то ни было. Иногда через них можно было увидеть что-то забавное, как в этот раз.
Людвиг остановился, с интересом наблюдая, как по ту сторону дрожащего воздуха шумит незнакомый город, больше похожий на мираж. Мокрая серая улица, одноэтажные домики без окон, замызганный светлый зверь, а следом бежит какое-то чучело, еще и вопит на незнакомом языке…
– Kysa! Кysa! Стоять, собака!
Хотя нет, язык вполне понятный… Собака? Нет, этот зверь на собаку совершенно не походил. Скорее на хорька.
Неважно. Все равно портал уже начал гаснуть. И вдруг животное с душераздирающим воплем выпрыгнуло из него и понеслось в сторону грязной подворотни. Людвиг от неожиданности замер. Не может быть, ведь «пустышки» не годятся для путешествий между мирами! А тут – живой зверь!
Но прежде чем Людвиг бросил в удирающего зверя обездвиживающим заклинанием, чтобы на досуге изучить обитателя чужого мира, из портала вывалилось то самое чучело. Споткнулось, упало коленом в лужу, но тут же поднялось и, явно не соображая, где находится, крикнуло:
– Где она? – на том же, интуитивно понятном языке.
А чучело-то у нас – девушка, хмыкнул про себя Людвиг. Растрепанные пепельные волосы, то ли пыльные, то ли грязные, расширенные серо-зеленые глаза, аккуратный нос, чуть припухшие губы со следами розовой помады, на скуле размазана жирная грязь. И одета во что-то странное – мужские штаны, порванная на рукаве рубашка в клетку и сверху черный жилет, все изрядно испачкано и явно с чужого плеча.
– Побежала в подворотню, – ответил Людвиг на родном астурийском и пожалел, что такое примечательное явление случилось на улице, а не в его лаборатории. Настоящий стихийный портал, редчайшая редкость, а у него с собой – ничего! Даже банального измерителя нет!
– Ага, спасибо! – девица внезапно ответила по-астурийски. С ужасным произношением, но вполне понятно.
И рванула следом за зверем.
Интересно, это шок от перемещения или она просто дура, не понимает, что в припортовых закоулках ее убьют? Скорее первое. Или же место, где она жила, выглядит похоже. А вот с языком все намного любопытнее! Неужели портал может дать знание местного языка? Об этом Людвиг никогда не слышал. Надо будет покопаться в библиотеке Академии.
Людвиг кинул вслед обоим иномирянам «метки», чтобы не потерялись, и пошел за ними. Не спеша. Забавно посмотреть, как чучело будет себя вести при встрече с аборигенами. Может быть, даже стоит взять девицу живьем, так всяко удобнее транспортировать в лабораторию, чем изувеченный труп. Все же иномирянка – редкая добыча. Как удачно, что поблизости нет никого из Академии с их загребущими лапами!
Впрочем, все равно бы он свою добычу никому не отдал. Зря, что ли, он служит в Оранжерее!
Не успел Людвиг свернуть вслед за девицей в подворотню, как послышался новый вопль. Перепуганный. Долгий. Зато звук неожиданно чистый и объемный, такому и оперная дива могла бы позавидовать. Весьма, весьма впечатляюще.
– Надо же, – пожал плечами Людвиг и остановился в подворотне, в тени.
Девица все еще орала. Отличное дыхание, не всякая прима так долго выдержит высокую ноту. Хотя смысла в ее вопле Людвиг не видел. Те двое бродяг и десяток крыс, которые вызывали вокальные упражнения, все равно не оценят. Им что примадонна, что посудомойка, без разницы. Была бы женского пола. Вон, уже сально ухмыляются, поднимаются…
У девицы, наконец, кончилось дыхание. Замолкнув, она совершенно ровно спросила:
– А почему они такие здоровые? – на том же ужасном астурийском. – И цвет странный. Никогда не видела ярко-рыжих крыс.
Бродяги переглянулись и гнусно осклабились.
– Ты не тех боишься, красавица, – просипел тот, что повыше и с сохранившимися зубами. Черными. Редкими.
Он потянулся к девице, так и стоящей столбом. Точно, шок у нее. Жаль, она спиной, зрачков не видно. Но наверняка расширенные.
Людвиг уже собрался вмешаться – нечего всякому отрепью портить его лабораторный материал! – как девица ударила бродягу по руке и отскочила вбок, натопырившись, словно помоечный енот над куском колбасы. Теперь она была к Людвигу в профиль, намного удобнее для наблюдения.
– Руки не тяни, а то ноги протянешь! Лучше поймайте мне koshku, так и быть, дам на выпивку.
