Долгая беседа подходит к концу, или Новая Шахерезада

скачать книгу бесплатно

– Верно. Но я очень боюсь. Мне стыдно, страшно, что меня не примут ни священник, ни община.

– Этот страх не от Бога. Положись на Его волю и будем бесстрашно идти к намеченной цели.

И как-то вечером, покрыв головы покрывалом, и плотно закутавшись в них, они, достигнув окраины города, спустились в катакомбы. Тогда было великое гонение на христиан и люди принимали крещение тайно, не афишируя свою веру. У Лидии от темноты и страха замерло сердце. Пройдя несколько поворотов, они вошли в большой зал. Там в стену был вделан горящий факел, освещавший присутствовавших. Олимпия подвела подругу к священнику, попросив принять её в христианскую общину. Так началось перерождение Лидии.

За сборами к отъезду время летело быстро. Но вот дела сделаны. Подруги устали и решили немного развеяться, съездить в Рим, посмотреть на строительство огромного амфитеатра Колизея и реставрацию, сгоревшего ранее, Капитолия. Олимпия обещала подруге, что покажет ей знаменитую и самую древнюю в Римской империи Аппиевую дорогу. «Построена она была давным-давно. Ведь римляне строили и прекрасные акведуки по всей Европе, и прекрасные дороги. Эта дорога знаменита не только своей самой большой протяжённостью и удобством, но по ней ступали ноги Самого Господа нашего Иисуса Христа! Предание гласит, когда Петр убегал из Рима от императора Нерона, расправлявшегося с христианами, на Аппиевой дороге он увидел Иисуса Христа, нёсшего на себе деревянный крест. Апостол Петр удивлённо спросил у Него: „Куда Ты собрался, Господи?“. Господь ответил: „Спешу в Рим, чтобы стать второй раз распятым!“. Ученик понял, вернулся назад и был сам распят Нероном вниз головой. Там есть ещё катакомбный храм, где находится камень с отпечатками ступней Самого Господа. Там же хоронили и мучеников за веру. Представляешь, что это такое? И как интересно побывать там!».

Олимпия, ко всем своим положительным качествам, была ещё прекрасным возничим. Колесница у неё была лёгкая, и они вместе отправились в путь. Подъезжая к Риму, они оставили колесницу на стоянке у стены, поручив сторожу её сохранность. В город нельзя было днём въезжать на транспорте, во избежание пробок, создающих заторы на дороге. И в этот момент они попали на глаза самому императору Веспасиану, проезжавшему в повозке, и наблюдавшему за строительством. Он был удивлён, что две прекрасные девы передвигаются по Риму не в носилках со слугами, а одни, при помощи колесницы, ловко управляемой одной из них: «Ну и времена нынче настали, барышни ведут себя не как девицы, а как амазонки, или опытные воины!», подумал он ворчливо, забывая свою лихую молодость. Когда Лидия повернулась в его сторону, он замер, глаза загорелись чудным блеском. Губы сжались, он напрягся, хрустнул пальцами рук. Словно сияние нежной зарницы, обожгло его. Эта женщина показалась ему такой красивой, что ему стало трудно дышать. Белое, как мрамор, лицо, вьющиеся длинные густые волосы каштанового цвета, глаза – лазурь в безоблачную погоду. А в них необыкновенные чистота и невинность, словно они говорят: «Я уже там, где небожители, а ты где?». Тот, кто смотрел на неё, был поражён, словно зрел нечто возвышенное. И сразу думал: «Где я, где? Но только не на земле, с её грязью и приземлённостью». Однако улыбка у неё была немного лукавая, вероятно, как у истинной женщины. Повозка остановилась. Веспасиан задохнулся от противоречивых желаний: скомкать, её красоту, выпить до дна. И в то же время беречь, бояться прикоснуться пальцем. «Какое оригинальное выражение лица, глаз, будто у Психеи, очаровавшей проказника амура. Но улыбка – а-я-яй! Так бы и взял всё это себе на память, спрятав глубоко в сердце», – думал он, изумляясь. Хлопнув в ладоши, подозвал слугу и велел передать прекрасной матроне записку.

Подруги застыли по приказу слуги, Лидии передали письмо. Она удивлённо взяла его, прочитала и обмерла. Лицо её побледнело. Веспасиан умолял её, приказывал прийти к нему на свидание на виллу его друга в Помпеи. «Как он узнал, откуда я? Ах, да мы сами об этом сказали охраннику колесницы!». Когда она дочитала всё до конца, лицо её превратилось в пунцовое. Волосы растрепались, лоб покрылся испариной. Она была раздавлена таким предложением. Олимпия испугалась за неё:

– Что-то случилось, дорогая?

– Да-да, случилось! Милая, мы поворачиваем назад, в Помпеи. Мне срочно надо посоветоваться с тобой! Быстрей, ждать нельзя! Быстрее!

– Вот так прогулялись! Показала я тебе все примечательности Рима… Ну да ладно, что делать, вернёмся назад! Не волнуйся!

Дома, рассказав кое-что подруге, она попросила у неё совета. Но Олимпия торопливо ответила:

– Скорее к священнику, скорее!

Когда же они попали к нему, он тоже растерялся и произнёс:

– Дочь моя, здесь ничего нельзя придумать и изменить. Тебе придётся принять приглашение, иначе – смерть. С тобой не посчитаются. В Тибре находят много утопленников.

– Лучше смерть, чем насилие!

– Не спеши, мы все будем за тебя молиться – день и ночь. Вся наша община. Предай себя в руки Божии, успокойся, молись.

Наступил вечер назначенного дня, когда надо было явиться на свидание. Как горько и больно было ей сознавать, что придётся вновь стать той, кем она не желала уже быть. « О. Боже, спаси!» – шептала она пересохшими губами.

В загородном доме всё было приготовлено для приёма гостьи и увеселительной беседы. Лидия еле перевела дух, и села на низкое седалище из слоновой кости перед невысокой яшмовой столешницей. Веспасиан уже ждал её. Она взяла себя в руки, улыбнулась, началась лёгкая, непринуждённая беседа, которую слегка поддерживал император. Он, когда-то командовавший римской армией, был солдатом, воякой, но не философом и оратором. Только сила и удачный момент помогли ему пробиться к власти. И вот теперь он, всемогущий, сидит с самой великолепной женщиной империи и почти не знает о чём с ней говорить. Он сконфужен, пасует перед её красноречием, утончённостью. Император, знавший стольких красивых женщин, как мальчишка растерялся перед ней!

Лидия, будто прочитав его мысли, стала рассказывать о себе. Она патрицианка. Отец её, известный воин, погиб в бою. Род их прославлен, но по воле судьбы и обстоятельств, ей пришлось покинуть отчий дом после гибели отца.

– Может Вы знали его? Вы ведь тоже когда-то славились своей воинской доблестью.

Он сидел, не шелохнувшись, слушая её внимательно, и бледнея с каждым её словом. Потом задумался и ответил:

– Знал. Вместе когда-то делили последний кусок хлеба, глоток вина, вместе брали штурмом восставшие города и прекрасных женщин. Вся наша молодость прошла с ним рука об руку. Да, дорогой побратим и товарищ погиб у меня на глазах, – Веспасиан умолк. Он пожирал её глазами. Этот момент он заключит в своём сердце, как самый яркий и удивительный. Она была женщиной, с которой не могла сравниться ни одна римская патрицианка, и он понимал, что она никогда не будет ему принадлежать. Она – дочь его друга, побратима, олимпийские «боги» накажут его за такое святотатство. «Ну, хорошо, тогда насмотрюсь на неё вволю, в этом ничего постыдного нет».

Когда Лидия закончила говорить, он приказал ей сбросить верхнюю одежду и облачиться в коротенькую полупрозрачную тунику. В ней она выглядела молоденькой неискушённой девочкой, испуганной, трепещущей от страха. Он сел напротив, глядя на неё. Настала глухая ночь. Слуги зажгли факелы и покинули их. Она сидела, он смотрел. Она заиндевела, её била лихорадка. Он смотрел и плакал. Она замерла, боясь пошевелиться, сделать лишнее движение. У неё уже и сердце почти не билось от ужаса. «Как страшна любовь маньяка. Что же ему надо от меня? Ужасно, когда старики пытаются любить, особенно такие, как этот», – думалось ей. Наконец он ожил и приказал ей танцевать. Лидия, распрямилась, встала в центр большого круга, в середине которого бил фонтан, а по краям он был украшен серебряными соцветиями роз, и поплыла по нему Ледой. Она казалась оттуда недосягаемой мечтой. Танец был почти воздушным, будто не женщина, а сама Терпсихора танцевала перед ним. Он стал сдавленно вздыхать. После попросил почитать стихи. Она устала: сначала сидела, не двигаясь, затем танцевала, еле живая от ужаса. «О, как я боюсь этого непонятного человека! Ну, подожди, я тебе такое прочитаю, что забудешь думать о любовных утехах навсегда! И перестанешь мучить женщин!». И, уже не владея собой, она выпалила на одном дыхании:

– Стихи? Да я уже изнемогаю от страха. Не понимаю, зачем я тут? А Вы, – человек или ходячая мумия? Если я нужна Вам, – я здесь, но если нет, отпустите. Вы же издеваетесь надо мной! У меня сил нет больше!

– О, – взревел Веспасиан, – вот ты какая! – потом, опомнившись, добавил уже тише и спокойней, – Дурёха, да я не могу до тебя дотронуться. Ты дочь моего покойного друга и брата. Я мог бы сейчас расцеловать все твои пальчики на руках и ногах, но я тогда не совладею с собой.

Лидия замерла. «Конец, смерть, – роилось в голове, – Недаром сказал скифский мудрец Анахарсис, – Беда голове от языка». Но он, увидев её испуганной, рассмеялся, погладил по голове, ущипнул за запястье и произнёс:

– Что ж, ты выиграла, крепость выдержала осаду. Но я не смогу жить, не лицезря твою умопомрачительную красоту. Ты – Елена, из-за которой некогда разгорелась троянская война, прекрасна и таинственна, распутна и целомудренна. О, ты непростая женщина. Есть в тебе что-то, рождающее мечту, вдохновляющее писать стихи, слагать песни. И в тоже время любить и нежить. Но не суждено. И я не хочу больше тебя мучить, глупышка.

Елена от волнения ничего не понимала. «Откуда он узнал моё настоящее имя? Мне дали его в детстве. Ах, да это же сравнение».

– Я сейчас призову художника. Он посмотрит на тебя и запечатлеет на стене твой образ. Смотри, чтоб парень не сошёл с ума от твоих чар. Я же каждый день буду зреть свою тайную симпатию во всей её ослепительности. Дитя моё, я обеспечу твоё будущее. Знаю, ты скажешь: «Не надо, у меня всё есть». Но сегодня-то есть, а завтра, может не быть. Я же не могу допустить, чтоб такое произошло с дочерью моего доброго друга, брата. Он просил, умирая на моих руках, чтоб я заменил тебе отца. Я пытался, искал и не нашёл. Да, ещё прошу тебя, никому ни слова. Поняла? И отдаю тебе кольцо твоего родного отца, хранил его до сих пор для тебя, – он снял его с руки и передал ей, перепуганной на смерть.

– Хорошо, поняла, – еле слышно прошептала Елена, усилием воли сдерживаясь, чтоб не упасть в обморок. Вот так и появились в Помпеях эти фрески.

Когда, обессиленную, её доставили домой, она потеряла сознание. Слуги подняли её, поместили на ложе. Не приходя в себя, она пролежала несколько дней. Олимпия, увидев её в таком состоянии, испугалась и не отходила от подруги ни на шаг. Наконец она обрела рассудок.

– Что с тобой и почему у тебя синяк на запястье?

– Не помню, это чепуха. Отведи меня, быстрей в катакомбы

Вечером, обнявшись, они направились в подземный храм. Спустившись, в подземелье, Елена попросила подругу подождать, ей надо переговорить со священником наедине. Она всё рассказала батюшке Иоанну, умоляя его молчать, ибо они могут оба пострадать.

– Что же мне делать, я боюсь этого человека.

– Уезжай, дитя моё, к себе на родину. И. желательно, быстрей!

– Он подарил мне это кольцо, объяснив, что ранее оно принадлежало моему отцу. Продать его нельзя, передарить – тоже. Но в благодарность Господу о моём спасении я могу оставить его в храме?