скачать книгу бесплатно
– Конечно, должен, но все равно жалко…
Да, его работа была на грани. Наука граничила с чувствами и эмоциями. Холодная голова и горячее сердце. Голова должна была быть у него ледяной. И это не всегда получалось. Только свои эмоции он старался сдерживать. Он должен думать и отсекать ненужное. Только так можно было идти вперед, разбираться в щекотливых ситуациях.
А суррогатное материнство вообще тема скользкая. Вот его Майка вроде умна, а тоже, получается, не догоняет.
Сегодня в рамках экономии бюджетных денежных средств, к примеру, женщинам, для которых ребенка родила суррогатная мать, больше не дают декретный отпуск. Формально чиновники правы, эти женщины не рожали, за что же им давать декретный отпуск? Так и преподнесли в Минздрав на подпись приказ о прекращении выдачи декретного отпуска этим женщинам. А ведь до 2011 года им такой отпуск давали. Только чиновники позабыли сообщить министру, что ранее-то выдавали декретный отпуск для сохранения врачебной тайны. Такие женщины, работая, нередко имитируют беременность, подкладывая подушечку, чтобы «животик рос» и никто не задавал лишних вопросов. После родов они приносили лист нетрудоспособности и оформляли отпуск по уходу за ребенком. А теперь, представьте, работает такая женщина в коллективе, ходит «беременная», ей подруги говорят: «А когда в декрет? Пора уже!» А она сочиняет, что еще немного поработает, чтобы денег побольше заработать. Далее проходят роды у ее суррогатной матери, и она «исчезает» с работы; ну, якобы роды преждевременные. И затем приносит свидетельство о рождении ребенка и оформляет отпуск по уходу. И немой, а в некоторых случаях и прямой вопрос: «А где же декрет?» И женщина не знает, что делать. К сожалению, на практике ей приходится уходить с работы, чтобы медицинская тайна не была раскрыта. И каждый раз Кирилл не знал, как он может помочь своей пациентке. Как же закон о сохранении врачебной тайны?
Врачебная тайна – многогранное этическое и юридическое понятие. Понятие врачебной тайны и условия ее разглашения закреплены в «Основах законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан». Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени. К личной тайне относятся сведения, характеризующие состояние здоровья гражданина, а также информация, доверенная пациентом врачу.
Кирилл всегда был в курсе статистики. Так, в 2012 году в России по программе суррогатного материнства родилось 294 ребенка. И из этого числа более половины генетических мам не нуждались в оформлении декретного отпуска, так как они были просто хорошо обеспечены. Программа «суррогатное материнство» действительно дорогая для генетических родителей. Стоимость ее обходится не менее чем в 1,5–2 миллиона рублей, а то и больше. В эту сумму, как правило, включены расходы на проведение цикла ЭКО, ежемесячные выплаты суррогатной матери, вынашивающей беременность, и, главное, денежное вознаграждение после родов. Такую роскошь могут себе позволить далеко не многие супружеские пары. Только очень обеспеченные. Еще 25 процентов – это частные предприниматели, им декретный отпуск оформлять не надо. Но оставшиеся 25 процентов – это те женщины, которые работают; обычно на престижной и высокооплачиваемой работе, и им декретный отпуск нужен даже не из-за денег, а только для того, чтобы не разглашать факт суррогатного материнства.
Такие примеры тоже бывали в практике Кирилла. Одной его пациентке, которая работала в крупной компании и получала достаточные деньги, пришлось уволиться, чтобы никто не задавал ей вопросов по поводу родов и детей. Никакие обращения в Минздрав тогда не помогли, там стояли насмерть: «Нельзя! Вы-де не рожали!»
Абсурд! И все это из-за 100 случаев в год по программе суррогатного материнства, когда женщине был нужен декретный отпуск. Да разве деньги были тогда нужны этим мамам?! Им нужно было спокойствие и счастье для своих малышей. И соблюдение ЗАКОНА о врачебной тайне.
И все равно Кириллу Кольцову было очень обидно слышать «дети из пробирки», как шепот из-за угла. О таких родах нужно было говорить с гордостью, а не скрывать правду. Родители детей, зачатых подобным способом, практически герои. Не говоря о материальной стороне дела. Многие пары копят, отказывают себе во всем, чтобы сделать хотя бы попытку. А потом начинаются долгие и болезненные процедуры. Гормоны, лекарства, постоянные приемы у врачей. И нужны силы, чтобы выдержать неудачу, если таковая случится. И не сдаваться.
Для Кирилла клиника была его жизнью. Может быть, даже стала ему женой, самой реальной, самой необходимой. По той самой народной мудрости и его классификации – второй, той, которая «от людей». И ничего дьявольского в его работе не было, в это он верил свято. На том стоял. А Инга? Кем же в этой цепочке была Инга? Кто теперь разберет. Сколько лет прошло…
3
– Глеб, подожди, ты мне так ничего и не ответил. – Инга стояла, опершись о дверной косяк и в упор смотрела на мужа. Она еще раз отметила, как хорошо выглядит муж для своего возраста. Поджарый, стройный. Ей фигуру сохранить не удалось.
– Ну почему именно эта клиника, объясни ты мне?! Сколько клиник занимается в Москве ЭКО? И потом, ты же верила своему врачу в Питере? И в последний раз все было нормально!
– Нормально? Ты называешь это нормальным? – Инга с удивлением смотрела на мужа.
– Хорошо-хорошо, я не это имел в виду. Я хотел сказать, что врач тебя устраивал, ты ей поверила, мы приняли решение. Инга, я не готов к разговору. Это твои эмоции, и это слишком серьезно. Давай поговорим вечером.
– Глеб, а чего тянуть до вечера, я уже записала нас на прием, – Инга говорила спокойно, но очень решительно. Все так же стоя у дверного косяка, напряженно выпрямив спину. Именно по этой прямой спине Глеб понял, что жену отговаривать бесполезно. Таких аргументов просто не найти.
Мужчина в сердцах швырнул портфель на пол и, с шумом отодвинув стул, сел, глядя прямо перед собой.
– Туда я идти не хочу. Ты поняла? В любую другую клинику, но только не туда.
– Ты взрослый человек, прошло столько лет.
– Да сколько бы ни прошло. Он остался тем же! Ты разве не поняла? Какой был, такой и есть! Самоуверенный тип! Ему совершенно наплевать на других. Думает только о себе! Он чуть жизнь тебе не сломал!
– Глеб…
– Что Глеб? Он как никто знал, что ты тогда была еще очень слаба, и вообще! Так врач не поступает! Он не может использовать служебное положение в личных целях!
– А как он использовал?
– Ты сама все прекрасно знаешь.
– Я знаю, что мне 43 года! И это единственная клиника в Москве, где такой высокий процент беременностей! И где заботятся о женщине! Особенно о возрастной! Я все подробно узнала. Именно там есть отделение позднего репродуктивного возраста.
– То есть ты все уже узнала.
– Да, и уверяю тебя, дело не в Кольцове и не в том, что мы так неожиданно встретились. Это ни при чем. Я даже не знала, что он переехал в Москву. И что клиникой руководит.
– Инга, мне нужен МОЙ ребенок, понимаешь, мой! Ты же сама все знаешь! Наверняка встанет вопрос о доноре. Я к этому не готов, прости.
– И мне нужен твой ребенок. Наш ребенок. У нас еще есть шанс! Возможно, последний. Дай нам еще одну попытку!
Какое-то время Глеб молча сидел на стуле, опустив руки и глядя в пол, затем, не ответив, взял портфель и вышел из квартиры, хлопнув дверью.
Практически одновременно с уходом мужа зазвонил телефон.
– Да, подтверждаю. На среду, к двенадцати часам. Лично к Кольцову. Вы уверены, что нас примет именно он? Хорошо-хорошо. Да, первичная консультация. Нам обязательно быть с мужем? Может, сначала одной? Спасибо! Я так и сделаю.
Инга повесила трубку и принялась разбирать вещи для стирки. Черное от белого, белое от цветного. Это хорошо, что она сначала поедет одна. Осмотрится, все прикинет. Носки отдельно, бюстгальтеры в мешок. Или все же поехать вдвоем? Рубашки Глеба – в отдельную кучу, нужно застирать воротнички. Нет, лучше одной. Обязательно нужно почувствовать атмосферу клиники, посмотреть, что за врачи, это очень важно: поверить – довериться. И что скажет внутренний голос. Может, и вообще им туда вместе идти не захочется. Скатерть с винными пятнами. Это тоже в сторону. Про то, что не понравится, думать не хотелось, почему-то была уверена: обязательно все сложится хорошо. Инга продолжала разбирать белье, пытаясь сосредоточиться на домашних хлопотах. Ей сегодня не обязательно было идти на работу, и нужно было себя чем-то занять.
Домашние дела всегда для женщины найдутся. Инга любила свой дом, любила наводить блеск, поддерживать чистоту. Уютная трехкомнатная квартира за долгие годы проживания здесь не превратилась в склад вещей. Хотя могла бы. С их-то любовью к путешествиям, постоянным копаниям на блошиных рынках. Инга умела создавать уют при минимальном количестве предметов.
Квартира Инги – ее капитал, ее радость и предмет зависти многих друзей и недругов. Шутка ли, Брюсов переулок. Когда она выходила из вагона метро на центральной станции, попутчики бросали деловито: «На переход?» – «Нет, я тут живу». – «А что, здесь можно жить?» – «Ну вот я же живу!» И тут же следовал недоуменный взгляд, и поджатые губы говорили о том, что она переходила в какую-то другую категорию, ее отсекали от обычных людей, выделяли, и это неприятно ранило.
Квартира досталась ей от бабушки, коренной москвички. Бабушка вышла замуж в московскую коммуналку. Семья мужа занимала в квартире просторную комнату с двумя окнами. Уже тогда комнату делили красивой шторой на два угла. Молодая девушка сразу же прижилась в большой и дружной семье. В одной комнате мирно уживались три поколения Соколовых: родители жениха, его дедушка с бабушкой, железная кровать которых стояла за огромным двустворчатым шкафом, и сам жених. Тут родился и маленький Миша – папа Инги. Как любила рассказывать бабуля, жили дружно, ее не обижали, Мишу боготворили. Сосед был всего один – Лешка-пьяница, больной туберкулезом. Когда его выслали за 101-й километр, семье досталась вся квартира.
Дом с историей, как, собственно, и весь Брюсов переулок. Но этот – совершенно особенный. Именно в этом доме жила Галина Бениславская, одна из возлюбленных Есенина. Бабуля гордилась и домом, и своей принадлежностью к московской истории, а уж Есенина считала чуть ли не родственником. Историю его любви с Бениславской знала назубок, Инге порой казалось, что бабуля уже не помнит, что было в действительности, а что прочитано в книгах, но какая разница? История для того и существует, чтобы ее переиначивать, а в данном случае немного романтизировать и приукрашивать.
Впервые Бениславская увидела Есенина 19 сентября 1920 года на вечере в Политехническом музее, на котором поэт читал свои стихи:
Плюйся, ветер, охапками листьев, —
Я такой же, как ты, хулиган.
Любовь вспыхнула мгновенно, и какое- то время Есенин даже жил у Бениславской в многолюдной коммуналке в Брюсовом переулке. Она активно занималась его литературными делами: вела переговоры с редакциями, заключала с ними договоры на издания. А Есенин оставался Есениным: влюбчивым, безалаберным; он то уходил, то возвращался. Сначала к Айседоре Дункан, затем к Софье Толстой. Кто теперь ответит на вопрос: любил ли он Галину Бениславскую? Может, да, а может, и нет. Но одно доподлинно известно: сама Бениславская не могла жить без «своего солнца». И спустя 11 месяцев после гибели Есенина застрелилась на его могиле, оставив записку: «В этой могиле для меня все самое дорогое…»
Въехав в квартиру в Брюсовом, Инга сначала испытывала чувство вины. Как будто она вытеснила бабулю из жизни, заняла ее место. При этом, если уж начистоту, она не очень любила мать своего отца, отношения у них были напряженные, бабуля обвиняла Ингину мать в раннем уходе отца из жизни. И слушать ничего не желала ни про тяжелый характер сына, ни про его сильное пристрастие к алкогольным напиткам. При жизни отца они общались мало, и то, что бабушка завещала квартиру ей, стало и для Инги, и для Ксении Рудольфовны абсолютной неожиданностью.
Инга не сразу решилась на ремонт, словно боялась прикоснуться к истории дома, к месту. И только после появления в ее жизни Глеба они потихоньку квартиру перепланировали и отремонтировали. Из большой комнаты сделали две: спальню и кабинет (понятное дело, впоследствии он должен был стать детской), из бывшей кладовки в коридоре получились приличная гардеробная и примыкающий к ней гостевой туалет. Глубокие стенные шкафы послужили основой для библиотеки. И как итог: просторные комнаты, минимум шкафов, высокие потолки, распашные двери и все окна – в тихий московский дворик. Можно сказать – в кирпичный колодец, а можно – в тенистый и спокойный московский сад, где сирень и липа расточали свой неповторимый аромат. Инга всегда удивлялась, начиная убирать квартиру – вот ведь самый центр, а пыли нет.
Сначала ей хотелось в интерьере больше Прованса, любовь к Франции и всему французскому проявлялась даже при выборе обоев. Но потом все же она склонилась к стилю городской неоклассики. Из элементов французского стиля оставался паркет елочкой. Глеб пытался склонить жену к полной замене пола на модные доски, но Инга стояла на своем. Паркет с его щелями и выбоинами был ей дорог как память. Да и нечто французское в этом тоже сквозило. Во всех любимых французских кинолентах полы именно такие. И двери! Высокие, до потолка. Двери были отреставрированы старые.
Есть люди, которые любят переезжать с места на место. Инга, напротив, была человеком привычек. Она сильно привязывалась к месту. Быть бы ей кошкой, родись она животным: место для нее всегда было важнее окружения. И это место ей не хотелось переделывать раз за разом. И значит, сделанное должно устраивать многие годы. Выходит, неоклассика: универсальное сочетание респектабельности, благородства, возвышенной утонченности и прагматичности с классическими традициями на современный лад. Тут можно проявить гибкость, но основная линия всегда остается четкой.
Как оставить вот это ровное настроение, не сбиться с него? Это нелегко, женщина знала об этом и тем не менее старалась дышать поглубже и сохранять позитивный настрой. Хорошо тем, кто занимается йогой. Инга пыталась время от времени, но ей не хватало терпения. Упражнение, которое ей давалось труднее всего, – это убрать всякие мысли из головы и ни о чем не думать. Как же: не думать? Вот она уже думает о том, что ничего не думает. Сегодня она как никогда старалась расслабиться и выкинуть все мысли из головы.
Инга запустила стиральную машину и решила еще снять с окон шторы. Пришло время химчистки. Еще раз порадовалась, что у них нет тюлевых занавесок. Это прихоть Глеба, ему мешали занавешенные окна, и она в какой-то момент с ним согласилась, пусть будет так. Зато ничего не мешает виду из окон, больше простора. Шум листвы, дворник шуршит метлой, жизнь идет своим чередом. Просто жизнь. Размеренная и будничная.
Женщина достала стремянку из кладовки и аккуратно забралась на самый верх. Нужно быть осторожной. Впереди есть цель, наконец-то опять есть цель. Она не хотела думать о том, что ее ждет, она не строила планов и старалась ни на что особо не надеяться. Столько уже этих планов было выстроено, и столько пустых ожиданий пережито. Она не позволит себе впадать в депрессию, устраивать истерики, она просто отнесется к этой попытке как к очередному проекту, который нужно выполнить. Потратить на это деньги, силы, время. Это нормально. Влезаешь в какое-нибудь дело и сразу перестаешь спать ночами, нервничаешь, планируешь. Не знаешь, с какой стороны подойти. Сколько ресурсов на все это потребуется. Так и здесь. Что, собственно, нового? Она обязательно еще раз все пройдет, все выдержит, а в конце… Нет, невозможно не думать, невозможно не надеяться.
Инга поняла, что со шторами сегодня ничего не выйдет, слезы начали застилать глаза. Она постаралась как можно аккуратнее спуститься, дрожащими руками хватаясь за тяжелые портьерные ткани на ярких чехлах, села на пол и заревела белугой. Это не просто проект. Это – вся ее жизнь, именно то, ради чего стоит жить. То, о чем она запретила себе думать.
Она тогда решилась на ЭКО. Толчком послужил тот самый южный роман, прямо-таки настойчивые рекомендации доктора. И как результат – несколько неудач. Если быть точной, три. Особенно тяжелой была последняя.
Врач из Петербурга вынесла приговор: «Невозможно. Говорю тебе как специалист. Прекрати тратить деньги и убивать здоровье». Страшные слова для женщины. Да, про здоровье – это отдельная тема: и про самочувствие, и про боли, и про то, что никому еще и не покажи, что с тобой происходит. Цены на препараты и услуги врача тоже были немаленькими. Да еще и какое-то странное стечение обстоятельств в том, что им посоветовали клинику в Петербурге. Московским врачам уже веры не было, про Питер же рассказывали, мол, там специалисты какие-то особенные. Обязательно помогут. И начались эти ночные поезда. Туда-обратно. С вокзала несемся в клинику, очереди, анализы, переговоры с врачами, процедуры, а потом где-то нужно гулять до поезда в Москву.
– Это ж Питер, – удивлялись подруги. – Ну, в музей сходи!
Господи, какой музей. Когда хочется свернуться калачиком, где-нибудь залечь и никого не видеть и не слышать, и когда мысль только одна: «А вдруг опять неудача? И что тогда?» А вдруг, вот оно! Вдруг все получится?! И такое счастье разливается по всему телу! И начинаешь рисовать себе, кто и как, и придумывать имена, и покупать одежду, пусть мысленно, и мечтать, как будешь ходить в зоопарк и обязательно на «Щелкунчика». Интересно, у мужчин так же?
Это был очень тяжелый период, мучительный и физически, и морально. Потому что именно в тот раз она верила как никогда, замечталась аж до того, как она будет аплодировать из зала сыну-режиссеру, который получает «Оскара» и произносит заученную речь. И, конечно же, в этой речи ее имя звучит первым. Это будет просто «мама». Не нужно называть имен и отчеств. «Господи, господи, ну дай мне услышать это «мама» хоть когда-нибудь».
Она очень тяжело выходила из той неудачи, погрузилась в накатившую депрессию с головой на долгий период. Перестала общаться с друзьями, практически не выходила из дома, потеряла ко всему происходящему всякий интерес.
– Точка, – сказал тогда Глеб. – Пережили, перепробовали, идем дальше. Тебе 40, мне 46. Значит, не угодно Богу.
Так сказал Глеб, который никогда не верил ни в черта, ни в дьявола, ни в самого всевышнего. «Все в наших руках» – это всегда было его любимой присказкой, и вдруг…
Инга с испугом смотрела на него:
– Нас за что-то наказывают?
– Мы не знаем. Может быть, нас от чего-то оберегают или, наоборот, поощряют. Мы ничего не знаем. Давай жить здесь и сейчас. Не гадать и не мечтать. Мы есть друг у друга. Это важно. Мы есть друг у друга больше десяти лет. Это очень много. Мы умеем жить вдвоем, мы умеем жить друг для друга, наш быт полностью устроен. Давай решим, что это очень хорошо.
Инга опять чуть не разразилась слезами:
– А могло бы…
– Не могло бы, – жестко остановил ее муж. – Все. Не могло бы. И не будет никогда. Есть ты, есть я. И мне очень нравится такая жизнь. – Последние слова он сказал медленно и громко, нарочито растягивая их, как будто гипнотизируя жену, вводя ее в транс. – Только ты и я. Нам хорошо вместе.
Инга потом долго повторяла это как мантру. Сначала вытягивала губы трубочкой, на выдохе тянула, сколько возможно, не разжимая рта: «Омммм», – потом шепотом проговаривала: «Только ты и я. Нам хорошо вместе». Как жаль, что йога ей не давалась. И мантра эта совсем не убеждала, никак не верилось.
А если начистоту? Если ответить на этот вопрос самой себе? Действительно хорошо? Им действительно хорошо вместе? Наверное. Что же плохого. Вместе в отпуск, вместе в гости. Совпадают во вкусах и пристрастиях. Про страсть говорить не приходится, так ее и с самого начала не наблюдалось. Было ощущение защищенности, уверенность в завтрашнем дне, а по сегодняшней жизни это не просто хорошо, это роскошь!
У нее нормальный муж, прилично зарабатывает, обеспечивает жену, можно даже сказать, хорош собой. Так бывает, что мужчина расцветает к сорока. Длинная шея становится широкой и мускулистой, а не смешной, как у куренка. Куда-то прячутся чуть лопоухие уши, очки добавляют интеллигентности, легкая седина – мужественности. Глеб умел красиво носить пальто и шарфы. В какой-то момент сам себе придумал этот стиль. Пиджаки в мелкую клеточку, темные брюки и яркий шарф под борта. Ему исключительно шли водолазки, он знал толк в обуви. Инга отдавала себе отчет в том, что муж интереснее, чем она. Она за годы немного обрюзгла, несмотря на периодическую йогу и бесконечные диеты. Что делать, она и в молодости не отличалась особой стройностью, а с возрастом и вообще немного поплыла. Инга не любила себя. Завидовала женщинам, которые легко относились к своей полноте и умели создавать свой стиль. Навешивали на черный основной тон бусы из лент и крупных булыжников, обматывались платками, ярко красили губы. Шаровары вместо брюк, тюрбаны на головах. Инга все это видела на страницах журналов, но никогда не применяла к себе. Одевалась тщательно, но без особой изюминки. И хоть и мечтала о своем собственном стиле, никогда не решалась на эксперименты, считая, что нужно оставаться и в одежде сдержанной. На всякий случай. На какой? Сама себе на этот вопрос она ответить не могла. Как-то с интерьерами ей удавалось лучше справляться. Юбки-футляры, короткие пиджаки. Золотая цепочка, серьги с сапфирами. Правда, шейные платки от дизайнеров и сумки обязательно дорогие. Пусть это будет «Шанель». Господи, да у нее и пиджаки «Шанель». Только, кроме нее, это никому не известно, и они не делали ее ни красивее, ни увереннее в себе. Она для себя вывела следующую формулу – женщина должна быть ухоженной. Маникюр, прическа, естественно, косметолог посещался регулярно. А все остальное? Это именно остальное.
Инга никогда не понимала, а видит ли ее ухоженность Глеб? Как он относится к ее внешности или, допустим, к своей внешности? Они никогда не говорили на эту тему. И она немного комплексовала. И вот это: «Нам хорошо вместе», на какое-то время добавило ей уверенности в себе. Это было важно. Тем более если им предстоит пройти путь только вдвоем. «Только Ты и Я».
4
И все-таки, что было первично? Инга хотела стать матерью или она боялась потерять мужа? Боялась, что этот ребенок родится в какой-то другой семье, у другой женщины, и тогда это его «Ты и Я» исчезнет в один миг?
Да, и этого боялась. Но это было вторично. Она все бы отдала, чтобы стать матерью. И Глеба бы отдала? Она не противопоставляла. Никогда. Зачем? Их отношения давно уже переросли в статус хорошей, крепкой дружбы. Да и по первости особенной страсти не было.
Инга не могла бы сказать, чтобы когда-то умирала от любви к своему мужу. Просто так случилось, совпало, так карта легла. Можно еще много дать подходящих определений. Только не по безумной любви или по книжной всепоглощающей страсти. Практически брак по расчету. Или по случаю предложения со стороны жениха. 28 лет – это для девушки уже возраст. В любом случае все подруги уже замуж повыскакивали, посматривали на Ингу снисходительно, что настроения не добавляло.
Почему Инга вышла замуж так поздно? А если честно, то и не предлагали. Небольшого роста, широкоскулая, крепко сбитая, Инга не отличалась яркой внешностью. Можно сказать про такую – славная, приятная, но точно не модель и не кинозвезда. То, что вдумчивая, интересный рассказчик, глубокий человек – на лбу не написано. Да и кому сегодня интересно про рассказчика? Мало кто друг друга слушает, все норовят сами рассказывать.
Их познакомили друзья. Ее пристраивали уже давно, а она и не сопротивлялась. То тут, то там, то в одних гостях, то в других, вдруг вместе с ней приглашался совершенно невзначай какой-нибудь одинокий мужчина. Инга относилась к этому факту спокойно. Как и к тому, что дальше провожания такие знакомства не заходили. Глеб тогда взял ее телефон. А потом позвонил на следующий же вечер с предложением встретиться. Звонок мужчины оказался для Инги полной неожиданностью, вчерашние проводы никакого продолжения не предвещали, и она тут же набрала телефон подруги:
– Галь, а что это за типчик, к которому вы меня пристраиваете в этот раз?
– И почему сразу типчик?
– Ну не типчик. Мужик как мужик. Ты давай короче, он кто?
– Тут такое дело, я сама не очень в курсе, кто он. Командированный. А что, понравился тебе?
– Что значит командированный? То есть он не москвич, что ли?
– Да, он из Челябинска. К Сашке на завод в командировку приехал. Поужинать зашли, вот я тебе и позвонила, чтобы вроде как компания создалась.
– А почему не предупредила?
– Слушай, сколько раз я тебя предупреждала, и что?
– И то верно…
– Так он тебе понравился? Подожди, сейчас все выясню. – И Галка громко крикнула мужу: – Саш, что это за мужик? Да который вчера у нас был? Глеб? Он хоть неженатый? Женатый?! Так ты чего вчера молчал? Я зачем Ингу звала?!
– Дураки вы оба, – прошипела Инга в трубку.
И тем не менее на свидание с Глебом пошла. Ей даже нравилась эта ситуация. Не нужно из себя что-то изображать. Все точки расставлены. Человек пригласил ее в театр. Сходим. Почему нет? И спектакль аншлаговый – не попасть. И где только билеты купил? Таганка. «Мастер и Маргарита», мечта всей жизни! От такого не отказываются. В главных ролях Смехов, Шацкая.
Глеб ждал ее у театра с милой и приветливой улыбкой. Немного провинциальный, сразу видно, что не москвич, в плаще и в шляпе. И к чему эта шляпа? Разве на улице холодно? А если у него голова мерзнет, можно найти модную кепку. И ботинки на толстой подошве совершенно не подходили ни к неплохому импортному костюму, ни к галстуку, в общем достаточно симпатичному. «Да, видно, той жене совершенно все равно, как одет муж», – пронеслось у Инги в голове.
– Еще успеем в буфет. Я бы, честно говоря, перекусил, знаете, я же здесь в командировке, ухаживать за мной некому.
– Конечно, пойдемте, – бодро продолжила Инга. – А дома за вами кто ухаживает? – девушка решила особо не стесняться и задать все вопросы сразу и прямо.
– Жена, – так же прямо, ничуть не смутившись, ответил мужчина.
Вот это да. То есть он просто увидел одинокую девушку. А тут билеты подвернулись. Почему бы не предложить сходить вместе? Не с Сашкой же идти, в конце концов. У него есть Галя. А у Инги никого нет, она вполне может сходить в театр, даже вот так вот, заранее не предупреждая. День в день. То есть он, видимо, сразу определил, что нет у нее ни мужа, ни ухажера. Позови – она сразу и пойдет. А она и пошла. Ну и ладно. И что? Инга решила не расстраиваться по этому поводу. Подумаешь! Спектакль им предстоял грандиозный. Нужно сейчас этого бедного командированного покормить, чтобы в животе не урчало, и погрузиться в атмосферу Таганки. А там пожмем друг другу руки и скажем спасибо за доставленное удовольствие!
Спектакль оглушил сразу, с первой реплики печального Иешуа Га-Ноцри в рваной холстине, фантастически бравурного Азазелло и шарманистого Бегемота. Бал с абсолютно голой Маргаритой. «Мы в восхищении!»
Вот это театр! Восторг, а не театр! Инга сама готова была постоянно вскакивать и кричать: «Мы в восхищении!»
Стая ворон (неужели живые?!). Или это просто зал осветили прожекторы, и птицы стонали в записи; тетки в нижнем белье времен «прощай, молодость», с папиросками расхаживающие по сцене; и Понтий Пилат, совесть народная:
– И почему так болит голова?
– Тебе это только кажется, добрый человек, – спокойный голос Иешуа.
– Почему ты называешь меня добрым?
Инга погружалась в действо, хваталась за локоть Глеба, громко охала, а после спектакля хлопала так, что отбила себе все ладошки и первый раз в жизни кричала «браво!».
Нет, Инга не могла отпустить вот так просто Глеба после этого представления. Есть такие фильмы, спектакли, после которых выходишь и чувствуешь человека, который сидел рядом с тобой, своим родственником. Только что пережили что-то такое, что сблизило, перевернуло все привычное, как будто краски мира изменились. И нужно обсудить и еще раз вспомнить, проговорить. Ведь он тоже слышал, видел. И никто другой сейчас не поймет, а потом все забудется, поэтому обсуждать нужно сейчас, немедленно. Они ходили по району Замоскворечья, дошли до Лаврушинского переулка, тема театра незаметно перешла в музейную. Им было хорошо вдвоем. С Глебом было легко и очень просто.
– Булгаков – твой любимый писатель?
– Я бы так не сказала. Я больше Чехова люблю. И Горького.
– Ого! Какой размах!
