скачать книгу бесплатно
Наконец, она очнулась, и присела на кровати. Сон помнила в деталях. Ей казалось, что она до сих пор чувствовала прикосновение крыла ворона.
Маричка встала, пошла в сени, зачерпнула ковшиком прохладной воды из ведра и залпом выпила. Встала мама, спросила:
– Что ты, дочка?
– Сон приснился, – шепнула Маричка.
– Куда ночь, туда и сон, – сказала Лукерья, перекрестившись, – ложись, дочечка, спи.
Маричка пошла в комнату, легла. Еще долго она не могла заснуть, вспоминая красавца в льняной рубахе, только никак не могла разглядеть его лица, ослепленная лучами яркого солнца. Так она лежала, пока сон не сморил ее.
4. Встреча за хутором
Утром Маричка проснулась от шума. Она встала, оделась, заплела косу и спросила:
– Куда это батько и Пашка собираются?
– Под Корсунь, идем по пятам за польским войском, – сказал брат, собирая амуницию.
Жена Павла, Оляна, кинулась ему на шею и зарыдала.
– Чего ты его оплакиваешь прежде времени, перестань, вернется он, – успокоила невестку Лукерья.
Оляна вытерла глаза платком и стала собирать узел с провизией, положила кусок сала, буханку хлеба, соль, редис, лука и мешочек крупы.
– Ну, бывайте, – сказал глава семьи Тихон Лобода, – разобьем Потоцкого и вернемся.
– Храни вас Господь, – сказала Лукерья, перекрестилась, обняла мужа, а затем и сына.
– Оляна, смотри за детьми, – наказал Павло, – прощай сестра, свидимся, даст Бог.
– А мы с Маричкой приедем вслед за вами, – сказала Лукерья.
– Чего еще вам туда тащиться, – невольно вырвалось у Тихона.
– А как же! Как козаки без знахарок? А кто вам раны залечивать будет? – спросила Лукерья. – Козацкое дело воевать, а наше дело – на ноги подымать. Так что, мы с Маричкой обоз соберем с трех-четырех подвод и приедем.
– Вот неугомонная баба, – выругался Тихон, – а, делай что хочешь, – он махнул рукой, зная характер своей жены.
Когда речь шла о лечении раненых, она была непреклонна, и Маричку такой воспитала.
– Дочь, ты иди в балку, собирай побольше трав, суши, готовь снадобья, настойки, – распорядилась Лукерья, – а я схожу к Василине, бабе Одарке и Явдохе договориться, когда тронемся.
– Хорошо, мама, – сказала Маричка, беря корзину.
За хутором Маричка встретила деда Якима.
– Здравствуйте, дед Яким, – поприветствовала Маричка.
– Здорова была, Маричка, – ответил он.
– А что, помогает вам растирочка, дедушка?
– Растирка хорошая, но мне бы такой, чтоб годков двадцать сбросить, – сказал дед, скручивая табак, – я бы на коня и айда с хлопцами воевать. А то сижу тут на пеньке, комах кормлю.
– Или вы, дедушка, еще не навоевались?
– Эх, и на мой век выпало, и Хотинскую прошел, и под Переяславом. Да, было время. Как польское войско под Цецорой проиграло у османов, так поляки обратились к козакам за помощью, обещая нам права и привилегии. Мы ж с поляками плечо к плечу стояли, не дали Осману завоевать Украину и Польшу. Да, мы тогда в третий раз Петра Сагайдачного гетманом выбрали, но он был раненый в руку отравленной османской стрелой и вскорости скончался, оставивши нас в великой печали. Так вот, – дед закурил люльку. – А ты куда?
– В балку иду, за травами.
– Небось, Лукерья обоз собирает? Неугомонная твоя мать. Молодчина. Много козаков на ноги поставила. Я когда под Переяславом раненый был, меня тоже одна козачка лечила, зеленоглазая, кровь с молоком, коса по пояс. А я так и не мог твою бабушку забыть, Ульяну. Вот так-то. Ну иди, козачка, собирай травы, пока ведрышко Господь дает. Слава тебе, Господи, – перекрестился дед Яким.
5. Обоз
Третий день ехали подводы на Корсунь. Вечерело. Решили остановиться на ночлег.
– Вон место хорошее, – сказала Василина, козацкая вдова.
Василина была крепкого телосложения, сама грузила раненых козаков на подводы, собирая их после кровавых боев. Муж ее, козак Назар Писарчук погиб, когда ей было неполных двадцать пять. Детей завести не успели. Уже восемнадцать лет вдовствовала она. Сватались к ней козаки, да не могла она своего Назара забыть.
– Зараз, бабы, кулеш сварим, – сказала баба Одарка.
Бабушке было уже шестьдесят три. Много горя она хлебнула на своем веку, похоронила сначала мужа, а потом старшего сына. Вот и младший поехал с козаками под Корсунь. Дома Одарка оставила на хозяйстве двух невесток и четверых детишек. Ничего не могло удержать бабушку на месте, когда ее единственный сын где-то в походе.
А Явдоха была девка молодая, высокая, шумная и веселая. Кости вправляла, лечила растяжения. Никак не могла Явдоха жениха выбрать, а уже двадцать шесть стукнуло. Любила она одного гармониста, да он женат был, а другие ей не глянулись.
Сопровождали обоз двое козаков. Один из них, Никола, заглядывался на Явдоху, а она все его намеренья сводила на шутку.
Сели бабы у костра. Василина, нарезая хлеб, спросила:
– А что, Лукерья, твоей Марички не видно?
– Спит на подводе, степной воздух сморил, – ответила Лукерья.
– Может, разбудишь, пусть поест?
– Пусть спит, утром поест.
– Хлопцы, идите кулеш есть, – позвала баба Одарка.
– Ой, пахнет как, – сказал Иван, присаживаясь, – спасибо, бабоньки за угощенье.
– Спасибо, дядька Иван, будете говорить, когда поедите, – сказала Явдоха. – Николай, а ты чего, присаживайся, не стесняйся, не укушу, – засмеялась она.
– Ты бы, Явдоха, не насмешничала, а подала хлопцу хлеба, вот сало, ешь, Николаша, – угощала Лукерья.
– И я говорю, все шутишь, Явдоха, так и в девках засидишься, – сказал Иван.
– А вы меня, что, сватаете, дядька Иван?
– И сватаю, смотри, какой козак! А как лозу на скаку рубит!
– Знаю, знаю я. Вот вернемся с Корсуня, свадьбу справим, – пообещала Явдоха и прыснула.
– Опять смеешься, – не поверил Николай, – комедию ломаешь?
– Не, я сурьезно, засылай сватов, – улыбалась Явдоха.
– Смотри, девка, обещалась, договор дороже денег. Как вернемси – приду сватать за Николая, – обрадовался дядька Иван.
Николай сидел, как именинник. Шутка ли – Явдоха на людях обещала выйти за него. Года три он уже ходил за ней и теперь он не верил своим ушам.
А Маричка, крепко задремав на подводе, видела сон. Дорогу, вдоль нее деревья, украшенные разноцветными лентами, развивающимися на ветру. Она – панночка на коне, на голове у нее богатая сорока – головной убор, украшенный шитьем и драгоценными камнями, нитками бисера на челе, на висках длинные жемчужные нити, а сверху над сорокой – белый тонкого шелка платок. Она в платье с длинными рукавами и манжетами. Рядом с ней на коне статный паныч. Скачет, улыбается ей.
Неожиданно поднялся сильный ветер, головной убор сорвался с головы, разметались волосы. Лошадь понеслась. Ветки бьют по лицу, по белой коже. Маричка очнулась ото сна. Открыла глаза, сначала не поняла, где она. Над головой – синее небо с россыпями звезд. Полынью пахнет. Сверчки поют свои трели. Невдалеке у костра бабы снедают[14 - Снедать – есть, употреблять пищу.] с козаками.
Маричка потянула кожух, укутав ноги, и задремала. Перед глазами стоял статный паныч на коне.
6. Шляхтич
Корсунская операция Хмельницкого завершилась очень быстро. Николай Потоцкий, напуганный слухами о превосходящей численности противника, после совета решил отступать из Корсуня на Богуслав под защитой лагеря из телег. Но на пути отступления козаки во главе с Максимом Кривоносом перекопали путь глубокими рвами и завалили деревьями. Войско Потоцкого в широкой балке, зажатой с одной стороны болотом, а с другой кручами, наткнулось на перекопы и завалы, и вынуждено было остановиться. На обрывистом склоне телеги переворачивались, лагерь потерял порядок, не мог развернуть артиллерию. Внезапный огонь пушек, спрятанных в чаще Кривоносом, вызвал панику во вражеском войске. С тыла противника атаковали казаки Хмельницкого и татары Тугай-Бея. За четыре часа армия Речи Посполитой была разгромлена[15 - Самойло Величко. Летопись, Летопись Самовидца, Симоновский П. И. Краткое описание о козацком малороссийском народе и о военных его делах. – М., 1847. – С. 1–39.].
После боя сотник Тихон Лобода подъехал к обозу, организованному Лукерьей.
– Ну, что, бабы, празднуйте победу славных сынов земли нашей, – сказал в запале Тихон, стирая следы пороха со своего лица. – Эх, переживал Хмельницкий, что поляки не могут подойти для рукопашного боя, что его козаки используют слишком много пороха.
– То вам праздник, а нам работа – раненых искать, – сказала баба Одарка.
– Наши потери должны быть невелики, – отозвался Тихон, – хорошую засаду придумал Хмельницкий, славный гетман!
– Ты Павла не видел? – спросила Лукерья мужа.
– Он ворвался в середину польского стана, когда один из польских полковников со своим отрядом в две тысячи кое-как пробился и ушел. У польского войска произошло страшное расстройство, бежали врассыпную. А отовсюду из засады выскакивали наши козаки, стреляли, кололи, рубили. Я там и Павла видел.
– Та де ж он? – переживала Лукерья. – Марийка, бабы, гайда, искать раненых.
Маричка взяла лошадь за поводья и повела по балке к месту битвы. Балка была усеяна трупами. Мимо проехали козаки, сопровождая кареты Потоцкого и других панов, захваченных в плен. Рядом застонал козак. Девушка осмотрела рану, смочила чистую ткань настойкой листьев черники, приложила к ране и наложила повязку.
– Сейчас, козак, помогу тебе, вставай, садись на подводу, – сказала Маричка и стала тянуть козака.
Посадив его на подводу, она пошла дальше. Столько трупов Маричка не видела раньше. Солнце грело голову, хотя она надела платок. С непривычки немного подташнивало. Маричка посадила на телегу еще раненого жовнира[16 - Жовнир – солдат польской армии.], совсем молодого. У рощи она нашла еще одного раненого козака с их хутора. Маричка постоянно всматривалась в лица убитых и раненых, боясь найти своего брата Павла. Пройдя еще метров десять, девушка увидела обезглавленного польского офицера. В голове ее помутнело, и она потеряла сознание. Лежа на траве, придя в себя и открыв глаза, Маричка увидела перед собой лицо польского шляхтича, прям точь-в-точь, как у того, который ей приходил во сне. Маричка встала и подошла к нему. Он еле дышал. На спине у него была глубокая рана от сабли, не считая множества ран на груди. Девушка остановила кровь из раны на спине и увидела, что удар саблей пришелся еще и на шею. Голова шляхтича уцелела благодаря металлическому шлему. Смазав раны, она потянула бесчувственного драгуна к повозке.
– Ух, тяжелый, – Маричка никак не могла затащить его на повозку.
– Позвол ми помоч, пани, – обратился к ней раненый поляк.
– Помоги, – сказала Маричка, – и сам садись на подводу.
Немолодой жовнир помог поднять драгуна и сел рядом с ним.
7. Знахарки
Вечерело, Марийка пришла с подводой раненых к месту, где бабы условились собраться, чтоб двинуться в обратный путь. Все уже были в сборе, Никола вывел лошадей на выпас в низину, где была густая трава. Дядька Иван хлопотал около костра, а баба Одарка уже бросала пшено в походный кулеш.
– Сколько у тебя раненых, Марийка? – спросила бабушка.
– Восьмеро, один сильно тяжелый, – ответила Маричка.
– Зараз раны почистим, отдохнем, лошади попасутся, а завтра рано-раненько двинемся домой. Раненых всех разобрали, я видела тут бабы с подводами ходили с Яблунивки, Каменки, Березняков, – сказала Лукерья.
– А Пашка нашелся? – спросила Маричка у матери.
– Он сам меня нашел, – ответила Лукерья, – целый, невредимый, слава Богу. Пошли, посмотрим твоих раненых.
Лукерья, Явдоха и Маричка пошли к подводе. Кто-то из раненых стонал. Дремавший раненый козак, которого Маричка нашла первым, открыл глаза.
– От девка, одних поляков понаходила, – засмеялась Явдоха. – Двое козаков, шестеро поляков.
– Зараз всех лечить будем, потерпите милые, – сказала Лукерья, – кто может встать, идите к костру зараз и накормим вас, а что ж ты, соколик, бледный такой, еле жив.
– Он, мама, много крови потерял, рана на спине глубокая, я кровь остановила, – Маричка подложила сена под голову драгуна.
– Красавчик, да не выдюжить[17 - Выдюжить – выдержать, вытерпеть.], лишний труд, надо его оставить, не доедет, – заметила Явдоха.
– Не каркай, будем выхаживать, – оборвала ее Лукерья, – не таких на ноги поднимали.
– Ну, ну, лечите, – Явдоха обняла раненого в ногу козака и помогла ему дойти к костру.
– Никола только на выпас коней повел, а она уже козака обнимает, непостоянная ты, Явдоха, девка, – пошутил дядька Иван.
– А что мне, я молодая, а хлопцев – пруд пруди, хочешь козака выбирай, хочешь жовнира. Он Маричка себе драгуна присмотрела, лежит на подводе весь белый, чуть жив.
– Зараз он не враг, Явдоха, он зараз поверженный враг, значит, будем его лечить по законам военного времени, как военнопленного, – заключил дядька Иван. – Садись, хлопец, усаживайся на тулуп, зараз тебе бабы раны намажут. Лечить. Разумеш?
– Джьэнкуэ[18 - Спасибо.], – ответил на приглашение жовнир, присаживаясь, – ай! – закричал он от неожиданности.
К нему подошла Василина:
– А ну, покажи рану, – она разорвала штанину, – да, осколок в ноге, операцию тебе будем делать, терпи пока. Как зовут тебя? – спросила она молоденького жовнира. – Твое имя?
– Мам на имьэ Радзимиш, – ответил жовнир.
– Сколько ж тебе годков? Лет сколько? – спросил дядька Иван.
– Мам дваджьэшьчя лят[19 - 20 лет.], – поляк показал дважды обе ладони.
– Двадцать, какой молодой, – сказала Одарка, – а моему Олесю будет тридцать, а сердце матери болит.
