Огонёк пылающий

скачать книгу бесплатно

Огонёк пылающий
Егор Романенков

Эта книги о простом человеке из обычного города, среди обычных домов и таких же обычных людей.

Егор Романенков

Огонёк пылающий

Глава 1. Предисловие.

Смотря вдаль не увидишь даль – увидишь лишь контуры бетонных силуэтов, построенных людьми, у каждого из которых своя история попадания в этот бесконечный цикл повторяющихся дней. Никогда не меняющихся дней. И все это будет уничтожено годами – все дешевые окна, грязные вывески магазинов, железные, погнутые заборы во дворах – вся эта эфемерная масса будет стерта с лица мира, в котором некому будет наблюдать за падением всего, что построил человек за все года. Неизвестно, что будет сопровождать исчезновение всего этого: гром ли? Огонь, или может взрыв? Кто ж знает, никто не знает.

А может оно уже происходит? Только в несколько ином виде: множества людей, больше чем когда-либо было в мире. Каждый из них – венец творения, существо высшее, стоящее над всем живым на нашей планете. Любой человек, проходящий мимо на улице, любая человеческая тень, отбрасываемая в окне – вершина эволюции, то, чего не смог достичь ни один вид в мире – ни один хищник, который миллионами лет оставлял в страхе не одного маленького оленёнка, ни один динозавр, своим рыком прорезающий тишину нетронутой планеты – никто из них не смог встать так же высоко, как сосед-алкаш с соседней квартиры, живущий со своей вечно тоскливой, но одновременно чуток властной женой.

И вот, на земле живет больше семи миллиардов таких вот “вершин эволюции”. А счастливы ли они? И властны ли они над всеми теми, кого человек смог поставить ниже себя? Они, рожденные в комфортных, относительно дикой природы, условиях. Они, проживающие свою жизнь без страха что завтра к ним в берлогу заглянет огромный хищный медведь. Это – венцы творения? Нет. Это всего лишь люди. Простые люди, ничего больше. Простые, не объятые богатством, не объятые страхом замерзнуть насмерть зимой под рыхлым холодным снегом. Простые люди, ставшие лишь тенями тех, кто привел человечество к такому развитию. Они, как бы много их не было, не смогут изменить также мир, как и те давно умершие, но безразмерно важные для нас люди. Они не смогут ещё больше подставить его для остальных представителей нашего рода как ступеньку в лестнице, называемой Жизнью. Все эти носители гордого названия “Человек” не смогут быть равны тем, кто создавал для них весь этот мир, увы. Но даже эти существа имеют свою цену. Каждый свою, но имеют. Каждый из них дорог, ведь он дарит кому-то другому хотя бы немного радости, хотя бы маленькую капельку улыбки в жизни – поэтому люди прекрасны.

Большая часть таких людей уже давно не мечтают о космосе, приключениях… Истинной и наивной… Любви. Они больше не грезят большими свершениями и ярким, светлым будущим. Не осталось в них больше желания познавать, создавать, фантазировать, мечтать, быть далекими от реальной, повседневной жизни; не осталось в них той наивности от каждой новой информации. Не осталось уже и той тонкости к деталям и чувственности к каждому всплеску волны, или к каждой встречаемой им ночной полной Луне. Нет больше у них слез от того, насколько прекрасна может быть качающаяся в лесу одинокая берёза, обвитая вокруг лишь густыми зарослями зеленой травы, пахнущей вечной природной свежестью. Мирное поле, с легкими неровностями земли, с частыми цветочками, раскрывающими свои лепестки дабы сделать этот мир лучше, с парой тройкой редкой старых деревьев, уже который год отращивающих на себе все новые зеленые почки, в будущем становящиеся зелеными – как и трава – листами. В зените сверкающее своими лучами Солнце, освещающее землю своим бесконечным запасом тепла и покоя. Голубое небо, нередко прорезанное слоем белых как пух облаков, улыбающихся и складывающихся в пусть не идеальные, но бесконечно красивые фигуры. Ветерок, обдувающий траву и деревья, который лишь слегка уменьшает жару своей прохладой. Все это останется навеки одиноким и незамеченным людьми. И, возможно, лишь весь этот идеальный мир будет тревожиться от проезжающих людей, либо теми, кто будет видеть эти места в своих мечтаниях, даже не зная, как много таких мест, где все это великолепие можно увидеть и главное почувствовать вживую.

Глава 2. Как все начиналось.

Возвращаясь домой, светлые пятна жёлтых и старых фонарей маячили и мешали глазам Олега идти по старой, такой же однообразной, как и все остальные, улице до дома. В безразличных глазах молодого парня то и дело мелькали сонные окна вечерних домов типа "Корабль", "Хрущевка" из которых, лишь изредка, выглядывали людские фигуры, столь неровные и никудышные. В скудненькой квартирной одежде – старой белой футболке с парой дырочек в районе живота и груди, небольшими пылинками, свисающими со шва этого одеяния, синих лёгких клетчатых штанах, а иногда и вовсе в семейниках; в сарафанах в цветочек по типу одуванчика или подсолнуха, или в крапинку, в полоску и множестве других так привычных всем одеждах – все они в уже лёгкой полудрёме выглядывали в окна в ожидании того, как микроволновка прогреет уже приевшуюся гречневую кашу с молочными сосисками. В окнах они не ждут увидеть чего-то нового или красивого. Каждый день они видят лишь множество идущих к себе в уютные берлоги людей, таких как Олежа Сепиров. Никого из них не отличает имя, возраст, мысли – для тех "оконных людей" они лишь мелкие фигуры шахматной доски, которых съедают на первом же ходу. Они не ценят этих людей до и после того, как эти находятся в поле зрения прозрачных грязноватых окон.

Сепиров завернул за пятиэтажку и, идя вдоль нее, по дорожке вытоптанной другими людьми, побрел прямо, через парк, в котором его, как и всегда, поджидали уже как 2 месяца замерзшие деревья, утратившие уже после лета всю свою цветущую жизнерадостную зелень, а позже и предсмертный золотистый цвет. Теперь они, лишь угрюмо покачиваясь на ветру, ждали часа когда снова смогут воскреснуть и насыщенностью подарить этому миру хоть немного радости и теплого, простого, человеческого и одновременно близкому и далёкому для каждого счастья. Они глядели на парнишку в коричнево-серой куртке неизвестного никому бренда и, как бы в укор качнувшись, сбросили рядом с ним небольшую горсть снега. Неровные изгибы ствола и скрючившиеся будто от боли ветки напоминали о том, сколько пришлось пережить этому удивительному растению за всю его жизнь, и как тяжело для него, в отличие от человека, каждый покачивание от собственной воли.

Не уделив внимания такому напоминанию о существовании этих древних деревьев, Олег продолжил свой чуток торопливый, но сбивчивый из-за снега, ход. Белая пелена хрустела под ногами, заставляла скользить подошву зимних приводя уже давно устаканившееся в своей жизни тела в неловкое, чуть ли не до падения, движение с почти каждым шагом. Коричневые грязные скамейки находящиеся по всей территории зеленой зоны уже давно носили на себе то пьяниц, распивающих дешёвый алкоголь, купленный на последние деньги, молодежь, засидевшуюся на излюбленной точке с колонкой в объятиях, или и вовсе остатки жизнедеятельности и первых, и вторых, и остальных. Маленькая каменная урна уже давно была переполнена мимолётным мусором, как упаковками, коробками из-под сока или колы, ненужными старыми, и оттого до нельзя смешными, предметами. Хоть и в большинстве царили на помойках бутылки горячей воды и напитков богов, продающихся в ближайших ларьках дешевле, чем детские игрушки.

Компания из трёх явно пьяных людей удивленно и пристально глядела на Олега, будто он выглядит совсем иначе чем мир вокруг. На герое не было странно одетого, или дорогого, не было цветов или чего-то странного, но удивлённые, давно остекленевшие от алкоголя и потерявшие свой индивидуальный цвет очи. Пройдя мимо лавочек, на которых сидели эти люди, Сепиров ,уже знакомый нам, уловил легкий неприятно пронизывающий до мозга костей запах, и отвращение комом проехалось по всей его как физиономии, так и по остальному телу. Когда люди остались позади, молодой человек глубоко и жадно набрал холодного зимнего воздуха прямо в рот и, подержав какое-то время, выдул из себя малое облако пара. Поднимаясь от уст Олега, те отправились вверх, постепенно растворяясь в никогда не повторимом никем танце. Он посмотрел ввысь, где теперь и обитало то, что буквально секунду назад вышло у него из рта: в небе светили яркие белые звёзды, чей свет хоть и не освещал путь, но согревал, давая надежду на хоть какую-то приятную компанию в столь ненастное время. Их было немного из-за городских помех создаваемых в небе, из-за чего телескопы слабо работают в городе, но они были, и это совсем немного, но заставляло жителей мрачного города чувствовать себя любимыми этими звёздами, которые никогда не оставят в беде, и никогда не перебьют в разговоре.

Опустив голову к протоптанной тропе, Олег снова зашагал в сторону дома по уже наизусть заученному маршруту, на котором никогда, к его счастью, почти ничего не менялось, и даже парковочные места, что он проходил всегда оставались свободными, чего сам герой, конечно же, не замечал. Низкий железный забор, выкрашенный старой дешевой черной краской был погнут так, будто по нему прошёлся слон. Этот величавый зверь своей ногой наступил и с силой вжал кусок тонкого металла в землю и испарился, не оставив после себя решительно никаких следов кроме, разве что, и так и сяк бесполезного, сломанного теперь ограждения.

Подойдя к своему каменному девятиэтажному чуду и встав на дороге напротив его дома, ведущей к детской площадке, обычно занятой типичными представителями клуба анонимных алкоголиков, парень глянул вверх. На самой высокой точке он увидел странную фигуру, будто крылатая дева восседает на троне и следит за своими владениями, выжидая когда же принесут дань.

Сидя на каменном монстре,

Смотря на людишек вокруг,

Возможно крылатая дева

Справляет угрюмый досуг.

Смотрит на мертвый город, думая

"Как же все плохо" – и вот

Наконец вставая, взлетая,

Уходит в бескрайний полёт…

Но почти сразу как парень заметил ее, "крылатая" вдруг развернулась в противоположную от Олега сторону и улетела, растворившись в холодном темном сумраке.

Он не был уверен, видел ли он ее взаправду или же эта была лишь дорисовка сознанием обычного дворника или юного сорванца. Не отводя взгляд от вышины, Сепиров достал из левого кармана куртки белую пачку сигарет Парламент и, закурив из зажигалки, лежавшей в том же кармане, отвернул свой взгляд и бегло начал осматривать весь контур крыши многоквартирного муравейника, в надежде увидеть вновь то неведомое и таинственное, а может и вовсе не реальное существо. Теплый пар и жуткий для всех, но не для него, запах заполнил нос и прочие пути, участвующие в процессе курения. Вкус сигареты дошел и до легких, от чего Олег почувствовал толику тепла в теле, обвитом вокруг плотной тканью зимней одежды, через которую все равно просачивался холодок, словно иглой пронизывающий молодое тело насквозь.

Серый пепел тлеющего окурка выпадал в воздух, а затем летел прямиком вниз, к белому пушистому полотну, скрывающий тоскливый, в некоторых местах мятый асфальт. Темный камень, несущий на себе сотни килограмм живого мяса, тонны железных бензиновых карет, доставляющих бесценный человеческий хлам от одного места к другому, который тем не менее теплит душу каждого обладателя такого хлама, если это вообще хлам…

Мимо парня прошел пожилой мужчина в черной куртке такой же неизвестной фирмы, как и куртка Олега. На немного напряженном лице его замечались, под черной натянутой на полулысую голову шапкой, часто моргающие и сжатые от снега глаза. На коричнево-серых усах его застыли пара-тройка бледных тающих хлопьев замерзшего снега. В правой, видно, что пухленькой руке он сжимал черный мешок, который обычно выдают в магазинах на углу, с золотыми символами и надписью "Пиво 24". Из пакета же торчали зеленые ветки, видимо, праздничной ёлки, которая ещё недавно стояла в квартирке и украшала ее гостиную своим присутствием и напоминала о прошедшем празднике, о том самом теплом уюте и счастье, царившем в доме в моменты боя курантов и распития шампанского и покупным оливье, на пару со ржаным хлебом и фильтрованной водой. Теперь же её, уже никому не нужную, срубленную и использованную, как пластиковую бутылку несли до ближайшей помойки, где она останется доживать свои последние деньки, пока не станет частью мусорных Эверестов или Альп.

Шаркающие шаги синих почти ковбойских Джинс, надетых поверх зимних дешевых ботинок фирмы наподобие Timberland, удалялись и удалялись, пока не растворились в фоновых шумах почти безлюдной улице. А сама фигура того проходимца, на которую Олег почему-то обернулся, перестав искать крылатое нечто на крыше, скрылась за горизонтом зимних каменных лесов спального района. А зеленый оттенок новогоднего дерева так и уходил с ним в бескрайнее далёко, чтобы позже оказаться среди таких же бывших в использовании предметов.

Сепиров повернул голову обратно и, затянувшись, поднял голову вновь, чтобы посмотреть на такие же новогодние предметы декора. На 9 этаже, во втором окне, но фоне розово-фиолетовых штор висела разноцветная типичная гирлянда, разукрасившая своим видом окна, закрытые сеткой от летних насекомых, за которой, к тому же, виднелось порванное жалюзи, которое, судя по всему, уже давно никто не хочет даже банально скотчем заклеить. Качнувшись, оно сообщило о том, что по ту сторону окна кто-то появился, и чем-то быстро занимался из-за частого покачивания порванной ткани. Вдруг, жалюзи резко прижалось к окну, да так, что даже само окно пошатнулось – видно, кто-то ударил по окну, хоть и не большой, но злостной силой, пусть и без намерения его разбить, но выместить боль.

"А что по ту сторону?" – думал про себя Олег – "Злой мужик, срывающий злость сначала на окне, затем на жене, или плачущая девушка, разочарованная от того, как неприятно завершился и без того паршивый день, а может ребенок, играющий во что-нибудь на этих жалюзи?"

Как бы то ни было, свет в комнате быстро выключили, как и в остальных, и неизвестная герою квартира погрузилась в ночную, непроглядную тьму. Теперь скрыты были все предметы обычного рутинного быта, и без того плохо видные в окне. Во мрак погрузились жители квартиры, оставшись наедине с собой и своими мыслями, бросив кресла, столы, диваны, электронику в жестокий и черный мир ночи. Все питомцы, возможно живущие там, теперь существовали в неуютной темноте вместе со своими животными инстинктами, или со своими снами.

Докурив табачный дурно-пахнущий сверток, Сепиров бросил его в большой, коричневый от снега с дороги сугроб и пошел к парадной. Красная дверь подъезда снова встречала его вместе с висящий справа яркой выделяющейся из общей картины рекламой одного из миллиона Интернет-провайдеров. Эта блестящая бумажка так и резала серые глаза героя, как обязательный предмет в игре, подсвечивающийся никому не понятным кроме главного героя свечением. Рядом же с этой рекламой красовался гордый замок, закрывающий пару лет назад подожжённый кем-то мусоропровод, из-за чего всем жителям этого дома приходилось таскать свой мусор по улице минут пять, а затем налегке возвращаться в свои норы.

Олег потянулся за ключами в карман и нечаянно обронил те на грязный, истоптанный асфальт. На фоне коричневой мерзко-бледной слякоти красная ручка ключа и зеленая магнитка выглядели как маленький цветок, проросший сквозь огрубевшую в столь холодное время года землю. Та грязь на которой лежали ключи перестала быть грязью – на секунду когда Сепиров просто глядел на ключи, слякоть превратилась в сырую, благородную, неровную почву, которая только что смогла выносить ещё одного своего ребенка – прекрасный цветок с маленьким красным бутоном и огромным зеленым стеблем и не менее огромным листом. Каменный панельный город вокруг исчез, а дом, у которого это все происходило, превратился в огромное дерево, похожее на Иггдрасиль. Немногочисленные желтые ещё не погрузившиеся окна его превратились в золотые наливные яблоки, в которых можно было увидеть отблеск ближайшего к подъезду фонаря, который превратился в яркое, желтое, сияющее и палящее Солнце, которое увело весь мрак от героя и его цветка. Серые глаза героя всего на миг вспыхнули искрой давно потухшего огня. Горячее пламя, казалось, вот-вот вылетит из глаз и готово будет воплотить всю эту волшебную картину в реальность. Олегу даже показалось, что он чувствует то самое солнечное, давно позабытое тепло, легко проходящее через толстый слой зимней одежды и обнимающее все замерзлое тело и дающее какую-то… Надежду?

Сепиров присел на корточки. Расстроенное сознание вернуло парня в наш мир, такой знакомый, с тёмно-желтым оттенком фонаря, с неряшливыми и порой странными людьми; вернуло до скрипа в душе мир близкий, теплый и родной, который всегда готов принять в свои холодные, но такие нежные и нужные каждому объятия, которые сквозь пелену холодного смеха, или через мокрые капли дождя дать тебе чувство той самой приятной грусти, которая, как паразит, заманит тебя в свои сети, а затем, пригрев, уже не отпустит, жадно съедая все огоньки надежды и солнечного счастья и, более того, превращая их в несбывшиеся надежды и недостигнутое счастье. И лишь изредка эта грусть дает тебе возможность почувствовать себя по-настоящему живым человеком, вновь почувствовать уже забытые эмоции, дернуть за изрядно расстроенные струны души и вновь излить из них прекрасную, пускай даже тихую, но музыку, радующую слух каждого, кто ее слышит. Но моменты эти, бывает, настолько затеряны в закрученных по одному сценарию днях, что и не замечаешь, как мимо тебя проходит яркий комочек счастья, попытавшийся обрадовать кого-то хоть на толику секунды, но оставшийся незамеченным, непонятым, который был вынужден дальше продолжать свой вечный путь в поисках одного человечка, который сможет почувствовать легкое колыхание внутри души, которая в миг станет легкой и пушистой как кот, сидящий у зимнего подоконника над батареей. И маленький комочек счастья останется с этим человеком на всю жизнь, постоянно поддерживая свет в человеческом сердце.

Подняв ключи, герой последний раз посмотрел на металлические врата ведущие в его дом.

"Оставь надежду всяк сюда входящий" – подумал про себя Олег – "То горестный удел тех жалких душ, что прожили, не зная ни славы, ни позора смертных дел…"

Выйдя из своих размышлений, он приложил его к старому черному и немного потрескавшемуся домофону, который в тот же момент издал низкокачественный уже противно высокий звук, означавший открытие железной тяжелой двери парадной. Неравномерно нанесенная красная краска замерзала с одной стороны в зиме, а с другой теплилась в относительном тепле. Олег вошел в знакомый проход. Вновь его встретило зеленое помещение с серой разноцветно-бледной лестницей и красными, будто кровавыми, как дверь и низ стены перилами. Столь же красной была и надпись "1" рядом с двумя самыми правыми квартирами. Разные входные двери отлично описывали атмосферу внутри – то черная богатая дверь, которая свидетельствовала о том, что внутри живут прилично-зарабатывавшие, а как говорили в союзе "интеллигенция", а прямо напротив была деревянная, цвета досок вперемешку с темно-коричневыми вкраплениями и ярким, старым синим номером квартиры говорили совсем об обратной обстановке внутри. Посередине подъезда красовались старые, с уже сошедшей краской, двери лифта, исписанные купленным в ближайшем киоске маркером. Граффити, мат, имена наверное популярных здесь подростков, в будущем которые с таким же пустым безразличием будут смотреть на эти надписи, уже не придавая им никакого смысла или значения. Игривые их глаза уже не будут столь игривыми, а станут такими же приземленными, смотрящими на мир лишь через призму непрерывно повторяющегося дня, смешанную с воспоминаниями бурной юности, когда эти знаки и были оставлены. Когда-то, ещё совсем юный Сепиров занимался таким же мелким вандализмом, хулиганством, хоть и не вносил в них какую-то бурную молодежную злость, реактивную энергию, когда он мог целую неделю спать по два часа лишь из-за одного энтузиазма в, например, общении с какой-нибудь интересовавшей его своей красотой девушкой, такой же молодой, как и он сам. Но теперь, он смотрел на эти надписи совершенно не думая не то что о их значимости, а вообще об их существовании.

Нажав на пожелтевшую прозрачную кнопку лифта раза четыре, лифтовой механизм отозвался где-то сверху свирепым скрипом и шумом, подобному шуму завода, или фабрики, и коробка для людей медленно поползла вниз, навстречу непроглядной тьме шахты лифта.

Спустя где-то почти минуту двери наконец распахнулись, приглашая внутрь парня и ожидая пока тот нажмет вновь кнопку девятого этажа. Так он и сделал. Нажав на круглую кнопку с цифрой "9", Олег посмотрел в зеркало. Первым что он увидел были серые, как тучи, глаза. Нос с прямой спинкой и парой черных точек на ней старательно отдыхивался и набирался теплого воздуха после такого редкого мероприятия как выход на улицу. Тонкие, потрескавшиеся и обветрившиеся губы были немного приоткрыты, из-за чего были видны пожелтевшие от сигарет зубы. Прямоугольный контур бледно-бежевого лица в основном был скрыт под отросшими, год назад стриженными волосами, которые контрастировали с почти идеально бритым лицом, которое Олег привык брить ещё с юности, ведь его самого ужасно бесили "небритые дядьки". Толстый подбородок пусть и не был особо красив, но отлично вписывался в общую картину обычного парня-домоседа, не особо славившемуся своей внешностью.

Почему-то с облегчением вздохнув, парнишка вдруг заметил, что дверь лифта вновь закрывается, но уже на его остановке, отчего он нервно нажал на кнопку этажа, и дверь, с ужасом осознав свою чудовищную ошибку, транспортная кабина вновь открылась, чтобы жалкое мясо изрыгнуло само себя. Оно так и сделало. Выйдя из коробки, Олег повернул направо, не бросив даже мимолетного взгляда на подъездное окно, показывающее тот же самый бесчувственный город, но уже с невиданной многими поколениями до него людьми. Квартира 177 уже ожидала своего неожиданно для нее ушедшего хозяина. Большая, черная дверь скрипнула замком и отворилась, показав свое черное нутро. Сепиров, отринув свет из парадной вошел в свою квартиру, приняв сторону тьмы.

Интуитивно он нажал но включатель слева. Коридор осветила яркая вспышка светодиодной лампы. Слева, почти впритык ко входу стояла табуретка для того, чтобы снимать уличную обувь, а рядом – кучу старых и мало новых ботинок, кроссовок, тапок. Прямо над этой грудой из обувного магазина была пара крючков для одежды, где уже висела ещё одна зимняя куртка – но уже от другой фирмы, и без капюшона, для более теплой погоды. После этого шел небольшой комод, который частенько просто пустовал, занимая место в квартире. Дальше же шел тот предмет мебели, который занимает наибольшее количество места во всей данной комнате – большой коричневый, с будто золотыми ручками, старый деревянный шкаф, для одежды и не только. В нем хранились все куртки, все кофты, ботинки, джинсы и брюки, коих, впрочем, было не сказать чтобы много, поэтому большая его часть также пустовала. Слева же от входа были туалет, и потом впритык ванная, в которой Олег когда-то любил поспать.

Сепиров отряхнулся от занесенного, будто из совершенно другого мира холодного снега на темный коричневый паркет на полу и, раздевшись и разувшись побрел в свою комнату, сразу думая о том, что сейчас уснет. Открыв дверь, пред героем вновь предстала нагая тьма, поглотившая собой все, что скрывала за собой дверь в комнату. Единственное, что не было скрыто в темноте ночи – небольшой кусочек окна, торчащий из-под извивающихся зеленых плотных штор, которые все время закрывали этот маленький мирок от остального Мира. Желтый, по-видимому фонарный свет просачивался и немного рассеивал по изогнутой, меняющейся линии мрак, окутавший комнату. Желтый свет немного освещал тот же самый, что и в коридоре, иногда скрипящий, коричневый паркет. Иногда, из-за реющей занавески на свет попадало дешевое икеевское кресло, на спинке которого висел домашний халат, который и был основным видом одежды в этом доме, а под креслом, где-то в колесиках, лежал и пояс от этого синего халата из Ашана.

Черные носки, а затем и остальная фигура Олега вступили в комнату, побрели к столу. Казалось, шел Сепиров с закрытыми глазами, ибо так долго он тут прожил ничего не меняя, что наизусть знал каждый миллиметр своего скромного жилища. Подойдя к оранжевому компьютерному столу Олег машинально большим пальцем левой ноги нажал на кнопку включения на персональном компьютере, которая тут же загорелась ярко синим светом, которым также сразу загорелась и лампочка на колонках фирмы Sven, а также былым начала светиться и новая клавиатура, свет от который помогал привыкшим к сумраку глазам разглядеть клавиши и буквы на них, которые, впрочем тоже были уже заучены наизусть за долгие годы сидения в Интернете. Пару мгновений спустя, на мониторе загорелась серым надпись "Обнаружено подключенное устройство", после чего монитор вновь на секунду погас, и после этого вновь включился, показав экран блокировки, на фоне на котором были видны темные заснеженные горы. Часы показывали 0:34, 5 января 2022 года.

Свет монитора помог Олегу раздеться и надеть свой любимый вафельный халат. Джинсы, кофта, все было положено на рядом стоящую табуретку, на которой обычно и таилась раз в месяц стираемая одежда. Голодный живот своим урчаньем немного разбудил уставшего парня, и тот был вынужден выйти из небольшого сонного ступора, встать с кресла и пойти на кухню чтобы что-нибудь себе приготовить. В голове у него уже крутилась тарелка белых горячих пельменей, лежавших в столь же белой тарелке с ровными краями. Пройдя через гостиную не включая света, он пришел на кухню, открыл верхнее отделение серого большого холодильника и достал оттуда зеленую упаковку вкусных пельменей.

Те 20 минут пока кипела вода в красной в белую крапинку кастрюле и варилось само блюдо, Олег дремал за столом, стоявшим напротив холодильника. Когда еда была готова, он достал из кухонного шкафа белую круглую тарелку и тонкую вилку. Положив мясные кусочки, закрытые тестом себе в тарелку, он побрел к себе в комнату, уткнув вилку в один из пельменей: по прямой, затем налево, вправо, ещё вправо и вот он – стол, освещаемый LED-монитором. Взяв под контроль чудо современной техники – клавиатуру – герой быстро ввел нужный пин-код на нумпаде. Задний фон сменился, явив на этот раз картинку – известную старым пользователям компьютеров Bliss, узнаваемую с незапамятных времен многими. Рабочий стол как и всегда показывал необходимый для работы фрилансера программы, пару браузеров, корзину и ещё несколько папок. Олег открыл Оперу и введя в поисковой строке "Ютуб" перешел на видеохостинг и включил случайное видео, которое сопровождало его весь процесс поедания пищи.

Сразу как тарелка была опустошена, оставив в себе лишь немножко масла, Сепиров взял её и понес на кухню, где быстро вымыл её губкой. После трапезы, ноги понесли его в ванну, где зеленая зубная щётка и мятная паста очищали ротовую полость от скопившейся внутри грязи. Набив живот, и изрядно устав, он поплелся к себе в комнату, по дороге развязав халат. Войдя в комнату, Олег снял его уже полностью и открыл окно. Свежий и прохладный воздух обвил его тело за десять секунд, что он стоял у окна, заставив тело чуток дернуться. Закрыв окно обратно, он сел на кровать, а затем лёг, обвив свое тело холодным одеялом, от которого тело отозвалось недовольной дрожью. Но довольно тело своим теплом немного нагрело одеяло и, поняв что пришло время отдохнуть, веки уже не могли открыть себя, и сознание Олега погрузилось в сон.

Глава 3. Всё как всегда.

Глаза медленно открываются. Сознание возвращается из мира грёз. Молодое тело поднимается на кровати и садиться на её край. Руки самопроизвольно тянутся вверх к белому потолку, пальцы растопыриваются, небольшая дрожь в теле. Спустя мгновение тряска останавливается. Ладони и в целом руки вновь спокойны, и опускаются вниз. Положив кисти рук на кровать, Олег опирается на них и встаёт. Протерев глаза, он подошёл к окну и раздвинул шторки. Серый, как осенние тучи день вновь вступал в свои права. Небосвод будто заволокло огромной тёмно-серой скатертью, в который раз скрывая синеву, таящуюся где-то там, наверху. Сквозь тёмные небеса не пробивалось, казалось, и лучика Солнца, которого, к слову, не было видно. Никому не досталось радостного тепла и естественного яркого света – лишь тот свет, что пробивался сквозь серое небо помогал не потеряться среди заснеженных улиц и многоэтажек. Тепло одетые прохожие своим видом показывали, что зима была отнюдь не как в прошлом году – на этот раз мороз решил пойти ва-банк и вывалить на прикрепленном к окну термометре двадцати трёх градусный мороз, от которого даже стоя у открытого окна тело немного подмерзало, а мозг подавал сигнал к тому, чтобы вернуться обратно под теплое, пригретое за ночь одеяло и уснуть на всю зиму, как настоящий медведь, лишь изредка вставая на кухню, чтобы что-нибудь поесть. Гололед лежал на всех дорогах, от чего было видно как люди идут медленно-медленно, чтобы их одетые в шапки головы не приземлились на холодный асфальт, и не раскрасили белый снег большой красной лужей. Выпавший ночью снег уже был в некоторых местах обгажен то машинами, то людьми, то их домашними питомцами, что говорило о том, что все множество людей уже принялись за свои повседневные дела, а значит время уж точно перевалило отметку в семь утра. Более того, в большинстве окон уже горел свет или распахнуты шторы, и было видно как люди судорожно собирались на работу, впопыхах завтракали и в целом уже настроились на повседневную рутину. Но было и множество окон, где люди, ещё не тревоженные своими будильниками или сожителями, которые всё ещё были свидетелями фантастических событий в их снах. Шум заведенных железных колесниц уже резал утреннюю усталую тишину. Какие-то мужики вновь что-то бурно обсуждали, стоя у своих машин, и ожидая того как последние прогреются. Посмотрев вниз, Сепиров увидел несколько школьников, идущих в школу. Портфели младшеклассников, казалось, весили, да и по габаритам весили почти как сами юнцы. Они весело шли по дороге, не боясь поскользнуться, кидались снежками друг в друга. Их трескучие и звонкие голоса заставляли прохожих вокруг оборачиваться на них.

"Ещё поспать не повредит, тем более раз уж пол девятого только" – сказал парень и вновь побрел кровати, задернув штору обратно.

Один из очевидных плюсов быть одиноким затворником – режим. Не нужно ходить на работу, вставать в определённое время – ты сам себе хозяин, и волен делать всё что хочешь. Конечно, иногда становилось немного одиноко без друзей, дружного общения, но анонимные чаты и форумы вполне спасали от такого. Такое общение вполне устраивало его – никаких стеснений, общественных норм, боязни получить в лицо за свои слова. Свобода – как ни глянь.

Вновь устроившись поудобнее, и скрыв тело под мягкой тканью, Олег погрузился обратно в сон.

Проснулся он спустя три часа, когда время на мониторе уже показывало 12:24. Одев свой халат, парень побрел на кухню, сделал себе макароны с сосисками и побрел в комнату, предварительно поставив чайник.

День прошёл как обычно. Работа заняла все время, в которое Солнце все-таки вышло поглядеть на "ненавидимый прокуратором город". Редкие перекусы никак не мешали работать и спокойно существовать, а чай лишь придавал хоть какой-то краски столь однообразному дню. Сегодня, однако, ему очень повезло, ибо заказчик был не сказать что больно грубый, или необученный. Он знал как работать с такими, как Олег – минимум общения, максимум дела, и ничего больше. Никаких вам шуток в разговоре, или личных моментов. Они были бы слишком лишними и очень неуместными в разговоре наемник и наниматель, в которых первый был явно в положении низшем, нежели второй. Впрочем, никого это не волновало.

Закончив все, что должен был сделать, Сепиров вспомнил об уже многократно урчащем животе, и решил таки набить его чем-нибудь из своего холодильника, а не только чаем с двумя ложками сахара. Вновь сделав себе пельмени, герой решил немного пообщаться в анонимном чате. Зайдя на страницу, он выбрал мужской пол, указал свой возраст и принялся ждать собеседника.

– Привет – Сепиров решил начать первым.

– привет как ты – отозвался неизвестный с другой стороны мониторы.

– Сижу ем, живу как обычно.

– понятно – на этом собеседник вышел из переписки, оставив Олега одного.

Так повторилось несколько раз, различия были лишь в паре слов, и манере подачи информации. И каждый раз новый диалог с совершенно неизвестным ему человеком, который даже не скажет своего настоящего имени, возраста, ведь тут, в анонимном секторе Интернета – скрытность это самая ценная для всех вещь. Все боятся того, что кто-то узнает об их темных делишках, или просто о том, как те вели себя на задворках информационного мира. Здесь – люди по-настоящему свободны, ведь у них почти нет стеснения, нет тех оков, которые накладывает на людей сам факт того, что собеседник перед тобой, он знает как ты выглядишь, твоё имя и все остальное. А тут любой может по-настоящему стать кем-то другим для остальных, и, скорее всего, может все и будут понимать, что это ложь, но никогда за такое не осудят, ведь сами занимаются тем же самым.

– Привет, я Серж – вновь начал диалог Олег

– Привет, Окси – ответил незнакомец

– Как дела?

– Нормально, а у тебя?

– Тоже неплохо, решил вот перед сном поболтать с кем-то. А ты чем занята?

– Сижу с тобой переписываюсь

"Неужели, надежда на нормальный диалог?" – прозвучало в мыслях у парня – "Быстро же я такого нашел."

– А чем сегодня вообще занималась?

– Да ничем особо, каникулы же все-таки, поэтому весь день дома провела. Сначала себе сделала небольшой кекс, потом просто сидела и с чаем тик-ток листала

– А я вот работал, только полчаса назад где-то освободился

– А ты где работаешь что тебя даже в каникулы заставили?

– Не заставили, а сам решил, на что я жить то буду

– Понятно

И тут неизвестный, как и все предыдущие покинул чат, оставив Олега вновь одного.

"А ведь так хорошо начиналось всё…" – огорчился он и принялся готовиться ко сну.

Доев все, что было в тарелке, он отнес её на кухню, вымыл, и поставил на место. Выйдя в коридор, он достал из куртки пачку сигарет, и, придя к себе в комнату открыл окно, и закурил зажигалкой, лежавшей у окна на подоконнике. Пепел падал навстречу зимним сугробам, пролетая мимо чужих, уже тёмных окон. Дым и запах табака обвили его, уже успевшую чуток охладиться голову. Внося в своим организм никотин, перемешанный со смолой, и другой дрянью, он чувствовал легкое успокоение от всего, что преследовало его. Докурив, он сбросил жалкий окурок с окна и, закрыв его, пошёл чистить зубы, а затем и ложиться спать.

Удобно устроившись, он, накрывшись полотном, скрывающим от холода, недолго просто лежа в постели, он уснул.

Глава 4. Знакомство.

Звук сирены пронзил утреннюю тишину, от чего Олег открыл глаза и с недовольным лицом поднялся и подошёл к окну. Снаружи стояла карета скорой помощи, к которой бежала пара врачей, и ещё пара человек, которые несли носилки, на которых лежал мужчина, лет сорока, с тёмными волосами, недельной щетиной и брюхом, размером с три головы Сепирова. На нем была одета домашняя черная футболка и синие спортивки, которые очень странно смотрелись в сочетании с его фигурой, а ноги его были босы. Одну из его пухлых рук сжимала какая-то женщина в длинном жёлтом домашнем халате, который в моде был, наверное, в годах эдак восьмидесятых. Её короткие, но растрёпанные рыжие волосы скрывали от взоров с окон ее лица, но всем было ясно по трясущейся её руке, сжимающей руку не то мужа, не то брата, не то кого-то ещё, как ценен ей этот мужчина, умирающий почти у неё на руках. Он сам почти не двигался, а кожа его была бледна. Пар изо рта его выходил очень редко, неравномерно и коротко. Голова его смотрела в небо, и, пусть с высоты девятого этажа это было плохо видно, герою показалось, что взгляд того мужчины уже не устремлён вверх, а не видит он ничего, кроме всем известного "света в конце тоннеля". Он, как казалось, уже принял то, что скоро случится, что скоро все вокруг него перестанет быть его миром. Что скоро его близкие вынуждены будут стоять и горевать у него на похоронах. И не было в его глазах боли, или сожаления. В них было только облегчение, радость тому самому концу, которого все так боятся. Ни страх сковал его тело, или боль – а надежда на то, что вот-вот он станет по-настоящему свободным и счастливым. Вдруг, на лице его появилась совсем лёгкая улыбка. В ней была та самая радость, недоступная человеку, живущему в этом запертом мире. Та радость, которую никогда не смог бы испытать такой человек, как Олег Сепиров, домосед без друзей, идей, желаний и надежд, очищенный от всего того, что мешает человеку жить реальным миром, а не абстрактным, придуманным. Руки его разжались и явно ослабели по его воле, будто он сам решил отпустить то, что происходило вокруг него, и отправиться в другой, далёкий, неизвестный, но, как верил умирающий, безусловно прекрасный, дивный, новый мир.

Носилки довезли до кареты, но даже врачам, казалось, уже стало понятно, что мужчина уже не сможет вернуться сюда, сколько бы они не работали. Они втащили носилки внутрь, женщина вскочила внутрь и машина, резко закрыв дверь, уехала туда, откуда, наверное, мужчина даже не планировал возвращаться. Вой сирен быстро растворился в общем белом шуме большого города. Сирены перестали мозолить глаза своими яркими вспышками синего света. Сонные зеваки отошли от своих окон и вернулись все к своим делам – работе, сну.

Олег оглядел вновь уже, казалось, выученный наизусть двор, близлежащие дома, людей. Остановив свой взор на черном коте, сидевшем на одной из машин. Он устроился на машине в типичной сидячей позе, вальяжно, медленно покачивая хвостом с белым кончиком, который герой не сразу заметил. Его голова смотрела ровно прямо, а глаза были закрыты, что Сепиров смог увидеть только сильно приглядевшись. Из-за этого создавалось ощущение какой-то незыблемо-магической силы, удерживавшей это бездомное животное в идеальном балансе, как героя фильма или аниме, смотрящего на красивый пейзаж свысока, чуток покачиваясь на ветру.

Олег пошел на кухню, разогрел кружку черного чая в микроволновке и, прихватив с собой все тех же макарон с сосисками, начал свой ещё один день жизни. Поедая пищу, Сепиров долго думал об утреннем инциденте с умирающим мужчиной. Его жизнь казалось такой обычной, не отличающейся от всех остальных, но его смерть определённо не была обычной – в его душе, заключённой в умирающей оболочке определенно что-то изменилось, будто он что-то понял лишь в самые последние секунды своей короткой по меркам всего мира жизни. И так тоскливо и пусто выглядел без того человека весь мир вокруг. Будто бы реальность стала одинокой потеряв того, кто по-настоящему понимал её, бесплатно, беззаветно. В моменты своей смерти он, казалось, получил какую-то бесценность. Будто из пустого места он стал кем-то, пусть и не так надолго. Теперь образ его будто бы был не материально, а ментально награжден самой Вселенной за то, что он успел осознать всё вокруг в своей жизни. Не было больше ничего такого же высокого как эта личность, бесславно умершая на задворках цивилизации, которая теперь была ничтожной в сравнении с той самой радостью в глазах одного мертвеца. Сепиров чувствовал себя паршиво, как чувствуют себя люди, у которых забрали из жизни самую близкую и дорогую вещь. При том, что Олег не знал даже имени того незнакомца, он казался ему таким родным, таким единокровным, как, наверное, никто в жизни не выглядел в глазах парня.

Весь день Олег думал о случившемся. Печали не было, радости тоже, меланхолии не было. Тяжкий камень лежал на душе, но не был он настолько обременительным, как могло показаться на первый взгляд. С такими камнями множество людей живёт, иногда не замечая этого, а иногда не придавая им значения, что окончательно приводит к тому, что ничего кроме камней этих не осталось.

И вот, день подходил к концу, очередной проект был сдан, вновь на земле появился ещё один радостный заказчик как за мелкую сумму нашел такого быстрого профессионала. А Олег был доволен честно заработанными потом и кровью деньгами, которые в очередной раз пойдут на те же, всегда одинаковые покупки, за исключением пары лакомств, которые не всегда оказывались в покупательской корзине юного домоседа. Вновь взяв себе еды и налив чая в большую, белую, купленную в магазине подарков литровую кружку без рисунков, и подобного – обычная, полезная, среднестатистическая. Горячий чай окатил белое дно, а затем стенки питьевого резервуара. Затем, принеся в комнату все немногочисленную трапезу, Сепиров вспомнил о вчерашних посиделках в анонимном чате, и вновь захотелось ему пообщаться, хоть и особо теплых воспоминаний из таких чатов у него не было. Открыв серое окно на мониторе, Олег зашел в настройки компьютера и включил там ночной свет, сопровождавший его в столько ненастные Питерские ночи. Вернувшись обратно, он указал свои обычные данные. Предчувствие так и говорило Сепирову о том, что надо скорее начинать чат, ибо пятое чувство активировалось. И, подумав, решило возбудить электронные импульсы мозга и сообщить о надвигающемся чём-то хорошем.

– приветик – в этот раз первым начал собеседник

– Привет – отправил Олег

– ну как ты там? Все в порядке?

– Да, все очень даже хорошо, вполне себе. После работы вот ем, пью, отдыхаю и говорю с тобой.

– ничего себе, столько всего у тебя сейчас) а я вот просто лежу на кровати немного сонная, и общаюсь

– Скоро спать?

– да, учёба, все дела, и так редко в последнее время отдохнуть получается, ибо устраивают бывает полный завал, а иногда лафа в самом что ни наесть прямом смысле! А тебе завтра куда-то надо?

– Нет, из дома работаю, а еда пока что есть, так что отсиживаемся. А где учишься, как?

– хахаха, у тебя прям почти как в зомби апокалипсисе) а учусь в Питере, на отечественной филологии, в целом неплохо, но бывает устаю что пипец и морально и физически

– Я тоже из СПб кстати. А ты приехала сюда, или здешняя?

– о, прикольно) Я вообще из деревни Дальняя, вот в этом году переехала в сентябре, живу в общежитии как раз от универа

Диалог между неизвестной девушкой и Сепировым продолжался допоздна. Только когда время перевалило отметку в час ночи их вдруг осенило, насколько долго они уже общаются.

– ой, мы так долго общаемся ахаахаа, уже час ночи)

– Хах, не заметил как пролетело время.

Олег усмехнулся, и глянул на часы в нижнем правом углу компьютера, которые показывали 1:07.

– мне пора уже уходить, а то завтра учеба, сам понимаешь(