скачать книгу бесплатно
Аннигиляторы
Сергей Юрьевич Ростовцев
Знакомо ли Вам чувство ревности? Видели ли Вы, как Ваш партнёр занимается сексом с другими? Как Вы к этому отнесётесь сегодня? А как к этому отнесутся ваши друзья – вчера или завтра? Какое изобретение могло бы изменить это отношение? Если возникнет доступное устройство дающее неограниченную энергию, и превращающее все во всё что угодно – это изменит общество? Как будет реагировать власть? Как измениться семья и отношения в ней? Ответы в книге. Автор активный участник секс-революции 70-х, и в том, что описано книге, дока. Дважды разведен. Нонконформист фантазёр, биолог, астрофизик. Содержит нецензурную брань.
Предисловие
Это вторая книга дилогии «Септолёты». Но с первой книгой она связанна чисто условно.
После событий описанных в книге «Вегетариане», прошло 300 лет.
И сюжет, и его развитие этой книге посвящены одному – показать, как отношения к собственности на средства производства и на саму собственность связаны с устройством общества и семьи.
Кому-то покажется, что это эротика, кто-то увидит порнографию. Тут как посмотреть. Кого-то возбудит и показанный ему средний палец. Для него это будет эротикой. Здесь есть описание сцен секса без купюр и даже ненормативная лексика. Но мата нет. Мат, это когда мы плохого человека выгоняем, посылая или на детородный орган мужчины, или в детородный орган женщины. Когда выражаем своё отношение к человеку сообщая ему о (якобы) наших сексуальных отношениях (бывших или будущих) с его матерью или сообщая ему, его гомосексуальную ориентацию, не в сексе, а по жизни. Мат, это когда упавший на ногу тяжёлый предмет, мы называем женщиной, имеющей большое количество сексуальных партнёров. Это не просто ненормативная лексика – это ругань.
В книге, ненормативная лексика применяется исключительно в её смысловом значении. Половые органы и их взаимодействие, не всегда на латыни. Но это не мат. Если вас это смущает, отложите эту книгу в сторону.
Откровенно описываемый секс и обозначение половых признаков на русском языке не цель, а только инструмент, дающий возможность ярко показать изменение морали в связи с переменой отношения к собственности.
А что было изначально?
Изначально у члена социума не было собственности. И коллективный брак внутри племени, обладавшего огнём и пещерой, был нормой.
Потом появилась собственность. Даже самих людей стали делать собственностью. До полной мерзости в развитии этого, дошли в тех странах западной Европы, где появился закон о праве первой ночи. Закон о том, что хозяину положено первому вступить в половые отношения с девушкой, до того, как она вступит в брак со своим избранником. Это не просто насилие. Это насилие, возведенное в закон.
Это было падение морали социума по сравнению с коллективным браком.
Потом пришёл капитализм и секс стал элементом торговли. Там всё продавалось и всё покупалось.
Выбирать то, что более гнусно и вонюче: «право первой ночи» или «всё продаётся и всё покупается», я не буду. Побережём обоняние.
Пришел социализм. Собственность на средства производства общая, то есть государственная. Но личная собственность не исчезла. Квартира, велосипед, телевизор, кровать, сервант, вилки, стиральная машина, холодильник и даже детские игрушки остались собственными или собственностью семьи. Браки стали моногамными и заключались по любви. Муж и жена принадлежали друг другу. Измена и секс за деньги стали аморальны.
В моральном отношении, это был огромный шаг вперёд. Теперь не было законов, по которым женщину могли насиловать или покупать.
Но развитие общества, неумолимо связанно с развитием технологий. Если раньше кричали «Хлеба и зрелищ!», то сегодня, с появлением компьютера, зрелища стали настолько дёшевы, что государствам приходиться придумывать очень изощрённые, а иногда очень гнусные меры, чтобы заставить граждан работать.
Но теперь представьте, что появились устройства, делающие без всяких ограничений доступными и хлеб, и зрелища, и прочие материальные блага.
Как измениться общество? Что будет делать власть и как измениться отношение к семье? Что будет с семьёй, когда собственность станет не нужна? Когда у всех всё будет? Как супруг может принадлежать супругу, если не нужна собственность даже на стиральную машину? И как на это будет реагировать власть? Власть будет нужна?
Я придумал героев и поместил их в это общество. А потом с интересом наблюдал, что они начнут творить и вытворять. Я описывал их поведение, и мне было интересно.
«А если у меня будет только один мужчина, и когда он меня трахает, я буду мечтать о других или даже представлять, что это не он, а они меня трахают? Вы что, мальчики, из меня шлюху хотите сделать?» – Спрашивает одна из героинь нескольких своих сексуальных партнёров.
Надеюсь, и вам будет интересно проследить за происходящим.
Вперёд, в КОММУНИЗМ!!!
Пролог.
Марк Лукьянов, плотный мужчина сорока – сорока пяти лет, проснувшись, ударил ладонью по стене. В том месте, где он ударил, была мозаика с нарисованным циферблатом. Свет в комнате перестал мигать, и резкий запах лаванды тоже исчез.
Конечно, можно было не лупить стену, а просто до нее дотронуться. А можно было просто встать с ложа, и будильник, заставлявший мигать свет в комнате и распространяющий запахи, заткнулся бы. Но Марку снился хороший сон, и он был недоволен пробуждением.
– Сука! Не могла дождаться, пока быстрый сон закончится? – прорычал он настенной мозаике.
Он сам отключил опцию «не будить во время быстрого сна». И всё из-за того, что чаще всего ему снились кошмары, которыми когда-то кончился его брак. Но сегодня был какой-то очень хороший сон. Хотя его содержания он уже не помнил.
Он нажал на пульте, лежащем рядом с ним, кнопку «памяти» и загнал все свои сегодняшние быстрые сны, вернее, их электро-импульсы, в 3072 стек. «Потом гляну», – подумал он.
Время поджимало. Нужно было собираться на работу.
Сегодня он работал с Мартой. Работать с Мартой ему было очень приятно. Ему нравилась эта девочка. Марта приехала в Екатеринослав из Якутии и теперь училась в университете. Когда она поворачивала к Марку свои огромные зелёные чуть-чуть раскосые глаза, у него перехватывало дыхание, и если бы она смущённо не опускала своих длиннющих ресниц под взглядом Марка, он мог бы умереть, упав бездыханным. Это было, конечно, преувеличение, но часть правды в этом явно была.
Марте, окончившей второй курс Екатеринославского биофака, было всего девятнадцать. У неё была летняя практика.
Сказать, что она была привлекательна – ничего не сказать. Её хотелось обнимать, целовать, мять или хотя бы дотронуться. Но делать этого было нельзя, и от противоречивых чувств у Марка при встречах с ней случалось полуобморочное состояние.
Марк всеми силами старался не рассматривать её как объект влюблённости. Он старался не заглядывать в её и так очень скромное декольте расстёгнутых пуговиц рабочего комбинезона. Надевала ли под него Марта хоть что-нибудь?
Но слишком велика была разница в возрасте. Он понимал, что шансов у него совершенно никаких, хотя дыханию приказать было трудно.
Сегодня им нужно было пробить участок а1264в4087. Пробить означало собрать полную биокартину о растительном, животном и грибном макромире этого участка.
Марк работал зав. отдела экологии при муниципалитете Екатеринослава. Отдел состоял из шести самых больших (как считал Марк) разгильдяев.
Сегодня, нужно было просканировать шестнадцать квадратных «кэмэ». А учитывая, что на этом участке было небольшое, но достаточно глубокое озеро, куча оврагов и ключей, работа должна была занять весь день.
Марта
Не каждый день ему выпадало удовольствие работать с этой девочкой, но чаще, чем другим. В том, что компьютер-распределитель чаще давал её в напарницы именно ему, было маленькое мошенничество. Марк поставил предпочтение для одной из двух других пар, что ему, как начальнику, разрешалось, и компьютер чаще давал Марту в напарницы или ему, или Вере Семёновне, которая предпочитала оставаться в муниципалитете, на обработке сканирования. Вера Семёновна не любила летать, даже в автоматическом режиме и была благодарна Марку, когда он оставлял её у компьютера в микроклимате помещения муниципалитета.
Желая ещё минутку полежать, Марк переключил потолок в режим зеркала и осмотрел себя.
– Ничего. Сойдёт для сельской местности, – сказал он, слегка скривившись на появившийся животик и недостаточно накачанные плечи. Он напряг мышцы. Черные вьющиеся волосы и кожа с бронзовым загаром отвлекли его от недостатков. Да и животик, если лежать на спине, был виден не так сильно.
И, понравившись себе, как всегда, одним движением вскочив с ложа, которое тут же скрылось в стене, он подошёл к хранителю.
Внимательно и презрительно осмотрев имеющиеся там полуфабрикаты, достал кусок конопляного пирога с «говядиной» и засунул его в нагреватель. Это было имитацией, но рисковать было незачем.
Когда пирог нагрелся, Марк вытащил его из нагревателя и подошёл к полуметровой мраморной фигуре слона с большой лампой в хоботе, стоявшей в углу.
Открыв седло слона, он бросил в открывшееся отверстие пирог и набрал на пульте внутренней стороны слоновьего седла свою любимую комбинацию – комбинацию жареного, светлого черепашьего мяса.
Слон на самом деле был вовсе не светильником, хотя и светильником он тоже был. Слон скрывал в себе настольный аннигилятор, компьютер и чунити, с загруженной в компьютер чунити-базой.
Настольные аннигиляторы, эти микро-электростанции и чунити, преобразователи, превращающие всё во всё, федеральной властью были строго запрещены.
Золотой век человечества, только начавшись, был прерван властной рукой федералов.
Эх! Как было жаль Марку этого века.
Триста лет назад, когда предок Марка разделался с вегетарианами, человечество заразилось коммунизмом. Это был военный коммунизм. Но каждому члену общества в рамках имевшихся ресурсов предоставлялось всё необходимое.
Ресурсов было мало. И людей было мало.
Развёрнутая программа клонирования провалилась. Потомки клонированных людей в третьем поколении оказались практически бездетны. Были исключения. Было достаточно исключений. Но в своей массе каждая тысяча потомков клонированных людей давала максимум двести детей. И хотя эти двести потомков по плодовитости уже ничем не отличались от нормы, этого было мало, и это угрожало всему генетическому фонду человечества.
Клонирование свернули. И вот за триста лет человечество едва перевалило за четыреста миллионов человек. И такая ситуация требовала от всех граждан работать. А для работы были нужны серьёзные стимулы. Эти стимулы создали, покончив с военным коммунизмом.
Положение людей и их социальный статус всего за пару поколений привели к появлению слуг и господ.
И вдруг двадцать пять лет назад братья Смирновы создали настольный аннигилятор.
Энергия, которая раньше двигала только космические корабли, стала бесплатной для каждого дома. Это прошло безболезненно, так как кроме энергии человеку нужно было ещё многое, что заставляло его работать.
Но восемь лет назад Тао Рубинштейн создал преобразователь «Чунити».
С помощью чунити, пользуясь дармовой энергией аннигилятора, можно было получить любое вещество из любого.
В инфонте разные программисты на ЕТПЧ писали для чунити программы, обменивались ими. Программы были для различных нужд и писались тысячами. Возникла БАЗА.
Любая прихоть обладателя настольного аннигилятора и чунити могла быть выполнена почти мгновенно.
Все, кто сумел приобрести Чунити у умельцев, которые их делали, были просто счастливы.
Все, кроме федеральной власти и власти новых господ.
Вакханалия счастья продолжалась пять лет. И счастливчики были готовы многим поделиться с остальными.
Но федералы под предлогом того, что маньяки используют настольный аннигилятор для уничтожения человечества, его запретили, ввели жёсткие наказания за владение аннигиляторами и чунити. Нарушителей лишали социального статуса и отправляли на пожизненную каторгу. Аннигиляторы, чунити и компьютеры с базами конфисковывались.
Возникшее движение обладателей чунити было малочисленным, и его тут же раздавили. Еды хватало и без чунити. Люди смирились, боясь потерять то, что у них было.
Но разве за всем уследишь? Разве всех поймаешь?
Умельцы маскировали аннигиляторы и чунити.
Если гражданин работал, заказывал всё, что необходимо, за получаемую оплату, он был вне подозрений. Но как только система вычисляла пониженные требования гражданина, к нему направлялся обыск.
Но смешные эти федералы. Обыски почти никогда ничего не давали. Пониженные требования чаще были чертой характера жмотов, а не обладателей аннигиляторов и чунити.
Марк закрыл «слона» и съел изумительно пахнущее, нежнейшее черепашье мясо. Потом бросил для запаха на язык лист конопли, которая росла у него за окном, пожевал его, надел комбинезон и вышел из апартаментов.
Поднявшись на крышу, Марк вошёл в стоящий там септалёт, включил автомат и полетел на встречу с Мартой.
Можно было лететь и на ручном управлении. Так было бы на пару минут быстрее. Но Марку хотелось немного продлить предвкушение встречи с Мартой. Хотелось помечтать о ней перед встречей, представить, как он целует ей то, что скрывает рабочий комбинезон.
Марк не специально так делал, но так получалось.
У него был хороший септалёт. На нём были самые мощные двигатели и новые атомные батареи. Но кроме этого был ещё небольшой секретный ресурс.
Внутри большого центрального движка находился аннигилятор, который в течение десяти секунд мог в три раза увеличить мощность двигателя.
Марк уже пару раз испытывал этот эффект, когда был один над лесом, и небо было затянуто грозовыми тучами. Но возможности, которыми он так гордился, применять открыто было нельзя. Риск оказаться на каторге Марку не улыбался.
Подлетев к мемориалу погибших за Новороссию, около которого и находился муниципалитет, он увидел Марту.
«Никогда не опаздывает». – Подумал он.
– Привет! Как дела?
– Здравствуйте, Марк. Дела как обычно, – сказала Марта, запрыгивая в септалёт.
– Что-то ты невесёлая, – сказал Марк, набирая высоту.
– А чего веселиться? С мамой плохо, а лекарства не выдают.
– А что за лекарство?
– Фемисталин бета.
– А почему не выдают, и что такое плохо?
– Плохо – это то, что, как говорят врачи, маме осталось не больше чем полгода. Вода в лёгких. Фемисталин помог бы восстановить функцию почек. Клонировать почку ведь запрещают? Хотя маме уже не рожать.
– Проблема. Обсудим чуть позже.
Марк отключил автомат, и септалёт взмыл вверх по дуге и, достигнув высоты в километр, стал падать прямо на заданный участок.
Опустившись на поляну, Марк предложил Марте выйти и потом совершил должностное преступление. Он ввёл в память септалёта программу полёта и запустил программу сканирования. Через три часа, просканировав всю территорию, кроме двух глубоких балок и озера, септалёт должен был сесть на берегу озера.
От поляны до озера было метров шестьсот. Марк и Марта, пройдя по лесным тропинкам, через двадцать минут были на берегу.
День был солнечным, песчаный берег чистым, а вода тёплой.
– Искупаемся?
– Я без купальника.
– Ну, не будем друг на друга смотреть.
– Ладно, – сказала Марта, улыбнувшись, и прошла пару метров, якобы спрятавшись за редкие ветви ивы, склонившиеся к самой воде.
Ива была очень символической занавеской, поскольку ничего не скрывала. И Марта ничего не скрывала. Но Марк старался не подглядывать, а это было непросто. Он сумел заметить, что под комбинезоном у Марты были только трусики, которые она повесила на ветку ивы.
Он не стал никуда отходить, а, сбросив с себя одежду, состоящую из х/б комбинезона, трусов и спортивных тапочек, на песок, разбежался и нырнул.
Когда он вынырнул, увидел плывущую к нему Марту и тоже поплыл к ней.
