скачать книгу бесплатно
Цигун: покой в движении и движение в покое. Том 4: Несказочная сказка
Михаил Роттер
Восток: здоровье, воинское искусство, Путь
Четвертый (хотя, как может быть в трехтомнике четыре тома?!), «сказочно дополнительный», том появился как-то сам собой, когда выяснилось, что некоторые вещи намного легче передаются, если самое главное «спрятано в «сказочную обертку».
В результате вместо «трех»-томника получился «икс»-томник, количество томов в котором то ли три, то ли четыре, то ли три плюс один. Впрочем, это вполне в духе Ци-Гун, где три это не обязательно три.
В этом «сказочном» томе демонстрируется, как складывается некий «цигунский конструктор-Лего», скомпонованный по принципу: просто, коротко, приятно и максимально эффективно.
Построено это в виде повествования о том, как Философ, Лекарь и Наставник по заказу (и не кого попало, а императора) «собирают» такой Ци-Гун. Хотя Наставник и будет ворчать, что такая мешанина подходит, скорее, для всякого сброда… Правда, по зрелом размышлении, он сменит свое мнение и, скрепя сердце, согласится, что полученная «конструкция» представляет собой суть простейших методов Ци-Гун и потому прекрасно работает.
Несмотря на то, что текст «сказочный», в нем даются ссылки на абсолютно реальные практики, описанные во втором и третьем томах. В результате становится понятно, из чего собран этот Ци-Гун и что никакая его часть не была выдумана или взята «из воздуха». Иначе говоря, в этот «сказочном» «Ци-Гун», на самом деле, ничего сказочного нет.
Для всех интересующихся самосовершенствованием и улучшением здоровья, а также древней духовной культурой Китая, точнее, даже не Китая, а Востока.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Михаил Роттер
Ци-Гун: покой в движении и движение в покое. В 3 томах. Том 4: Несказочная сказка
Моей семье
со всей любовью посвящается
Восток: здоровье, воинское искусство, Путь
© Михаил Роттер, текст, 2020
© ООО ИД «Ганга», 2020
Предисловие к четвертому тому
Вы хотите научиться плавать. Для этого вы изучаете различные руководства, читаете учебники по плаванию, слушаете об этом лекции, таким образом вы познаёте азы и начинаете понимать различные техники плавания. Но приведут ли все эти усилия к тому, что вы станете настоящим пловцом? Может ли интеллектуальное знание стилей плавания действительно позволить вам поплыть? Ответ однозначный: конечно же, нет. Чтобы научиться плавать, вы должны зайти в воду и начать двигать руками и ногами. Различные указания и знание методов могут помочь и облегчить ваше обучение, но лишь при условии, что вы неустанно упражняетесь и практикуете то, что узнали в теории.
Чандра Свами Удасин,
Хочешь получить пользу от занятий Ци-Гун – перестань читать книжки, перестань говорить и сделай хоть что-нибудь.
Наша трактовка
В предисловии к этому трехтомнику было ясно сказано: «Все „упаковано“ максимально компактно, без всяких „сказок“». Именно так и было сделано… В предыдущих трех томах.
Четвертый (хотя, как может быть в трехтомнике четыре тома?!), «сказочно-дополнительный», том появился как-то сам собой, когда выяснилось, что некоторые вещи намного легче передать, если «спрятать» самое главное в «сказочную обертку». Как сказано в старинном азиатском наставлении о правильном питании: «мясо прячь в овощах». Хотя здесь речь идет не столько о правильном питании, сколько о том, что самое важное не следует выставлять напоказ. Ввиду того, что изложение в этом томе не такое «явное» (не сразу видно, где «сказка переходит в быль»), как в первых трех, читать его придется достаточно внимательно, ибо не всегда сразу понятно, где «закончились овощи и началось мясо».
Впрочем, это совершенно нормально и вполне в русле традиции. Например, этот же смысл «зашит» в названии самурайского кодекса «Сокрытое в листве», где главные «плоды» (мысли и наставления) этого трактата сокрыты под «листьями» (словами и рассуждениями).
В результате вместо «трех»-томника получился «икс»-томник, количество томов в котором то ли три, то ли четыре, то ли три плюс один. Впрочем, это вполне в духе Ци-Гун, где три это не обязательно три.
Так что правило (которое кажется автору одним из важнейших в Ци-Гун) «кажется есть, кажется нет», в данном случае может звучать так: «кажется три, а кажется четыре». Тем более, что в данном случае четвертый том – это сказка, а сама по себе сказка (которая как бы есть) – это повествование о том, чего как бы нет, не было и быть не могло.
На самом деле «фокус», когда самое важное представляется как «нулевое» или «никакое», – это обычное для Ци-Гун дело. Например, в третьем томе описан комплекс «24 формы наматывания шелковой нити для всего тела», в котором есть «нулевая» форма. Так что в этом комплексе на самом деле не 24, а 25 форм. Кстати, «лишняя», даже «не имеющая номера», форма повторяется больше, чем все остальные формы, имеющие, так сказать, «официальную» нумерацию.
С одной стороны, в Ци-Гун ничего нового придумывать не нужно, ибо там все давным-давно придумано, разработано до мельчайших деталей и проверено веками практики. С другой стороны, там всего так много, что иногда полезно просто собрать «детали», несомненно, дополняющие друг друга и встраивающиеся одна в одну. Причем встраивающиеся не линейный образом, а по принципу матрешки, когда во время выполнения одной практики «внутри неё» автоматически выполняется другая. Или две и даже три других.
В результате получается «волшебно-синергическая» матрешка, в которой два плюс два – это никак не четыре, а, как минимум, пять. Или больше… Кстати, тоже в духе Ци-Гун: кажется четыре, кажется больше.
В этом «сказочном» томе демонстрируется, как складывается некий «цигунский конструктор-Лего», скомпонованный по принципу: просто, коротко, приятно и максимально эффективно.
Построено это в виде повествования о том, как Философ, Лекарь и Наставник по заказу (и не кого попало, а императора) «собирают» такой Ци-Гун. Хотя Наставник и будет ворчать, что такая мешанина подходит, скорее, для всякого сброда… Правда, по зрелому размышлению, он сменит свое мнение и, скрепя сердце, согласится, что полученная «конструкция» представляет собой суть простейших методов Ци-Гун и потому прекрасно работает.
Повествование состоит из нескольких сказок, которые очень плотно переплетены между собой и имеют общий контекст. При этом первая сказка, «Императорский философ», больше относится к первому, так сказать, «философскому» тому, вторая, «Лекарь из провинции», – ко второму, «лечебно-оздоровительному», а третья, «Наставник в отставке», – к третьему, где описывается воинское применение.
Несмотря на то, что текст «сказочный», в нем даются ссылки на абсолютно реальные практики, описанные во втором и третьем томах. В результате становится понятно, из чего собран этот Ци-Гун и что никакая его часть не была выдумана или взята «из воздуха». Иначе говоря, в этот «сказочном» «Ци-Гун» на самом деле ничего сказочного нет.
Одно дело – действовать ради счастья, и совершенно иное – действовать из счастья. Первое подразумевает боль от борьбы за него, тогда как последнее исполнено аромата божественной игры; одно действие вызывает терзания несовершенства, тогда как другое олицетворяет радостную деятельность полноты.
Чандра Свами Удасин
Если занятия Ци-Гун происходят из чувства радости, то пользы и удовольствия от таких занятий несравненно больше, чем от занятий «ради чего-то» (здоровья, долголетия и тому подобных вещей).
Наша трактовка
Императорский философ
Часто, когда все уже ложились спать, мы с Си говорили до глубокой ночи. Мы говорили обо всех философиях и жизненных «почему». Обычно мы обсуждали две основные философские школы: идеализм и материализм. Мы отвергали агностицизм и невозможность достижения цели. Тогда я думал, что философия – это величайшее средство для понимания. Сейчас я рассматриваю философию, как всего лишь словесное хождение по кругу, не ведущее к пониманию жизни.
Лестер Левенсон
Что делать с умом?
Есть небольшая разница между эго и умом. Для человека было бы большим несчастьем быть без ума или без эго. Это означало бы спуститься по лестнице эволюции. Природе потребовались миллионы и миллионы лет, чтобы развить ум из материи и создать человека. И человек – лишь переходное существо. Человеку надо сначала перейти от эгоистичного ума к рафинированному и чистому уму и лишь затем превзойти его. Легко говорить об отказе от всякого личного интереса, но на практике обычному человеку этого практически невозможно достичь. Прежде чем полностью превзойти все это, личный интерес должен измениться, трансформироваться в более высокое и благородное дело, стать направленным на более высокие цели. Самая трудная задача и достижение для личности – стать не-личностью. Вам намного проще стать царем или президентом, нежели не-личностью. Вы не можете в одночасье отбросить свое эго. Даже само желание отказаться от эго – дело рук самого эго. Как вам отбросить его? Эго умолкает само собой, когда оно очищено, трансформировано, центрировано в Божественном. Нет другого прямого пути к тому, чтобы стать безэгостным. Есть определенные шаги или вещи, с помощью которых можно очистить и ослабить эго, такие как бескорыстное служение, совершаемое с любовью, размышления, молитва, медитация, внимательное отношение к тому, что говорят просветленные и вдохновляемые свыше мудрецы, общение с ними и так далее.
Чандра Свами Удасин
Когда я ушел с императорской службы, мне было 47 лет, я был полон сил, мой ум бурлил и искал, чем бы занять себя. Самым лучшим развлечением, которое я сумел выдумать для него (а, может, правильнее будет сказать, он сам выдумал для себя), оказались путешествия. Это было хорошо, ведь путешествия не только развлекают ум, они еще и обогащают его полезными и поучительными знаниями, ибо часто бывает так, что поведение, принятое в одной провинции, оказывается совершенно неправильным в другой. Такая «жизнь на земле» полезна для любого человека, а для такого «книжника», как я, втройне. Никакой «зауми», никакой болтовни «ни о чем», простые, понятные вещи. Так что за те тринадцать лет, что я провел в странствиях, я получил больше практических знаний о жизни, чем за три десятка лет, полностью посвященных мною изучению философии. А, общаясь с людьми, я привык принимать все народы и их обычаи такими, какие они есть. Если учесть, что изучать местный колорит я предпочитал, «общаясь» с местными женщинами, то как-то само собой получилось, что во время своих странствий я и отдыхал, и развлекался, и учился. Просто три каких-то волшебных эликсира, смешанных в одном сосуде.
Оказавшись «сам по себе» во время своих странствий, я понял весьма важную вещь. Всю свою жизнь, с самых ранних лет я жил не ради себя, не для собственного удовольствия, а для того, чтобы получать одобрение других. Сначала я старался заслужить одобрение отца, который вкладывал все силы в то, чтобы я стал настоящим философом, я очень его уважал и старался изо всех сил не разочаровать. Став старше, я делал все, что мог для того, чтобы заслужить одобрение окружающих и показать им, насколько я умен и блестяще образован. А уж когда я попал во дворец… Там я вообще должен был следить не только за каждым своим словом, но даже за интонацией, с которой это слово произносится.
Это, конечно, дало мне был весьма поучительный опыт, ибо я привык постоянно контролировать все, что говорю и делаю. Но за это я платил свою цену: мне часто, я бы даже сказал, практически постоянно, приходилось подавлять свои чувства. А это очень плохо, ведь за некоторыми чувствами (например, гневом) стоит огромная энергия и, подавляя их, я подавлял и эту энергию и даже (что еще хуже) направлял ее не вовне, а внутрь себя.
Насколько я понимаю, я не стал чрезмерно нервным и больным лишь благодаря занятиям боевым искусством, позволявшим мне «стравливать пар». Однако такая излишняя «сдержанность» не добавила спокойствия моему уму.
Сейчас я понимал это так. Всю предыдущую, «допутешественную», жизнь я учился, не вставая из-за стола и не выходя из дома. Если брать чуть шире, то в «замкнутом пространстве», ибо дворец, несмотря на свою огромность, – это очень тесное и чрезвычайно душное место. Это прекрасная школа, но недостаточная. Поэтому я перешел к «обучению в движении», состоявшему из ежедневных встреч и связанных с ними новых отношений. Такой подход позволял мне учиться беспрерывно. Все свои путешествия я рассматривал не как испытание, не как проверку, а всего лишь как учебу, средство для понимания и улучшения себя. Кроме того, оказалось, что в пути мне гораздо спокойнее, чем на одном месте. Никаких длительных отношений, никаких обязательств. А перед человеком, с которым ты завтра расстанешься, можно не выделываться, уж ему-то можно без всякого стеснения сказать все, что найдешь нужным.
Прежде я часто ловил себя на мысли, что люблю иметь больше вещей, чем мне нужно, так сказать, мне присуща некая любовь к накопительству и нежелание делиться. Как она во мне возникла, я не понимал, ибо я точно не был жадным. Кроме того я вырос в весьма состоятельной семье и никогда не знал нужды. Так что откуда у меня взялась эта черта, я не понимал. Может, в прошлой жизни я был бедняком и привычка к бедности и нужде перешла со мной в эту жизнь. Не знаю, как это было, но я прекрасно понимал, что в основе желания накапливать и сохранять лежит моя неуверенность в завтрашнем дне. Странствия почти излечили эту склонность. Каждый день я убеждался, что Небо позволяет выживать даже самым мелким животным. Если Небо заботится о них, то почему бы Ему не позаботиться и обо мне? Так что достаточно скоро я привык к тому, что есть множество вещей, без которых я прекрасно могу обойтись, и практически утратил склонность к накоплению, которая мне так не нравилась.
Вернувшись с императорской службы, я пробыл дома всего лишь три месяца. По поводу моего желания отправиться в путь отец сказал так:
– Ничего не поделаешь. Это принцип Инь-Ян, который в данном случае формулируется следующим образом: человек ищет счастья. Но в этот поиск его отправляет несчастье.
– Но какое отношение это имеет ко мне? – удивился я. – Ведь меня точно никак нельзя назвать несчастным.
– Отсутствие полного счастья – это уже в некотором роде несчастье, – ответил отец. – А полностью счастливых людей в принципе не бывает и быть не может, ибо у каждого человека всегда что-то не так. Но даже если предположить, что такой человек найдется, ну хотя бы один на всю землю, то он будет озабочен тем, как сохранить свое счастье. Ведь любой невежда понимает, что никакое счастье не может длиться вечно. Рано или поздно случается что-то, что разрушает его. Это может быть война, ураган, наводнение, внезапно наступившая бедность. Но даже если этого и не происходит, то болезней, утраты близких и старости не избежать никому. Как я понимаю, счастья ты пока не нашел и надеешься обрести его в путешествиях. Это не кажется мне правильным, ибо путешественники ничуть не более счастливые люди, чем домоседы. Они завидуют домоседам не меньше, чем те завидуют путешественникам. И это наводит на мысль, что счастье не где-то снаружи, иначе путешественники уже давно нашли бы эту чудесную землю. Скорее, я бы предположил, что оно где-то внутри тебя, ведь есть же предания о людях, обретших непоколебимое, устойчивое счастье, прожив длительное время на одном месте: в горах, в лесах, да мало ли еще где.
Хотя я тебя прекрасно понимаю, похоже, это у нас семейное. Примерно в твоем возрасте (а, может, я был чуть моложе, точно не помню) меня тоже потянуло в дорогу. Вначале это показалось мне очень правильным поступком, потому что мой ум сразу же успокоился. У меня сразу же стало меньше мыслей и постоянное «кипение и бульканье» в голове явно поутихло. Целый день я был в движении, смотрел по сторонам, встречался и говорил с разными людьми. В общем, я был переполнен впечатлениями и так уставал, что к вечеру валился с ног, засыпал где придется и без всяких сновидений. И все было чудесно до тех пор, пока я не привык и не приспособился (а это произошло достаточно быстро) к новому образу жизни. И однажды утром я вдруг понял простейшую вещь: ничто никуда не девалось, просто в те дни ум был постоянно направлен вовне и ему было, как бы сказать, не до него самого. А потом он привык, внешние впечатления уже не так отвлекали его, не так «вытягивали наружу» и он «вспомнил» про себя, точнее, про свои собственные мысли, которых, как оказалось, отнюдь не стало меньше. И когда ум обратился внутрь, там оказалось то же самое «кипение и бульканье». Может, даже его стало больше, ибо количество «непереваренных» впечатлений в те дни было просто огромным.
Ум – это прекрасная штука, без которой человек ничем не отличался бы от обезьяны, разве что он был бы самой неловкой из всех обезьян. Ум – это замечательный инструмент, позволяющий видеть все с разных сторон. Только им нужно уметь правильно пользоваться и не давать заморочить себе голову чужими словами, концепциями, идеями, обычаями и традициями.
В дни молодости мне повстречался белый человек с Запада, который рассказал мне историю о некоем Атланте, держащем на себе небо. Он даже показал мне книжку с рисунком, на котором был изображен здоровенный мужчина, держащий что-то (белый человек говорил, что это небо) на могучих плечах. При этом он всячески превозносил силу и стойкость этого самого Атланта. До этого момента у меня язык не поворачивался назвать белого человека длинноносым варваром. Ну, может, у него нос и длинноват, но для варвара он казался мне слишком образованным. Но когда я понял, как он воспринимает этого персонажа, я понял, что варвар он варвар и есть. Сказка про Атланта это нормально (у нас тоже полно подобных сказок), но ты сам решаешь, что тебе видеть в этой сказке.
Мне, например, показалось, что Атлант – это никакой не герой, о котором это варвар говорил с придыханием. Это несчастный голый человек, который не имеет возможности нормально поесть из-за того, что у него заняты руки, которыми он поддерживает небо. Да что там поесть, он не может даже отойти, чтобы по-человечески справить нужду, ведь стоит ему сделать шаг в сторону, как небо тут же обрушится.
После этой истории я понял, что варвар отличатся от «не-варвара» не цветом кожи и не «длинноносостью», а тем, что не умеет пользоваться своим умом.
Для того, кто умеет им пользоваться, ум – это полезнейшая вещь, благодаря которой человек стал человеком и обрел власть над всеми остальными животными. Ум – это лучший помощник человека, но случается так, что помощник становится настолько силен, что непонятно, кто кем командует: человек своим мыслями или мысли человеком.
Мысль мне представляется подобной большому воздушному шару, привязанному к веревке, которую ты держишь в руке. Шар этот совершенно тебе неподвластен. Пока погода безветренна, шар тебе совершенно не помеха, он спокойно висит в воздухе и никак тебя не беспокоит. Он настолько безобиден, что ты забываешь о нем. Но стоит подуть сильному порывистому ветру, как этот шар приходит в движение, он тащит тебя, куда захочет, он треплет тебя, как осенний ветер треплет последние оставшиеся листья. И ты тут же теряешь физическое и душевное равновесие и свободу: куда этот шар (твоя собственная мысль) тебя потянет, туда ты и пойдешь. Даже если не хочешь.
Получается, что даже если какая-то мысль в определенный момент незаметна, она все равно таит в себе потенциальную опасность, ибо в любое мгновение может прийти в движение и принести тебе беспокойство. И заметь: мыслей у тебя множество, так что шаров на веревочках у тебя у руке тоже множество и каждый их них тянет и дергает тебя в свою сторону и в свое время. И получается, что ты никогда не пребываешь в покое, ибо в каждую минуту какой-то шар куда-то волочит тебя.
– Это неизбежно? – спросил я.
– Для большинства людей, к сожалению, да – со вздохом ответил отец.
– А какое-то средство есть?
– Разумеется. Но сделать это столь же сложно, сколь прост рецепт. Дело в очень важной детали. Веревка, к которой привязан шар, зажата у тебя в руке. И шар властен над тобой лишь до тех пор, пока ты держишься за эту веревку.
Так что тебе даже ничего не нужно делать. Стоит тебе отпустить веревку, как шар просто улетит. Но люди не просто держатся за свои мысли, они буквально вцепляются в них: руками, ногами, зубами. А как они держатся за свои воспоминания, за свое прошлое! Ты спросишь: почему так? А потому, что это их воспоминания, это их прошлое.
Так что единственно, как можно на самом деле избавиться от своих мыслей, – это отпустить их, просто перестать давать им власть над тобой, удерживая их. Даже делать ничего не нужно: отпусти и спокойно и безучастно наблюдай за тем, как они улетают.
Наставление для тебя по этому поводу простое: внешние впечатления (в твоем случае путешествия) никак не меняют и не успокаивают ум. Они лишь развлекают его и на время отвлекают от постоянного потока мыслей.
Впрочем, никто не может тебе запретить отправиться, куда хочешь. Если и не станешь более счастливым, то жизнь точно начнешь понимать намного лучше.
Чтобы путешествовать, нужен некоторый ресурс. Ресурс этот, по моему мнению, состоит из четырех основных частей: желание, крепкое здоровье, свободное время и деньги.
Ну, желание у меня есть, и чем дальше, тем больше мне нравится бродячая жизнь. Тем более, что я не просто стараюсь увидеть побольше красоты (хотя и это, разумеется, тоже), но и понять, на что я потратил все свои сознательные годы. Возможно, я не лучший философ в империи (хотя многие люди говорят именно так, и я рад это слышать, хотя вслух и отрицаю это), но точно далеко не худший. Ведь человек с таким именем, как у меня, просто обязан быть большим умником. Дело в том, что еще до моего рождения отец выбрал для меня путь философа и подходящее к этому пути имя «Вейж», означающее «большой мудрец».
Но после десятков лет обучения и раздумий большой мудрец Вейж не слишком уверен, что философия, которую он искренне считал основой всех наук, такая уж рабочая штука. И чем дальше, тем это впечатление становится все устойчивее. И я боюсь, что скоро оно вообще превратится в твердую уверенность. В общем, наступил момент, когда мне стало казаться, что с помощью книг мне уже ничего не изменить в своем понимании. Так что я езжу, смотрю по сторонам, говорю с самыми разными людьми, думаю обо всем. Иногда даже о философии…
При этом ни одной книги в моем багаже нет. Впрочем, есть одна, та, которую я начинал писать в молодости. Это книга по философии и про философию. Но сейчас я, увы, не уверен, что смогу (и захочу) ее закончить. Ибо я уже плохо понимаю, что это такое и, главное, зачем оно нужно. И чем дальше, тем меньше мне это понятно. Одна (причем весьма призрачная) надежда на то, что отказ от философии книжной и переход к философии земной поможет мне понять что-то. Хотя…
Крепкое здоровье… Ну, это такая эфемерная штука, вот оно есть, а вот его нет. Но я философ и ко всему отношусь философски: пока есть и ладно. А там видно будет. Мне всего шестьдесят, а моему отцу уже хорошо за девяносто и он все время рвется куда-нибудь со мной поехать. Ему все равно, куда ехать и он бы точно поехал, да мать не пускает. Дед тоже прожил под сотню, а прадед так и вообще жил в трех веках. Когда он умер, ему было чуть больше 102 лет, причем, он так «удачно» родился, что первый год своей жизни прожил в одном столетии, сто лет – во втором, и последний год жизни – в третьем. В общем, если нам что-то передается от предков, то я тоже мог бы прожить еще немалую жизнь. Хотя я прекрасно понимаю, что вовремя умереть не менее важно, чем вовремя родиться. А, может, даже важнее.
Свободное время у меня есть, ибо с тех пор, как покинул императорский дворец (а было это ни много ни мало тринадцать лет назад) я на государственной службе не состою и волен делать все, что вздумается.
Деньги тоже не проблема. Покойный император был щедрым человеком, и жалованья, заплаченного им, мне хватит еще лет на сто безбедной, я бы даже сказал, «небезроскошной» жизни. Про семейное состояние и говорить нечего. Деньги я не зря поставил на последнее, (лучше, наверно, сказать, на завершающее) место. Они некоторым образом связывают путешествие и здоровье. Если у человека железное здоровье и много сил, то он может путешествовать пешком, тащить на себе мешок со всем необходимым, есть что попало и спать, где придется. Кстати, раньше я именно так и делал. Я старался путешествовать летом, и тогда постелью мне служило брошенное на землю покрывало, на котором я расстилал тряпье, которое доставал из заплечного мешка. Это сооружение я гордо называл ложем. А что, я философ, и я точно знаю, что от названия зависит очень многое. Ведь в человеческой культуре очень многое, если вообще не все, основывается на словах.
С едой тоже проблем не было, я даже научился ловить рыбу без всяких приспособлений, голыми руками. Главное тут было сделать так, чтобы рыба не поняла, что ее ловят, такой неспешный «философский» способ ловли. Мягко и незаметно подводи рыбине руку под брюхо, а там хватай ее за жабры покрепче и бросай на берег подальше.
Человеку постарше так путешествовать уже не по силам и да и «не по чину». Ему нужен некоторый комфорт: ему нужно «на чем ехать», ему нужен чистый постоялый двор с мягкой постелью и хорошей едой. А некоторый комфорт требует некоторых денег. Так что деньги, некоторым образом, восполняют некоторый недостаток здоровья. Они вообще много чего заменяют. Я бы даже сказал, что в этом материальном мире они заменяют все. Ну, или почти все.
Это мое путешествие ничем не отличалось от прочих. Ехал я не торопясь: лето длинное, спешить мне некуда, никакой цели у меня нет. Было, правда одно условие, которое я поставил себе сам. Ехать только туда, где я еще не был. Ну, это было не трудно. Для этого хватало ума моего осла. Тот явно считал себя главнее меня и ему очень нравилось, когда я отпускал поводья и позволял ему ехать, куда ему хотелось. Поводья я брал в руки только тогда, когда он пытался забраться в какую-то глушь. Но это случалось нечасто, ибо осел был практичным животным и совершенно не стремился в глухие места, где он, несмотря на всю свою важность, вполне мог стать пищей какого-то необразованного дикого зверя. Ему нравились только широкие дороги, где так много замечательных домов, в которых ему всегда подавали лучшее сено и чистую воду. И, надо отдать ему должное, постоялые дворы он выбирал безошибочно. Не было такого, чтобы в заведении, у которого он останавливался, было грязно или подавали невкусную еду. Глядя на это, я не раз задавался вопросом: почему простой осел знает все, что ему нужно, а я – нет? Почему он более спокоен и намного чаще бывает счастлив, чем я? Может, мне надо было сразу учиться у него, а не у мудрецов, которых я искал по всей стране?!
Не ошибся осел с выбором и в этот раз. Еда в трактире, у которого он остановился, была очень простой, но гармоничной. Про гармоничность еды мне рассказывал повар Пинг, заведовавший кухней в императорском дворце. Он говорил, что правильное сочетание ингредиентов должно являть собой гармонию. Кстати, он не только так говорил, он это давал попробовать на вкус. Приятный вкус Пинг считал основным, но не единственным признаком гармоничной еды. Вкус должен был еще правильно сочетаться с формой, запахом, обстановкой и способом подачи блюда. Тут было важно все, вплоть до того, что в идеале пища должна была подаваться так, чтобы «кусок еды» был размером с один укус. Чтобы внимание человека могло сосредоточиться не на «откусывании-жевании» пищи, а на ее вкусе. Помню еще, как он возмущался, когда много путешествующие придворные привезли и показали ему столовые приборы длинноносых.
– Как можно этим есть?! – восклицал он. – Ведь за столом каждое блюдо имеет смысл, даже персик – это не просто персик, это важнейшая штука, ибо он являет собой символ долголетия и бессмертия.
А про Новый год и говорить нечего, там каждое блюдо имеет значение. Пельмени – это знак единства семьи, и потому их лепят всей семьей. Блюда из курицы символизируют борьбу добра со злом и исполнение загаданных желаний. Кстати, мне всегда было интересно, как такая глупая птица, как курица, может исполнять желания?! Ну, бороться со злом – это еще куда ни шло, ведь бойцовый петух – настоящий воин, правда, ему все равно с чем бороться. Но исполнять желания…
Каждому члену семьи отводится кусок курицы, подобающий его положению. Главе семьи – куриные лапки; детям – крылышки; самому старшему – голова и хвостик. Как это толкуется я не знаю, сам для себя я объясняю это так: глава семьи удерживает на себе всю семью подобно тому, как курица опирается на лапки; дети все равно разлетятся, потому им и крылышки; старейшина самый умный и конец его близок – вот тебе голова и хвост. Чушь, конечно, но зато я никогда не забуду, кому какой кусок положить.
Гусь и утка под красным соусом якобы способствуют изобилию и процветанию. Тут мне кажется слегка перепутана последовательность. Такое блюдо стоит недешево и позволить его себе может только человек, который уже богат и благополучен. Так что я сказал бы, что гусь и утка не столько не способствую изобилию и процветанию, сколько сопутствуют им.
Чеснок под маринадом тоже помогает разбогатеть. А тому, кто съест рыбью голову, обеспечена мудрость. Красные отварные креветки тоже очень приветствуются, ибо они приносят хорошее настроение, радость и смех. Кроме того, что я профессиональный повар, я еще и очень любопытен. Все это я пробовал и не заметил, чтобы от поедания рыбной головы человек умнел (хотя, может, без этого он был бы еще глупее), а от креветок больше смеялся. Впрочем, проверить это невозможно, а традиция она на то и традиция, чтобы в нее верить, а не проверять.
Лапша (она обязательно подается и на день рождения) являет собой символ длинной и счастливой жизни, причем, чтобы эта примета работала, лапшу нужно втягивать целиком, а не ломать или откусывать. Про рис и говорить нечего: кроме того что это самая распространенная еда, которую любят и богатые, и бедные, это еще и знак чистоты, плодородия и богатства.
Бобовые – тоже полезная вещь, потому что они отгоняют от дома злых духов. В это я как раз верю, потому что у человека, поевшего такой еды, начинают обильно отходить газы, аромат которых ни один злой дух не выдержит.
Яйца способствуют увеличения плодородия. Сельдерей символизирует усердие и трудолюбие и потому его положено подавать в семьях, в которых дети ходят в школу. Апельсины и мандарины – на удачу и процветание, а пирог из сладкого риса – на успех. Про напитки не говорю: там свои тонкости, а я всего лишь повар, в этом не слишком разбираюсь, для этого у императора есть другой человек.
Даже прибор, которым мы едим, это не просто пара палочек, – восклицал повар Пинг, который, как я понял, был весьма эмоциональным человеком (он говорил, что в еде, приготовленной без добрых эмоций не будет души), – это олицетворение философской концепции.
Помню, что в этом месте мне стало интересно и я стал слушать внимательней. Ведь я, какой-никакой, а философ.
– Так вот, – размахивал руками Пинг, – палочками едят все, ведь их придумал император Юй великий, когда ему пришлось трудиться, как простому рабочему. Однажды река вышла из берегов. и ему нужно было срочно возвести дамбу прежде, чем затопит город. Он очень спешил и ел прямо на месте стройки. Там же он готовил пищу. Все у него было попросту, даже столовых приборов у него было. Поэтому куски горячего вареного мяса он вытаскивал из кипящей воды прямо руками. Потом он то ли обварился, то ли ему просто надоело это безобразие (император он или кто попало) и он стал накалывать мясо на палочку. Придворные лизоблюды (хоть какая-то он них польза) тут же переняли эту манеру и разнесли ее по всей империи.
– А философия-то тут при чем? – не утерпев, прервал его я.
– За что я люблю философов, – не преминул поддеть меня повар, – так это за то, что они витают в облаках и не видят своей философии прямо у себя под носом. Или надо сказать у себя во рту? Смотрите внимательно, господин Вейж, – с этими словами он поднес палочки для еды к самому моему лицу.
Нашел, чем удивить, можно подумать, я их прежде не видел.
– Так вот, – наставительно сказал Пинг, размахивая палочками так интенсивно, что мне пришлось на всякий случай отодвинуться, – правильные палочки в середине имеют круглое сечение (круг – это Небо), а на концах квадратное (квадрат – это Земля). Пальцы едока расположены примерно в середине палочки и обозначают человека, находящегося между Небом и Землей. Таким образом, палочки символизируют союз Неба, человека и Земли. Считается, что они приносят удачу и потому входят в число свадебных подарков. Хотя лично я трактую это несколько иначе: пусть молодым хорошо «кушается».
Когда воспитанный человек вкушает пищу, он держит палочки так, что большой и указательный палец естественным образом оказываются наверху, а мизинец и безымянный палец – внизу. Средний же палец располагается между палочками.
И все это имеет совершенно определенное значение: указательный и большой пальцы символизируют гибкость и незыблемость законов Неба; безымянный палец и мизинец означают Дао Земли или взаимодействие мирских людей; средний же палец – это император, связывающий Землю и Небо, и потому называющийся сыном Небес.
Даже длина палочек, равная семь Цунь и шесть Фэнь, имеет значение! – восклицал Пинг. – Эти числа связаны с буддийской концепцией о семи страстях и шести желаниях.
Я пришел в полный восторг: надо же, тут тебе «квадратный» Инь и «круглый» Ян; тут и трехчастное строение мира в виде связи Неба, Земли и человека (вместе с его страстями и желаниями). Не просто палочки «для пожрать», а прямо какой-то символ мироустройства.
А повар тем временем продолжал:
