скачать книгу бесплатно
А мальчики не знают про это!
А мальчики придумали скверно…
Ах, дети,
не ходите в поэты.
Ходите лучше в парки и скверы…
Я б эту землю милую проклял!
Повесился бы,
честное слово!..
Но светится,
дрожа над порогом,
улыбка Михаила Светлова.
В любом из нас
ее повторенье.
В любом из нас бормочет и стонет
наивное,
высокое время,
где стоит жить!
И рыпаться стоит!..
Был мальчик либо ябедой, либо
родителей
не слушался мальчик…
Ах, дети, не играйте в верлибры.
Играйте лучше в куклы и в мячик.
11. И опять несколько слов от автора
Но, с грядущими дыша заодно,
я зверею
от сусальных картин.
Будет так, как будет.
Так,
как должно.
Так,
как сделаем.
И как захотим.
Мне занятно думать,
что когда-нибудь,
поразмыслив
над бумагой немой,
наш невиданный,
неслыханный путь
обозначат
восходящей
прямой!
12. Постскриптум
Будут тигры —
в клеточку,
а слоны —
в полоску.
И любому
ленточку
подберут по росту…
Сом зааплодирует
снегозадержанью.
Осам
опротивеет
незнакомых жалить!..
И – совсем не рады
бою
барабанному —
станут
генералы
в цирках подрабатывать…
Захмелев от счастья,
позабыв
тоску,
будет плавать
частик
в собственном
соку…
В переливах вальса, —
в ГУМе
и в высотном, —
будет продаваться
развесное солнце.
Жаркое,
весеннее!
Много!
Честь по чести…
Так что краска
серая
навсегда исчезнет.
(Даже мыши
серые
синими
покажутся.
И начнут рассеянно
с кошками
прохаживаться…)
Будет каждый
занят
делом
ненарочным.
Плюшевые зайцы
будут есть
мороженое.
Дождь, —
не затихая
час,
а может, два, —
будет лить
духами
«Красная Москва».
И над магазинами
все прочтут легко:
«Пейте
стрекозиное
мо —
ло —
ко!..»
Будет море —
берегом.
Будет берег —
морем.
Будет холод —
бережным…
А дурак —
немножным!
Будет час —
как сутки.
В областях Союза
от безделья
судьи
и врачи
сопьются!
Будут звезды —
ульями.
Будут страхи —
вздорными.
И воскреснут умные.
И проснутся добрые.
И планеты
скачущие
ахнут
озадаченно!..
А боятся сказочников
только
неудачники.
После оттепели
Ремонт часов
Сколько времени?
– Не знаю…
Что с часами?
– Непонятно…
То спешат они,
показывая скорость не свою.
То, споткнувшись, останавливаются.
Только обоняньем
я примерно-приблизительное время узнаю…
Я сегодня подойду
к одинокому еврею.
(Там на площади будочки выстроились в ряд.)
«Гражданин часовщик,
почините мне время.
Что-то часики мои барахлят…»
Он, газету отложив,
на часы посмотрит внятно.
Покачает головою.
Снова глянет сверху вниз.
«Ай-яй-яй! —
он мне скажет. —
Ай-яй-яй! Это ж надо!
До чего же вы, товарищ,
довели механизм…
Может, это не нарочно.
Может, это вы нечаянно.
Для него, – для механизма, —
абсолютно все равно!
Вы совсем не бережете ваше время,
ваши часики.
Сколько лет вы их не чистили?
То-то и оно!..»
Разберет часы потом он,
причитая очень грозно.
И закончит, подышав на треугольную
печать:
«Судя по часам «Москва»,
вы уже довольно взрослый.
И пора уже
за собственное время отвечать…»
Я скажу ему: «Спасибо!»
Выну пятьдесят копеек.
Тысяча семьсот шагов до знакомого двора.
И машины мне навстречу
будут мчаться в брызгах пенных.
Будто это не машины.
Будто это глиссера.
Разлохмаченные листья прицепятся
к ботинкам.
