скачать книгу бесплатно
Незнакомый голос. Детский, писклявый. Не знаю, мальчик это или девочка. Это какой-то сумасшедший дом или проходной двор. Один ушёл, другой пришёл. Мотаются туда-сюда, потому что нет другой возможности оставить сообщение. Каменный век!
Я подхожу к двери. Тай меня отталкивает. Говорит строго:
– Кто её спрашивает?
– Мать Анатолия прислала! Дым надо домой!
Тай приоткрывает дверь на цепочку.
Там стоит мальчик лет шести, в кепке и в форменном пальто дома милосердия. На пальто значок-капелька. Из-под кепки торчат кудряшки и оттопыренные уши. Вроде я видела этого мальчика, когда приходила в дом с мамой Толли, чтобы помогать всем скорбным духом и разумом. По-нашему, обычным старым маразматикам, тихим психам и депрессушникам.
– В чём дело? – спрашивает Тай.
– Мама То… мать Анатолия говорит, чтобы Дым срочно шла домой.
Я оборачиваюсь на Тай.
Она кивает и шепчет мне на ухо:
– Завтра приходи, когда сможешь. Я здесь снова ночевать буду.
Я выхожу на крыльцо книгоубежища. Тай сразу захлопывает дверь, бережёт тепло.
Ну и холодина снаружи!
– Пошли скорее! – мальчик прыгает по ступенькам. Я за ним.
От холода мысли тоже будто мёрзнут. Остаются всего три: зачем я нужна маме Толли? Как дела у меня дома? Может, мама с папой мне не просто так снятся? И ещё про Тай. Она сказала, что заночует в книгоубежище. Но у неё с собой нет ни подушки, ни одеяла. И кто к ней придёт? Кто стучал со стороны сада? А потом и эти мысли вымерзают.
Холодно. Ветер с залива. Темно. Фонарей нет, только экраны в домах. Синеватые, розоватые, жёлтые. У них там тепло. А здесь от этого холоднее.
Мальчик убежал далеко – до поворота. Кричит оттуда на всю тёмную улицу:
– Ну давай скорее! Там такое! Тебя все ждут!
Я всегда думала, что жить у моря – это здорово. Красиво. Но сейчас осень. Шторм. Влажный ветер сбивает капюшон пальто, дёргает за длинный подол платья. И темно на улице. Вообще непонятно, куда идти. А мальчик скачет во все стороны, торопит.
– Ну давай скорее!
– И куда я пойду?
– Дым, тебя все ждут! Ларий спрашивал!
Дым – это я. Так меня зовут в этой реальности. У этого имени есть два значения, одно мне нравится, другое – нет.
Ларий – это глава ордена милосердия. Живёт у нас в погребе. У нас – то есть в доме мамы Толли. Она мне не мама, это здесь такое обращение ко взрослой женщине. Я тоже живу в доме мамы Толли, она обо мне заботится. И раньше я даже хотела, чтобы она была мне вместо настоящей мамы. А потом я застряла здесь и…
– Ой! Чёрт!
– Ты чего? Ты свалилась? Не видишь, что ли?
Мальчишка скачет теперь вокруг меня. А я стою на коленях в ледяной луже. И волосы от ветра во все стороны мотаются.
– Не вижу! Руку дай!
Он дёргает меня, помогает.
– Ну аккуратнее надо, Дым! Ты же взрослая!
Он говорит очень воспитательным тоном. Наверное, в доме милосердия сёстры и общие мамы так разговаривают с детьми.
– Будешь тут аккуратнее! Сплошные камни!
– А что ты хотела?
– Асфальт!
– Кого? Это у вас там?
Мальчик знает, что я… нездешняя. Тут многие знают. Меня это иногда бесит.
– Ты нам его показывала? А сегодня покажешь?
– Да ну?
– Покажешь обязательно!
– Это почему ещё?
– Тебе Ларий велит и ты покажешь! Ясно? Ну пошли! Там уже все тебя ждут!
– Ой, ёлки!
Пока я сидела у Тай, забыла намертво, что вечером опять будет молитвенное собрание Ордена. И что мне надо будет выводить свои эмоции на экран. Показывать свои самые яркие воспоминания! Это даёт энергию.
Здесь так всё устроено. Энергия идёт от экрана. В каждом доме есть свои экраны, маленькие. А есть ещё большой, на весь город Захолустье. Он ярче всего греет. Светит. Лечит. И когда он горит, всё спокойно и хорошо. Люди улыбаются, согреваются, выздоравливают и вообще полный восторг. А когда на экране очень яркое впечатление, тогда наступает счастье. Для всех. И пока горит экран, всё будет хорошо.
Яркие воспоминания – это ценный товар. Когда я сюда первый раз попала, у меня были именно такие – сильные, страшные. Я попала в аварию, а потом из-за этого – сюда. Захолустью был нужен мой страх. Я познакомилась тут с Юрой, потом с мамой Толли и Ларием. Потом отдельно с Тай, она не из нашего ордена, она вообще из клана Ключа. Но она моя подруга! И завтра она мне покажет что-то очень важное!
А сейчас я должна зажечь экран!
– Ну ты чего так медленно! А что такое асфальт?
Мальчик дёргает меня за рукав пальто. А дома Мелочь хватал меня за подол или за штанину, когда надо было с ним гулять. Я по Мелочи так скучаю! Прямо вообще. Моя родная собака. Метис пекинеса и кинг-чарльз спаниеля. Он рыжий, маленький и он очень смешно и звонко лает. «Будто мелочь просыпали», – так говорит моя мама. Та моя мама, которая там. Мелочь смешная любимая. И мама!
– Ох!
Я, наверное, очень громко вздыхаю. Мальчик сразу говорит:
– А вот я не плачу, когда ушибусь! Вообще никогда!
– Ну и молодец!
– А мы пришли уже! А что такое асфальт? Ты не сказала!
Я вспоминаю асфальт – у подъезда, обычный. На нём осколки бутылки, обломки игрушечного самолёта и… и сидит парень, почти моего возраста. Его зовут Дима, он с особенностями. Я его спасла, у нас… там у меня была сверхспособность, я могла предвидеть будущее. Иногда ерунду. А иногда серьёзное. Как с тем особенным Димой. Или как в школе, когда я поняла, что скоро будет какая-то ужасная катастрофа, вроде бы эпидемия. Я тогда попробовала всё изменить, всех спасти. Собрала всю свою энергию и зажгла экран в школьном актовом зале. Зарядила всех, кто там был, здоровьем, подняла иммунитет. Излучение Экрана делает именно это. Не знаю, получилось или нет. Но меня из-за этого забросило в Захолустье и никак не принимает обратно. И я не знаю, увижу ли я когда-нибудь маму, и собаку, и папу, и наш дом. И асфальт.
– Это такое дорожное покрытие. Оно ровное, гладкое. Как скатерть!
Мальчик ничего не отвечает. Он уже подбежал к дому мамы Толли. Скачет по белым ступенькам крыльца. Раньше на крыльце сидела белая гипсовая жаба. Но однажды мы с Юрой поссорились, и я её разбила!
Теперь вместо жабы маленький флюгер в виде ящерицы. Его сложнее разбить. Он сильно мотается, почти подпрыгивает от ветра.
– Вот! Мы пришли! Я её привёл!
Мальчик барабанит в дверь.
Нам почти сразу открывает мама Толли. В свете лампы видно её волосы: абсолютно белые кудряшки. Это не седина и не краска, это природный цвет. Мама Толли – альбинос.
– Какие молодцы! Спасибо, Август.
– Я молодец! – серьёзно повторяет Август.
– Не хвастайся. Иди возьми яблоко.
Он убегает, я медленно поднимаюсь по ступенькам. Ой, как же тепло внутри!
– Дым! – мама Толли сердито смотрит на меня. – Ну что это такое? Все собрались, тебя ждут. А ты пропала! Ну как так можно! Да ещё платье! И на чулке прореха! Ох, ужас! Иди переодевайся! Срочно!
Я стою.
Мама Толли обнимает меня.
– Ну что ж ты так, капелька моя! Ну я же переживаю! Я же не знаю, где ты, с кем!
– Да всё нормально!
Всё-таки в этой жизни мне больше всего не хватает мобильного телефона!
Глава II
Я переоделась наверху, в своей комнате. Ещё одно длинное платье, с оборкой почти до щиколоток, с длинными рукавами, тяжёлое – почти как пальто. В этом мире брюки бывают только у мужчин. А у женщин куча всякого неудобного, оно путается, рвётся. И мама Толли снова торопит, кричит сквозь дверь.
– Капелька! Давай быстрее!
Я не очень знаю, почему она называет меня капелькой. Может, это из-за знака Ордена Милосердия, зелёной перевёрнутой капельки. А может это просто ласково, как у нас… как там «солнышко», «зайка». Иногда я очень хорошо понимаю местный язык, а иногда… не хватает субтитров.
– Капелька! Ну что ж такое сегодня!
– У меня тут… вот же дрянь! Помоги завязать!
– Этот не дрянь! Это чулочный пояс. Дым, следи за языком!
Мама Толли серьёзнее обычного. Это из-за опоздания? Из-за продранных чулок? Ненавижу, когда она так смотрит. Но она ничего не говорит, помогает с этим проклятущим поясом. Застёгивает пуговицы на спинке платья. Обнимает меня, как-то слишком крепко, как будто я сейчас не в гостиную пойду, а куда-нибудь на тот свет. На этот, туда, домой…
Как же платье колется! Жуть! До слёз.
В гостиной жарко. Даже душно, до головной боли и рези в глазах. Как в летнем автобусе. Я спускаюсь вниз вместе с мамой Толли. Она ведёт меня за руку мимо стульев, расставленных рядами. Почти все заняты, кроме двух возле самого экрана.
Мы усаживаемся, и только сейчас я понимаю: в гостиной тишина. Очень напряжённая. Не как перед праздником или песнопениями. А как… как будто кто-то болеет и ему нужен покой.
Я знаю такую тишину. У нас… Там я долго болела, после той аварии. И мне тоже бывало плохо от шума. А здесь, в Захолустье, в нашем доме тоже есть больной человек. Юра. Он сидит по левую руку от меня. Не на обычном стуле, а в глубоком кресле. У Юры уже несколько месяцев такое состояние… ну, не совсем понятное, он то всё время сонный, то очень оживлённый… в общем, как будто он особенный – как Дима. Так жалко!
Раньше, когда я сюда только иногда приходила, Юра меня везде сопровождал, и помогал, и советовал. Мне казалось, что он обо мне так заботится, потому что… В общем, я не знала, что это Юрина должность в Ордене, сопровождать и помогать тем, кто приносит эмоции из другого мира… Но даже без этого всего, Юра всё равно был невероятный. Умный, сильный… А потом у него случился срыв и Юра потерял… как бы это сказать, я только по-русски помню, а здесь это иначе звучит… а! Юра потерял управление самим собой!
Сейчас Юра будто спит. Но вот я села рядом, и он сразу схватил меня за руку. Сильно.
– Тихо! Отпусти её, малыш. У Дым будет болеть рука, это плохо, – ласково говорит мама Толли.
– Вот я никогда не делаю другим больно! – подсказывает мальчик. Ну этот, Август. Он тоже сидит в первом ряду, можно другую сторону от мамы Толли.
– Не надо хвастаться, это нескромно! – Шёпотом говорит мама Толли.
И помогает Юре разжать мою ладонь.
Он мотает головой, шипит. Мне кажется, что на нас все смотрят. Ну, я вообще люблю, когда смотрят, я у нас… там занималась в театральной студии, я люблю публику… Но тут что-то другое. Неприятное, опасное.
Из кухни, как обычно, выходит старец Ларий. В полной тишине было слышно, как в кухонном полу отворилась крышка его погреба. Ларий всегда появляется оттуда. Это эффектно. Как будто он фокусник или артист. Хотя он вроде священника. Такой важный, неторопливый.
И говорит он всегда медленно. Как и полагается главе Ордена. А я смотрю на него и думаю, что если его переодеть из строгого костюма, например, в футболку и джинсы, как моего папу, или в рубашку и спортивные штаны и ещё в шлёпанцы, как нашего соседа… Ну, тогда старец Ларий не будет выглядеть таким уважительным. Он будет просто бородатым лысым дедом в шлёпанцах. И всё, о чём он говорит, будет неважно, смешно.
– Впереди испытания, и всем нам будет нелегко, но дух наш крепок и станет ещё сильнее после испытаний. А в награду за труды наши будет нам свет и тепло в душах наших и в душах наших близких… В знак доверия я попрошу сестру нашу Дым укрепить здоровье и веру своим светом!
– Капелька! Иди!
Мама Толли толкает меня кончиками пальцев в плечо. Я пробую встать. Цепляюсь платьем… Что же оно длинное-то такое! Юра из своего кресла следит, как я тут дёргаюсь, и не шевелится. Не понимает, что со мной не так.
– Иди сюда, Дым! – повторяет Ларий ещё строже.
Мама Толли и маленький Август дёргают меня за подол. Распутывают! Это! Чёртово! Платье!
– Покажи нам свой свет…
Надо смотреть на экран и вспоминать хорошее. Это привычно и скучно. Я зеваю, глаза слезятся. И я не знаю, что показать. Не хочу вспоминать своё прошлое. Совсем!
Вот, держите картинку: мы с Тай сидим в дальней комнате книгоубежища. Хохочем. Обнимаемся.
Тай держит меня за руку и говорит: