скачать книгу бесплатно
И поэтому я медленно положила сумку обратно на стул и села на краешек стола. Палец еще некоторое время неуверенно витал над экраном телефона, не решаясь ткнуть в нужное имя. Вздохнув, я все же сделала это. Пошли долгие, нескончаемые и нестерпимые гудки.
– Да, алло? – спросил далекий, но такой знакомый голос тети с характерной хрипотцой.
– Привет, теть Вер, – выпалила я и тут же рассердилась на саму себя. К чему этот детский тон? – Узнала?
– Алиса? – в голосе тети ей послышалась некоторая опаска. – Это ты?
– Да. Это я. Как вы там?
– Все хорошо. Ты-то как?
– Нормально, – мда, содержательный диалог.
Повисла пауза. Я закусила нижнюю губу. Мне вновь захотелось плакать. За дверью, громко возмущаясь, прошли ученики, задержавшиеся в школе, и я очнулась, глубоко вздохнув.
– Я звоню насчет родительского дома, – я слишком устала для намеков. Лучше говорить прямо и сразу о деле.
– А что с ним? – спокойно спросила Вера, словно давно ждала этого разговора. – Я за ним приглядываю, проверяю его раз в две недели, окна вон новые потихоньку вставляем, запах гари вывели. Ремонтируем его с Диной потихоньку. Я не говорила тебе разве?
Ну вот, началось. И снова внутри все наполнилось липким стыдом с примесью злобы. Да почему я вообще чувствую себя виноватой? Словно я сама очень хотела бросить дом и уехать в Белгород с бабушкой. И тетя Вера не уставала меня тыкать в это, как провинившегося котенка. О том, что я не очень-то жаждала покидать родные края, все деликатно умалчивали.
– Говорила, – ответила я сухо. – Я с удовольствием помогла бы вам с ремонтом. Но жизнь распорядилась иначе.
Вот так. Получай свою дозу обвинений. Ведь не жизнь, а именно ты с удовольствием избавилась от меня, отправив подальше от моего дома. Я чувствовала нарастающее раздражение. И впилась ногтями в ладонь, стараясь держать себя в руках. Привычка так резко реагировать на провокации до добра точно не доведет.
– Да я разве говорю что насчет этого? – искренне удивилась Вера. – Просто чтобы ты не беспокоилась. Все под присмотром.
– То есть мне показалось и ты не собираешься его продавать? Ох, прости тогда, – злость выходила из-под контроля.
– Собираюсь, – спокойно ответила Вера. – А ты против? Жить там уже невозможно, по крайней мере нашей семье, время его тоже не щадит, с каждым годом состояние все хуже и хуже. Не продадим в ближайшее время – и от него точно ничего не останется.
Я постучала пальцами по столу, раздумывая несколько секунд над словами тети. Что ж, в них есть резон, и мой пыл начал угасать. Злостью тут точно дом не отвоевать.
– Ты могла для начала посоветоваться со мной.
– Да я позвонила бы, как только появился первый покупатель, – тетя Вера не сдавала позиций. – В очередь за домом никто не стоит, что толку тебя заранее тревожить? А так, ясное дело, что сказала бы, без тебя эту громадину не продашь.
– Посоветоваться насчет продажи, – пояснила я, решив не отступать. – Ты не думала, что я не хочу его продавать?
– Ну, тогда тебе стоит найти того, кто будет за ним присматривать, пока тебя здесь нет. У меня уже здоровье не то. Да и Динке помощь скоро будет нужна.
– С ней все в порядке? – пожалуйста, скажи, что нет.
– Все в порядке. Забеременела просто, – с запинкой ответила тетя.
Ого, так даже лучше. Я одернула себя. Алиса, нельзя быть настолько злопамятной.
– Ох, поздравляю. Передай ей мои поздравления.
– Спасибо. У тебя как на этом фронте дела?
– Глухо. Что ж, я поняла, теть Вер. Но ты подумай насчет дома – может, его стоит сначала частично восстановить? Я бы могла помочь с деньгами.
Моя рука невольно погладила сумочку, где лежал кошелек с заветной карточкой, на которую я упрямо в течение девяти лет откладывала деньги, сначала с сиротского пособия, а потом и со стипендии, стараясь получать всегда повышенную. Любая лишняя копейка отправлялась в «Фонд дома», как я называла его про себя. Конечно, сумма не была огромной, но на восстановление дома вполне могло хватить. И я всегда знала, что потрачу эти деньги именно так.
– Восстановить? – Вера всегда оживлялась, услышав слово деньги. – Можно. Так и быстрее продадим.
– Да, вот и я о том же, – одобрительно закивала я, – ты подумай хорошо и позвони мне, ладно?
– Хорошо.
– Тогда до связи. Приятно было тебя услышать, – солгала я, вспоминая холодный пот, который прошиб меня перед разговором.
– И я всегда тебе рада, – под стать мне «искренне» ответила Вера.
Да уж, наши семейные узы как никогда крепки. Отключившись, я некоторое время смотрела в пол. Линолеум, покрытый кругами от жвачек, представлял собой жалкое зрелище. Я вздохнула, отводя глаза. Внутри меня что-то перестраивалось. Момент, которого я так долго ждала, – наконец наступил. Я выдохнула и, выпрямившись, быстро вышла из кабинета.
Я приняла решение еще четырнадцать лет назад, когда меня, сжавшуюся на заднем сидении с прижатым к груди рюкзаком с вещами, отправляли из родного города в неизвестность. И каждый день, проведенный сначала в доме бабушки, а потом и в этой квартире, я раз за разом принимала одно и то же решение. Вернуться домой, чего бы мне это ни стоило.
Пока я шла к остановке, перед глазами вновь возник образ любимого дома. Обои кремового цвета в гостиной, подранные старой вредной кошкой Томой, выцветшее зеленое кресло у камина в углу, в котором я пряталась от непогоды. Наш маленький садик, в котором мама каждое утро возилась в широкополой шляпе и розовых перчатках. Яблонька, посаженная в день моего шестого рождения, мамин мольберт, стоявший одиноко на балконе. Гараж, заваленный старыми и таившими в себе истории вещами. Стена Славы, как называли ее бабушка и дедушка со стороны отца, увешанная фотографиями с семейных праздников, портретами и памятными наградами предков.
«Этот дом строился для тебя несколько десятков лет, поэтому постарайся беречь эти стены и эти вещи», – в моих ушах вновь как наяву прозвучал строгий голос отца, отчитывавший меня за разрисованную стену в коридоре.
Я села в маршрутку и перевела взгляд, полный слез, на картины города, пролетавшие за окном. Страшно бросить свою жизнь, Тима, нашу маленькую семью в бедной, но наполненной тысячами теплых воспоминаний квартире. И в то же время мое сердце рвалось в прошлое, туда, где стоит мой дом. Внутри настойчиво звенела одна мысль – я должна вернуть то, что мне принадлежит.
3 глава
Прощание
Открывая дверь квартиры, я мысленно умоляла Тимура оказаться внутри. Перешагнув порог, я сразу взглянула на место для обуви под тумбой и, не увидев обычно валявшийся там кроссовок, почувствовала болезненный укол в сердце. Что я там думала десять минут назад? Семья, Тимур, квартира?
– Черт, – вырвалось у меня устало.
Я села на пуфик и тупо уставилась на закружившую у ног Милку. Слезы бессилия хлынули из уставших глаз. Меня разрывало от обиды и досады. Неужели для него ничего не имеет значения? От боли хотелось застыть здесь, в этой темной и холодной прихожей до тех пор, пока у двери не загремят ключи.
Переждав внутреннюю бурю, я все же нашла в себе силы успокоиться. Достав телефон, ткнула на его имя. Пошли гудки, но по ту сторону никто не ответил. Я почувствовала отчаяние. Вдруг что-то случилось? Проклятая, мучащая меня с самого детства мысль. Потому что всегда что-то в итоге случается.
Мысли вихрем проносились у меня в голове – когда он вернется, вернется ли вообще, что мне делать, как не умереть от этой волны отчаяния и осознания собственной беспомощности. Я еще долго сидела так, вслушиваясь в шуршание лифта и стуки соседских дверей, надеясь, что скоро и наша дверь также стукнет. Как же мне хотелось снова его увидеть. Уже неважно, что он снова ушел и, скорее всего, не придет ночевать. Я застонала от этого невыразимого желания. Мое сердце словно сковали во что-то горячее и колючее. С каждой мыслью оно стучало отчетливее, врезаясь в эти болезненные путы.
Очнулась я только тогда, когда прихожая практически полностью погрузилась в темноту. Щелкнув выключателем, я поднялась и скинула верхнюю одежду. Прошествовала на кухню, уже совершенно ничего не чувствуя. Хотелось просто выпить чаю и согреться. Под мерный шум нагревающегося чайника я встала у окна, рассматривая город с высоты девятого этажа. Макушки серых многоэтажек уныло выглядывали из-за пыльных зеленых крон деревьев. Вечернее небо покрывалось тучами в ожидании ливня. В воздухе витало предчувствие беды. Ну или мне так кажется. Однако впервые мне понравился вид за окном. Приятно ощущать это созвучие природы с моим внутренним состоянием.
Чайник протяжно завыл. Я налила себе большую чашку чая. На столе лежала не убранная с утра посуда, в том числе и подаренная мной кружка Тима, брошенная им так же, как и ее дарительница. Взглянув на бардак, я зло фыркнула и двинулась в гостиную. Лучше уж посижу там.
Я устроилась на диване поудобнее, подобрав колени к груди и сжав ладонями кружку. В полумраке вечера летучие мыши в панике искали укрытие от грядущего буйства. Проносились зеленые листья, срываемые с веток порывами ветра. Я чувствовала себя таким же листиком – вот только я упорно держалась за ветку, которая уже мечтала меня сбросить.
Как-то незаметно чашка опустела. Голова начала клониться к коленям. Сквозь дымку слез и усталости я слышала, как яростно забили по стеклу смолистые капли дождя. Я уткнулась лбом в колени и прикрыла глаза. Всего на мгновение…
Еще сонная, я резко подняла голову. Комната погрузилась в темноту. А сердце бешено билось. Я точно проснулась от звука хлопнувшей двери. Прищурившись, я вглядывалась в темноту, слыша тихое сопение в прихожей. Наконец, в проеме двери появилось бледные очертания лица Тимура.
– Пришел? – хрипло спросила я.
– Да, – он подошел ближе. И сел рядом.
От него несло водкой, но я чувствовала, что он совершенно трезвый. Сцепив руки в замок, Тимур долго молчал, глядя перед собой. Я притихла рядом, чувствуя неладное. В этой вихрастой голове сейчас варилась тяжелая мысль. И я в ужасе ждала его слов, как приговора.
– Я устал, Лис, – еле слышно сказал Тим.
За окном начинало рассветать, и в полутемной дымке я могла разглядеть его блестящие мерцающие глаза. Серьезные и непоколебимые. Мне стало страшно. Я попыталась дотронуться до него, но его теплая, чуть мозолистая рука мягко отодвинулась. Я промолчала, чувствуя, что так будет лучше.
– Так больше не может продолжаться, – со вздохом произнес Тим. – Я люблю тебя, но нужно все это прекращать.
– Все это? – тихо переспросила я. – Нужно прекратить семью? Как так?
– Да вот так. Я просто так больше не могу. Да и ты тоже мучаешься.
– Я не мучаюсь, – быстро помотала я головой, подобрав ноги под себя и пристально рассматривая его. – Что случилось? Еще же вчера всё было хорошо.
– Да не было все хорошо, – Тимур откинулся на спинку дивана. – Уже давно все не хорошо. Я просто притворяюсь, но я уже задолбался так жить.
Он неожиданно рассмеялся. И от этого тихого смеха мне стало еще страшнее. Я боялась дышать. Грудную клетку сжало до боли. Я разыгрывала непонимание, боясь признаться в том, что сама давно чувствовала.
– Я уже забыл, когда в последний раз чувствовал себя спокойно, – продолжил Тим. Слова явно давались ему с трудом, но он уже не мог их сдерживать. – Когда чувствовал себя нормальным. Я не был таким. Я раньше не сбегал от тебя, не пытался забыться, не боялся твоего укоризненного взгляда. Это все не я. Какой-то другой мужик.
– И это моя вина, – тихо сказала я, не веря своим ушам. Меня захлестывала обида от такой несправедливости.
– Да, – резко ответил он. – Ты же учительница, сирота с тяжелым детством, вся чистая и правильная. Ты всегда прощаешь и ждешь. Никогда не подставляешь и делаешь все, что должна. А я уже не могу просыпаться от очередного твоего крика во сне, не могу следить за твоим настроением, ждать, когда тебя снова захлестнут старые страхи и воспоминания. Я больше не хочу так жить. Бояться тебя обидеть, сказать лишнее слово. Только бы Алиса не беспокоилась, не стала плакать, не огорчилась, а то вновь придется водить ее к психологу и отпаивать таблетками. Ведь у нее такое тяжелое детство и больше никого нет. Я задолбался.
В конце он все же сорвался на крик. А я все же заплакала. Я видела на его лице искреннюю обиду и злость. Меня затрясло от понимания того, что эта злость обращена в мою сторону. В голове словно разорвался шар, переполненный обидой. За что он меня так ненавидит?
– Я не выбирала все это! – крикнула я, захлебываясь от слез. – Ты думаешь, мне нравится постоянно вспоминать какие-то ужасы из прошлого и просыпаться от кошмаров? Я, по-твоему, в восторге от этого?
– Нет, – Тимур быстро взял себя в руки, но по его лицу загуляли желваки. – Но я больше не могу и не хочу быть тебе домашним психиатром. Не хочу жить с тем, кого жалею. Я обычный, Алиса. Мне нравится гулять, выпивать с друзьями по выходным и не чувствовать себя предателем века за это, есть борщ после работы и пялиться в телик. Мне надоело разбирать твои видения и воспоминания, копаться в тайнах прошлого, лечить твои детские травмы и комплексы. А сегодня после твоего кошмара я понял, что это никогда не закончится. Я хочу жить спокойно.
Последнюю фразу он отчеканил. Слезы лились по моему лицу, но я вытерла их рукавом, стараясь говорить спокойно.
– Ты знал, на что подписываешься. Я предупреждала. И ты согласился.
– А теперь отказываюсь.
– Вот так просто?
– Нет. Но так надо. Я не хочу больше ранить тебя и хочу сам пожить спокойно.
– Хорошо. Ты можешь хотя бы успокоиться, все обдумать, а потом уже решать? Я схожу на работу, вернусь, и мы поговорим.
– Нечего уже решать, Алис, – помотал головой Тимур, решительно поднимаясь. – Я переберусь к Женьке, а ты оставайся здесь.
– Но мы же семья! Как ты можешь меня бросить?
Последние слова вырвались вместе со слезами. Я смотрела на его домашний зеленый свитер, на теплые и сильные руки, так часто закрывающие меня от всего мира, на лицо, на котором я изучила каждую морщинку, и внутри меня зрела надежда. Вот прямо сейчас презрение в его глазах сменится усталостью и раскаяньем, он вздохнет. И чуть улыбнется. Обнимет меня, извинится за эту немыслимую жестокость, и мы вместе решим, что будем делать. Потому что сама я вообще больше ничего не знала.
– Слушай, – вздохнул Тимур и взглянул на меня еще холоднее, – я уже все решил. Я выйду покурю.
Не дожидаясь ответа, он вышел на площадку, хлопнув дверью. Я закрыла лицо ладонями, шумно выдыхая. И дала волю слезам. Несмотря на обиду, я не злилась на него. Чувствовала только боль. И с каждой минутой его отсутствия становилось все невыносимее.
У меня больше нет никого. Не осталось ни одной души, которой я важна. И даже самый близкий отказывается от меня. Я не могла поверить во все происходящее. В голове мелькали тысячи теплых моментов. Что бы со мной ни происходило, он поддерживал меня. И я знала, что ему тяжело, но Тим не подавал вида. Вот только последние полгода стал все чаще уходить из дома, но я искренне верила, что это просто такой период. А теперь внезапное предательство.
Да, предательство. Мои глаза сузились от ярости. Он знал, на что подписывается. Я не обманывала его, и он сам согласился стать психиатром, зная о моих проблемах. Неужели для него так просто забыть свои обещания?
Я встала, не в силах оставаться в неподвижности. И представляла, как Тимур сейчас войдет, и я все ему скажу. Он должен понять. И должен поддержать меня. Я же поддерживала его после университета, когда он не мог найти работу, и помогала пережить смерть отца. Или теперь и это ничего не значит?
Я в нерешимости стояла перед дверью, прежде чем решилась выйти на лестничную площадку и попытаться поговорить. Но перед этим еще задержалась в прихожей, сняла резинку с волос, упавших мне на плечи тяжелой медной волной. Расчесалась и вытерла слезы. Затем вышла на площадку, спокойная и готовая к разговору.
Но лестничная площадка пустовала. Я нахмурилась, пожав плечами. Посмотрела на лестницу, ведущую наверх, затем спустилась чуть вниз.
– Тимур? Ты здесь?
Мой хриплый от слез голос разнесся эхом. В воздухе еще клубился дым и стоял тяжелый запах сигарет, но самого Тимура и след простыл. С громко бухающим от волнения сердцем я прошлась по всем этажам и, выйдя на улицу, поняла, что он ушел. Серьезно? Сбежал после разговора? От моего спокойствия не осталось и следа. Я с трудом преодолела желание побежать по улицам, чтобы найти его. Нельзя. Дверь в квартиру оставалась открытой.
Я вернулась, перепрыгивая через две ступени. В квартире обнаружился и телефон Тимура, который он с собою не взял. Что делать? И ведь он вряд ли вернется. Неужели это все? Бросить меня вот так? Я в панике набрала Женьке, но абонент оказался недоступен. С трудом подавив желание обзвонить всех его друзей, я вышла на балкон, разглядывая лавочки и детскую площадку. Может, он просто вышел на улицу подышать? Но Тимур словно растворился в воздухе.
Каким-то чудом, чередуя слезы и уговоры, я все же успокоила себя. Он не должен пропасть. И в конце концов все же вернется. Ему завтра на работу. Вещи здесь. И телефон ему нужен. А вдруг возьмет у Женьки и тогда не нужно будет возвращаться? Замученная собственными слезами и истощенная паникой, я села на кухне. И как завороженная смотрела, как Милка вылизывает грязную тарелку. Кошка словно чувствовала, что в этой ужасающей тишине и одиночестве мне нет дела до ее бесчинств.
– Что теперь делать? – спросила я сама себя. И еле узнала свой голос, охрипший от слез. – Что мне делать?
Хотелось только умереть. Даже не так. Перестать функционировать. Перестать думать и чувствовать. Отключиться. Никогда я не чувствовала себя настолько одинокой и ненужной. И никогда я настолько не любила эту квартиру. Обняв колени обеими руками, я в тоске разглядывала стены кухни, и мой взгляд вылавливал каждую мелочь, связанную с нашей совместной жизнью.
Засушенные с прошлой годовщины розы на холодильнике, куча магнитов с поездок друзей и наших небольших вылазок в другие города, медный чайник с расплавленной ручкой, наши шикарные черные тарелки, купленные на первую зарплату Тимура в начале совместной жизни. Я невольно вспомнила, как мы впервые встретились на первом курсе университета.
Тимур учился на менеджера, ходил в одинаковых темных джемперах, аккуратно подстриженный, смотрел хмуро и сердито на всех окружающих льдинками голубых глаз. И сразу же мне этим понравился. Я тогда подумала, что вместе мы будем смотреться как парочка снобов, ненавидящих всех вокруг. И я, типичная серая мышь, познающая тайны истории, искала с ним встреч со своими непослушными волосами в зеленом свитере на два размера больше, пропахшем стариной бабушкиного дома, и ожидала, что он со мной, наконец, заговорит. И он заговорил.
Наш первый разговор. По-моему, о каком-то учителе, который лютовал на парах. Я невольно улыбнулась, вспоминая учебные годы. Даже не верилось, что я ему понравилась. Но, видимо, Тиму тоже показалось, что мы друг другу подходим. Мы свободно стали гулять вместе, словно знакомы уже тысячу лет, рассуждали про всякую важную философскую чушь и как-то незаметно для себя договорились снимать вместе квартиру до окончания университета.
Первый месяц мы держали себя в руках и просто дружили. Смешно вспоминать, каким неловким вышел наш первый поцелуй и секс. Но в то же время естественным и простым. Все происходило так, как и нужно. И мы оба это чувствовали.
Я встряхнула головой, чувствуя щемящую боль в груди. Слишком тяжело сейчас вспоминать все то, что нас связывало. В этот момент я услышала подъезжающий лифт. Сердце замерло от надежды. Да, это он. Дверь в квартиру резко распахнулась.
Тимур вошел весь осунувшийся и словно побитый. Взглянул на меня пустыми глазами и поставил чайник. Нет сил ругаться. Я просто смотрела на него в надежде, ожидая слов раскаяния. Он погулял, остыл и наверняка передумал.
– Прости меня, – сказал Тимур. – Я погорячился и обидел тебя. У меня нет злости или ненависти к тебе. Мы здорово прожили эти три года. Ты скрасила мою жизнь, помогала мне во всем и поддерживала. И я правда люблю тебя.
– И я тебя люблю, – прошептала я в ответ, чувствуя, как легкие начинают дышать свободнее. – Давай просто все забудем и продолжим жить, как раньше?
– Нет. Как бы мне ни хотелось, но нужно разойтись. Я не знаю, хотя бы на время. Понять, что делать дальше. Может, и тебе станет лучше? Может, я только мешаю тебе вспомнить нужное и разобраться в себе?
В его глазах засияла надежда. И от этого стало еще больнее. Он стоял на нашей кухне и мечтал, чтобы я согласилась. Отпустила его. Несмотря на жуткий внешний вид, во всем его лице уже чувствовалось дыхание новой жизни. Плечи распрямились, а в глубине глаз еще совсем робко оживало ощущение собственной свободы. Я словно видела, как в его голове появлялись новые планы и цели. Как он становился счастливее только от одних мыслей об этом. О жизни без оглядки на меня, вечно замороченную и несчастную. И я сдалась. В конце концов, если он станет от этого счастлив, то я могу исчезнуть из его жизни. Если любишь, то отпусти, так ведь?
– Да, давай так и сделаем, – я спокойно улыбнулась. – Разойдемся на время, разберемся в себе. Ты прав.
