скачать книгу бесплатно
– Я подумаю, – пообещала Влада, поднялась со стула, подобрала с подоконника плащ и направилась к выходу.
Она больше не могла здесь находиться. Вдыхать чад общественной кухни, там так некстати убежало молоко. Слушать за спиной гвалт непослушных детей, шлепки по рукам, когда цыганистая девочка полезла за вторым по счету коржиком. Иру все же оставили с детьми еще на неделю, установив семидневный испытательный срок.
Надо было убираться отсюда подобру-поздорову, пока кто-нибудь из знакомых не увидел. Маловероятно, конечно, но чем черт не шутит. Однажды ее совершенно случайно заметил кто-то из сотрудников мужа на вещевом рынке. Разумеется, тут же доложил, и случилась самая страшная в ее жизни гроза.
Она его, оказывается, опозорила! Она недостойно опустила его до уровня попрошаек. Она не имела права, не должна была и, конечно же, будет наказана.
Вдруг и здесь кому-то сподобится ее обнаружить, что будет тогда? Надо бы заранее придумать легенду, способную немного смягчить гнев Игоря Андреевича. Если пронесет, то она не понадобится. А если не пронесет, то Влада вытянет ее из своего мозгового архива и преподнесет мужу в виде правды.
У нее было много таких легенд, историй, приключений, которые она копила вместе с ненавистью. Пускай не всегда, но они пригождались. И Игорь Андреевич порой веселился вместе с ней, слушая хорошо отрепетированный перед зеркалом текст, и, кажется, даже верил. Надо бы что-то придумать…
– Погоди, не уходи.
Марина догнала ее уже почти на выходе. Вцепилась в рукав плаща, не заботясь о том, что может его помять, а Игорь Андреевич не спускал неопрятности. И зашептала доверительно на ухо:
– Пойдем, я покажу тебе комнату, Влада. Пойдем, не упрямься. Куда тебе спешить? Мужик наверняка на работе до ночи. Потом в ресторан с девками. Он разве тебя может хватиться посреди дня.
Мог! Еще как мог!
Мог заехать в перерывах между совещаниями. Мог заехать переодеться, потому что Жанна-стерва по неосторожности пролила ему на брюки кофе. Пятно на брюках, правда, было совершенно не кофейного цвета и издавало специфический запах, но не говорить же мужу об этом. А мог Игорь Андреевич заехать и просто так, без всякой на то причины, и не дай бог было застать ее за праздностью. Должна была либо читать по-английски, пользуясь самоучителем. Либо вязать. Вышивание тоже приветствовалось. Либо помогать Татьяне по хозяйству. Или копаться в садовых клумбах. Торчать перед телевизором могла, по его словам, и резиновая баба. Проку что с того?..
– Ну, идем, Влада. Я покажу тебе комнату!
Не обращая внимания на то, что идти Владе совершенно не хочется, Марина потащила ее все же к лестнице, ведущей на второй этаж. Быстро отсчитала четвертую дверь, выкрашенную бежевой краской. Нашарила в кармане длинной юбки ключ. Открыла. И провозгласила, толкнув дверь ногой в серой тапке:
– Прошу! Входи, Владочка. Будь как дома!
Странно, но вопреки ожиданиям комната Владе понравилась. Очень миленькие обои на стенах – пестрый абстрактный рисунок в лимонно-бежевых тонах. Красивый тюль на окне. Вместо ночных штор по стеклу распласталась простыня.
– Солнце тут жарит с утра до вечера, вот и закрыли, чтобы стены и мебель не выгорали.
Из мебели была полуторная кровать под меховым покрывалом.
– Это мое из дома, – тут же пояснила Марина, любовно погладив искусственный голубоватый ворс.
Диван вдоль окна. Шкаф для одежды в углу у двери. Полированный стол и тумбочка с цветным телевизором. На полу большой ковер с белой бахромой по краям.
– Это тоже я из дома притащила, – похвасталась Марина, скинув тапки, прежде чем ступить на ковер. – А то алкаш все равно пропьет, вытащит из дома, пока меня нет. Нравится?
– Нормально, – кивнула Влада. – Жить можно.
– Вот! А я что говорю! Переезжай!
– Я подумаю, – кивнула Влада, отступая к двери. – Извини, Марина, мне уже пора.
Новая знакомая вызвалась проводить ее на улицу. Вытащила из шкафа осеннее драповое пальто. Накинула на плечи. Снова обулась в серые тапки и зашлепала рядом с Владой, треща без умолку о преимуществах проживания в подобных центрах.
– Можно хотя бы выспаться! – выдохнула она, останавливаясь возле скамейки, на которой Влада провела много дней, наблюдая за центром. – Дома-то за волосы с кровати стащат да под дулом ружейным раздеваться заставят. А тут красота. Переселяйся, Владочка. Мы с тобой заживем!..
Зажить здесь она всегда успеет, с грустью подумала Влада. Вот узнает Игорь Андреевич о ее художествах, выставит за дверь, тогда и заживет. И будет жить долго и счастливо и умрет когда-нибудь на казенной койке, уставив в потолок подслеповатые старческие глаза. А что? Это ее вполне реальная участь, если учесть, что нет у Влады ни кола ни двора. Она даже на бабушкину комнату никаких прав не может иметь, поскольку та тоже их не имеет. Живет по временной регистрации, и все. А жить перестанет, так и комната перейдет к следующему жильцу.
Ни кола, ни двора, ни денег! Так вот она и живет, хотя в лице общественного мнения она – Черешнева Влада Эдуардовна – молодая богатая дама, проживающая в двухэтажном особняке с преуспевающим мужем-бизнесменом, домашней прислугой и всем отсюда вытекающим.
Так однажды на званом ужине у кого-то из мэрии Владе продекламировала речитативом малознакомая дама в мехах. Прицепилась к ней с самого начала вечера и не отпускала от себя ни на шаг. Все учила и учила, все наставляла и наставляла. А под конец так и вовсе возмутилась:
– Что это вы застыли с такой скорбью на лице, милочка?! Что вас не устраивает?! У вас есть все! – Она принялась перечислять, под финал своей обличительной речи обозначив Владу богатой, недовольной и неблагодарной. – А вы еще и скорбите! Так ступайте на стройку, в конюшни, в притон, наконец. Хлебните лиха, чтоб осознать наконец, как вам повезло с мужем…
Она оказалась засланной – эта пышнотелая гражданка в меховом манто. Засланной Игорем Андреевичем, которому было недосуг воспитывать в жене чувство благодарности. Дел и без того хватало, столько пробелов случилось в ее воспитании, столько пробелов, работать приходилось не покладая рук.
Была она богата, сыта, одета и украшена драгоценностями. Последние выдавались ей едва ли не по описи из старинной шкатулки красного дерева, запираемой супругом на ключ. Все это должно было подразумевать дикую всепоглощающую благодарность с ее стороны, а она вдруг захотела любви и нежности. Ну не дура ли?..
– Все, пока. – Марина полезла к ней с прощальным поцелуем, отставив руку с прикуренной только что сигаретой далеко в сторону. – Жду тебя завтра. Не вздумай передумать.
Завтра! Где она, а где оно – завтра?! Влада подавила тяжелый вздох, через силу улыбнулась новой знакомой и побрела на автобусную остановку.
В автобусе сразу затесалась на заднюю площадку, предъявив проездной билет сердитой кондукторше. Уставилась в окно и стала считать остановки. Выходить ей следовало через четыре, за две до нужной. Пройти тихой улицей, пересекающейся с той, где располагался их особняк, незаметно постоять возле дома с бирюзовыми ставнями, и тогда уже можно было идти к себе.
Этот дом с бирюзовыми ставнями Влада приметила давно. Еще по прошлому лету, когда впервые вызвалась помогать Татьяне с покупкой продуктов. Та убивалась на домашней работе, все надеялась на прибавку к жалованью. Прибавки не случилось, а обязанности возросли после того, как Игорь Андреевич выстроил гостевой домик. Татьяна потихоньку начала роптать. Тогда Влада и вызвалась помочь с покупкой продуктов. Игорь Андреевич поначалу отмалчивался, отмахивался, но потом неожиданно дал добро, ежевечерне требуя с обеих женщин подробный финансовый отчет.
Отчитывались они виртуозно, потихоньку начав обманывать супруга и хозяина по мелочам. Татьяна прикарманивала часть денег в обмен на молчание. Она не выдавала Владу, когда той приходило в голову просто погулять, обходя супермаркет стороной. В один из таких прогулочных дней и встал на ее пути этот необыкновенный теремок, возле которого она подолгу простаивала.
В нем не было ничего необыкновенного и примечательного. Подобных на этой тихой улице набралось бы с десяток. Но этот ей нравился по непонятной какой-то причине. Заставлял останавливаться каждый раз и жадно пожирать все здесь глазами, будто так вот можно было впитать в себя чужую, наверняка счастливую и беззаботную жизнь.
Очень аккуратный невысокий забор окружал старый запущенный сад. Кряжистые яблони теснили к дому четыре смородиновых куста. Из-за крыши дома торчала макушка старой груши. Клумб никаких не было. Цветы росли сами по себе. Где-то вырывались из травы и устремлялись в небо остролистые ирисы. Возле смородины облюбовали себе место заросли пионов. А чуть ближе к забору, в тени, Владе удалось рассмотреть садовые ландыши. И трава повсюду, трава. Такая мохнатая, такая сочная и высокая. Она, кажется, даже пахла как-то по-особенному, не травой, а вечным цветением. И еще, быть может, свободой.
Да, именно! Влада едва не задохнулась от волнения, поняв наконец, почему ее так тянет сюда.
Вольная воля чувствовалась здесь в каждом углу!
Ничем не стесненная, росла трава. Никто не загонял в клумбы цветник. Не стремился урезонить старые деревья, напирающие на дом. И даже рыжий кот на подоконнике вел себя абсолютно свободно. В его хитром прищуре ощущалась вольготная сытость.
Он ведь со временем стал ее любимцем – этот здоровенный котяра. И Влада даже расстраивалась, когда он не возлежал на широком подоконнике.
Сегодня рыжий был на месте. Увидел ее, широко зевнул и тут же принялся умываться, елозя по крупной мордахе мохнатой лапой. Влада улыбнулась. Отошла чуть в сторону, там возле березы имелась скамеечка, на которую она обычно присаживалась минут на десять, не больше. Села, пристроив сумочку на коленках, и с тревогой принялась осматривать территорию за невысоким заборчиком.
Ее всегда пугало, что хозяева что-нибудь здесь изменят в ее отсутствие. Спилят яблони, к примеру. Или выкорчуют пионы, что совсем заглушили смородину. Но больше всего ее страшило то, что траву пустят под газонокосилку.
За их двухметровым забором, например, не было ни одного клочка земли, где бы одна травинка переросла другую. Все высаживалось, косилось, подстригалось и обрывалось строго по правилам. И она этим правилам следовала тоже, чтобы не вызвать недовольства Игоря Андреевича. Ненавидела и следовала, следовала и ненавидела.
– Здесь все угнетается, Таня, – обронила она однажды по неосторожности, глядя в окно на свой сад. – Все, включая розовые кусты.
В старом саду за невысоким забором гнета не ощущалось. И запущенным он мог показаться лишь на первый взгляд. А потом…
А потом приходило понимание, что в этой хаотичной вольности есть свой не обременяющий никого и ничего порядок. Здесь просто никто и ничто друг другу не мешает. И все всех устраивает. Смородина безропотно соседствует с пионами. Ландыши наслаждаются благодатной тенью яблонь. Ирисы стремятся к солнцу, при случае скрываясь в траве от палящих лучей. И рыжего кота никто не гонит с подоконника, хотя он всякий раз, забираясь на свою любимую лежанку, наверняка цепляет петли на дорогой занавеске.
Владе казалось еще, что в доме этом непременно должны жить очень хорошие, добрые люди. Жить в полной гармонии друг с другом и в ладу с самими собой. Они уж точно не стали бы скандалить из-за уродливой чайной кляксы на чистой скатерти. Не тащили бы за волосы в темную кладовку под лестницей только за то, что ее нож трижды за ужин упал со стола. И уж точно не обезопасили бы себя изуверским способом от дележа имущества при возможном разводе, как это сделал однажды с ней Игорь Андреевич.
Там живут хорошие люди, решила напоследок Влада, поднимаясь со скамейки. И они ни за что не подумают о ней гадко и плохо, если и обнаружат ее неослабевающий интерес к их обители. Обители вольнодумцев…
Глава 2
– Слышишь, что говорю тебе, или нет?! – визгливый голос Леночки перекрыл гул стиральной машины. – Эта чокнутая снова здесь ошивается.
– Почему сразу чокнутая, Ален?
Он с трудом оторвал взгляд от мелькающих на мониторе цифр. Выглянул в окно, увидел очень красивую и очень печальную женщину. В очередной раз пожалел ее, посочувствовал ее печали и снова уставился в компьютер. Ему было некогда разговаривать с Леночкой. Некогда бередить душу, пытаясь понять, что заставляет незнакомку подолгу просиживать напротив его окон на скамеечке. Некогда, некогда, некогда…
Зато у Леночки времени было предостаточно. Времени, здоровья и злого задора, обильно сдобренного ревностью.
– Слушай, милый, а это она не к тебе сюда день за днем таскается, а? Ведь как на службу, каждый день. Как на службу. Придет, усядется, все осмотрит, а потом Рыжему улыбается. Нет, если не к тебе, то точно чокнутая. Чего молчишь, ответь что-нибудь!
Она не отстанет ни за что. Такая у его Леночки натура. Хочешь не хочешь, а хотеть надо, любила она повторять со смешком. Свободен ты, нет, но разговору с ней удели время. Бороться с этим было невозможно. Вот и сейчас. С тщательно завуалированным раздражением он задвинул клавиатуру под крышку стола. Развернулся на вращающемся кресле в ее сторону и вежливо поинтересовался:
– Что ты хотела бы услышать от меня, Алена?
– О господи, начинается! – взорвалась она тут же, запрыгнув на диван с ногами. – Ненавижу, когда ты такой!
– Какой?
– Снисходительно-вежливый, мать твою! – Она нацелилась кончиками пальцев себе в грудь, которой было слишком много, на его взгляд. Слегка потюкала ими и прошипела с яростью: – Думаешь, я никому, кроме как тебе, не нужна, да?! Думаешь, ты один такой добродетельный нашелся? Или простить мне не можешь, что ушел от жены своей сирой?!
– Ну при чем тут Элла?
Он и правда удивился, как удивлялся всякий раз ее умению начинать за здравие, а заканчивать за упокой. Предметом теперешней беседы вроде бы изначально была незнакомка, что регулярно усаживалась на скамейку подле их дома.
С чего вдруг Алене приспичило перескакивать на тему подло брошенной им жены? Главное, зачем? Все уже выяснили несколько лет назад. Он – для себя. Она – для себя и за него тоже. К чему снова ворошить старое? Снова хочет сделать ему больно или в очередной раз пытается вывести его из себя? Так с последним бесполезная затея, а первое…
Первое давно покрылось уродливыми шрамами, напоминающими коросту.
– У меня достоинств масса, милый! – продолжала живописно раздувать крохотные ноздри точеного носика Леночка. – Захочу, завтра переселюсь из этой халупы кое-куда покруче. Что скажешь?
Он давно уже перестал бояться ее угроз. Давно перестал бояться одиночества. Леночка благополучно вытравила из него его застарелый страх. Более того, она сделала то, чего не сумел сделать ни один психоаналитик.
С некоторых пор он стал вожделеть одиночества! Так-то вот, господа профессионалы. Вы бились, бились, а она за вас все это сделала своим неприятно высоким, визгливым голосочком.
И еще ему хотелось бы – да, да, это правда – утром пройтись босиком по росе. Постоять и послушать, как с тупым стуком в саду осыпаются никому не нужные яблоки с боками, покрытыми, будто конопушками, черными точками. Как мягко шуршат по траве, откатываясь от того места, куда только что шлепнулись. И еще очень хотелось услышать ему, особенно в последние несколько недель, как лопаются почки на деревьях. Как пахнут горьковато и сладко. И понаблюдать, как из липкого кокона выползают крохотные нежные листья, как матереют потом, стареют, осыпаются к ногам. Все это было рядом, день за днем, год за годом, но почему-то проходило незамеченным…
– Что скажешь? – снова вторглась в его мысли Леночка, взметнув темные кудряшки.
– Переселяйся. – Он улыбнулся и неосторожно снова глянул в окно.
– А-а-а!!! Я так и знала!!! – Она уловила его взгляд и, конечно же, расценила все по-своему. – Я так и знала, что эта тетка ходит к тебе! Ходит и ждет. Ходит и ждет.
– Ну откуда ты знаешь, чего она ждет? – снова совершенно искренне удивился он. – И вообще, что ты можешь о ней знать, Алена?!
– А ты?! Ты знаешь?!
– Я? Я нет, – сказал он и тут же покраснел, как последний идиот.
– Врешь! – пригвоздила его Леночка и тут же презрительно плюнула в его сторону. – Провалился бы ты к чертям собачьим и с домом своим убогим, и со всей своей лабудой под названием «высокие чувства». Жаль, идти мне пока некуда, а то бы…
– А как же тот дом, что покруче?
Он не хотел ее подначивать. И был бы рад, если бы Леночка скрылась сейчас в ванной, где все еще громыхала забытая стиральная машинка. В ванной или еще где-нибудь, но лишь бы скрылась. Подначил только для того, чтобы увести ее в сторону от глупых подозрений. Но Леночка была той еще штучкой, провести ее было сложно.
– Зубы мне не заговаривай, умник, – фыркнула она, вытягиваясь в полный рост на диване. – Переселюсь, когда сочту нужным. А вот что касается этой дамы… Ты что, следил за ней? Следил, так?!
Чтобы не покраснеть еще раз и не выдать себя с головой, он вскочил с кресла и ринулся прочь из комнаты. Он будет мести улицу, будет полоскать белье, развешивать его потом вкривь и вкось – по-другому не получалось – на бельевых веревках за домом. Будет делать что угодно, лишь бы не находиться сейчас подле этой подлой девки, которая дергала и дергала его за нервы, ворошила и ворошила потухшие угли в его душе. И чего не живется человеку спокойно? Чего надо ей, сказал бы кто?! Дом ее не устраивает? Да, он согласен. Дом старый, обветшалый, но это же временно. И квартира в центре города, где второй год ведется затянувшийся ремонт, имеется шикарная. И мебель туда уже куплена и дремлет под толстым слоем целлофана на мебельных складах. Всего и нужно-то – потерпеть немного. Нет, ее будто демоны раздирают, придирается и придирается. Липнет и липнет с гадкими вопросами. Первый год житья из-за Эллы не давала.
– А ты все еще любишь ее, милый?..
– А ты вспоминаешь ее?
– А она лучше в сексе, чем я, или нет?
– Твое сердце успокоилось? Если да, то почему ты стонешь ночами и зовешь ее по имени?..
И так день за днем и по нескольку раз в день. Разве так можно?!
Тема Эллы сменилась благополучным затишьем в пару лет, теперь вот прицепилась к этой женщине. И чем она ей не угодила?
Ну приходит. Ну сидит и молча смотрит на их дом. Что с того? Тоска, может, душу ее гложет. От безысходности, отчаяния или одиночества ходит она сюда. Да мало ли причин! Он и сам ходил два года подряд к тому пруду, где с Эллой познакомился. Уже разведен был давно, с Ленкой жил, а на пруд ходил. И тоже на скамейку садился и смотрел часами на толстых уток, прикармливал их булками, шикал, когда галдели. Но ведь не уходил, сидел и смотрел. Может, до сего времени ходил бы туда, если бы не Ленка. Выследила, гадина, и такое устроила…
– Прячься от меня, не прячься, – дверь старенькой ванной распахнулась, как от ветра ураганного, и Елена ввалилась в крохотную комнату, – но ты точно за ней следил. Станешь отрицать, снова потащу по врачам, так и знай. Пускай тебя признают сумасшедшим или тихим маньяком. Скажу, что тайно ходишь за женщиной, сильно напоминающей тебе твою покойную супругу.
Пододеяльник, который он только что выполоскал и собирался отжать, выскользнул из рук и упал обратно в ванну, забрызгав недавно поклеенные обои. Нет, это только Ленке могла прийти в голову идея заклеить бумагой стены в помещении, где постоянно сыро. Другой здравомыслящий человек прежде подумал бы, а она…
Кстати, что она только что сказала? Кажется, она пытается обвинить его в сумасшествии, маниакальной страсти ко всем женщинам, хоть отдаленно напоминающим ему Эллу? Кажется, так. Но ведь это глупо! Та женщина со скамейки, разве она похожа на Эллу? Да ничуть!
Элла была брюнеткой, а эта блондинка. Причем натуральная, а не высветленная, он в этом неплохо разбирался. И неплохо рассмотрел ее со спины, когда пошел однажды за ней следом. Элла была крохотной во всем. Рост, размер стопы, ладошки, грудь, все было миниатюрным, почти детским. А эта женщина…
Она была высокой, с прекрасной фигурой, на такие фигуры теперь спрос у всяких папиков. Кстати, с одним из таких она и живет в своем огромном доме, который с легкостью променяла бы на его – полуразвалившийся. Видимо, не сладко ей там жилось – в ее золотой клетке.
Так вот она была высокой блондинкой, а Элла…
Элла была крохотной, беззащитной, ее мог обидеть всякий, и даже он не удержался. Взял и подло бросил ее ради Ленки. На кого променял, идиот!!! Взял и бросил.
А потом Элла бросила его. Поначалу все принимала его в гостях, принимала от него подарки, деньги, которые он совал ей в прихожей, чувствуя себя распоследним подонком. Улыбалась ему! Просила не чувствовать за собой никакой вины! Говорила, что вполне счастлива и совсем не одинока, а потом взяла и бросила.
Точнее, бросилась под пригородную электричку. Уехала самым дальним маршрутом и бросилась там прямо с перрона под страшные стальные колеса. Они чудовищно изуродовали ее тело, его душу и его сознание.
Когда ему сообщили о ее гибели, он как раз…
А чем он, кстати, занимался в тот момент? Да, точно. Он собирался выпить кофе с пирожным, которое принесла из кондитерской его секретарша. Надо же, как запомнилось!
Александра заглянула в его кабинет, поддразнивая, помахала в воздухе крохотной коробочкой с пирожными, от которых по кабинету тут же поплыл сладковато-нежный запах ванили и шоколада, и спросила:
– Женя, будешь?
