скачать книгу бесплатно
– Калеб, будь добр, заткнись, – отвечает он.
К моему удивлению, брат подавляет свое врожденное любопытство, приведшее его к эрудитам.
Дверь снова открывается, и Тереза отходит в сторону, пропуская нас внутрь. Мы входим в бывшую бойлерную, из всех стен торчат трубы и механизмы. Это настолько неожиданно, что я сразу ударяюсь локтями и коленями. Тереза ведет нас через лабиринт из железных конструкций в противоположный конец помещения, где над столом с потолка свисают несколько лампочек.
У стола стоит женщина средних лет. У нее вьющиеся черные волосы и оливковая кожа. Ее лицо жесткое и угловатое, почти что некрасивое.
Тобиас сжимает мою руку. В это мгновение я понимаю, что у него и у женщины носы одинаковой формы. На ее лице он кажется слишком крючковатым и длинным, но совершенно нормален для мужских черт. Я замечаю и другое сходство. Такая же мощная нижняя челюсть, выразительный подбородок, приподнятая верхняя губа, торчащие уши. Только глаза у нее не голубые, а темные, почти черные.
– Эвелин, – говорит он. Его голос немного дрожит.
Эвелин – имя жены Маркуса, матери Тобиаса. Я отпускаю его руку. Всего несколько дней назад я вспоминала ее похороны. А теперь она стоит передо мной, и ее взгляд холоднее, чем у любой другой женщины из Альтруизма, которых я когда-либо видела.
– Привет, – говорит она, обходя стол. – Ты выглядишь старше.
– Да, еще бы. С течением времени это со всеми случается.
Он знал, что она жива. Как давно он это выяснил?
– Ты наконец-то пришел… – с улыбкой начинает она.
– Не по той причине, о которой ты думаешь, – перебивает он. – Мы бежали от эрудитов, и единственным шансом на успех было сказать твоим кое-как вооруженным лакеям свое имя.
Должно быть, она его злит. Но я не могу отделаться от одной мысли. Знай я, что моя мама жива, – я не стала бы с ней разговаривать так, как сейчас говорит со своей матерью Тобиас. Независимо от того, что она мне сделала.
Мне становится больно. Я пытаюсь выбросить все лишнее из головы и сосредоточиться на происходящем. На столе лежит большая карта, покрытая непонятными отметками. Очевидно, карта города. На стене висит доска, на которой расчерчена таблица. Но я не могу разобраться, что в ней, она сделана стенографией, которой я не знаю.
– Хорошо, – продолжая улыбаться, говорит Эвелин, но уже без прежнего оттенка веселья во взгляде. – Тогда представь мне твоих товарищей-беженцев.
Ее взгляд падает на наши руки, которые соединены вместе. Тобиас мгновенно разжимает пальцы. Сначала он показывает на меня.
– Трис Прайор. Калеб, ее брат. Их друг, Сьюзан Блэк.
– Прайор, – говорит она. – Знала я нескольких Прайоров, но Трис среди них не было. А вот Беатрис…
– Ну, я тоже знаю нескольких Итонов, тех, что в живых, но среди них нет Эвелин, – отвечаю я.
– Я предпочитаю называть себя Эвелин Джонсон. Особенно среди альтруистов.
– А я предпочитаю называть себя Трис, – отвечаю я. – И мы не альтруисты. По крайней мере не все.
Эвелин многозначительно глядит на Тобиаса.
– Интересные у тебя друзья.
– Это перепись населения? – спрашивает Калеб, стоящий у меня за спиной, и выходит вперед с открытым ртом. – А… это? Убежища бесфракционников?
Он показывает на первую строку таблицы, где написано «7………У Б».
– В смысле точки на карте? Убежища, ну, как это правильно сказать?
– Слишком много вопросов, – отвечает Эвелин, выгибая бровь. Знакомая мимика. Как у Тобиаса. Как и нелюбовь отвечать на вопросы. – Из соображений безопасности я промолчу. В любом случае пора ужинать.
Она показывает на дверь. Сьюзан и Калеб идут первыми, следом – я, Тобиас и его мать – последние. Мы снова попадаем в лабиринт, заполненный механизмами.
– Я не дура, – тихо говорит она. – Я знаю, ты не хочешь иметь со мной ничего общего, хотя до сих пор и не понимаю, почему…
Тобиас хмыкает.
– Но, – продолжает она, – мое приглашение остается в силе. Мы можем воспользоваться твоей помощью здесь, кроме того, я в курсе, как ты относишься к системе фракций…
– Эвелин, я выбрал Лихачество, – говорит Тобиас.
– Выбор всегда можно сделать заново.
– Что дает тебе основание думать, что мне хочется провести жизнь рядом с тобой? – жестко спрашивает он. Я слышу, что он останавливается, и тоже притормаживаю.
– Я твоя мать, – отвечает она, и ее голос едва не срывается. Она, оказывается, может быть очень уязвима. – А ты – мой сын.
– Ты действительно не понимаешь, – говорит он. – Ты и малейшего представления не имеешь, что ты сделала по отношению ко мне.
Он почти шепчет.
– Я не хочу вступать в твою жалкую шайку бесфракционников. И хочу выбраться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
– Моя жалкая шайка вдвое превосходит в численности лихачей, – отвечает Эвелин. – Тебе бы лучше принять ее всерьез. Наши действия могут определить будущее этого города.
И она перегоняет меня. Ее слова застревают у меня в ушах. Вдвое превосходит в численности лихачей. Когда их стало так много?
Тобиас глядит на меня, насупившись.
– Как давно ты узнал? – спрашиваю я.
– Около года назад, – отвечает он, приваливаясь к стене и закрывая глаза. – Она отправила зашифрованное послание лихачам. Мне. Назначила встречу в депо. Я пришел, поскольку было любопытно. Встретил ее. Живую. Это не стало счастливым воссоединением, как ты уже могла понять.
– Почему же она покинула Альтруизм?
– У нее был роман на стороне, – качая головой, поясняет он. – Ничего странного, с тех пор, как мой отец…
Он снова качает головой.
– Ну, скажем так, Маркус обращался с ней ничуть не лучше, чем со мной.
– И… поэтому ты на нее зол? Потому, что она была неверна ему?
– Нет, – очень жестко отвечает он, открывая глаза. – Нет, я зол не поэтому.
Я подхожу к нему осторожно, как к дикому зверю, аккуратно ставя ноги на бетонный пол.
– А почему?
– Она должна была уйти от моего отца, это я понимаю, – говорит он. – Но почему она не подумала о том, чтобы забрать с собой меня?
Я морщусь.
– Она оставила тебя с ним.
Бросила в худшем из кошмаров. Неудивительно, что Тобиас ее ненавидит.
– Ага, – отвечает он, топая ногой. – Именно так.
Я нащупываю его пальцы, и он сплетает их с моими. Понимаю, что задала достаточно вопросов, и не нарушаю молчания. Он заговаривает первым.
– Похоже, что бесфракционников лучше иметь друзьями, чем врагами, – говорит он.
– Возможно. Но какова будет цена этой дружбы? – отвечаю я.
Он качает головой:
– Не представляю. Но, возможно, у нас нет выбора.
Глава 9
Один из бесфракционников разводит огонь, чтобы мы могли разогреть еду. Те, кто хочет поесть, собираются вокруг большой металлической чаши, в которой и развели огонь. Разогревают банки с едой, а потом их передают по кругу, вместе с ложками и вилками, чтобы каждый мог взять по кусочку. Я стараюсь не думать о том, сколько разной заразы может распространяться таким способом, и опускаю ложку в банку с супом.
Эдвард плюхается на землю рядом и принимает у меня жестянку с супом.
– Значит, вы все из Альтруизма, а? – спрашивает он, вылавливая несколько лапшичек и кусок морковки. Засовывает их в рот и передает банку женщине, сидящей слева.
– Были, – уточняю я. – Тобиас и я перешли, сам понимаешь, и…
Внезапно я понимаю – не стоит упоминать о том, что Калеб перешел в Эрудицию.
– А Калеб и Сьюзан – все еще альтруисты, да.
– И он твой брат. Калеб, – говорит он. – Бросила семью, чтобы уйти в Лихачество?
– Ты говоришь, как настоящий правдолюб, – раздраженно отвечаю я. – Не оставишь свое мнение при себе?
– На самом деле сначала он был эрудитом. А не правдолюбом, – замечает Тереза, наклоняясь к нам.
– Ага, я знаю. Я…
– И я тоже, – перебивает она меня. – Но пришлось уйти.
– Что случилось?
– Умишка не хватило, – отвечает она, беря у Эдварда банку с бобами и засовывая в нее ложку. – Получила недостаточно высокую оценку в тесте интеллекта во время инициации. «Будешь всю жизнь мыть полы в лаборатории, – сказали они. – Или можешь убираться отсюда». Я решила уйти.
Глядя на ложку, она вылизывает ее дочиста. Я беру у нее бобы и передаю Тобиасу, который смотрит на огонь.
– И много тут у вас из Эрудиции? – спрашиваю я.
Тереза качает головой.
– Большинство из Лихачества, на самом деле, – отвечает она, кивая в сторону Эдварда, который кривится, слыша эти слова. – Потом – Эрудиция, Правдолюбие, немного из Товарищества. В Альтруизме инициацию никто не заваливает, так что их очень мало, кроме тех, кто выжил после симуляционной атаки и присоединился к нам как беженцы.
– Почему-то ситуация с лихачами меня не удивляет, – говорю я.
– Ну да. У вас – одна из самых жестких инициаций, и вся эта штука с возрастом.
– Какая штука с возрастом? – спрашиваю я и гляжу на Тобиаса. Он прислушивается к нашему разговору и выглядит почти нормально. Он задумчив, синие глаза отблескивают в свете огня.
– Когда лихач достигает определенного уровня упадка физических сил, ему предлагают уйти, – отвечает он. – Тем или иным способом.
– Каков же второй? – спрашиваю я. Мое сердце колотится, будто я уже знаю ответ, но не могу себе признаться.
– Скажем так, для некоторых смерть лучше, чем бесфракционники, – отвечает Тобиас.
– Идиоты, – усмехается Эдвард. – Я лучше буду бесфракционником, чем лихачом.
– Значит, тебе повезло, если ты оказался здесь, – холодно отвечает Тобиас.
– Повезло? – хмыкает Эдвард. – Ага, с одним глазом остаться и все прочее.
– Припоминаю, ходили слухи о том, что ты сам спровоцировал нападение, – говорит Тобиас.
– О чем ты? – возражаю я. – Он был лучшим, вот и все, а Питер ему завидовал, и просто…
Я замечаю на лице Эдварда кривую усмешку и замолкаю. Возможно, я не в курсе всех фактов.
– Был один случай, – продолжает Эдвард. – Питер не победил. Но это не оправдывает удара в глаз ножом для масла.
– Тут спорить не о чем, – говорит Тобиас. – Если тебе от этого легче будет, знай, его ранили в руку во время симуляционной атаки, в упор.
Разговор явно доставляет Эдварду удовольствие, его ухмылка становится еще шире.
– И кто это сделал? – спрашивает он. – Ты?
– Трис, – качая головой, отвечает Тобиас.
– Молодец, – говорит Эдвард.
Я киваю, но мне не слишком-то приятно получать поздравления за такое.
Ну, не настолько неприятно, в конце концов, это же был Питер.
Я смотрю на огонь, пожирающий куски дерева. Языки пламени колеблются и движутся, как и мои мысли. Я вспоминаю, что ни разу не видела пожилых лихачей. Мой отец не мог подняться по тропам Ямы, потому что был слишком стар. Я осознаю больше, чем хотелось бы.
