Время ненужных людей

скачать книгу бесплатно


Директор, который был повязан с Хабалкой денежными махинациями, и которая при случае становилась главным ответчиком, не вмешивался в буйную вакханалию своего зама.

Хабалка настолько была уверена в своей значимости, своей весомости, своей вседозволенности, что с удовольствием выплескивала приступы ярости на подчиненных и учащихся, сдабривая льющуюся ненависть отборной руганью проворовавшейся товарки с рынки.

Крыса всегда поддерживала разнузданные выходки хозяйки и надеялась, что та оценит ее преданность и повысит Крысу до своего зама, что сулило материальную выгоду и новый статус. Время шло, но ничего не менялось. Крыса по-прежнему оставалась в роли негласного помощника на побегушках. Тогда она решила сама намекнуть о заслуженном переходе на новую должность.

– Ты совсем рехнулась? Ты кем себя возомнила? – закричала Хабалка, и схватив Крысу за жидкие сальные волосы, начала трясти ее голову из стороны в сторону. – Ты забыла, что сидишь здесь только по моей милости? Отвечай!

– Я не подумала, я не права… – жмурясь от боли оправдывалась Крыса. – Простите, простите… Что мне сделать, чтобы вы простили меня? Хотите я встану на колени… – со слезами на глазах предложила она.

– Вставай! – усмехнувшись разрешила Хабалка и перестала ее трясти.

Крыса опустилась на колени.

– Голову вниз! – снова завопила Хабалка с перекошенным от ярости лицом. – Еще ниже, ты слышишь?! Ниже, я кому говорю! – и со всей силы пнула ногой в голову Крысы.

Крыса неловко завались на бок, а Хабалка, не переставая ее пинать куда придется, продолжала выкрикивать со всей злостью, на которую только была способна: «Забью, гадину! Забью до смерти, чтобы знала, где твое место, чтобы даже пикнуть не могла. Крыса тупая, мразь…».

Если бы не преподаватель, который проходил мимо двери зама и решил войти, услышав нечеловеческие вопли, Крыса навряд ли осталось бы жива. Мужчина схватил Хабалку за туловище и попытался ее вытащить из кабинета. Та замахнулась на него, но вдруг начала оседать на пол.

Психоневрологический диспансер, где теперь пребывала Вера, располагался в пригороде. Когда-то в здании больницы находился склад, потом надстроили еще один этаж, поставили перегородки для палат и получился дом скорби, где лежали больные со всей области.

Неприметное лечебное учреждение в глуши как нельзя лучше подходило для того, чтобы оставить там надоевших родных, требующих постоянного ухода и наблюдения, и забыть о них навсегда. Платников главврач брал с удовольствием, понимая, что родственники не будут предъявлять претензии к уходу, а значит, и создавать какие-то исключительные условия для особых больных не нужно. Полученные же средства помогали вести достойную жизнь не только главврачу, но и главному бухгалтеру. Главное, чтобы родственники исправно платили. Забывчивым вовремя оплатить лечение и пребывание «платника» главбух звонила лично и угрожающим тоном сообщала, что больного выпишут завтра же и доставят с полицией по месту прописки.

В больницу Веру привез муж. Невысокий мужчина с лысиной, которую он постоянно протирал платком, суетливо достал банкноты и, пересчитав их несколько раз, протянул кассиру.

– Подпишите здесь и здесь, где галочки, а на последней странице подпись и расшифровка, – тыкала обкусанным ногтем кассирша. – Плату вносить в указанные даты, за просрочку выписка больного незамедлительно. Это понятно?

– Понятно, – ответил Сергей.

Наконец-то он избавился от нее. Он будет переводить деньги, но больше никогда не приедет в эту больницу. Он освободился. Теперь можно жить в свое удовольствие. Можно ничего не бояться.

Кассир наблюдала за Сергеем, который растягивал губы в какой-то блаженной улыбке и думала, они все так улыбаются, когда оставляют здесь своих опостылевших жен и мужей. Радуются, что больше не увидят их, забудут, как страшный сон. Странные все-таки люди – живут, маются… И все ради того, чтобы на старости лет сбагрить надоевших супругов в психушку. Дурачки, не понимают, жизнь-то прошла, молодость прошла и не вернешь ее больше и не изменишь ничего…

– Я еще что-то должен подписать? – спросил мужчина, прервав размышления кассирши.

– Нет. Первый платеж через месяц, дату посмотрите в договоре, – услышал он в ответ.

Сергей быстрым шагом вышел на улицу, сел в припаркованный автомобиль и с юношеским задором утопил педаль газа в пол. Старенький седан сорвался с места и полетел навстречу новой, как казалась ему, жизни.

Позади осталось прошлое, где Сергей, женившийся на Вере из-за своего малодушия, искренне ненавидел ее и боялся. Все годы изматывающего брака его мечтой было избавление от обезумевшей жены, которая, наконец-то, осуществилась. Он свободен!

Но совсем скоро радость сменилась тяжелыми воспоминаниями. Приехав в командировку в столицу Киргизии, Сергей решил навестить армейского друга в киргизском аиле. Жара быстро разморила подвыпивших однополчан, и они направились окунуться в местном водоеме, где повстречали двух подруг, одной из которых и была Вера. Высокая, широкоплечая, с мужскими чертами лица и грубым голосом, она больше напоминала юношу, нежели молодую женщину.

Вера оказалась очень бойкой, предложила купаться нагишом и вводе сразу полезла целоваться. Выйдя на берег, молодые люди пошли выпивать, а потом разбились на пары и разошлись. Вера повела Сергея в заброшенный дом вдали от аила, где на грязном матрасе поражала мужчину необузданностью и дикими фантазиями. Если бы он знал, чем закончится их животная случка…

Утром Вера пригрозила, что напишет заявление об изнасиловании, если Сергей на ней не жениться и не увезет с собой.

– Ты же понимаешь, что поверят мне, а не тебе – пьяному приезжему, – сверля глазами напирала Вера. – Ты никто здесь и закон будет на моей стороне, да и подруга моя подтвердит, что я не хотела идти с тобой, а ты меня заставлял, угрожал избить до смерти. Что молчишь? Думаешь, со мной можно просто так развлекаться? Нет, ты будешь платить за ночь. Свадьба – вот твоя плата. Слышишь?

Сергей с ужасом смотрел на двухметровое чудовище, понимая, что придется жениться. Такая, пока не добьется своего, в живых не оставит. И он женился. Армейский друг очень сочувствовал Сергею, но считал, что тот виноват сам.

Молодые расписались через несколько дней в местном правлении, посидели за столом с бабушкой и родителями невесты и отправились на вокзал, чтобы навсегда уехать в город, где вырос жених.

Когда Сергей вернулся домой с женой, его мать, тяжело болевшая последней год, угасала от онкологии. Сблизиться с невесткой она не успела и через месяц умерла. Отец, поборник здорового образа жизни, не смирившись с горем, начал выпивать и через полгода погиб на рельсах железнодорожного вокзала. Как он попал на заснеженные пути, для Сергея так и осталось загадкой.

Уход родителей стал для Сергея настоящей трагедией, которой он пытался поделиться с женой, но безуспешно:

– Что ты скулишь, что ты ноешь… Тряпка, возьми себя в руки! – рявкнула Вера. – Родители все равно когда-нибудь умерли бы. Все естественно – старики уходят, мы остаемся. Зато их однушка теперь наша – расширимся, спальный гарнитур нормальный купим. Ты понял меня? – презрительно процедила она.

Затем родилась дочь, потом вторая.

Старшая – копия мать. Такая же рослая, мужиковатая, с резкими чертами лица, грубая и не терпящая возражений, она всегда настаивала на своем. Ни друзей, ни подруг у нее не было, училась плохо. Пришлось заплатить немалые деньги, чтобы пристроить в институт, а потом регулярно доплачивать, чтобы не отчислили до диплома. Работать она отказалась наотрез, считая, что слишком молода, чтобы «батрачить». В ее возрасте нужно устраивать личную жизнь, которая никак не хотела устраиваться. Парни шарахались от нее, нутром чувствуя, что это западня.

Младшая не уступала сестре в росте, но сильно отличалась от нее по характеру. Она очень стеснялась своей неженской фигуры, как и тяжелого шага своих косолапых стоп, упрямо смотрящих носками внутрь. Нескладную фигуру и некрасивое лицо дополняли замкнутость и отсутствующий взгляд, витающего в облаках переростка. Она воображала себя маленькой принцессой, обитающей в домике из розового зефира с запахом ванили. Кукольная Барби ждала самого лучшего в мире принца, который почему-то никак не появлялся на горизонте ее фантазий.

Неудачные дети – с горечью подумал Сергей. От такой жены и не могло уродиться что-то иное. Он не хотел, чтобы Вера рожала, но его мнение ту совсем не интересовало и вот результат. Младшую он жалел, понимая, что желающего связать себя с неприспособленным к жизни ребенком размером со слона, навряд ли найдется. Старшую отчаянно ненавидел, как и ее мать Веру.

Поселившись в квартире умершего деда, молодожены ни дня не обходились без скандала. Вера оказалась тираничной истеричкой, которая постоянно выясняла отношения и лезла драться. Очень скоро она начала изменять мужу и с упоением рассказывала Сергею, как ее ублажал очередной любовник и какое удовольствия она получила, которого не мог ей доставить опостылевший муж.

– Что ты уставился на меня? Да, я была у него, – с вызовом говорила пьяная Вера, стараясь не упасть в прихожей. – Он моложе тебя на десять лет, он все может, а ты импотент и ничего не можешь, – грязно матерясь, жена бросила в него сумку. – Принеси мне воды, – она громко икнула и привалилась к стене.

Не смея ослушаться, Сергей принес стакан с водой. Он не мог даже себе признаться, насколько сильно боится эту женщину. Он ненавидел ее и боялся. Со временем Сергей понял, что жена страдает психическим расстройством, о котором ему намекала старая бабушка Веры.

После свадьбы, стоя в ожидании поезда на перроне, она смахнула слезу, обняла новоиспеченного родственника и тихо прошептала:

– Какой хомут ты на себя надел, парень, не позавидуешь тебе. Разума у нее нет, душа темная, больная, как у моего брата покойного. Беги от нее, угробит она тебя.

– О чем это вы шепчитесь? – со злостью спросила Вера. – Ты, старая, все никак уняться не можешь, сплетничаешь про меня?

– Дороги хорошей желаю, да счастья, – смиренно проговорила бабушка. – Жизнь сама про тебя все расскажет, – добавила она и направилась к выходу с перрона.

– Не слушай ее, – сказала Вера. – Она уже из ума выжила. Мать ее жалеет, а я бы давно в психушку сдала, чтобы не путалась под ногами. У нас впереди только счастье, – и больно ущипнула мужа за промежность. – Ты же меня любишь, правда? Скажи, что любишь, – настаивала Вера, радуясь, как лицо мужа свело от боли.

– Люблю, – промямлил тот.

Много лет развод казался ему несбыточной мечтой. Каждый день он просил кого-то наверху освободить его от Веры. Однажды Сергей готов был покончить с собой. Авария казалась ему наиболее подходящим вариантом, чтобы мир обрушился сразу и без боли. Он представлял себе, как на полной скорости направляет автомобиль в дерево или столб – сильный удар и темнота. Но потом понял, что не сможет этого сделать – он трус.

На помощь пришел алкоголь. Сергей выучился на сомелье и на вполне законных основаниях стал наливать себе по поводу и без. В пьяном угаре его постоянно посещала мысль разделаться с ненавистной женой, и эта мысль так бесконечно манила, манила…

Напиваясь в одиночестве, Сергей постоянно рисовал в своем воображении картину «изощренной расправы», где он одним ловким движением с легкостью откручивает Вере голову. Именно так он откручивал крышку у бутылки – ловкие пальцы сжимают крышку на узком горлышке, резкий поворот, щелчок и венчик крышки сорван. Можно наливать. Потом Сергей начинал плакать, сожалея, что никогда не сможет решиться на подобное. «Права моя жена – я трус, я тряпка!» – повторял Сергей, размазывая слезы по щекам.

Он всегда был трусом и женился погоняемый своей трусостью. Хотя, чего испугался тогда? Мог уехать и поминай, как звали. Армейский друг, знавший Веру с детства, никогда не выдал бы его. Но страх оказался сильнее и не давал думать, искать выход. Он парализовал Сергея и тот был готов согласится на все, лишь бы страх перестал вдавливать кадык в горло, заставляя выпучивать глаза и хватать воздух ртом.

Вера всегда действовала на него парализующе. Огромная, выше Сергея на целую голову, она смотрела на него сверху вниз и выплевывала мерзости о его мужской несостоятельности, обвиняла в неумении обеспечить семью. От воплей жены конечности мужчины немели, он застывал и слушал, слушал… Вера вынуждала его чувствовать себя ничтожеством, которое не способно сопротивляться.

– Ты импотент! – в который раз с упоением повторила Вера. – Ты ничего не можешь – ни денег заработать, ни в постели … – отборный мат полетел в лицо Сергея вместе с фонтаном слюней. – Даже сучки лучше тебя…

Сучки – это еще одна прихоть Веры и тайна, которую случайно узнал Сергей, не вовремя вернувшись из командировки. Еще в коридоре его насторожили звуки, доносящиеся из спальни. Неужели привела любовника домой, подумал Сергей. Какой же шок он испытал, когда обнаружил, что жена на супружеской кровати развлекается с молодой девицей.

– Тебя кто-то звал? Ты че притащился? – рявкнула Вера. – Пошел вон, импотент проклятый, не мешай нам… – продолжала жена, сопровождая слова грязной руганью. – Не бойся, девочка моя, все будет хорошо, – уже ласково обратилась она к лежащей под ней светловолосой девушке. Затем Вера омерзительно рассмеялась, с наслаждением наблюдая, как ее муж, попятившись назад, с силой ударился затылком о дверной наличник.

Сергей притормозил и вышел из машины. Заглатывая воздух, он старался успокоиться. Надо выкинуть эти жуткие вспоминания из головы, все позади и липкий парализующий страх тоже. Теперь пусть ее дочери заботятся о своей тронутой мамаше. Он к ней ни ногой.

Доехав до нужной остановки, Лидия по тропинке, петляющей меж зарослей кустов, вышла к воротам обшарпанного здания больницы. Охранник, услышав, что она новая санитарка и у нее сегодня первый рабочий день, сочувственно спросил:

– Неужели ничего в городе не нашлось?

– Выбирать не приходится, – пожав плечами, грустно ответила Лидия.

– Да, город вымирает, кругом безработица… Меня сюда тоже по знакомству взяли. Уезжать надо из этого гиблого места, – горячо посоветовал охранник.

– Не могу, – улыбнулась Лидия и пошла в сторону больничного корпуса.

Дородная кастелянша провела Лидию по прохладному коридору в кладовую, где при тусклом освещении одинокой лампы в скрипучем шкафу попыталась найти нужный размер халата для новой санитарки.

– Здесь нет, посмотри-ка сама вон на той полке, – кастелянша показала рукой в дальний конец комнаты. – Там должны быть маленькие размеры.

Лидия пробралась к указанному месту и выбрала из стопки белья нужный халат.

– Сегодня погладишь сама в прачечной, а потом тебе будут выдавать уже глаженное.

– Хорошо, – обрадовалась Лидия, мечтавшая оттянуть знакомство с подопечной, за которой ей придется ухаживать. Вспоминая мать, лежавшую после инсульта, она очень хорошо себе представляла, как трудно ходить за лежачей. А здесь не просто лежачая, но еще и с психическим расстройством.      Подойдя к палате больной, Лидия остановилась и прислушалась. Из приоткрытой двери доносился голос пожилой женщины:

– У тя талант пускать слюни и пачкать памперсы, ровно младенец, – сетовала санитарка. – Мычишь, мычишь… сказать чей-то хошь, только слушателей нету. Твойны дети тя бросили, и муж тож бросил. Ты никому не нужная. Слышь, овощ в памперсе? – захихикала она. – До тя нихто не ходют, все энто знат. Наверна, та еще та гадина была, тому тя засунули в психушку и забыли. Ты жива, а тя нет, – философски заметила баба Валя. – Те говорили, ты похожна на ведьмачку? Вижу, говорили, – с удовольствием продолжала она. – Ты такаж уродина и злюща, как ведьмачка. Дак ты не зыркай, не зыркай. Мене плевать на твойны зырканья. Я сама зыркать можу, мало не будя. Помню, в прошлом годе соседка пришла до мене пьяная – ужасть. Денег, говорит, дай. Не хватат ей, значить, на выпивку, – пояснила санитарка. – Нагла така… Думат, старуха я, испужаюсь… А я как зыркну в ейны гляделки, да калатушкой как прихвачу, шоб доходчивей було… Та в миг убралася. Даж пьяная уразумела, зашибить можу. Ты, энто, зенки-то своейные прикрой, а то буде лежать в дерьме по уши. И все-такиж я жалистливая, – смягчилась пожилая женщина. – Вот жешь вас – психов мою, дерьмо вывожу. А оно мене надоть, платют-то слезы…

Санитарка попыталась перевернуть Веру, чтобы вытащить простынь из-под больной.

– Че ж ты така тяжеленна?! Прямо силов нету тя двигат. Бабе должно быть маленькой, а ты не баба, так – никому не нужна оглобля. Лежит здеся, ходить под ся… Можа помрешь ужо? – с надеждой в голосе спросила баба Валя. – Мычишь, жить охота. Кому нужойная твоейная жись? Никому. Жить она хочит… кажный овощ жить хочит, тьфу – сплюнула в сторону санитарка. – А ты мене спросила, я хочу за тя ходить? Зачем ты мене нужойная? Дохтор пришел раз в неделю, глянул, корябнул чей-то в своейной бумажке и забыл про тя, а мене кажный день надоть твоейну ведьминску рожу видать, слюни твоейны вытират, зад твоейный вонючий мыть… Вот и выходить, что жить те нельзя – ярмо ты для усех. Можа все-такиж окочуришься? – задумчиво произнесла она, глядя в лицо Вере. – Потоптала землицу и хватить, пора и на покой.

Потянув руку больной, баба Валя снова попыталась ее перевернуть на бок и на этот раз удачно. Голова Веры повисла над полом, когда санитарка вытягивала грязную простынь из-под недвижимого тела.

– Полежи на клеенке, проветрись… Ох и ванища. – Санитарка открыла окно и в палату потянуло запахом талой воды. – Откудова в те дерьма-то стоко? Диета у тя… Срать-то не с че, а ты все срешь и срешь. Надоть Галке сказать, шоб вкатила те крепяще. Всего неделю здеся, а замаяла усех.

Баба Валя прищурившись, торжественно произнесла:

– Хошь новость скажу? Слухай, – и многозначительно помолчав, добавила, – скоро я от тя избавлюсь. Да не мычи ты, дура. Иш, враз зыркать перестала. Испужалась, вижу испужалась, – радостно захихикала санитарка. – Так-то луче, а то зыркат она… Была б моя воля, я б те давно фтанзию воткнула. Знашь, че тако фтанзия? Не знашь? Это укольчик делат и усе – архангел Гавриил встречат грешну душу на небе. Раз и тя нету. Да не таращся так, – ухмыльнулась баба Валя. – Не убивец я. Сменщицу взяли. Слыхала, молодка совсем. Пусть она тя теперючи таскат, жопу моет, дерьмо твоейное выносит… Я се ходячих возьму. Стара ужо за тя ходить.

Нужно идти, с тоской подумала Лидия и вошла в палату. Баба Валя обернулась на звук шагов, оглядела вошедшую и спросила:

– Ты чай нова санитарка?

– Да, – ответила молодая женщина. – Меня зовут Лидия. Доктор сказал, что вы мне все расскажите и покажите. Вы же баба Валя? – на всякий случай уточнила она.

– Я, девонька. Я и есть баба Валя, – с достоинством произнесла санитарка. – А это Верка, – она мотнула головой в сторону лежащей на кровати. – Лежачая. Подмогни энту дылду переодеть – обосралась она. Тяжеленна, ужасть. Ты прыподыми, а я с ее рубаху сыму.

Лидия взяла больную за руки и потянула на себя. Баба Валя оказалась права – лежачая была очень тяжелой. Ничего, мать Лидии тоже не хрупкая – переворачивать, мыть, переодевать ее приходилось в одиночку. Единственной помощницей стала маленькая сестра – Одуванчик. Видя, сколько сил у Лидии уходит, чтобы ухаживать за матерью, она старалась быть нужной и кормила мать из ложки, поила через трубочку, подносила чистое белье, маленькими пальчиками тянула за кромки простыни, чтобы разгладить складки. Когда Лидия перекладывала больную, Одуванчик, заглядывая в покрасневшее лицо сестры, предлагала: "Давай, помогу?".

– Что с ней? – поинтересовалась Лидия.

– Свихнулась прям на работе. Какую-то тетку или девку пинала прям в колидоре. Орала: «Забью, гадина!». Насилу оттащили. Потом инсульт. Вроди зам дирехтора по воспитательной работе була, как ево ж… слово тако ненашинское… жжужит будтось… кажись, колеж называца.

– Колледж, – поправила новая санитарка.

– Точно, колеж. С такойной рожей и воспитыват, а! Энто кто жа ведьмачку до детев допустил?! – возмущалась баба Валя. – Даже мужик ейный ее упрятыват, ажно с другой области привез. А они дитев ей дали. Звери полоумныя! – все больше распалялась она. – Энто шож твориться на белом свети. Муж упрятал и забув, родные дети кинули, а они чужих детев ей дают.... Мужику стыдно, че евойная супружница психичка, а они детев не жалеють…

– А другие родственники тоже не навещают? – прервала поток стенаний Лидия.

– Говорю ж, ничейная. Галка – медсестра, слыхала будто дохтор звонил ейной родне, просил навестить, но те никак. Говорят, времени нету. Делов куча. Ты посмотри на ейную рожу – ведьмачка. Кому така нужна? Никому, – заключила баба Валя.

– Это из-за инсульта лицо перекосило. У моей мамы так же, – заверила Лидия.

– Не, ведмачка сама настоша. Я жись прожила, ведьмачку за версту чую, а ты ишо молодая, не разумеешь хто исть хто, – не согласилась баба Валя. – Ты глянь, как зыркат – убить хочить. Точно те говорю. Не зря в психушку упратали – душа темная… Вот и поплатилась. У твоейной матери инсульт давно был? – перевела разговор санитарка.

– Шесть лет назад. Тогда ее парализовало, со временем восстановилась только речь и правая рука.

– А муж есь али родня кака? Хто за ей ходить? – продолжала расспрашивать баба Валя.

– Я хожу.

– Как же так? – охнула женщина.

– Вот так. Все сама, деваться некуда, еще младшую сестру растить нужно, – унылым голосом протянула Лидия.

– Тяжело те буде, девонька. Ужасть, как тя жись тёркнула.

– Да, тёркнула… – эхом отозвалась Лидия.

ЛИДИЯ

Будничное лицо с бледной кожей и остатками сна смотрело в зеркало, наблюдая за резвыми движениями электрической зубной щетки, доставшейся при открытии нового магазина с очень большой скидкой. «Просыпайся, просыпайся, пора!» – щетка старалась разбудить свою хозяйку со звучным именем Лидия.

Я уже, я почти, я совсем…

Лидия поставила щетку в стаканчик и попыталась вспомнить, сколько ей лет. Воспоминания никак не хотели всплывать в памяти, а нужно. Надо понять, почему осталось позади быстрое пробуждение даже после почти бессонной ночи. Вдруг у нее заболел мозг или просто не хватает витаминов.

Значит так, институт в прошлом. Вместе с красным дипломом о получении специальности будущего «цифровой лингвист» он украшает гордость ее личных достижений и целлофановый пакет в глубине стола. Хотя на кафедре все говорили, что с таким умом и тремя языками Лидия далеко пойдет. И она очень старалась пойти, но в аспирантуре было только одно место. Досталось оно другой, у которой, помимо желания пойти далеко, была возможность подружить главного кафедры с главным чего-то там значительного, решавшим деликатные вопросы по умеренной цене. Когда аспирантура осталась на горизонте несбывшихся надежд, Лидии исполнилось немного за двадцать.

За стенами альма-матер ее ждали редкие переводы научных шедевров, подкинутых спешащими светилами, и поиск рабочего стула в кабинете по специальности будущего, указанном в приложении к твердой корочке диплома. Будущее так и не наступило даже в устремленной в другой век столице. Столичное устремление только начинало обретать некие очертания, но не настолько, чтобы давать заработать тем, кто уже достиг того самого устремления.

Цифровой лингвист – это так непонятно, читалось в глазах потенциального работодателя, вертевшего в руках корочку дипломированного специалиста. Эксперт в области разработки лингвистических систем для семантического перевода текстов – «это как-то слишком по-научному», морщась от переизбытка научности, шелестела кадровички и обещали перезвонить, если что. «Если что» никак не наступало.