скачать книгу бесплатно
Я ничего не ответила. В это было трудно поверить, но Джастин говорил очень серьёзно и взволнованно. В любом случае я решила, что не стоит паниковать, пока всё не подтвердится.
Глава 6
Настал день нашего отъезда. С первой встречи с Джастином прошло полторы недели, но за это время я поняла, как сильно к нему привыкла. Весь отдых пролетел, как один день. Если подумать, то воспоминаний осталось много, но в общем всё это закончилось слишком быстро. Уезжать совсем не хотелось. В этот вечер мы, как обычно, сидели на пляже, глядя на закат. Солнце как будто опускалось всё глубже в воду, и я понимала, что прощаюсь с ним как минимум на год: и с солнцем, и с Джастином. Меня снова ждали холодная зима, множество повседневных проблем и мой маленький забытый всеми городок.
Мы сидели за столиком на побережье, ловя последние солнечные лучи. Я с головой погрузилась в свои мысли, из раза в раз прокручивая все события последних двух недель, что я здесь, улыбаясь каким-то моментам. Например, весьма забавным было то, как нас встретил хозяин отеля: он молча взял мою руку, повернул, как-то надавил на костяшку пальца, и та звонко хрустнула. На мой ошеломлённый и полный непонимания взгляд он никак не отреагировал, а просто проделал ту же операцию с другими гостями. Или то, как я кормила с руки маленьких обезьянок, которые бегали за нами по деревьям и камням, как у меня состоялся очень глупый разговор с одним из местных индийцев: я попросту не поняла, что он у меня спрашивал, и решила на всё утвердительно кивать головой. Наверное, он посчитал меня какой-нибудь умственно-отсталой, но теперь мне было всё равно. Сейчас я просто не выносила мысли о том, что совсем скоро придётся уехать.
– Протяни руку. – Голос Джастина вывел меня из раздумий.
Он осторожно завязал вокруг моего запястья красивый браслет. На нитку были натянуты различные бусины, ракушки и фигурки слонов.
– Обещай мне, что вернёшься. – Он протянул мне аккуратно свёрнутый листок бумаги со своим номером телефона. – Позвони, как прилетишь домой. Я буду ждать.
Мы просидели на берегу моря до тех пор, пока на небе не стали робко появляться первые звёздочки. Потом Джастин проводил меня до отеля, в то время как до самолёта оставалось всего несколько часов.
Мы шли по засыпанной песком дорожке, неловко поглядывая друг на друга. Наши руки иногда случайно, а может и специально, соприкасались, а время предательски быстро, будто издеваясь, вело к неизбежному. Я в последний раз захожу в калитку, ведущую на территорию гостиницы, в последний раз поднимаюсь на третий этаж немного странного здания по уже успевшей стать родной лестнице, открываю заедавший то и дело замок на двери, на удивление, с первого раза, когда так хочется растянуть время, захожу в неожиданно ставшую любимой ненавистную ванную комнату со сломанным душем, закрываю балконную дверь и задёргиваю бордовыми шторами окно у изголовья кровати, и всё это в последний раз. В последний раз в этом году, который может показаться целой жизнью.
Мы с папой берём чемодан, сумку, набитую вещами в самый край, вешаем каждый себе на плечи по рюкзаку, закрываем дверь, спускаемся вниз по лестнице, где меня терпеливо ждёт Джастин. В последний раз.
Как бы мы не оттягивали этот момент, через какое-то время за нами приехал автобус. Дальше всё было как в тумане: вот Джастин меня обнимает, что-то шепча на ухо, и я, уже из автобуса, со слезами на глазах машу ему рукой и мысленно клянусь, что обязательно скоро приеду к нему.
***
Автобус быстро мчался по опустевшим дорогам одного из самых маленьких штатов этой большой, необычной страны. Гоа каждый раз поражал меня чем-то новым, неизведанным. Его улицы удивляли той особой атмосферой, которой обладали. Темнокожие индианки в красивых сари и с множеством украшений на лице, руках и ногах, индусы с причудливыми красными точками на лбу, большое количество торговцев, пальм, бродячих, но очень ласковых собак и даже коров, что ходят по улицам сами по себе, палящее солнце, прогревающее земную поверхность настолько, что та едва успевает остывать к утру, из-за чего температура воздуха днём не сильно отличается от ночной, великолепные закаты, что почти невозможно отличить от умелой работы кисти опытного художника, – всё это составляющие одной чуткой и еле заметной картины, но ясно видимой для тех, кто однажды рассмотрел её среди мелких недостатков, и теперь она даже на один день не может покинуть сердце неосознанно влюбившегося в это видение человека.
За три года я отметила для себя одну необычную деталь: все местные жители выходят работать на улицу с восходом солнца, за считанные минуты создавая абсолютно везде столпотворения людей, а как только последние лучи солнца осторожно касаются земли, все убегают домой, и дороги стремительно опустошаются. Максимум, кого можно встретить на улице с наступлением темноты, так это туристов, выбравшихся по делам после рабочего дня индийцев, тех, кто работает допоздна или тех, кто просто не успел добраться до дома. И то, как только у всех заканчивается ночная жизнь, город тонет во тьме, будто бы все представители местного населения разом вымерли: нет машин и скутеров, не работают магазины и ларьки, дороги не освещают яркие разноцветные вывески и рекламы, а фонарей и вовсе нет в помине. Для жителя другой страны это может показаться странным и пугающим, но на самом деле такая особенность, если посмотреть на неё по-другому, достаточно интересна. Мои, например, размышления этот факт занимал достаточно долгое время.
Собраться с мыслями мне помешал папа, который почти насильно одел на меня наушники с играющей в них песней «Тише, послушай»[3 - Песня группы «Браво»]. Стоило мне вслушаться в слова, которые так явно напоминали о нашем с Джастином разговоре под звёздами и танце, как запоздалые слёзы хлынули из моих глаз нескончаемым потоком.
«Нас на танец приглашает ночь.
Дай мне руку, время прочь.
Всё плохое позабудь сейчас,
Ритм атакует нас», – слова песни эхом отдались у меня в голове.
Я резко сбросила наушники, прекращая эту пытку. В салоне автобуса было темно, и папа не мог разглядеть моих слёз. Я легко отмахнулась отговоркой про то, что хочу спать. Конечно, он и не догадывался, как тяжело мне слушать эти безобидные строчки, ведь он не знал о произошедшем. И всё же, как, чёрт возьми, как можно было так «удачно» подобрать для меня песню?! Неужели среди всех не нашлось другой? Я не имею права на него обижаться, он, по сути, не виноват, но эта нелепая случайность глубоко засела мне в душу.
Прижавшись головой к стеклу подскакивающего на каждой кочке, которых было немало, словно от взрыва бомбы, и без того разваливающегося на части автобуса, я дала волю слезам. Вряд ли до дома ещё выпадет шанс выпустить накопившиеся эмоции и при этом остаться незамеченной. Я просто ненавидела показывать людям свои слабости, особенно посторонним, и особенно, если меня будут пытаться успокоить, или того хуже развеселить, как это любит делать папа. А он, плюс ко всему, начнёт расспрашивать, что случилось, а я буду просто не в состоянии ему ответить. Поэтому лучше тихонько выплакаться, пока никто не видит, а дальше идти с высоко поднятой головой, наплевав на бурю сносящих с ног эмоций, чтобы ни одна живая душа не догадалась о моём внутреннем состоянии. Когда-то давно я решила, что позволю себе быть слабой только с несколькими самыми близкими людьми, когда мы останемся наедине. Пора выполнять своё обещание.
Глава 7
Приехав в аэропорт, мы сразу встали в длинную очередь. Повсюду были жители Индии, с интересом разглядывающие нас: белых, сонных и грустных туристов, отчаянно цеплявшихся за последние минуты, проведённые на тёплом морском воздухе, в этом по-своему райском уголке мира. Вокруг ходили не менее сонные индианки в своих сари. Вдруг в мою голову пришла абсолютно странная для моего состояния мысль, которую я никак не ждала у себя в сознании, особенно сейчас: «Чёрт, я опять забыла купить себе сари!». Пока мы ждали, я решила, что будет надёжнее, если я положу заветную бумажку с номером Джастина в сумку, которую мы сдадим в багаж. Мало ли, что может случиться в самолёте. Вдруг выпадет куда-то.
Тем временем очередь двигалась с очень медленной скоростью. После того, как мы прошли регистрацию, сдали багаж, избавившись от чемодана и дорожной сумки, мы, радостные, что нудные ожидания закончились, направились дальше, где очередь, как оказалось, и не думала кончаться.
Вяло передвигая ногами, построившиеся в колонну туристы со скоростью старой черепахи двигались к месту для личного досмотра. То и дело зевая от скуки, мне ничего не оставалось, кроме как стоять, задумавшись. Пустой аэропорт вёл нас замысловатыми коридорами, по которым нехотя ползла очередь.
Со временем ноги стали затекать, а сонные мысли путаться. Глаза так и намеривались захлопнуться, повалив меня с ног. Я поняла, что если и дальше буду вести настолько активную мозговую деятельность, то моя голова, уже и так поникшая, по ощущениям будет не легче булыжника. Мне срочно нужно было хоть с кем-то поговорить, ведь мозг отказывался укладывать всю полученную и вдобавок созданную мной несвязанную информацию.
– Пап, мама что-нибудь писала тебе?
– Нет. Спит, наверное. Там же на два с половиной часа меньше.
Разговор как-то не вязался, а громко обсуждающие что-то впереди люди мешали. Со временем единственное занятие, а именно разглядывание и оценивание спереди стоящей группы молодёжи, начало неимоверно раздражать.
Когда очередь, наконец, прижалась ближе к стене, я облокотилась о долгожданную опору и смогла хоть чуть-чуть размять ноги.
– Теперь я понял, почему нас привезли сюда за четыре часа до вылета, – подал признаки жизни папа.
Я проследила за его взглядом и увидела, что он выглядывает конец этой проклятой очереди. Из его утверждения легко было сделать вывод, что стоять нам ещё предстоит долго.
Переслушанные по десять раз подряд каждая песни даже мне уже начали изрядно надоедать. Ни стула, ни скамейки до сих пор на горизонте видно не было, а ноги сгибались пополам под весом уставшего тела, как, собственно, и спина.
И вот, как свет в конце туннеля, приближался заветный конец очереди. В итоге все четыре часа мы простояли в ожидании, и все эти четыре часа я думала о Джастине. Я ещё не улетела, а уже думала о том, чтобы вернуться. Странное ощущение.
Последняя стоящая впереди нас молодая пара с ребёнком лет пяти забрала все свои документы, подхватила малыша и сумки на руки и уступила место нам.
«Свобода, – пело сердце, – наконец можно спокойно посидеть в зале ожидания, побродить по магазинам и сфотографироваться на фоне окна, купить сок, в конце концов!»
Ужасно измотанные, мы пошли за таким желанным питьём. Единственное, что не могло не настораживать – это отсутствие назойливого голоса, объявляющего о начале посадки.
– Так, сколько у нас ещё времени? – спросил папа сам у себя. – Что-то народу не видно. Куда делись все люди из очереди?
Мы, как две потерянные собаки, быстро замотали головами во все стороны. И правда, людей практически не было.
– Посадка должна была начаться минут сорок назад. – Папа поудобнее перехватил свалившийся с плеч рюкзак.
– Странно… И где все?
Оставшийся без ответа вопрос повис в воздухе.
– Пошли. – Папа взял меня за руку и повёл в один из широких коридоров за стеклянной дверью. Пол был застелен синим ковром с коротким ворсом и причудливым разноцветным узором на нём. Коридор плавно спускался вниз, ко входу в рукав, ведущий к самолёту, где нас и ждала ещё одна очередь.
Не зная, плакать им или смеяться, входившие люди начинали громко возмущаться, хоть и не всерьёз. У большинства при виде этого пейзажа вырывался нервный смешок, стали завязываться короткие шуточные диалоги на эту тему. Уставшие маленькие дети побросали дорожные подушки на тот самый ковёр и повалились сверху. В такие моменты начинаю завидовать малышам, так как им за такую шалость никто и слова не скажет, а мне приходится молча смотреть на это, потирая от усталости ноги.
Когда мы сидели на своих местах в самолёте, счастью не было предела, хоть и сил на его проявление не осталось. Короткое сообщение всем возможным контактам телефона «Взлетаем», и гигантская летающая машина оторвалась от земли.
Полёт прошёл гладко, а как только под нами появились заснеженные поля и верхушки деревьев, мы с отцом по нашей традиции стали перекидываться фразами, вроде: «Разворачивайтесь, я хочу назад!» или «А можно меня на обратный рейс посадить?». Под конец этого обычая папа важным голосом, глядя в иллюминатор, добавил:
– Дамы и господа, объявлена нелётная погода, и мы вынуждены вернуться в Гоа и совершить посадку там.
Я лишь грустно улыбнулась. Если бы эта шутка стала реальностью, если бы мне можно было вернуться к Джастину…
***
Долгий полёт и мои переживания дали о себе знать: я прилетела кислая, уставшая и разбитая. А впереди ещё ожидание багажа. Лента номер девять, и снова нужно ждать. Наш чемодан приехал одним из первых, а вот сумки нигде не было. Людей вокруг становилось всё меньше. Я не отрывала взгляда от багажной ленты в течение полутора часов, и вот я увидела, как чей-то последний чемодан лениво ползёт в нашу сторону. Я кинула встревоженный взгляд на отца. Он, не показывая признаков беспокойства, сказал, чтобы я ждала его тут, пока он пойдёт узнавать, в чём дело.
Я решила не терять времени и привести себя в порядок. Прислонив рюкзак к большой колонне, я стала копаться в своих вещах в поиске расчески и наткнулась на косметичку, в которой раньше лежал листок, отданный мне Джастином. Я открыла её и первые мгновения была в ужасе от того, что не увидела там записки, но потом быстро успокоилась, вспомнив, что она в багаже. И вдруг сонная я осознала, что сумку, в которой лежала та бумажка, мы так и не нашли. У меня началась настоящая паника. Как я свяжусь с Джастином, если не найду её? Что он подумает? Как мы потом встретимся?
За то время, что я там стояла, я успела тысячу раз отругать себя за свою врождённую рассеянность, что проявлялась в самые ответственные моменты. Вскоре я увидела приближающегося отца.
– Ну что? – Я только сейчас заметила, что он вернулся без сумки.
– Пока ничего. Я оставил им свой телефон. Как только они найдут сумку – сразу позвонят. Но я бы не очень надеялся, что она найдётся.
«Как жизнерадостно», – скривилась я.
Я готова была разорваться. Зачем я положила её туда?! Неужели не могла всё оставить, как есть?
Но делать было нечего. Пришлось ехать домой без сумки, без записки, без моей надежды.
Глава 8
Папа отвез меня домой, а сам уехал к себе. На пороге меня встретили радостные мама, бабушка, две сестры и брат. Они заключили меня в крепкие объятья, набросившись со всех сторон. Накормив меня вкусным домашним обедом, они принялись расспрашивать меня обо всём: и о моих общих впечатлениях, и о самых детальных подробностях поездки, и даже о таких мелочах, как места в самолёте. Я старалась выглядеть как можно более жизнерадостной, но ввиду усталости это плохо получалось.
Конечно, разговор не прошёл без упоминания Джастина. Я рассказала о нём всё от и до: кто он, откуда, как мы познакомились, про наши прогулки и танец под ночным небом. Меня пытались всячески утешить, но на меня ничего не действовало.
Ночью, засыпая, я не сразу поняла, что по моим щекам текут слёзы, а подушка уже вся насквозь мокрая, будто от осеннего ливня. В голове крутилось лишь одно слово, вот уже столько времени не дававшее мне покоя: «Джастин». Так я не заметила, как уснула, прокручивая в мыслях счастливые воспоминания, связанные с ним.
***
Прошла неделя. Из меня никто не мог вытянуть ни единого весёлого слова, что прямо мне противоречило. Теперь я просто сидела у себя в комнате, разглядывая фотографии с Джастином и подаренный им браслет. Я очень по нему скучала.
Забравшись с ногами на подоконник, завернувшись в плед и попивая остывшее какао, я смотрела в окно. На улице валил снег, покрывая всё вокруг белой пеленой мороза. Чтобы хоть как-то разложить атакующие меня мысли по полочкам, я взяла старый дневник и начала писать.
Разобраться в своих эмоциях мне всегда помогали стихи. Это то, во что можно вложить все переживания, все чувства, понять их и осмыслить. Я переживала одни из самых тяжёлых периодов своей жизни с карандашом и листком в руках, рисуя схемы размера стихотворений. Так я выпускала свой гнев, раздражение, печаль или радость, и с успокоившимися эмоциями дальше занималась своими делами. Таким образом я не срывалась на других, а просто запиралась в комнате, творила, а потом, как ни в чём не бывало, возвращалась к жизни.
Вскоре в старой тетрадке, некогда бывшей любимым дневником, появилась новая запись, иногда прерываемая солёными каплями слёз:
«Все не меняется так скоро,
Измены только кажутся.
Они – иллюзия, опора,
Предлог, что в жизни скажется
Лишь отговоркой от проблемы,
Мол «изменилось всё давно».
Но заблуждаемся тут все мы,
Не виновато здесь кино
С сюжетом чистой игры судеб,
Где всё решается само.
Должны признать, что все мы будем
Так защищаться, но смешно
Винить во всём один лишь случай,
Что всё, казалось, поменял.
Душа кричит: «Себя не мучай!
Ты сам себя в печаль вогнал.
Всё остаётся, как и было,
Отсутствует одна деталь,
А сердце на замок закрыло
Все чувства, унеся их вдаль».
Но, горем будто оглушённый,
Не слышим крик души своей
И, измененьем поражённый,
Как раба рвёмся из сетей».
Я перечитала своё творение несколько раз, когда в комнату тихо постучали. Бросив что-то неразборчивое, что в теории должно было быть похожим на «Войдите», снова отвернулась к окну.
– Опять грустишь? – Мамина рука мягко опустилась на моё плечо.
– Я и не переставала, – буркнула я.
– Всё ещё из-за него? – Мама осторожно пыталась вывести меня хоть на какой-нибудь разговор.
– Да.
– Расскажи мне.
Я посмотрела на неё глазами, полными слёз. Только мама всегда могла понять меня, как не мог никто другой. Уткнувшись головой в её плечо, я начала просто рассуждать вслух.
– Я не понимаю, что чувствую. Мы провели вместе очень мало времени, но я уже так к нему привыкла. Привязалась. Ни с одним своим лучшим другом я не чувствовала себя такой защищённой, что ли. С ним было не просто интересно, с ним было хорошо и спокойно. – Я подняла жалобный взгляд на маму.
– Знаешь, – задумчиво начала она, – не у каждого чувства есть название. Разве набор букв сможет объяснить то, что происходит у тебя на сердце?
– Это не похоже на любовь с первого взгляда, но и узнать его за настолько короткий срок я просто не могла. Что это тогда? Очень крепкая дружба строится годами, всё не случается так быстро.
