скачать книгу бесплатно
Это были, наверное, единственно мудрые и незлые его слова за долгие месяцы. Александр вскинул голову в надежде услыхать от отца еще что-нибудь подобное, но тот неожиданно умолк, а потом и вовсе ушел с кухни. Через пару минут квартиру заполнил оглушительный рев телевизора. Старик всегда так смотрел его, невзирая на время суток и желание Александра отдохнуть хотя бы ночью.
Пельмени он съел безо всякого аппетита, как ел их почти всегда. Пельмени, потом жидкий недорогой чай. И снова к окну в надежде увидеть ее – желанную девочку из безвозвратно счастливого детства.
Оно счастливым было у него. Действительно счастливым и почти безоблачным. Отец почти всегда работал, дома бывал мало. Когда появлялся, сын по большей части уже спал. И отвратительный нрав отца как-то не давал о себе знать до тех самых пор, пока не умерла мать. Не стало матери – не стало и семьи. Своей создать – такой же прочной и счастливой – у Александра не получилось. Лизка оказалась немного…
Или не Лизка, а он оказался не готов идти на поводу у ее капризов и капризов ее мамы, непременно желающей жить вместе с молодыми и принимать непосредственное участие в создании и укреплении их ячейки. Как пошло все не так с самого начала, так и продолжилось.
– Все они одинаковы, Сашок, – утверждали его друзья, отжившие в браках лет по пять-семь. – Ничего нового, если стол и кров один на двоих. Не тешь себя мыслью, что с кем-то может быть по-другому.
А он вот тешил. Мало того, почти верил, что у него все было бы по-другому с кем-то еще. И этой кем-то могла быть только одна – девочка из его детства. Та, что жила в доме напротив.
Он выбрался из-за стола с тяжелым сердцем. Не хотел, да вымыл всю посуду. Прибрал со стола. Неожиданно для себя подмел пол. Может, в благодарность, что отец не донимал его сегодня. Потом стащил с форточки шторку, стряхнул ее и занавесил аккуратно окно, попутно подумав, что надо бы ее выстирать. Подумал и решил вынести мусор.
– Па, я мусор вынесу, ты не запирайся, ладно? – предупредил он старика, задремавшего перед телевизором.
– Ладно, – ворчливо отозвался тот. – Ты на вторник отгул возьми. Меня во вторник в банке ждут с тобой. И документы приготовь. Паспорт там, военный билет на всякий случай. Да! И справка твоя о зарплате нужна непременно. Справка о доходах. Возьмешь?
– Возьму, – согласился Александр.
Он бы теперь всю бухгалтерию швырнул к его ногам, лишь бы тот дремал и не скандалил попусту.
– Иди уже. – Отец чуть скосил на него хитрющие глаза и хихикнул: – Она ведь тоже в это время мусор выносит обычно. Поспеши, а то опять ее прозеваешь, красавчик!..
Мусорные контейнеры расположились далековато. Удобства в этом пенсионерам виделось мало. Приходилось идти проходным двором мимо гаражей на пустырь, это метров триста, не меньше. Но санэпиднадзор был непреклонен: нельзя располагать помойку в таком дворе, как их. Ничего, пройдетесь, для здоровья только польза.
Александр был со службами этими абсолютно солидарен. Двор был великолепен, до стерильности чист, загадить его мусором было бы кощунством.
Дворовый колодец из четырех пятиэтажных домов был почти полностью залит асфальтом, исключение составляли клумбы и детская площадка. Двор ежедневно вылизывался местным дворником дядей Толей. Он же поливал всю растительность, радующую глаз с весны до глубокой осени. Ну какие тут могут быть мусорные контейнеры! Не место им под окнами. А что ходить приходилось чуть дальше, чем хотелось бы, не беда. В этом Александр даже видел определенные удобства. Как вот сегодня, к примеру, когда он вышел из подъезда и увидел под аркой проходного подъезда до боли знакомый и желанный силуэт.
Глава 2
Из мусорного мешка отвратительно несло затхлой рыбой. Стас вечером упивался пивом с воблой. Потом, не удосужившись замотать рыбьи головы плотнее в отдельный пакет, вывалил все зловонное угощение свое в мусор, забыв, как всегда, утром отнести на помойку. Вся квартира, казалось, пропиталась этим запахом. Каждый угол ее, каждая вещь. Кажется, от волос ее – и то несло распотрошенной накануне воблой.
Ирина отставила руку, в которой несла мешок с мусором, подальше и ускорила шаг. Ей было неловко так идти. Высокие каблуки мешали, увесистая зловонная ноша раздражала, тут еще, как назло, вырыли траншею прямо на пути к мусорным контейнерам, и пришлось идти в обход.
Ну что за жизнь у нее, господи боже!!! Хоть плачь, честное слово!
С девяти утра до шести вечера она – уважаемый, обожаемый сослуживцами сотрудник. После шести – домработница, которой помыкают, погоняют и давно уже не любят, кажется.
– Дорогуша, расслабься, – хохотнула в прошлую пятницу ее начальница, когда они рядышком сидели на полке в сауне. – Думаешь, я дома на другом положении?
– А что – нет? – Ирина сонно удивилась, ее всегда от тяжелого жара клонило в сон.
– Поверь мне, нет! Будь ты хоть трижды заслуженной, хоть премьер-министром будь, та скотина, под которую ты вынуждена день за днем ложиться, никогда тебя таковой считать не станет. Ты для него подстилка – не более. Баба евонная, с которой он что хочет, то и делать будет.
– Это несправедливо, – выдохнула она осторожно, чтобы не обжечь себя своим же дыханием.
– Согласна, но изменить мир мы с тобой не в силах. Так было, так есть и так будет. В противном случае… – Начальница закатила глаза, осторожно облизнув верхнюю губу. – В противном случае ты просто обречена на одиночество. Ты ведь не хочешь остаться одна, нет? Вот именно! И я не хочу. Какой-никакой плетень, да за ним тише. Помни это, Ирка, и не ерепенься. А Стас твой…
– Что мой Стас? – подначила она начальницу, заведомо зная, что та сейчас начнет хвалить ее мужа.
Ей нравилось, когда его хвалили. Когда начинали перечислять при ней его достоинства, в истинной ценности которых она давно сомневалась. Когда приводили при ней примеры чьих-то неудавшихся браков, где и пьют, и бьют, и гуляют. Он-то не такой!
– А Стас твой такой плетень, к которому любая привалилась бы с радостью и благодарностью за то, что ей это позволили, дорогуша.
– В самом деле?
– Не нужно так удивляться, милая. – Начальница с пониманием глянула ей в самые зрачки. – Ты и сама прекрасно об этом знаешь. Вспомни Новый год. Вокруг него бабы наши вились. А он только улыбается и с тебя глаз не сводит. Радоваться должна, а не роптать. На диване он у нее лежать любит! Скажите пожалуйста, какой недостаток! А кто не любит-то? Мы бы с тобой тоже с радостью завалились бы, коли позволено было. Только нам не позволено, потому как мы с тобой бабы! Нам позволено шуршать на кухне, а потом под одеялом. Живи уж и не жалуйся. Такова жизнь семейная, такова она, проклятая. А без нее тоже худо, согласись?..
Она и согласна была, и нет. Все вроде бы и так, но…
Но бывало ведь и по-другому. У многих причем бывало. У ее отца с матерью, к примеру. Мама могла запросто залезть с ногами на диван и втиснуть свои озябшие ступни отцу между коленок, чтобы согрел. Тот никогда не ругался, даже если и не вовремя. Ноги мамины возьмет в ладони и дуть начнет, иногда и пощекотать мог, если настрой был у обоих шаловливый. Настрой друг друга они четко ловили, вот в чем был секрет их долгого семейного счастья. А у нее со Стасом не было! Ни настроя общего, ни желания уловить его.
Вчера вот она, к примеру, притащила из ресторана мясо по-французски. Сервировала стол красиво. Свечу поставила в серебряном подсвечнике, в том самом, что дарила Стасу на первую годовщину свадьбы. Серебро столовое достала, лучшие тарелки. А он что?!
Он ввалился в квартиру с пузатым пакетом, в котором булькало пиво и щетинилась вобла. Зашел на кухню, поморщился изысканному убранству стола и тут же без лишних предисловий потребовал:
– Ты, Ириша, хрень эту всю со стола сгреби, будь другом. Я пивка попью, лады?..
Может, если бы она настояла, он и не стал бы стучать этой проклятой воблой по столу и шипеть пенным напитком, вскрывая банку за банкой. И, может, сел бы напротив и проникся бы торжественностью момента, но…
Но она тут же обиделась. Тут же сгребла все со стола вместе со скатертью и ушла к себе, засев за книгу. И просидела с ней до полуночи. Никто о ней и не вспомнил. Детей у них не было. Родители ее умерли друг за другом почти сразу после ее свадьбы. И вспомнить о ней в этот вечер было некому, а Стас мирно допил свое пиво, досмотрел сто первый по счету спортивный матч, принял душ и завалился спать. Утром ушел на работу, не озаботившись тем, что жена предпочла спать в соседней комнате на диване. И даже мусор свой не вынес. Идиллия!..
– Здравствуйте, – тихо окликнул ее кто-то со спины знакомым и в то же время чужим голосом.
Ирина повернулась и увидела мужика из дома напротив.
– Привет, – кивнула она, тут же поспешно швырнула пакет в дальний контейнер, чтобы не так обдало того тараночным зловонием, и поспешила в обратную сторону.
– Торопитесь? – вдруг с чего-то поинтересовался мужик, поспешно избавился от своего мусора и бросился за ней следом.
– Я? – Она удивленно на него оглянулась. – Вообще-то да, тороплюсь. А в чем, собственно, дело?
Дело все было в ней и ни в ком другом! В ее походке, в ее повороте головы, в том, как она смотрела и как улыбалась, правда не ему. Все дело было именно в ней, но как скажешь, если она вся тут же ощетинилась и смотрит на него, как…
Как его отец на него смотрел, черт побери! Именно так она на него теперь смотрела – как на ничего не представляющее собой существо.
– Ни в чем. – Александр пожал плечами, размахом которых мог вправе гордиться, беда, обтянуты они были пыльной, неряшливой футболкой. – Меня Александр зовут, а вас Ирина, я знаю.
– Очень приятно, – осторожно кивнула она, не понимая его жадного, пристального взгляда и совсем не находя ему никакого объяснения.
– Мусор выносили? – совершенно не к месту подметил он.
– Да что вы, нет – прогуливалась. Такое место, знаете ли! – чуть окунувшись в былое юношеское злоязычие, Ирина тут же расхохоталась. – Саша, вы несете вздор, не находите?
– Нахожу, – улыбнулся он, с упоением слушая ее смех. – У вас смех, Ирина…
– Какой?
Вот напало на нее неожиданное кокетство, скажите на милость! И где? На помойке! Расскажи кому – засмеют. Но изнутри будто черти толкали давно уснувший и покрывшийся мхом задор.
– Какой у меня смех, Саша?
– Потрясающий! Никогда не слышал, чтобы кто-то так мог заразительно смеяться, – выдал он ей чистейшую правду.
– О как!
Что-то такое про ее смех говорил ей прежде и Стас. Потом перестал. Потом мог коротко обронить:
– Ирка, хорош ржать!
А как все начиналось, как начиналось! И не с мусорных контейнеров дело пошло, а с охапок роз под ее балконом и дрожания гитарной струны на высоком аккорде. И черноморский курорт потом был, и счастье в белом платье в самом центре города. А закончилось все воблой, черт побери. Воблой, пивом и футбольным матчем.
– Вы, Ирина, потрясающая женщина, – проговорил не очень внятно ее собеседник.
Неожиданно для обоих сделал пару шагов, приблизившись к ней на непозволительное расстояние. Склонил голову, осторожно взял ее руку, в которой она несла зловонный пакет с мусором, и поцеловал.
– Не гигиенично, между прочим, – язвительно заметила она, ничуть не смутившись, а разозлившись на себя и на него за нелепую эту сцену. – Я в этой руке несла пакет с мусором.
– Ну и что? – Кажется, он ничего не понял.
– Ничего! Просто мне пора. Пока.
И пошла от него прочь той самой походкой, которую он никогда прежде не видел ни у кого другого. И хвост ее волос все так же по-детски метался от плеча к плечу, как тогда давным-давно в школе, когда он караулил ее на переменах, и…
– Ира! – вдруг крикнул он, охваченный неожиданным отчаянием. – А я ведь вас люблю с самого детства!
– Что?! – Она споткнулась и стояла к нему спиной какое-то время, потом обернулась и снова повторила: – Что вы только что сказали, Саша?!
– Ничего особенного. – Он пожал плечами, продолжая упиваться тем, что рассматривает ее так близко. – Я люблю вас с самой школы. Когда вы еще были девочкой. И потом любил, когда вы замуж выходили. И теперь люблю.
– Вот это да!
Ирина часто-часто заморгала, не зная, что именно надлежит в таких случаях говорить и делать. Смеяться было неуместно. Учитывая то, как именно он смотрел на нее. Смотрел ведь, прости господи, как больной совершенно.
Призывать к порядку тоже вроде было не за что. Он не сделал ей ничего дурного и, кажется, не собирался этого делать. И тогда она произнесла традиционную, единственно верную, на ее взгляд, фразу:
– Я замужем, Александр.
– Я знаю. Но ваш муж…
– Что мой муж?
Это был уже вызов, черт побери! Еще никто и никогда не отзывался в ее присутствии дурно о ее муже. Что, интересно, может сказать этот человек в неряшливых джинсах и футболке?
– Что мой муж, Саша?
– Он вас недостоин, и он… Он очень странный человек.
– Да? И что же в нем странного?
– Ну… Он никогда не выносит мусор, к примеру. Всегда этим занимаетесь только вы и…
– И он точно никогда бы не стал признаваться мне в любви на помойке, – перебила она его с раздражением и ушла, сердито цокая высокими каблучками по утоптанной до мраморного блеска тропинке.
Она отошла уже достаточно далеко, когда он крикнул ей вслед:
– Позвоните мне как-нибудь, Ирина! У меня очень простой номер: три шестерки сорок три. Я буду ждать!
Глава 3
Он давно уже прозябал в бездеятельной скуке. Очень давно. Как бы не соврать, не сбиться со счета и не обмануть самого себя.
Да, уже несколько месяцев не находилось применения его таланту. А он у него имелся, да еще какой! И главное – талант тот был пока непризнанным. Результатами упивался пока он один. Правильнее, думал, что он один, но вот вчера…
Вчера на улице возле газетного киоска его неожиданно окликнули. Окликнули по имени, между прочим. Отвели под локоток подальше от людской толчеи, что всегда возникала там, поскольку газетный киоск соседствовал с автобусной остановкой. Усадили на скамеечку под раскидистым канадским кленом и, настырно глядя ему в глаза, проговорили:
– У меня есть заказ на одного человека.
– Не понял?
Он очень ловко изобразил удивление. Он умел притворяться, умел играть, умел вводить в заблуждение. Решил, что прокатит и на этот раз. Не прокатило, черт побери, потому что этот настырный человек ухмыльнулся и пробормотал:
– Не пытайся валять дурака, я все о тебе знаю.
– Да ну! И что же ты знаешь?
Не хотел, да оглянулся с опаской себе за спину. Это – решил он для себя тут же – было первым проколом и первой уступкой с его стороны.
Честный человек с незапятнанной репутацией разве станет озираться, разве станет бояться, что их кто-то сумеет подслушать? Нет, конечно. Он запросто пошлет собеседника куда подальше и уйдет прочь, насвистывая. Он не ушел, потому что…
Да струсил он тут же, стыдно признаваться самому себе. Струсил так, что живот моментально закрутило и губы перестали чувствовать, будто в кресле стоматолога сидел и ему только что вкатили в десну огромную дозу обезболивающего. Вот каким страшным и сильным оказался его внезапный страх.
– Знаю многое, но это мой секрет, хотя он и напополам у нас с тобой, – человек отвратительно захихикал. – Но тебе не стоит меня бояться. Я не опасен. К тому же ты мне нужен. Очень нужен. Одному человеку…
– Это я уже понял, – перебил он его со злостью.
И злость эта имела многогранную окраску.
Злился на себя за уязвимость. Злился на этого человека, перед которым вдруг спасовал. И еще больше злился из-за своего интереса к заказу незнакомца.
Маялся ведь от бездеятельности? Маялся. Хотел вновь того феерического ощущения, которое дает невероятный оглушительный успех? Хотел, да еще как! Сетовал на то, что никак не находится применения его таланту? Сетовал, сетовал. Чего тогда? Не ожидал, что его тайное вдруг станет для кого-то явным, вот чего. А разве к этому можно быть готовым?..
– Так берешься выполнить заказ или нет? – Человек спросил так, что ясно было – отрицательного ответа он не потерпит.
– Кто он? – вынужден он был спросить.
– Вот это уже разговор! – тут же обрадовался его собеседник и моментально полез в нагрудный карман летней рубашки, достал небольшую фотографию, подержал ее на ладони, любовно рассматривая, а потом сунул ее ему, буркнув: – Знаешь его?
