Мавка

Натан Романов

Мавка

Бабушка мне в детстве рассказывала истории. Правдой ли они были, или вымыслом любящей бабушки- не известно. Она рассказывала много интересного, и порой так бывало, что правдивые истории, как мне казалось тогда, на поверку оказывались выдумкой. И тогда я стал у бабушки после ее очередной сказки обязательно узнавать, правда ли это. Она всегда честно отвечала, сперва спросив моё мнение на этот счёт. Почти всегда я не угадывал. Ну посудите сами.: Она рассказала, как в молодости выпала из кукурузника и упала в стог сена. Это оказалось правдой. А смешная история, в которую я конечно поверил, про коровью лепешку, которую они засунули в коробку из-под пиццы и всем предлагали, оказалось вымыслом. От куда у бабушки коробка из-под пиццы? Этот вопрос задала мне мама. И действительно, откуда пицца в бабушкино время! Вот и верь после этого взрослым. Но одна история никак не идёт из моей головы, и сейчас вы поймёте почему.

Как-то раз, когда я стал постарше, и начал интересоваться ни только своим, но и окружающим миром, и в очередной раз приехал к бабушке на передержку, я познакомился с другими ребятами. Некоторые из них были засланцами, как я, другие же, местные. Так вот местные сказали, чтоб мы мол не ходили к озеру. Там стали люди пропадать, мужчины в основном. Кто-то грешил на древнего сома, который якобы живёт на дне озера и периодически кого-то утаскивает на дно. Конечно больше похоже на бред, ведь почему тогда никто его не извлечёт из озера? Мне на это сказали, что у озера есть второе дно и сом прячется там. Но бабушка научила меня, что чем история правдивее, тем больше шансов что это выдумка: " Правда, зачастую, больше похожа на ложь." Говаривала бабушка. Моя версия была более прозаична. Скорее всего виной исчезновений была привычка местных рыбаков, а в этой деревне все мужчины поголовно были рыбаки и охотники, у которых была странная традиция жахнуть стаканчик самогона для удачного улова. Была и ещё одна версия, что в озере завелись русалки или типа того. Но в этот бред я по началу не поверил совсем пока бабушка мне не рассказала про старое придание о местных утопленницах…

Началось всё в незапамятные времена. Тогда эта деревня была одним из множества поселений кочевников. Обосновались они и обжились в этих местах потому, что здесь было семь озёр полных рыбы и лес неподалеку с разнообразной живностью. Потому село и названо Семиозеровым. Сейчас конечно осталось лишь одно озеро, самое большое, остальные стали болотами и высохли. Когда озера, а вместе с ними и рыба начали гибнуть, суеверные люди решили, что их боги разгневались на них из-за алчной вырубки леса. Чтобы умаслить богов, собрали всех жителей и почему-то решив, что это хорошая идея, выбрали самую красивую девушку и принесли в жертву на озере. Это так дико звучит, что даже будучи подростком я ужаснулся жестокости людей, которые топили молодую девушку в озере, в то время как остальные кричали У А, содрогаясь в диком танце. Так или иначе, но это озеро перестало цвести и зарастать тиной. Наоборот, стало чистым и рыбным местом. И каждый год, как люди видели в начале лета цветущее озеро, они приносили в жертву самую красивую девушку.

Почему им не пришло в голову, что это сезонное явление, это и так понятно – дикари. Но с тех пор каждый год у озера пропадали мужчины, как сказала бабушка, озерные девицы ищут жениха, и забирают его к себе в озеро. Собственно, этим и объясняется, что жертвы больше не приносят, а озеро ещё не высохло.

Правда ли это, мне, тринадцатилетнему выяснить не удалось. Деревенские говорили, что правда. Но тогда не понятно, куда смотрят местные правоохранительные органы, у которых постоянно пропадают жители. В общем я хотел бы в это поверить, но скептик во мне ржал во весь голос над моей легковерностью.

Я решил смеха ради покараулить этих русалок. Ночью я вылезал из окна комнаты, и через огород, к озеру. Две ночи я безрезультатно кормил огромных голодных комаров, а днём отсыпался. На третью ночь я уже вооружился толстовкой с капюшоном, и мазью от комаров, которой я намазал руки и лицо покрытое волдырями от укусов. В ответ на это, ночь выдалась очень теплой и к трем выпал густой туман. Ни одного комара не было, и я дико вспотел в кофте.

Решив, что с меня хватит этой ерунды, и три ночи вполне себе доказательство, что эти россказни ерунда, я двинул домой. Зевая на ходу так, что аж челюсть треснула, я брел в тумане. Воздух был насыщен влагой, от чего дышалось легко. На горизонте вставало солнце. Стоп! Тогда меня словно ударило током, я должен идти спиной к солнцу, чтобы попасть в деревню. Поднявшись по выше, я видел половинки деревьев словно тонущих в тумане. Очертания местности были не знакомы. Я и днём то плохо здесь ориентировался, а ночью в тумане так и подавно.

Идя обратно по тропинке с каждым шагом по незнакомой местности, я чувствовал нарастающий страх. Солнце почему-то осталось на том же уровне, и туман реже не становился.

Немного пробежав в накрывающей меня истерике, я сел на траву и закрыв глаза заплакал.

– Эй… привет!– раздался рядом чей-то детский голос.

– Привет…– всхлипывая ответил я, второпях вытирая слезы.

– Ты чего ревешь?– рядом со мной из тумана возникла девочка. Вероятно, моя ровесница.

– Я не реву…– помню тогда свой стыд- это туман такой мокрый.

– Понятно. А что ты здесь делаешь? – ее зелёные глаза казалось светились изнутри.

– Я? Гуляю я…– не мог же я сказать, что за русалками охочусь.

– Я тебя ещё вчера видела. Но сегодня ты прям далеко забрёл.

– Вчера? – в глубине души загорелась надежда, что эта прекрасная незнакомка тоже страдает ерундой, типа охоты на русалок. – а что ты здесь делаешь? И вчера тоже…

– Я-то грибы собираю, – она показала мне лукошко полное каких-то грибов. Даже мухоморы были там и пара поганок.

– Они же ядовитые?!– удивился я.

– Если их кушать, то да. А если лечить, то нет. У меня мамка народный целитель.

– Как Кашпировский? – расхохотался я по лошадиному. Она лишь молча посмотрела в ответ, а я почувствовал себя глупым второй раз и замолчал. Возникло мгновение неловкого молчания.

– Хочешь, вместе пойдем к деревне? – наконец сказал я, надеясь, что она покажет мне дорогу.

– Ну я немного в стороне живу…-сказала она, показывая рукой в туман. – но нам по пути. Пойдем.

Мы шли минут пятнадцать по тропинке, окружённой туманом. Вокруг были слышны лягушки и сверчки. От увлажненной туманом одежды немного знобило. Просыпался неподалеку лес, отзываясь перекличием сов. Шли мы молча. Я не знал, что сказать, а она и не пыталась. Наконец мы остановились.

– Ну вот. Мне здесь нужно свернуть, а тебе туда, – она показала на небольшой пригорок- прямо иди, вдоль берега, и к деревне выйдешь.

Я поднялся на холм, но спохватившись крикнул в туман: «Как тебя зовут?»

Долго я себя ещё укорял, что сразу не додумался спросить её имя. Она исчезла в тумане также, как и появилась. Огорченный я потопал вдоль озера. Солнце уже поднялось над домами и туман постепенно сошел на нет. На берегу двое местных стояли у привязанной деревянной лодки и о чем-то спорили пьяными голосами.

– Я те говорю, мня, надо на дальний берег двигать, там глубже. – сказал тот что повыше.

– Да неее – отмахнулся от него второй, ростом по плечо.

Мне про них мальчишки говорили, что называют их Ерема и Митрофан. Не знаю почему их так называли, может в честь каких-то героев местного фольклора, а может это были их настоящие имена…не знаю. Но вид был у них достаточно выразительный, хоть сразу без грима в кино снимай. Один был высокий и худой, а второй низкий и пухлый.

– Здорова, городской, мня. – Ерема шатаясь махнул мне рукой, а затем заметив на и без того грязной руке что-то прилипшее, размашисто вытер об видавшую виды куртку.

Митрофан стоял молча, и глядел на меня прозрачными глазами, деловито засунув руки в карманы трико и немного покачиваясь. Он всем видом стремился выглядеть трезвее товарища, но это ему не удавалось.

– Чаво ты шастаешь тут? – Ерема наконец оттер руку и подбоченился. – расскажу твоей бабке мня, что ты у озера трешься.

Я молча смотрел на него, не понимая откуда он меня знает. Митрофан расплылся в неосознанной улыбке.

– Да не сцы! – Ерема расхохотался аж до слюны, которая выскочила из беззубого рта и повисла на бороде. – стукачей нет, мня.

– Утрись, чухня! – брезгливо выдавил Митрофан, глядя на остренькую бородку товарища, с кончика которой свисала тягучая слюна. Рукав всё той же лоснящейся куртки Еремы умело утер лицо хозяина. Тот взглянул на рукав, и вновь заржал беззубым ртом, затем вытер рукав об такой же свежести штаны цвета хаки.

– Вот ты апче – Митрофан скорчил гримасу отвращения- фу.

– Сам то, свинота, мня.

Я всё ещё молча стоял, глядя на них.

– Слышь, мня, городской, – Ерема сделал ко мне неуверенный шаг- мы тута собираемся на сома пойти, – его темное морщинистое лицо стало заговорчески серьезным. – хошь с нами?

Он неуверенной рукой показал на старую лодку, ни сразу попав в неё пальцем. Я от такой неожиданности не знал, что им ответить, потому продолжил молча стоять с удивлением на лице.

– Да неее – Митрофан так же отмахнулся от меня, как пару минут назад от Еремы. – он же ссыкло.

– Я не ссыкло! – зачем-то возразил я, хотя на их мнение мне было по большому счету наплевать. Да и по маленькому счёту тоже. Но отчего то меня это задело.

– Он не ссыкло, мня! – внезапно заступился за меня Ерема, и слегка по-дружески хлопнул Митрофана по груди. Правда этого было достаточно, чтобы запустить инерцию планеты земля. Сделав два шага назад, Митрофан сделал резкий наклон вперёд, но инерция была непокорна. Он шагнул вперёд и рухнул на траву выставив руки.

Лицо его при этом было схоже с теми, кто первый раз едет на американских горках. Ерема словно и не заметил этого. Он вопросительно смотрел на меня. Я ни разу в жизни не слышал более абсурдного предложения, чем плыть ночью в старой лодке с двумя недалекими пьяницами. После трёх бессонных ночей на озере мой инстинкт самосохранения видимо уснул, поэтому, когда лежащий на животе Митрофан поднял на меня невидящий взгляд и спросил: «Так, чо?! Ссыкло ты или с нами?

Я храбро ответил: «Конечно с вами!»

***

Бабушка напекла огромную кучу оладушек, и ушла в огород. Это позволило мне незаметно проникнуть в дом. Наевшись, я устало растянулся на своей кровати, и думал о том, зачем я согласился на эту дурацкую рыбалку… может аргумент Еремы о том, что если я не приду, то они всем расскажут какое я ссыкло, а может желание вновь встретить ту девочку с грибами, но в указанный полуночный час, я был на том же месте, где утром уверенно сказал: "Конечно!"

Сейчас, стоя в свете полной луны я уже не был так уверен в своем решении, поэтому придумал, что, если они не придут пока я считаю до двадцати, я могу с честью уйти. Надо было считать до десяти. Их пьяное гыгыканье я услышал когда произнес девятнадцать.

– Ну чо, мня, красава городской!– Ерема хлопнул меня по плечу, попутно дыхнув адским смрадом изо рта.

Митрофан протрезвел, и был молчалив. Он отвязал лодку и залез в неё.

– Ну, чаво ждёшь? Залезай, сом сам к нам не приплывет!

Я тоже залез. Ерема оттолкнул лодку и запрыгнул, отряхивая сапоги до колен. Сейчас, когда спустя много лет я вспоминаю об этом, мне становится жутко. Маленький мальчик и двое забулдыг на гнилой лодке…да ещё туман не заставил себя ждать. Мы плыли молча. Было так же тепло, как и вчера, да и эти двое гребли уверенно, явно зная куда. Видимо за день они решили все свои споры, а потому просто молча гребли. Наконец они заплыли в какую-то заводь и начали разматывать сеть. Я наблюдал, засунув руки в карман толстовки. Наконец, когда сеть была установлена, эти два товарища достали бутылку и также молча сделали по несколько глотков. Затем Ерема протянул бутылку мне. Я конечно помотал головой в знак отказа, но Митрофан так злобно на меня посмотрел и сказал: «Пей, а то рыбалки не будет!»

Мне стало жутковато от этого взгляда, и я сделал один маленький глоток. Глоток раскаленного металла или серной кислоты, как мне показалось. Они дружно засмеялись, и Ерема дружески постучал мне по спине, одобрительно сказав: «Пойдет!»

Жжение ушло, и я почувствовал жар в груди, а голова слегка закружилась. Меня никогда не подводила память ни до, ни после этого приключения, видимо потому, что я больше никогда не пробовал алкоголь, но тогда всё было в тумане. Он был вокруг, и он же был в моем сознании.

Митрофан достал с берега палку, и начал мутить воду. Ерема кричал и взявшись за борт раскачивал лодку, которая благодаря этому успешно отплывала от берега. Я тоже, по-моему, что-то кричал и улюлюкал, не понимая зачем. Вдруг мы почувствовали удар по дну. Может это была коряга или камень, но все замерли. Затем, поплавки сети скрылись на поверхности. Ерема взял весло и наотмашь ударил по воде, от чего весло выскользнуло, и ушло под воду.

– Мняяяя- с досадой протянул Ерема.

– вот ты чухня! – воскликнул Митрофан.

– А чо я то? Это сом схватил…мня.

Я от чего-то просто улыбался и смотрел на воду вокруг кроссовок. Даже поплюхал ногой.

– Тонем! – крикнул Ерема, глядя на воду в лодке.

Не знаю сколько мы гребли, и руками, и оставшимся веслом, но, когда вылезли на берег лодка была почти полностью затоплена. Мы без сил упали, глядя на звёздное небо и переводя дух. Затем я почувствовал холод. Мокрая одежда вызывала во мне озноб, и Митрофан, хлебнув из бутылки, сказал: «На, для сугреву!»

Я и вправду согрелся от глотка, и вернулся в густой туман.

– Как думаешь, мня, мы апче где? – Ерема вглядывался в темноту. Как на зло, луна ушла за тучу.

– Я хз…– Митрофан лежал в позе звезды, очень жирной звезды. – мне ваще до звезды где мы…я наугад греб.

Они оба громко заржали и по очереди приложились к бутылю.

Как они умудрились его спасти, когда лодка тонула, одним им и известно. Видимо спасали самое ценное. Потом неподалеку мы услышали голоса. Женский смех и пение. Как по команде, оба забулдыг встали и поспешили на звук, не забывая отхлебывать из большого бутыля.

– Жалко лодку, мня! – чтобы заполнить молчание вставил Ерема.

– Да похрен, слышь там бабы! – не меняя курса бросил Митрофан.

На берегу горел большой костёр, вокруг которого танцевали семь или восемь девушек в белых платьях.

– Можно к вам, мня, на огонёк? – сказал Ерема, почесав козлиную бородку.

Меня, опьяневшего подростка, усадили на мягкую траву подле костра, где, согревшись я постепенно задремал, глядя то на костёр, то на танцующих женщин. Они все были очень красивы. Знаю, что вы скажете, мол у пьяного мужика любая станет красивее, но я тогда не был ещё мужиком. Когда я их увидел, я подумал, что они настолько красивые, даже красивее мамы!

– Мавка, проводи мальчика до деревни.

Я приоткрыл глаза и увидел её. Ту самую девочку.

–Мавкааа…– протянул я на удивление пьяным голосом. Мавка была столь же красива, сколько и взрослые девушки.

Она сказала: «Можно он останется?»

Девушка, которая как мне подумалось её сестра, так как они были очень похожи, нахмурилась, и сказала: «Мавка! Говорю отведи. Его бабка житья нам не даст. Ну его!»

Я с трудом встал, не без помощи девочки, и мы двинулись в сторону леса. Когда я оглянулся, то увидел Митрофана и Ерему. Один спал на земле, а второй сидел на поваленном дереве, в окружении девиц в белых сарафанах. Они смеялись и вместе пели какую-то то незатейливою песенку, больше похожую на считалочку. Ерема довольно хохотал и пил из поданной ему чарки.

Мы шли с Мавкой по лесной тропе, и я держал её за руку. Это было так чудесно! Я был на седьмом небе, но мой язык не смог воспроизвести ничего из моих умных фраз.

– Иди туда, прямо. – Мавка была такой красивой в том колдовском лунном свете!

– А ты? – когда она отпустила меня, я почувствовал небольшое пошатывание.

– Иди, а то чего доброго бабушка заметит, тогда всем несдобровать.

Она убежала обратно в лес, а я пошёл куда послали. Спотыкаясь об коряги сбил все ноги, но ни разу не упал. От прохлады приходило отрезвление, а с ним и тошнота. Наконец дошёл и влез в окно. Тихо влез, как только это возможно, даже про вазу не забыл. Окошко закрыл, повернулся, и в лунном свете из окна увидел злое лицо бабушки. Я так испугался, что, хватая воздух сел на пол.

– Ничего, ничего, – приговаривала бабушка – завтра проспишься и поговорим. Главное живой здоровый.

У вас было ощущение, будто вы падаете с огромной высоты, вращаясь во всех направлениях? Я лежал на кровати, которая летела в пропасть вместе с ураганом, вращающим её во все стороны. Бабушка зашла в комнату с кружкой чая. Ну или не чая, а скорее отвара из трав. Очень вкусно, с привкусом смородины. Разум сразу прояснился, а голова встала на место и перестала болеть.

– Рассказывай, где ночью шлындал? – тон бабушки не терпел возражений.

– Я.…гулял. – поиск идей стоял на месте.

– На озере был?!– мне стало понятно, что она в курсе.

– Ну был – я решил не пытаться юлить.

– Один? – глаза бабушки смотрели прямо в глубину моего сознания, казалось видя все мои мысли.

– Нет…с этими…ну, Митрофан и Ерема которые.

–С алкашами связался! – всплеснула бабушка руками.

– Там ещё девушки были и девочка, красивая, Мавка зовут!

– У нас отродясь в деревне никаких Мавок не водилось! Врун.

– Да не вру я! – мне стало очень обидно – они вокруг костра танцевали, и песни пели!

– Какие песни? – лицо бабушки стало очень серьезным.

– Не помню, там про озеро, про купания в холодной воде. Я не помню точно. – и я заплакал.

– Позвоню родителям, пусть забирают. Недели ещё нет, а он уже пьет по ночам с алкашами, и сказки выдумывает.

– Я не выдумываю!

– Выдумываешь! – бабушка была не умолима – кто тебе про них рассказал?

– Про кого про них?!– я не понимал, о чем она.

Бабушка молча вышла из комнаты, а я весь день просидел на кровати, испытывая перед бабушкой стыд за свое поведение. Даже кушать не выходил. В этой неловкости я очень обрадовался приезду мамы, и мы уехали домой.

Больше я бабушку не видел. Как-то не было возможности съездить к ней. К слову сказать, я совсем забыл об этих приключениях, но на днях встретил одного из тех местных мальчишек, и он сказал, что, когда я уехал, с того дня ни Митрофана, ни Еремы никто не видел. Все решили, что их сом утащил, зная их привычку рыбачить ночью. И в тот вечер мне приснилась Мавка, всё такая же маленькая и красивая. Она ходила вокруг костра и пела песню:

Мы веселые девицы.

Любим ночью у водицы

Петь, гулять и веселиться,

И в реке холодной мыться.

В мире лучше не найдёшь,

Мимо точно не пройдешь.

К нам в объятья попадешь.

Всё забудешь и уснёшь.