скачать книгу бесплатно
– Приятного аппетита! – сказал официант, налил в бокалы шампанского, поставил бутылку в ведерко со льдом и скрылся за шторами.
Я поднял бокал:
– За знакомство!
– За знакомство!
Чокнулись, выпили. И взялись за вилки с ножами.
Салат «Московский» оказался очень даже ничего. Не «Дьявольский дождь», разумеется, но… А мне опять пришло в голову, что в кладовых моей памяти на ближних полках почему-то находятся познания о Фрицевой кухне, а вовсе не о профессиональных навыках Арчи. Впрочем, ведь кушать всегда приятнее и полезнее, чем работать. И безопаснее, кстати. Особенно частному детективу…
Марьяна жевала молча. Наверное, ее заботили мысли о собственном моральном облике.
Я еще раз спросил себя, правильно ли поступаю. Но другого выхода не видно.
– Умгум, – сказала Марьяна. – Обо бубо! – Закрыла рот, пережевала и перевела: – Очень вкусно!
Я согласно кивнул. И спросил:
– Значит, говоришь, работа у тебя скучная?
– А чего в такой работе может быть интересного? – вопросом на вопрос ответила девица. И продолжила: – Подай-принеси, сбегай-найди…
– Ну вот у меня тоже сбегай-найди.
– Ха! – Она фыркнула. – Так это совсем другое сбегай-найди!
– А если я предложу тебе заделаться моей помощницей?
Она даже поперхнулась и закашлялась.
Я встал, перегнулся через стол, постучал Марьяну по спине. Мысленно обозвал себя идиотом. Непрофессионально это – совершать поступки, которые привлекают внимание. Хорошо еще, соседи ничего не видят.
Марьяна, наконец, прокашлялась, вытерла рот салфеткой.
– По-моему, это было покушение на убийство. Ты хотел меня задушить.
– Разумеется, – сказал я. – Чтобы лоханка знала, что ее ждет в случае отказа от моего предложения.
– А я и не собиралась отказываться! – Она улыбнулась. – Я всегда задвигалась от Деллы Стрит. И мисс Леман.
Ого, каких мы героев знаем! Вернее – героинь… Нет, похоже, я в девушке все-таки не ошибся!
– А другая мисс? Которая Марпл?
Марьяна снова фыркнула:
– Ну, она же старуха! Как может нравиться старуха?
Будь молодость хоть семи пядей во лбу, она не приемлет старости. Психология… И такое вполне нормально. Но понимать это начинаешь, когда сам переваливаешь через тридцатник.
Марьяна вдруг встала:
– Мне ужо пора в эмжо.
Я кивнул и, поскольку мне тоже было пора, провел ее по залу к удобствам.
Когда мы вернулись за стол, она спросила:
– А что надо будет делать? За кем следить?
Я усмехнулся. Мысленно, разумеется.
– Следить не за кем не надо. Надо слушать разговоры. И делать выводы. Кто с кем спит, кто кому в морду готов дать.
– И всего-то? – разочарованно протянула Марьяна.
Ого! Похоже, девушка рассчитывала на задания уровня Маты Хари. Вот только она, должно быть, не помнила о том, как закончила Мата Хари. Если Марьяна вообще слышала о такой исторической личности… Но я-то должен помнить обо всем! Даже если не задумываться о безнравственности происходящего. Впрочем, плевать мне на нравственность и безнравственность, каждый сам за себя. И чем быстрее девочка это поймет, тем проще будет избавиться от юношеского максимализма. Тем не менее ставить Марьяну под угрозу я не стану. Это как с сексом. Одно дело – оттянуть мыльницу, не забыв о резиновом друге. И совсем другое – сломать ей жизнь несвоевременной беременностью!
– Уверяю тебя, это немало, – сказал я. – Это только в кино детективы гоняются за преступниками по ночным улицам с пистолетами наголо. А в жизни все по-другому. Надо уметь слушать и делать выводы. Из разговоров узнаешь гораздо больше, чем из пустой беготни. Кстати, эта работа оплачивается.
Ее глаза вспыхнули, но ядовитые слова (по крайней мере, мне показалось, что они будут ядовитыми) слететь с губ не успели, потому что штора отодвинулась и в альков снова вошел официант. Поставил на стол тарелки с одесской телятиной, вновь разлил по бокалам «Донское».
– За наше плодотворное сотрудничество! – сказал я. – За дороги, которые мы выбираем!
Когда бокалы опустели и были поставлены на стол, глаза Марьяны сделались лукавыми. Как у мисс Марпл в исполнении Татьяны Петровны Азаровой…
– Я правильно понимаю, что кусок трахать лоханку сегодня не намерен? – Лукавства в глазах прибавилось. – Ты не писай лимонадом, я не клара целкин.
– Я не писаю, – сказал я. – В другой раз…
Может быть, добавил я мысленно.
– Что, лоханка оказалась не в кайф?
Кажется, под ногами у меня разверзалась пропасть глубиной в полный облом. Надо было срочно спасать положение, а я не имел ни малейшего понятия – как. Лоханка оказалась в кайф. В смысле, мозгов. Да и всего остального прочего.
– Лоханка – клевяк без банданы, – сказал я. Снова встал, обошел стол, наклонился.
Она запрокинула голову.
И я спас положение поцелуем старшего товарища. Губы у нее были теплыми, мягкими и влажными. Как у Кати или Лили, или… Сколько их у меня было? Даже у горянок губы были теплыми. Только сухими и шершавыми от страха и ненависти. И это заводило еще больше…
Из всех только одна попыталась ударить меня в промежность. Ее звали Кентер. Я не убил Кентер, просто отдал пацанам и сказал, что ничего не буду знать. И часа не прошло, как над истерзанным телом выла мамаша…
– Эй! – сказала Марьяна и щелкнула пальцами у меня перед лицом. – Не впадай в торч! Можно подумать, первый раз слюни гоняешь.
Ее грубость вернула меня в настоящее.
– Прости, – сказал я, переводя дыхание.
В глазах у нее мелькнул испуг, но быстро исчез, растаял.
– Лоханка – клевяк без банданы, – повторил я. И поправился: – Ты классная девчонка! А этот вечер у нас не последний.
Она поднялась со стула, и я снова ощутил мягкость и теплоту ее губ. И девическую упругость груди. Потом она села и спросила:
– Явки и пароли будем оговаривать?
Я вернулся на свое место, налил в бокал минералки, с шумом выглотал. Мне было наплевать на приличия. В конце концов, я не отец Сергий, чтобы отрубать себе палец. Или что он там отрубил?
Взгляд Марьяны снова был лукавым.
– Обойдемся пока без явок, – сказал я заговорщицким шепотом. – Связь по мобильнику. Заноси в память номер.
Она достала трубку, я продиктовал цепочку цифр. Она набрала номер, и мобильник у меня в кармане с готовностью изобразил «Мишель».
– Шеф, связь установлена! – доложила она, отдавая честь.
– К пустой голове руку не прикладывают! – отозвался я.
Эти банальности вернули вечер в нормальное русло.
Мы потихоньку расправлялись с тем, что стояло на столе. Потом перекурили. Потом попросили добавки. То есть я попросил, потому что Марьяна в ответ на мое предложение даже руками замахала:
– Нет, иначе я встать не смогу, и тебе придется нести меня на руках. И я буду скомпрометирована.
Оказывается, она знала не только жаргон тинэйджеров, но и нормальные слова. Я не преминул заострить на этом внимание, а она напомнила, что университеты проходила не только по подвалам и помойкам. Да и родители у нее – не бомжары…
Мы протрепались под мою добавку (шампанское я больше не пил – Марьяна справлялась с ним в одиночку; и весьма успешно, кстати), потом под мороженое «Ленинградское».
Мертвая Кентер снова ушла в забвение и как-то так получилось, что она увела с собой Вадика Ладонщикова, а его место занял опять Арчи Гудвин, которому уже казалось, что лучшим окончанием вечера будет проводить новоиспеченную агентессу до дома, а возле дома она пригласит кавалера попить чаю, и случайно там не окажется родителей, и чай постепенно будет превращаться в афродизиак, а партнерша по чаепитию – становиться все привлекательнее и привлекательнее, и у меня не останется иного выхода, чтобы в интересах дела пойти на совсем не деловой контакт…
Но тут зал наполнился гудением, и оказалось, что уже восемь и время слушать местную певичку. Группа у нее была живая (ретро есть ретро!), и минут пять шла настройка инструментов, а динамики сообщали нам женским голосом: «Раз, два…»
– Раздернем шторы, – предложила Марьяна. – Может, тут и плясы устраивают. Я бы подергалась. А ты?
– Плясы так плясы. – Я раздвинул зеленые портьеры, закрывавшие наш закуток от чужих глаз.
Певичка оказалась на вид старше меня, наголо бритой, с оттопыренными ушами, в драной джинсовке. По стать ей были и музыканты, и меня уже воротило, и надо было срочно уносить отсюда ноги (терпеть не могу новых хиппи!), и я уже повернулся к Марьяне, собираясь подвигнуть ее на сей поступок…
Но тут бритоголовая сказала: «Три, шестнадцать!» Барабанщик трижды простучал палочками, знакомо заныла гитара, и я остолбенел.
А потом вступила бритоголовая:
Море обнимет, закапает в пески,
Закинут рыболовы лески,
Поймают в сети нашу душу.
Прости меня, моя любовь…
Бог мой! Это была песня издалека, из младенческого детства… Нянька Ленка была фанаткой Земфиры, и песни эти гремели у меня в детской с утра до вечера (если, конечно, в гостях не было кого-нибудь из бабок), и потом рассказывали, что первое пропетое мною было «…хочешь, я убью соседей, что мешают спать…»
А бритоголовая продолжала:
Поздно о чем-то думать, слишком поздно,
Тебе, я чую, нужен воздух,
Лежу в такой огромной луже,
Прости меня, моя любовь…
Это было про меня. И про Катю. И рядом с нами не могло быть ни Лили Роуэн, ни всех других… Ни растерзанной, распластанной на земле Кентер, чьи незрячие глаза смотрели в небесную бездну, и стыли в них… нет, не страх и ненависть, лишь удивление и обида…
А бритоголовая пела:
Джинсы воды набрали и прилипли,
Мне кажется, мы крепко влипли
Мне кажется, потухло солнце,
Прости меня, моя любовь…
– Что за сингерша? – спросила Марьяна, когда песня закончилась и знакомые звуки умерли. – Ты в теме?
– Молчи и слушай, – велел я.
Больше мы не разговаривали. Я переставил свой стул на другую сторону стола, рядом с Марьяной. Она тоже не спускала глаз с лысой певицы, и между нами наступило единение, но не то, которое приводит в постель, а то, из-за которого прикрывают грудью товарища в бою.
А безволосая продолжала петь.
Шкалят датчики… Хочешь, я взорву все звезды?.. А девушка созрела… Я тебя ненавижу…
Перед сценой слились в танце две пары, но все прочие оставались за столами и, отложив вилки, завороженно слушали с открытыми ртами.
Безволосая пела.
И я снова был в прошлом, и рядом сидела мама, в сарафане в горошек, а я качался на качельках во дворе нашего загородного дома, и лаяла на кого-то за забором собака Альма, и все еще в жизни было впереди…
– Делай со мной что хочешь, – пела бритоголовая.
И я уже готов был позвать официанта и попросить графинчик с коньячком (наш дачный сосед, когда его спрашивали, как правильно – коньяку или коньяка, – отвечал: коньячка), но тут безволосая спела:
Ветер рассказал мне о страшном секрете,
Нам остаются последние сутки.
После чего барабанщик отложил палочки, аппаратуру выключили, и музыканты отправились за свободный столик, и уже открывали коньячок, и уже протягивали к бутылке рюмки, а левыми руками брали с блюдца ломтики нарезанного лимона – испокон веку лучшую закусь для коньяка…
Я жестом позвал официанта:
– Счет, пожалуйста!
– Как? Вы уже уходите? – удивился тот. – Через четверть часа музыканты продолжат.
