скачать книгу бесплатно
Гадюка Машка
Вовка Морковкин любил всякую живность. Пойдет гулять и обязательно кого-нибудь с улицы притащит – то вороненка, то котенка, то лягушонка…
С лягушонка все и началось. Принес его Вовка домой и положил на кровать в своей комнате. А лягушонок вместо того, чтобы спокойненько сидеть на кровати, – прыг на пол, и – прыг-скок, прыг-скок – отправился по квартире путешествовать. Вся семья Морковкиных – папа, мама, Вовка и Вовкина сестра Капа – в это время обедали. А тут лягушонок – прыг! – на стол и – скок! – в папину тарелку.
На первое были зеленые щи. Вот лягушонок, видимо, и решил, что эти самые щи – его родное болото. Ну что с глупого возьмешь – совсем недавно еще головастиком был.
Но папа это в расчет не принял.
– Эт-то еще что за безобразие? – раскричался он. – Лягушка у меня в тарелке!
– Ой, подумаешь, лягушка, – говорит мама. – У французов, между прочим, лягушка считается деликатесом.
– И у китайцев тоже, – добавила Капа.
– Я не француз и не китаец! – кричит папа. – Я русский и поэтому предпочитаю есть суп без лягушек!
– А что ты так кричишь? – закричала в ответ мама.
– Да не кричите вы так! – закричала Капа на маму с папой.
– Да ты сама-то не кричи! – закричал Вовка на Капу.
В общем, все кричат, руками машут, один только лягушонок сидит тихонечко в тарелке с супом, среди морковки, картошки и капустки, и выпученными глазенками моргает.
Не успела эта история с лягушонком закончиться, как Морковкин принес с улицы ужонка. И положил его в коробку из-под обуви, а коробку засунул под свою кровать.
И стал ужонок жить у Вовки под кроватью. И хотя было абсолютно непонятно, кто он на самом деле – уж или ужиха, Морковкин назвал ужонка – Машкой, в честь девчонки из своего класса – Машки Промокашкиной, – которая ему очень нравилась.
Вовка с Машкой так сдружились – прямо не разлей вода. По ночам, чтобы не видели родители, Морковкин выпускал свою подругу из коробки погулять по комнате – строго-настрого предупредив, чтобы за дверь – ни-ни. И Машка оказалась очень даже понятливой ужихой (ну или ужом), она ползала по полу, по столу… а вот за дверь – ни-ни.
Наползавшись всласть, Машка заползала на кровать и обвивалась вокруг Вовкиной шеи. Так они и спали всю ночь в обнимку.
Но вот однажды… Приехал к Морковкиным погостить мамин брат – дядя Коля. И ему, на недельку, отдали Вовкину комнату.
Перед дядиколиным приездом Вовка сказала Машке:
– Смотри, Машка, сиди тут тише воды, ниже травы. Из-под кровати не вылезай. А вот тебе еда на неделю…
И с этим словами Морковкин положил рядом с Машкой несколько шоколадных конфеток. Машка сладкоежкой была и страсть как обожала шоколадные конфетки.
А вскоре приехал дядя Коля. Но прожил он не неделю, а всего лишь один день. Потому что на второй день Вовкина мама обнаружила его на Вовкиной кровати – только не пугайтесь, мои маленькие читатели и читательницы, – без признаков жизни.
Ну-у, тут та-а-акой переполох начался – почище того, когда лягушонок в папину тарелку с супом запрыгнул.
Вызвали, конечно, «скорую».
Тетенька-врачиха осмотрела дядю Колю и говорит:
– Его гадюка укусила.
– Какая еще гадюка? – изумляются папа с мамой.
– Самая что ни на есть ядовитая, – отвечает тетенька-врачиха и тычет пальцем в дядиколину шею. – Видите, след от укуса.
– А откуда у нас в квартире могла взяться гадюка? – недоумевают мама с папой.
– Ясное дело, откуда, – говорит Капа и этак хитренько на Вовку поглядывает.
Вовка-то тоже сразу понял – откуда. Это его лучшая подруга Машка гадюкой оказалась.
– Сейчас составим акт о смертельном укусе, – деловито сказала врачиха.
– Подождите, подождите, – закричал Вовка. Он вспомнил, как на уроке зоологии учительница рассказывала, что при укусе ядовитой змеи надо быстренько высосать у укушенного из ранки яд.
И Морковкин, не откладывая дело в долгий ящик, присосался к дядиколиной шее и высосал из ранки весь яд своей лучшей подруги Машки. И сплюнул этот яд на пол.
Дядя Коля сразу же порозовел и открыл глаза.
– Феноменально, – поразилась тетенька-врачиха. – Да тебе, мальчик, прямая дорога в мединститут.
А дядя Коля прямо-таки весь сияет от радости. Еще бы ему не сиять – считай, с того света вернулся.
– До свидания, до свидания, – говорит сияющий от радости дядя Коля – папе, маме, Вовке и Капе, – я поехал домой.
– Николай, ты же хотел у нас недельку погостить, – напомнила сестра брату.
– Дела, дела… – засуетился дядя Коля и, скоренько собрав свои вещички, был таков.
А Вовка вернулся в свою комнату и сказал своей подруге Машке:
– Эх, Машка, Машка, я-то думал, что ты безопасный ужик, а ты, оказывается, гадюка опасная. Ну зачем ты дядю Колю укусила?
Машка, виновато отвернув свою змеиную головку, молчала. Говорить-то она не умела. А если б умела, то рассказала бы, что перепутала дни недели – она-то думала, что дядя Коля в среду приедет, а он во вторник прикатил. И Машка, как обычно, выползла ночью из своей коробки по комнате прогуляться, а нагулявшись, тоже как обычно, заползла на кровать и обвилась вокруг Вовкиной шеи.
А это оказалась вовсе не Вовкина шея, а – дядиколина. Машка от такого сюрприза так растерялась, что от растерянности раскрыла свой рот, а потом, от растерянности же, его закрыла, прокусив слегка дяде Коле шею своими ядовитыми зубами.
Но Вовка-то не знал всего этого, поэтому лишил Машку сладкого – в наказание – аж до самого вечера.
Короче, все закончилось более-менее благополучно.
А между прочим, если бы Морковкин в свое время не прогулял урок зоологии (не тот, на котором говорилось, как яд из ранки высасывать, а – другой, на котором проходили пресмыкающихся), то был бы в курсе, как отличить безопасного ужика от опасной гадюки. Но Вовка урок благополучно прогулял, а дяде Коле этот прогул чуть было не стоил жизни.
Так что, мои маленькие читатели и читательницы, никогда не прогуливайте уроков.
Опасное путешествие мухи Жужу
Мало кто знает, что мухи, так же как и птицы, осенью улетают в теплые края. Ведь когда птицы летят на юг, их видно невооруженным глазом; а когда мухи летят на юг, их и вооруженным-то глазом не увидишь.
И вот наступила очередная осень, и все мухи улетели на юг. Впрочем все, да не все. Одна муха, по имени Жужу, осталась. Она была весьма романтичной особой, и ей хотелось посмотреть на «пышное природы увяданье», как сказал поэт. Муха Жужу, кстати говоря, тоже была поэтом, вернее – поэтессой. Вот одно из ее последних стихотворений:
Поздняя осень. Дома? опустели —
муши?ные стаи на юг улетели.
Не улетела лишь муха одна,
грустно жужжжжжит она у окна.
По правде говоря, мухе Жужу было отчего «грустно жужжжжжать». Потому что недолго ей пришлось любоваться красотами увядающей природы. В один прекрасный день Жужу внезапно атаковали тысячи и тысячи холодных белых мух. Жужу вначале подумала, что это какие-то мухи-мутанты или мухи-инопланетянки – она ведь ни разу за всю свою мушиную жизнь не видела снежинок. А вскоре по мухе Жужу ударили крепкие морозы, да так сильно ударили, что отбили у нее всякую охоту лететь на юг на своих крылышках.
Жужу решила не лететь, а – ехать. На поезде. Влетела она в вагон – да не в какой-нибудь, а повышенной комфортности – залетела в одноместное комфортное купе и с комфортом же там расположилась.
Тут дверь отворилась и в купе вошла проводница, а за нею генерал.
– Располагайтесь, пожалуйста, – сказала проводница генералу.
– Слушаюсь! – козырнул генерал.
– Это купе занято, занято, – зажужжала муха Жужу.
Но ни генерал, ни проводница не обратили на жужжание никакого внимания.
– Чай пить будете? – спросила проводница генерала.
– Так точно! – козырнул генерал.
– С лимончиком?
– Никак нет! – козырнул генерал.
Проводница пошла за чаем – топ-топ-топ… А поезд пошел на юг – тудух-тудух-тудух… А генерал взял да и плюхнулся своим генеральским задом прямо на муху Жужу – ПЛЮХ!.. На этом месте наша история про муху Жужу могла бы и закончиться, но в самый последний момент Жужу успела перелететь на стену.
– Какое хамство! – принялась возмущаться Жужу. – Какое бескультурье!
Генерал, увидев на стене муху, вместо того чтобы извиниться перед ней за свой некрасивый поступок, ка-а-ак размахнется своим генеральским кулачищем да ка-а-ак врежет мухе Жужу по мор… ой, извините… по лицу.
Жужу даже дар речи потеряла от такого обращения… За что? За что? – клокотала обида в ее мушиной груди. Ведь Жужу генерала ни единой лапкой не тронула. А он своим кулачищем чуть было по стенке ее не размазал.
– Солдафон неотесанный! – обретя дар речи, прожужжала Жужу и перелетела в соседнее купе.
Здесь сидела дама, интеллигентная-преинтеллигентная. В очках. И с книжкой.
Муха Жужу сразу же расположилась к интеллигентной даме, и еще расположилась на ее книжке – почитать. Ведь Жужу тоже была интеллигентная дама, только мушиного вида.
А в книжке было написано:
«Надо любить наших братьев меньших: мышат, лягушат, утят, жучков, паучков…»
Прочитав эти строчки, муха Жужу одобрительно зажужжала, так они ей понравились.
А интеллигентная дама, услышав жужжание и увидев Жужу, сидящую на странице, – р-раз! – и резко захлопнула книжку. Еще б чуть-чуть – и Жужу оказалась бы расплющенной между страницами. Спасло ее буквально чудо: когда дама захлопывала книгу, между страниц поднялся ветерок и сдул Жужу на столик.
Но и на столике интеллигентная дама не оставила Жужу в покое и ка-а-ак размахнулась все той же книжкой… Жужу едва успела взлететь, когда раздался удар почище ядерного – БА-БА-А-Х!
Сомнений быть не могло: за одну минуту интеллигентная дама дважды – дважды! – пыталась убить муху Жужу.
Жужу вылетела из купе, пылая от негодования. Да что же это такое? Да что же это за люди? Ведь Жужу просто примостилась рядышком с дамой, книжку почитать. Не нравится тебе это – скажи интеллигентно: так мол и так, не мешайте. А убивать-то зачем?
Муха Жужу до того расстроилась, что даже проголодалась. И полетела в вагон-ресторан.
Она похлебала немножечко супчика из тарелочки какого-то дядечки; потом съела немножечко сырничка из тарелочки какой-то тетечки. И напоследок решила попить кофеек из чашечки еще одного дядечки. Но в этот самый момент поскользнулась на скользком фарфоровом ободке чашки и упала в кофе.
– Ой-ой-ой! – заойкала муха Жужу. – Тону, тону…
А дядечка какой-то странный попался: вместо того чтобы кинуться спасать утопающую Жужу, он раскричался на весь вагон-ресторан:
– Безобразие! У меня в кофе муха плавает!
– Спасите! Спасите! – отчаянно барахталась Жужу. – Помогите! Помогите!
Но дядечка и не думал ей помогать. Мало того, подбежавший к столу официант также не собирался спасать Жужу. Вместо этого дядечка и официант начали спорить: дяденька утверждал, что официант принес ему кофе уже с мухой; а официант утверждал, что муха попала в кофе уже после того, как он его принес.
А несчастная Жужу продолжала захлебываться в кофе, тщетно взывая о помощи… Путем неимоверных усилий ей все же удалось выкарабкаться из чашки и без сил свалиться под стол.
Все тельце Жужу горело от горячего кофе. Но еще больше горела в душе Жужу обида на бессердечных людей. Ведь им стоило только пальцем пошевелить, чтобы спасти утопающую, но они и не подумали шевелить своими пальцами.
Вдоволь навозмущавшись и просушив свои крылышки, муха Жужу полетела в спальный вагон – спать. Потому что поезд несся уже не сквозь день, а сквозь ночь.
Но и тут Жужу столкнулась с человеческой жаждой к убийству. В какое бы купе она ни залетала – люди везде так и норовили ее прихлопнуть. Видите ли, она своим жужжанием им спать мешает. А они ей своим храпом разве не мешают? Но она же их за это не пытается убить!
– Ну и люди! – гневно жужжала муха Жужу. – Хуже последних пауков!
Наконец, отовсюду гонимая, муха Жужу залетела в кабину машиниста.
И глазам своим мушиным не поверила. Машинист локомотива, вместо того чтобы управлять этим локомотивом, спокойненько себе похрапывал – хр-р… хр-р… хр-р…
А заснул он потому, что прошлой ночью не выспался. А не выспался он потому, что всю ночь спорил с женой. Улегшись на кровать и накрывшись одеялом, он попросил жену потушить свет.
Жена ему отвечает:
– Надо говорить не «потушить свет», а – «погасить свет».
Машинист ей в ответ:
– Нет, надо говорить – потушить.
А жена – ему:
– Нет – погасить.
Машинист: